Детские слезы

                Валюша плакал. Хотя и стеснялся собственных «детских» слёз. А потому закрывался в своей комнатке. Рыдал в подушку. В целях конспирации. Чтоб родители не застукали и не пристыдили. Не посмеялись чтоб, и книжку не отобрали. Боже упаси! Хотя их тоже понять можно. Ведь сыну взрослеть давненько пора пришла. Совершеннолетие, чай, целый месяц назад справил. А хнычет над страницами, как кисейная барышня. Как жидкий неврастеник. Но, с другой стороны, что делать-то ему прикажете, если автор шибко талантливый под руку подвернулся? Слезу читательскую на ровном месте вышибает. За здорово живёшь. Не убежишь!..
                - Пропадёт, как пить дать, пропадёт, – любил говаривать отец Валюши, глядя на своего опухшего от возвышенных переживаний сына. Сам он слыл человеком железным и давненько работал в должности директора. На заводе оборонного значения. И всё ему было ясно и понятно. Без лишних эмоций и печатных слов: – Сгинет Валька наш в житейских бурях-ураганах. Попомни мои слова, старая. Если не повзрослеет, конечно.
                Однако подобные прогнозы непременно встречали решительный отпор: - Тьфу на тебя, паразит! Сиди - не каркай! - тут же взрывалась Валюшина мать. Библиотекарь с немалым опытом и огромным стажем. Из «интеллигентов старой закалки». – Ты что, ослеп? Да у мальчика талант! Врождённый! Он весь в меня пошёл! Пусть поплачет, если за душу взяло. – И через минуту добавляет в задумчивости, словно вспомнив что-то давно позабытое: - Да и сам ты раньше стихи писал. Неплохие. И плакал даже… 
                Итак, Валюша не убежал. Зацепило его крепко. Отечественной прозой. Сначала поступил он в литинститут. Потом работал в редакции популярной спортивной газеты. И любовью к литературе жутко пропитался. Насквозь. До мозга и костей. И служил ей не щадя живота: и других читать успевал, и сам писал. И взрослел. И много чего постичь хотел…
                - Эх-эх. И совсем не грустно получилось, как надо бы. Смешно, скорей! Так себе, романчик, – редактор смотрит на своего собеседника слегка осуждающе. Из кожаного кресла. А тот (начинающий автор) стоит навытяжку и выглядит виноватым. За то, что Бог его при рождении обделил ненароком. Таланту недодал. Скорбь нагонять. На редактора. На того, который писательскими судьбами испокон веку заправляет. Согласно занимаемой должности. И много чего повидавший. По жизни. Поди, пройми такого.
                По щеке молодого сочинителя вдруг катится слеза. Ему горько и обидно. За крушение надежд. За собственную никчёмность. За «так себе». Он плачет, и ему очень стыдно. Но пусть! Ведь на смену «детским» слезам и неудачам к нему обязательно придёт другое. Подлинная мудрость. Талант! Не хныкать самому. Но заставлять других. Рыдать! Побыстрей бы! В… редакторы!   
                Разговор окончен, и они прощаются. Один – в слезах. Другой – суров, но справедлив. И тем слезам не верит. Работник издательства направляется домой, а начинающий автор – готовиться к поступлению в литинститут. Чтобы ума-разума поднабраться…
                И вот редактор в своей квартире. Пожилой мужчина чертовски устал, но тем не менее уныло улыбается. Вспомнив «детские» слёзы молодого писателя. Ведь долгая жизнь в отечественной прозе отучила Валюшу от них. Напрочь! Зато дала взамен другое. То, о чём в юности он и помечтать не смел. И не нужны ему боле ни подушка, ни запертая дверь, ни… чужие романы. И некого ему стыдиться. И почти прочитана до конца та самая «талантливая» книга. И умерли родители. Да! Он многое постиг. И оттого хочется теперь Валюше лишь одного. Плакать.