В те далёкие годы, когда многим людям стало ясно, что коммунизм в нашей стране – не за горами: он вроде горизонта – чем ближе к горизонту, тем он дальше, талонов на водку в месяц выдают мало, а у старух можно выменять бутылку на «масляные» талоны, деловые люди взялись за хозяйствование. Они вспомнили свои «корни» и даже на балконах многоквартирных домов поставили клетки с кроликами или цыплятами. А уж те, у кого в деревне были бабкины, умирающие от одиночества домишки, помянув свою бабку каникулы, проведенные у неё на речке, стали именовать себя «наследниками» или «дачниками» (в зависимости от того, какой куш им достался). Тогда- то и потянулись горожане «смыкаться» с деревней: заводить коз (на лето!), поросят (до Покрова!) и сена – оно-то тоже денег стоит. Поток любви к природе стал настолько широк, что и наша, ещё работающая пенсионерка – учительница, никогда не просившая « Анн-Ванна, наш отряд хочет видеть поросят и пощупать спинки, много ли щетинки» тоже, влекомая потоком « любви к природе» (стадность – великая сила!), завела водоплавающих: благо, что ее болотистый, самый низинный участок выходил двадцатиметровой стороной на противопожарный пруд, сначала облюбованный купающимися в торфяной воде мальчишками, потом деревенскими алкашами, бросающими в пруд бутылки, которые не принимали в «Стеклотаре», объедками, привлекавшими ворон и воробьев… Подрастив в клетке недельки две утят с их матерью, серой уткой, пенсионерка выпустила их на пруд, на котором к тому времени удочки закидывать было уже невозможно: ряска, сочно-зеленая, настолько плотно покрыла воду, что пенсионерка граблями собирала ряску и носила на грядку вместо полива под помидоры и капусту. Видя быстро подрастающую утиную молодежь, женщина понимала, что ей скоро придется с ней расстаться : есть своих животных она ни за что не сможет. Но двухмесячные каникулы да месяц экзаменов, да август с любимым грибным сезоном – вон сколько времени, чтобы самой «высидеть» утят! Она пошла на рынок…и неожиданно для самой себя купила индоуток, поразивших ее своей экзотической красотой. Эти утки напоминали женщине южных цыган в черно-красных одеждах: до войны в их гостиной на комоде в Крыму стояли почти метровые фарфоровые статуэтки – танцующие цыган и цыганка. Ей, девочке, так хотелось играть ими вместо фарфоровой куклы с закрывающимися глазами: в цыганах было движение и страсть. Ребёнок уже тогда понимал это…Вспоминалась далекая Испания, в которой она никогда не была, нарисованная яркими красками и отчаянными поступками аборигенов, которых она никогда не видела. И не увидит уже: сиди себе, почитывай «Вокруг света»!..
Пенсионерка едва дотащила утиную семью: двух уток и селезня («утак»- так назвал его продавец. Отдав вместе плетеной «кошёлкой» , а не « корзиной», что было тоже очень удивительно).»На базаре нужно уметь торговаться»,-назидательно сказал продавец индоуток и объяснил, как соорудить уткам гнезда, потому что эти уже несут яйца, и как сохранить яйца для инкубатора… Вместо сарая у нашей мечтательницы стоял старый бесколесный фургон машины «Технической помощи», где женщина хранила сельхозорудия ручного труда и корм для уток, резиновые сапоги и удочки. (Она очень любила рыбалку и даже однажды, купив карасей, выпустила их в пруд. Но то ли пруд промёрз до дна, то ли деревенские сетями выловили все, но скоро на пруду даже лягушки уже не квакали)…
Железный пол фургона был застелен картоном и сеном. Траву рвали в городе на берегу Тьмаки – притока Волги, где ежедневно купались со второго мая до Покрова. В рюкзаке на плечах и в мешке на коляске учительница возила сушить траву на дачу, благо, что участок дали на расстоянии четырех километров от города.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.