Заключение Взросление главы 56-60

   Глава 56. Похороны и далее….


 Второе августа. Народу совсем много, дядя Юра с сыном, Нина с Ладыгиным, свекрови нет, а мне и не надо. Ирина и свекровь сидят дома с нашими детьми, но я опять не вспоминаю о них. Саша ходит, что-то делает, собирает, я не реагирую. Наконец он говорит, что нужно ехать.


 На мне чёрная юбка и чёрная водолазка, на голове чёрный кружевной шарф. Откуда это всё я не знаю, когда я оделась тоже не знаю.
 
Мы выходим, кто-то из бабок, которые крутятся у подъезда спрашивает у Саши во сколько привезут Иришку к дому прощаться, тут до меня доходит смысл вопроса и я кричу, да да не говорю, а кричу "нет". Саша уводит меня в автобус, а Сергей что-то объясняет любопытным кумушкам.


Понимая моё состояние, наши решают Иру к дому не привозить, ехать сразу на кладбище. Почему я так против? Мне тошно думать, что эти старухи, которые обзывали её заносчивой, а она была всего лишь близорукой , но не носила очки, только на работе одевала, которые постоянно мыли ей кости будут рассматривать её, щупать одежду, рассуждать хорошо ли её снарядили и прочее.
 Я не могу делать её объектом сплетен.


И мы едем; у морга нам нужно быть к часу, а на два назначен вынос тела, час на одевание.
Пока Сергей с Сашей относят одежду и оформляют бумаги  брожу как неприкаянная по двору морга в напряжении и беспокойстве, потом иду к воротам.


Напротив у школы милиции останавливаются два автобуса Гостелерадио и оттуда начинают выходить холёные разодетые, накрашенные дамы и насупленные мужчины. Их много, около пятидесяти или более человек. Они идут стайками по двое-трое к воротам, а я пристально вглядываюсь в их лица.


Вижу одного парня с двумя девушками и двумя парнями чуть позади и сразу бьёт словно током. Они подходят ближе и я спрашиваю у него " ты", он понимает и отвечает " да, я , Андрей ".
Так вот он какой, человек у которого она жила. С неё ростом, для мужчины невелик, светло-русые волосы. Приятный, чёткие черты лица,очень правильные, сильный подбородок, глаза зелёные.


С этого момента я вцепляюсь в него, как тонущий в спасательный круг. Возможно это неприлично, но я ничего не осознаю, мне важно быть рядом с человеком, с которым она была.
У меня лихорадочное состояние, мне нужно что-то делать, но я не знаю что.


Когда мы подходим , гроб уже стоит и в нём, в нём я вижу себя. Это моё лицо, это я ,а не дочь. Главное это её сходство со мной увидели абсолютно все.
То есть при жизни дочь была похожа на отца, а сейчас это я.
Бабушка Клава, моя первая свекровь рыдает в голос, упав на гроб, мама стоит и жалко всхлипывает, Нина молча глотает слёзы, но временами злобно рычит на Ладыгина.


 Остальные стоят по кругу. Несколько человек из радийных подходят попрощаться, они не поедут на кладбище и поминки. Произносят какие-то речи, а мне всё равно, я пожираю дочь глазами.
Потом нам говорят, что пора ехать. Странно, но у работников морга слёзы на глазах. На щеке у Иринки красное, вернее багровое пятно, ближе к уху.


А ещё, когда ветер пошевелил галстук, обёрнутый вокруг её шеи я вижу кусочек шеи такого же багрового цвета. Через перчатки и чулки тоже просматривается тёмное. Много позже, на кладбище, когда с ней будем прощаться, пятен на щеке будет уже три, я пойму, что это поплыл грим, и что это не пятна, это всё тело у неё такого цвета, просто его сильно загримировали и оттого и платье просили закрытое.


На кладбище во время прощания многих пришлось откачивать, валились один за другим, в том числе и моя сестра. Нина билась о гроб и громко просила у Иринки прощения, а я безразлично думала, не травили бы, не пришлось каятся. Но именно безразлично,безо всякого злорадства!


 Могильщики  забивавшие гроб, опускавшие его и закопавшие могилу тоже почему-то плакали.Они после окончания процедуры закапывания, сами очень красиво и бережно украсили холмик и долго, тщательно прилаживали фотографию.


 Похоронили её у самого леса, на Щербинском кладбище. Место тихое, уютное и очень красивое. Я смотрела и думала, ты дочка любишь лес, вот он и пришёл к тебе.
 
Когда мы шли по центральной аллее, то процессия из 75 человек выглядела внушительно и на нас все оглядывались. Я отмечала механически все эти мелочи.


 Ещё когда мы приехали, к Сергею подбежал суетливый мужичок, предлагая оркестр, но он сказал ему, ни в коем случае. Знал что я взбунтуюсь и никаких фотографов я бы не разрешила. Кому нужно, помните живой.


У свекрови была с собой сумка, крайне тяжёлая, что в ней, обнаружилось, когда стали закапывать гроб. Там был камень, который бережно опустили в могилу. Это оказался крестильный камень. Когда свекрови пришла телеграмма о горестной вести, то прежде, чем ехать на похороны, она пошла в церковь и объяснила всё батюшке, и что некрещёная и что самоубийца.


Он взял на себя грех и окрестил камень, велев похоронить его вместе с внучкой. В руку Иринке она вложила крестик и молитву, а камень закопали вместе с ней, в изножье. Под цветами и венками могилы было не видно.


Пока мы ехали на кладбище и на обратном пути, Андрей рассказывал мне, что произошло. Оказалось, что Иринке и Татьяне, её подружке, предлагали уволиться, ввиду того, что места понадобились для чьих-то своих деток. Таня согласилась сразу и уволилась, а Ира упёрлась, почему я должна увольняться? Я же хорошо работаю, люблю свою работу, замечаний ко мне нет, нареканий тоже. В общем отказалась .


  Ей намекнули, что если не уйдёт по хорошему, её уйдут по плохому, а она не приняла угрозу всерьёз, ведь она действительно работала добросовестно. И стали разрабатывать план, как её выжить.


К несчастью немалую роль в этом деле сыграл подаренный мною гарнитур из серебра. Точнее то, что моя дурёха, желая прихвастнуть перед подружками, сказала, что гарнитур подарил ей Андрей. Ну неинтересно же, что мама, а тут парень и такое внимание. В принципе безвинная ложь, никому не приносящая вреда, сыграла на руку махинаторам.


Просто однажды в разговоре, одна из девочек подколола Андрея, что вот мол, какие подарки ты Ирке даришь, неспроста, а на тот момент, она ещё только начинала с ним встречаться, ещё не жила с ним. На что он ответил, что ничего ей не дарил. Девочка это запомнила и при случае пригодилось.


Одна из её подруг, бывшая много старше её, чем-то крепко провинилась на работе, вплоть до возможности увольнения, но ей предложила начальник, если она придумает на что можно поймать Иринку, то ей её проступок простят, а нет, то уволят её. И она пошла на подлость. Почему на подлость?


Потому что ранее, когда у неё случилась беда и погиб в командировке её жених, именно Иришка выводила её из тяжёлого состояния, дневала и ночевала у неё, пока та не пришла в себя. А она её "отблагодарила".


Она надавила на двух восемнадцатилетних девочек Иру и Оксану, чем я не знаю, заставив их участвовать в обмане. Одна должна была дать свои серьги, для того, чтоба Алла подбросила их Ире, а вторая должна была сказать, что видела, как Ира заходила в отсутствие Оксаны в её аппаратную и вообще у неё Ира тоже увела серебряный гарнитур.


Сказано, сделано.
В смену 27 июля, пока Ира отходила в курилку, Алла зашла к ней в аппаратную и подложила Ире в сумку маленькие серьги Оксаны. Потом стали ждать каждая в своей аппаратной возвращения Иры.


Ира вернулась, а через пять минут в её аппаратной появились три вышеупомянутые девочки с начальником и с места в карьер потребовали, чтобы Ира вернула украденные серьги. Ничего не понимающая Иринка, сказала что ничего ни у кого не брала, а Алла ехидно заметила, что Ира видела, как Иринка заходила в аппаратную к Оксане, когда та была на обеде.


 И на Иришкин недоуменный взгляд Ира промямлила, что да, видела.
Вот мы сейчас и поищем, злорадно воскликнула Алла, а Иринка, уверенная, что у неё ничего нет, ответила, ищите.
Пролазив по всем столам, Алла велела Ирине показать сумку.


Иришка нервно схватила сумку и тряханула её содержимое на стол, да пожалуйста.
И естественно, когда стали перебирать содержимое- серьги, заранее подброшенные туда нашлись.
Ликующая Аллочка предьявила улику начальнику, а та сказала, что 29-го будет собрание, на котором коллектив разберёт Ирин поступок.


Так вот что угнетало мою дочь в тот день, когда она пришла ко мне, но так ничего и не рассказала. Бедная девочка, она видимо тогда всё для себя решила и приезжала со мной прощаться.
А 29-го утром они с Андреем шли на работу, когда она вдруг сказала, подожди, я хочу купить цветы. Зашла в магазин цветов и купила громадный букет роз. Он ещё сильно удивился, но промолчал.


Когда они входили в здание, Ира попросила его, ты как только освободишься, сразу зайди ко мне и он ответил, что конечно же. Его работа заключалась в том, что он развозил катушки с магнитной лентой для записи по разным точкам.
 В 12 часов началось собрание, на котором, как потом рассказали ему девочки Ира сидела бледная, с застывшим взглядом и крепко сжатыми губами, ни на какие вопросы и обвинения она не отвечала, ни на что не реагировала и пока они все распинались, молча встала и невзирая на крики "вернись" пошла к себе в аппаратную!


Это было в 12.20. И никто не пошёл за ней, продолжая спорить и кричать. А она не закрыла дверь, оставила её распахнутой, может подсознательно надеясь на помощь?


  Написала две записки для меня и для Славы Борецкого , отодвинула от окна неподъёмный стационарный магнитофон, потом когда мы его увидим, не сможем понять, как она это осилила. Открыла окно и выпрыгнула с 10 этажа здания Гостелерадио на Новокузнецкой.


Общая высота здания 54 метра, как я потом выяснила, высота с которой она прыгнула 50 метров, шансов остаться в живых никаких, но она умерла не достигнув земли, разорвалось сердце.
В то время, когда она прыгнула, Андрей въезжал с другой стороны в ворота. Когда он поднимался к ней, он не мог понять почему все лифты едут вниз и из них высыпает народ и сломя голову бежит на улицу.


 На этаже было пусто. Войдя в её аппаратную он увидел цветы в вазе, записки на столе и распахнутое окно, а выглянув в окно увидел толпу и всё понял.


















                Глава ,57 Поминки и прочее.


Как я ни тупила, но его рассказ запомнился мне от слова до слова.
На похоронах присутствовали две из этих девочек, Оксана и Ира, Аллы не было.


Когда приехали домой, все помыв руки пошли к столу.
 Столы, шесть штук стояли в два ряда, со скамейками принесёнными из ДЭЗа, девочки постарались и всё приготовили.


Первыми к столам сели 50 человек с Гостелерадио. Мои родные их было человек 25 ютились пока по двум комнатам и на кухне. Гости расселись и я обратилась к ним.
-Я не буду проклинать вас. То что вы сделали итак падёт на ваши головы. Я только хочу сказать, что даже если бы, я повторяю если бы, моя дочь оказалась воровкой, вы не имели права исполнять ни функции следователей и сыщиков, ни функции судей и прокуроров.
 Никто не давал вам права на обыск, нужно было вызвать милицию, если возникло подозрение. Никто не давал вам право устраивать собрание-судилище.
 Вы довели человека до самоубийства и даже не пошли за ней, чтобы остановить и предотвратить. Вы убили две жизни, её и нерождённого ею ребёнка. Всё, о чём я вас прошу, будьте впредь внимательней к людям, не убивайте их.


И не в силах ни смотреть на них более, ни говорить, я ушла на балкон. А они пили, ели, что-то, постепенно говоря всё громче и громче. Разошлись не ранее чем через час, основательно заправившись спиртным. И только, когда они ушли, за стол сели измученные свои.


 Было тихо только слёзы и вздохи.
А на улице из арки слышался крик. Как мы узнали потом, об этом месяц судачили у всех подьездов, Госкомитетская публика передралась и переругалась возле подъезда, обвиняя друг друга и кляня почём зря.


 Вот вам и приличные люди большинство высокообразованные, но абсолютно  бессовестные и беспардонные. Правда ещё до ухода они успели сказать мне, что я должна привезти им счёт с кладбища и из морга, они оплатят все расходы, а я взяла с них слово, что мне разрешат побывать в Ириной аппаратной.


Третьего августа мы едем на Новокузнецкую, мне необходимо увидеть место событий. Нас встречает у входа Андрей и я прошу проводить нас к месту падения. Это за углом. И вот мы на месте. Я смотрю вверх и именно сейчас узнаю и высоту здания и высоту окна.


 Под окном между девятым и восьмым этажом расположена сетка-уловитель шириной метра полтора-два,предназначенная видимо для мусора с крыши. Я удивлена, каким образом она не попала на сетку и Андрей отвечает, что не знает. Внизу, напротив места где она упала небольшая ниша в стене и в ней лежат цветы.


 Андрей говорит, что цветы положили на место падения, а дворник переложил в нишу. Мы тоже кладём цветы в нишу и идём в сам комитет.


Андрей звонит и к нам спускается женщина. Я пристально смотрю на неё ,она была на поминках. Женщина берёт у Саши счета с кладбища и из морга и выдает ему деньги четыреста с чем-то рублей, а Андрей в это время оформляет нам пропуска. После чего мы поднимаемся в лифте на десятый этаж.


И в холле внизу и в лифте, на нас все смотрят и шепчутся, я догадываюсь о чём.
Мы идём по этажу, во мне все сильнее поднимается возбуждение, я задаю вопросы, где чья комната и получаю ответы. Кажется всё проходит мимо, но оказывается неосознанно, я запоминаю всё до мелочей.


Аппаратная Иринки в конце коридора у лестницы и к ней примыкает вход в студию дикторов,под углом.
 Мы входим в пустую аппаратную и я впервые вижу студийные магнитофоны, пульт для записи и микширования. Магнитофоны огромны. Как она его сдвинула?


Стол, на нём уже нет цветов, полки на которых множество комнатных растений, когда-то взятых ею из дома.
Я прохожу к окну, и тут же рядом возникают Саша и Андрей, для подстраховки, но я отстраняю их, говоря, я не брошусь.


Смотрю снова вниз, на эту сетку, она выступает далеко, её же просто так не минуешь. Боковым зрением замечаю людей на стройке справа. Смотрю на них, а они пристально следят за мной и я вдруг понимаю, что они видимо видели падение Иринки. Так оно и окажется.


Сверху всё такое маленькое, даже машины. Напротив улица Полины Осипенко.
Потолки в помещениях высоченные по пять метров, акустика невероятная. Потом мы выходим из Госкомитета.


Следующее, что я помню мы как-то оказались у Андрея, как добирались не помню, но вот уже сидим у него. Я на кресле в руках у меня кружка чая без сахара, видимо сама так попросила, я пью с сахаром, только когда хочу есть.


Из обстановки комнаты не вижу ничего, не фиксируюсь, только диван, на котором они спали и тумбочку возле него. На стуле висит её халатик.
Мы просим Андрея отдать нам её вещи, но он отказывает, может быть как-нибудь потом, пока они мне дороги. Мы не настаиваем.


Нет сил. Он отдаёт мне только конверт с её фотографиями с её дня рождения, последние прижизненные фото, более она не снималась. Годичной давности.
Потом он показывает мне рисунок нарисованный ею 28-го ночью,на 29-е.
 Страшный по тревожности и значимости.


На рисунке церковь с тремя куполами, над ней рваные, стремительно летящие облака и из них падает ангел, поразительно похожий на нее. Ломаное крыло старается сделать взмах, чтобы подняться, но обвисшая вниз тяжелая рука, тянет к земле. В левом углу катушка с полуразмотанной пленкой, разделённой на кадры и на них бесконечная подпись " the end", конец.


Знала? Предвидела? Готовилась? Нет ответа.
На тумбочке возле телефона второй её рисунок-Борис Гребенщиков. Нарисован точечно, шариковой ручкой, светотенями.


Я вспоминаю, как она знакомила меня с песнями и текстами Гребенщикова, как сумела влюбить меня в его творчество. В нём тоже какая-то загадочность и сумасшедшинка, но хорошие добрые.
Сколько же нового и интересного открыла мне дочь, сколько памяти о себе оставила.


Оба рисунка остались там, но они стоят у меня перед глазами. Дома на стене в её комнате висят фотография Битлз, формата плаката, те где они с цыплятами, над ними рисунок Иришки, обозначенный Линда. На двери тигренок, незаконченный, только большущая голова.


Когда вернулись домой, я иду в её комнату и прижимаюсь к тигрёнку. И говорю мысленно снова с дочкой.
Много позже Вовкин дружок испортит дверь и этот рисунок, просверлив в двери вернее пробив громадную дырищу и полустерев рисунок, но он же не знал и не понимал, что портит, а у меня словно половину души убьют. Дверь придётся менять, а рисунок я аккуратно переведу на кальку, точнее его остатки..


 Четвёртого августа мы вызваны в 95-е отделение милиции к дознавателю Баранову. Первым долгом он даёт нам для прочтения акт вскрытия. Я читать не могу, буквы плывут перед глазами, сознание отказывается воспринимать. А Саша читает.


Там немерянное количество листов, та бумажка, что выдали в морге нам мелочь. Саша белеет и зеленеет на глазах, но упорно читает.
А мне следователь задаёт вопросы и я отвечаю. Потом он протягивает мне заявление Иры младшей. Я читаю, перечитываю и восклицаю:- Но это же чушь, враньё!


-Что враньё-интересуется следователь.-Всё-отвечаю я. Всё от первого до последнего слова. Вот она пишет “,стоя у двери своей аппаратной, я увидела, как Сычёва подошла к двери Оксаны, воровато огляделась и вошла внутрь. Вскоре она вышла и ушла к себе, а после этого Оксана обнаружила пропажу серёжек.”


 Вы были на этаже? И ещё тут” также я однажды с той же позиции, Ира меня не видела, наблюдала, как она вошла в студию своих дикторов и что-то вынимала из сумки.”


 Как можно увидеть всё вот с этой точки. И я тут же нарисовала схему расположения комнат. Для того, чтобы что-то увидеть нужно стоять вот на этом углу, а не у дверей аппаратной.
Следователь поморщился, он явно был обескуражен и видимо злился на то, что меня допустили на этаж.


Потом он дал мне прочесть заявление Оксаны где были описаны наши серьги. Он попросил меня изобразить их схематично, я нарисовала, как они выглядят. Он вынул из сейфа пакетик, в котором лежал наш гарнитур и сравнил.


Я спросила, ответьте серьги она украла в пару к кулону и браслету принадлежащих ей? Так по вашему. Он хмыкнул и тут же пошёл в наступление " А чек у вас есть в доказательство"-Нет-ответила я-гарнитур мне делал знакомый по моему заказу , а если бы чек и был то хранить год чек на покупки у нас не принято, только на крупные с гарантией.-Жаль-парировал он.


-Я не понимаю, вы что открыли дело о воровстве против погибшей девочки, или расследуете причины гибели? Вы что считаете, что проводить обыск, устраивать травлю и судилище было правомерно со стороны коллектива и руководства?-Разберёмся-прозвучал невнятный ответ.


Обратно мы ехали подавленные и угнетённые. Записку Иришки он показал мне только из своих рук и не отдал, объявив ее вещдоком. В записке было написано " Мама прости, я не могла иначе. Не верь наговорам". И всё.
Возле отделения милиции во дворе, к нам подошёл старший и очень уважаемый ею друг Слава Борецкий, который по её рассказам очень много помогал ей в работе.


Его тоже вызывали и показывали её записку и опрашивали. Записку тоже не отдали ему она написала " Славка, не верь ничему. Я не виновата. Ухожу с чувством любви и уважения'.
-Я и не верю,- сказал он-, но вы будьте готовы, машина сейчас завертится и многих перемелет. Год назад также погиб семнадцатилетний парень и всё заглохло, шито-крыто.
 Вот такое мы получили знание.


Расскажу сразу, чтобы более не возвращаться. За два года мытарств мы ничего не добьёмся. Изначально нельзя было расследовать это дело в данном отделении милиции, так как они несли в этом здании охрану, а значит были заинтересованной стороной.


 Все показания радикально изменились, дислокация участников также, серьги превратились в другие изменили конфигурацию. Вдобавок мою дочь объявили лгуньей патологической и наркоманкой. Руку к этому приложил и Андрей. Его прижали и перемололи, на его занятиях.


 У него брат музыкант ансамбля Лещенко. Ездили и по зарубежным гастролям. Оттуда он привозил фильмы ужасов и порнофильмы. Дома у них была оборудована целая студия, они переписывали копии и сбывали их через определённые точки, что являлось тогда уголовно наказуемым деянием. Вдобавок и пленку для записи он банально крал на работе.


 Вот на этом его и прижали. Или нужные показания или срок мотать. Он выбрал первое, я его не сужу, система и не таких ломала, а они на время расследования, были вынуждены всё попрятать по друзьям, благодаря чему теряли навар и это их злило.


И напоследок от грустного до смешного и надзорный прокурор в Москворецком районе и прокурор в городской прокуратуре оказались тоже с фамилиями Баранов, и мы зажатые между трёх баранов остались ни с чем. Дело замотали, а у нас ни сил ни средств не было. Да и вообще статью по доведению до самоубийства у нас применять не любят и до сих пор.


















                Глава 58 Новые открытия, новые боли.


Приехав домой, а все эти дни у нас по очереди дежурили девочки, чтобы не оставлять нас одних, мы застали пришедшую к нам Валентину, соседку из шестого подьезда. Она мама двоих ребятишек учившихся с Ирой и Женей, а третий пойдёт с Вовой в один класс.


Валя оказалась нечаянной свидетельницей гибели Иришки и пришла нам рассказать, как всё было.
Она шла по улице Полины Осипенко, с рынка,когда услышала крики рабочих со стройки и проследив взглядом куда они машут руками, увидела стоящую в окне Иришку. Валя тоже бросилась бежать ближе и звать её по имени, но Иринка не реагировала.


Она стояла на подоконнике и пристально смотрела вниз, словно примеряясь. Потом переступила на карниз, присела, отпустила косяк и резко оттолкнувшись нагнувшись корпусом вперёд, пошла вниз. Короткое "маа-" и она замолчала.


 Когда она ударилась спиной о землю, ее ещё раз подбросило вверх, как мяч на три метра и она упала на то же место, свесив голову над асфальтом. Валя была там до конца, пока её не увезли. Крови, как ни странно почти не было.


Саша подтвердил, что в заключении указано, что она скончалась до падения от разрыва сердца, в силу имевшейся у неё стенокардии. Стенокардией страдал и её отец.


Потом Валентина ушла. С виду я слушала её спокойно, видимо мой отрешённый вид и показался ей безразличием, иначе вряд ли она рискнула бы рассказывать мне подробности. Она ушла, а со мной случилось непонятное.


 Меня всю скрючило, словно свело все до единой мышцы и ни пальцем ни веком пошевелить не могу. Только дикая боль во всём теле. И при этом я хриплю и вою, не плачу а просто вою. Вера, а сегодня была она, тут же вызвала скорую.


Врач скорой, оглядевшись сразу верно оценил и обстановку и причину моего состояния. Мне вкололи обезболивающее и наркотическое, после чего я просто провалилась в небытиё, где не было ни снов ни ощущений, я первый раз спала, за все эти долгие дни.


 А врач, как потом сказала Вера, взял в руки Иркину фотографию, долго смотрел на неё, тихо проговорил " Эх, доча, доча, что ж ты сотворила?" потом поставил фото и горько махнув рукой ушёл.


Пятого августа я снова оказалась у Анохиных. Андрей был на работе, дома только его мать-почтальон Анюта и отец инвалид-алкоголик, безвольное маленькое грязное никчемное существо.
Меня они не интересовали, я тупо сидела и смотрела в окно, думая о своём, пока не пришёл Андрей, включивший мне фильм ужасов.


 Это был первый, увиденный мной ужастик " Голод", но я смотря на него вовсе не пугалась, а успокаивалась. Психотерапия? Весьма странная.
Когда вернулась домой, там все сходили с ума. Я исчезла не уведомив никого о том, куда и зачем, пока Саша спал, а он не догадался, где я могу быть. А я ничего не объясняла, тупо молчала.


На следующий день снова вся родня приехала, девятый день. Мы поехали на кладбище и взяли с собой магнитофон. На могиле звучала Иркина любимая " Ес тудей" прошу прощения, что нашим шрифтом пишу.
Бабушки удивились, но им объяснили и они смирились.


Дома за столом и дети, но они ко мне не подходят, видимо я в неадеквате, поэтому решено, что их снова заберут в Марьино. Вспоминают Иринку, в том числе, что Вова идёт в первый класс, а она так хотела его проводить. Нина говорит, что Ирина купила ему всё для школы и до меня тут доходит, что сама я обо всём забыла.
 Я иду достаю деньги и отдаю Нине, для передачи Ирине. Она отнекивается, но я настаиваю и со мной боятся спорить, а я не хочу быть обязанной.


Потом бабушка Клава рыдая падает мне в ноги и просит за всё прощения, а я не понимаю за что и утешаю её.
Оказывается, что Виталий давно уже живёт дома. Он получил квартиру в Воскресенске, поселил там семью, а сам ушёл жить к матери. Мне всё безразлично, кроме того, что он не приехал проститься с дочерью и никакая болезнь сердца в этом не помеха, это отговорка. Теперь он для меня умер.


Когда и как все разъехались я не заметила, а мы снова одни наедине со своим горем. На поминках в первый раз Саша пил, но не пьянел, а сегодня его развезло. Видя мою настороженность, он подводит меня к фото Иришки и говорит " Клянусь, памятью и именем её вот здесь при ней клянусь, я не запью". И конечно же обманет, прежде всего сам себя.


Начинаю терять часть событий пропускать, но это простительно, состояние в эти дни, словно опять опрокидываюсь в прошлое и спешу пройти эту трудную пору. На девяти днях случились ещё примечательные события.


 Я первый раз с момента гибели дочери притронулась к еде и с этого дня, когда не забуду, буду есть. Саша, в ответ на вопросы родных рассказал некоторые подробности нашего похода к следователю, в частности рассказал об акте вскрытия то, что в Иришке после падения не осталось во всём скелете ни одной целой косточки. Кажется самое большее впечатление, хотя вряд ли он тогда всё понял, но запомнил на всю жизнь, это произвело на Ваню, которому нет ещё четырех лет.


Когда мы стояли курили на балконе я увидела Наташу. Это Женина девушка, с которой он уже почти год встречался и о которой Иришка однажды сказала, что у Жени хороший вкус, симпатичная и скромная девочка.


Она стояла внизу возле арки и с ужасом смотрела на наш балкон, увидя меня в чёрном наверное гадала, что и с кем случилось. А наши гуляющие старушки её просветили, и я испугалась, что теперь она напишет Жене и как напишет, а главное как он воспримет. Только теперь я вспомнила о Жене.
На следующий день  написала ему в очень аккуратных, подводящих к беде постепенно выражениях и отправила письмо.


Теперь мой распорядок дня: с утра встала, накрасилась и еду на кладбище, как на работу, оттуда прямиком к Анохиным, часами сижу пересматривая один ужастик за другим и вскоре  заранее знаю, кто погибнет, кто спасётся. Ни море крови, ни дикие вопли, ни орудия убийства на меня не действуют.


Потом я начинаю замечать, что Анюта, Андреева мать начинает на меня коситься и проявлять раздражение. Значит какая -то мысль или какие-то чувства начинают доходить до моего сознания.


Дни однообразны, но что-то во мне меняется. Я словно бы вижу себя со стороны и начинаю осознавать, что со мной явно не всё в порядке, всё чаще и чаще в голову лезут мысли о самоубийстве и я только ищу внутри себя способы.
Вот тут я кажется испугалась. Испугалась своего состояния. Крашусь  автоматом, словно выполняя волю Иришки, а всё остальное меня словно бы и не касается, это наверное ненормально.






















                Глава 59 Снова психиатрия. Жизнь продолжается.


И я собираюсь и еду в Психоневрологический диспансер к врачу суицидологу.
Нет не зря говорят, что психиатры, от общения с пациентами становятся не от мира сего.
Врач к которой я попала, черноволосая, претенциозно разодетая и ярко накрашенная особа с ногтями по сантиметров пять, грубым прокуренным басом и крайне вульгарными манерами.


Она не столько слушает мой лепет, сколько разглагольствует сама и отнюдь не по теме интересующей и волнующей меня, а
 о мужчинах, об адюльтере и прочем. Потом словно опоминаясь, пишет какую-то бумаженцию и небрежно подаёт её мне. “Походите в наш стационар, там вам станет легче”.
 Её поза нога на ногу, жестикуляция рваными жестами, при этом нисколько не меняются.


Спускаюсь вниз к стационару, меня регистрируют и велят приезжать завтра к девяти утра. Я буду у них находится с 9 утра до 19 вечера, а ночевать дома.
На следующий день еду. Встретили показали где раздеться и велели пройти в процедурный.


Здесь всыпали в руку горсть таблеток-две реланиума, две тазепама, две амитриприлина,две элениума и одну витамин.
Смотрю на это ошалевшими глазами, спрашиваю это в течении дня?-Нет это сейчас и при мне, а позже ещё.-А зачем?-Вам положено лечиться, а не задавать вопросы. С опаской выпиваю.


После этого мне рекомендуют пройти в столовую, а потом на трудотерапию. Контингент явно сильно психические больные, но приглушённые таблетками, вяжутся с расспросами, ненужными разговорами. В кабинете трудотерапии необходимо сворачивать экскурсионные проспекты определённым образом, но у меня сильно нарушена координация движений, меркнет зрение, а в голове одна мысль, прилечь.


Может быть для публики, которая там лечится, это нормальная доза препаратов, но для меня она оглушающая. Мне очень плохо и я ищу врача, чтобы сказать о своём состоянии.
 Ищу и никого не нахожу, зато вижу раздевалку. Я захожу в неё
 и одеваюсь, а потом иду на выход. Мне никто не препятствует.


Выхожу на улицу и на автопилоте иду к остановке, при этом про себя твержу, только не сесть на 163, только не сесть.... На остановке от меня люди отходят в сторонку. Когда подходит автобус, я лезу в него. Это именно 163, который кружит долго по Черёмушкам, прежде чем выезжает к метро.


 По дороге я чувствую, что меня кажется сейчас вырвет и вскоре возле меня, в переполненном автобусе абсолютно свободный большой пятачок. То ли я выгляжу сильно пьяной, то ли что, мне со стороны не видно.


Через 40 минут мы у метро, но не с нужной мне стороны. К моему входу нужно либо спустится на Каховскую и там перейти на Севастопольскую, либо перейти две дороги и стоянку автобусов сверху. Видимо плохо соображая, я выбираю второй вариант.


Говорят же пьяных Господь бережёт, видимо и меня он принял за пьяную и позволил пройти везде по краю пропасти.
Все машины успевали затормозить, а на кручение у виска я не реагировала. Мысль одна дойти до кровати и лечь спать. И я добралась. В метро меня осмотрел и обнюхал милиционер и убедившись, что от меня не пахнет, пропустил.


По дороге от метро до дома я твердила, сейчас приду домой и всё расскажу Саше. Я пришла, он моего прихода так рано не ждал, я же говорила, что до вечера и спросил, что случилось, я ответила я сейчас разденусь и всё расскажу,и замолчала.
Он ждал ждал и пошёл смотреть, а увидел меня спящей прямо поперёк кровати в одежде.


Кое-как раздев, приговаривая где ж ты так наклюкалась, он уложил меня на кровать и прикрыл одеялом. А в шесть вечера позвонили из стационара, хватились, что у них больная пропала. Саша позвал меня к телефону.


Из трубки стали на меня кричать, на что я тоже не выдержала и закричала, чтобы они забыли обо мне навсегда, я не чокнутая и не подопытный кролик, чтобы травить меня такими дозами транквилизаторов и что я вообще на них в Минздрав телегу накатаю.


На следующий день оттуда приехал врач, мы с ним побеседовали, он извинился, сказал что примет меры, назначил мне пару успокоительных и укрепляющих препаратов в нормальной дозировке и просил только не писать жалоб. Более я никуда не ходила за помощью, решив справляться сама. Тем более скоро на работу выходить.


А через три дня приехал Женя и прямо с дороги попросил свозить его на кладбище. Мальчики уже тоже были дома, и я потихоньку привыкала снова справляться с обычными делами.
Мы взяли с собой Ваню и поехали втроём, а на кладбище.


 Когда Женька еле сдерживая слёзы стоял у могилы, Ванечка вдруг выдал " а давайте её откопаем. Правда у нее все все косточки сломаны, но мы их склеим. Я Ирочку хочу видеть". У Женьки началась истерика и я никак не могла его успокоить. Он всё повторял я хотел её комнату занять, я всё хотел чтобы она ушла, вот и ушла совсем. Я этого не хотел. Я гладила его по волосам и приговаривала, сынок, ты не виноват, никто из нас этого не хотел.


Частично я пришла в себя и видимо машинально, автоматически выполняю всё, что необходимо делать для ухода за детьми. Но в том и беда, что только для ухода. Эмоционально я не с ними. Ездить к Анохиным прекратила ,хоть это благо, но на кладбище каждые три дня еду упорно.


Вот незаметно подошло и первое сентября, а значит провожаем в школу Вову. В этом году мы идём в другую школу. Точнее это наша же школа, только теперь она в новом здании, чуть дальше прежней, нужно пройти через сквер и номер у неё стал не 859 а 1173. А учителя всё те же, вот только директор сменился, старая вышла на заслуженную пенсию, всё-таки 70 лет.


Но Володиному классу достаётся учительница не из нашей школы, она переехала в Чертаново из центра недавно, после развода с мужем и теперь пришла работать в нашу школу. Видимо это обстоятельство её личной жизни скажется и на моем ребёнке и на других детях и итогом будет её увольнение, но пока мы этого не предвидим.


Володю пошли провожать только я,Женя и Ванечка, Саша уехал на работу, хотя двух первых мы всегда провожали вместе.
Ильмира Сабировна, так зовут нашу учительницу.
На первом же собрании она произведёт впечатление неуравновешенной нервической особы. Возраст её за пятьдесят. Сначала я думала, что опытный педагог это хорошо, но опыт оказался своеобразным.


Проводив Володю в школу, а Ванечку в садик, я иду на работу. До 12 часов, потом нужно идти за Володей.
На почте мне сразу становится некомфортно, мне действуют на нервы все звуки, гул голосов, обращения ко мне сотрудников. Я не могу ни на чём сосредоточиться, подолгу смотрю на каждый бланк и не понимаю, что мне нужно с ним делать. В общем работник из меня никакой и я ясно это понимаю, поэтому встаю и ухожу курить в комнату отдыха.


 Следом приходит Ирина и спрашивает " Плохо?"- Очень-отвечаю я.-знаешь, я лучше уволюсь, не могу....Не могу видеть людей, не могу общаться, не могу работать... Отпусти меня Ир, я уже не работник.-Ну, подожди, не горячись, приходи просто . Посиди хоть здесь, хоть на месте, главное тебе нельзя быть одной-Нет, Ир, мне нельзя быть с людьми, видимо перебор был в общении. Сейчас я видеть никого не могу, боюсь вообще людей возненавидеть.


-Вер, это пройдет, ну давай ты ещё недельку-другую отдохнешь, придёшь в себя, а потом выйдешь-А работу кто делать будет и потом кто знает сколько времени это продлится? Нет Ириш, отпускай меня с миром бери работника, а я , пас....
И она поняла, поняла и подписала мне увольнение без отработки. Заявление отправили в узел, а сама я съезжу за трудовой много, много позже, когда она понадобится. Сейчас мне не до неё.


Забрала Володю из школы, мы идём с ним домой. Он что-то возбуждённо рассказывает, а я отделываюсь междометиями, абсолютно не слушаю его.
Раньше в этот день мы готовили детям угощение, вели их куда-то, в общем устраивали маленький праздник. Каюсь, у Володи не было ничего этого, я даже не вспомнила об этом.


Накормила обедом и отпустила гулять. То есть я стала не матерью, а ходячим роботом.
Дальнейшие дни  с радостью выпроваживала всех из дома, а сама наслаждалась тишиной и беседой с дочерью. Если мне нужно было куда-то отойти,то обращалась к ней, прости дочка, я сбегаю в магазин, я быстро, ты побудь пока одна.


 Вернувшись, прямо с порога объявляла:-Ирочка, я уже пришла.
Может таким образом я пыталась загладить вину молодых годов, когда пренебрежительно относилась к ребёнку? Не знаю.
Но теперь сознаю, что моё поведение того времени было похоже скорее на тихое помешательство. Девочки забегали теперь реже и видимо видели, что я не выражаю радости от их визитов и общения, а наоборот тягощусь ими. Постепенно они отошли от меня.


На 40 дней снова приехали все. На сей раз всё готовила я сама и как не стыдно признаться, но это заметили . Все сказали, что вот теперь они чувствуют вкус еды настоящей. Хозяйка вернулась в дом. Если бы они знали, что не я вернулась, а просто навыки сработали.


 Женя привёз из Астрахани три огромнейших арбуза, я никогда не думала, что такие бывают. Одного арбуза за глаза хватило на 30 человек, столько народу собралось помянуть её.


Говорили с дядей Юрой, теперь он рискнул со мной заговорить, два первых раза очень опасался, видя моё состояние. Тогда-то я и узнала, что не было у него никакой обиды на меня после смерти тети Ирочки и никакого моего письма он не получал. Выходит мать не отправила письмо, а меня обманула и придумала дяди Юрину обиду. Мне было непонятно, зачем и в тоже время, если бы я узнала это ранее, то выговорила бы ей, а сейчас отнеслась равнодушно.


Я говорила с людьми, беспокоилась об их комфорте, но сама не садилась к столу и втайне мечтала только о том, чтобы они поскорее разошлись. Саша выпивал, но мне было тоже безразлично.


Помню Мария Васильевна говорила, что после 40 дней легчает, ничего этого со мной не произошло.
Когда все наконец разошлись и уехали, я уложила своих спать и одна на кухне мыла посуду и вновь общалась с дочкой, центром моего мироздания на тот момент.


Два раза она спасла меня от беды. Я знаю, что это была она. Первый раз мне необходимо было куда-то ехать, не могу вспомнить куда. Я проводила всех и стала собираться. Ощущение такое, что меня не пускают. Я стала говорить с дочкой, объяснять ей, что это необходимо.


 Почувствовала, что мне не препятствуют и пошла, обещав быть скоро. Идти нужно было на метро, я прошла в арку, потом по дорожке метров пятьдесят и у меня появилось ощущение, что я упираюсь в стену и не могу пройти дальше. Стою столбом, мимо идут люди, а я пройти не могу. Постояла и повернула назад. Назад препятствия нет.


 Вернулась домой, а вечером сообщение в новостях авария в метро на нашей ветке ,есть пострадавшие, один погибший. По времени точно тот поезд на который я шла.
Второй раз пошла в магазин и такое повторилось в другом месте. Снова повернула и сзади треск и грохот, обернулась, на дорогу рухнуло дерево.
Вот так дважды избежала беды.


Иришка родилась в 67 году, на 67-ой день с её смерти, я сидела днём и перебирала выкройки, нужно было что-то сшить для Ванечки, и в один момент  рухнула на кровать и просто уснула, словно вырубили выключатель


Сон: Берег моря, песок из цветных прозрачных шариков,солнце ослепляет слегка склоняясь к закату. Я иду по берегу и вижу впереди Иришку. Она играет большими светящимися переливающимися кубами, они как мыльные пузыри, но квадратные.
Она подбрасывает их вверх и ловит, при этом весело заливисто смеётся, я хочу побежать к ней, но словно стекло отгораживает место, где она находится. Она оборачивается, смотрит на меня и говорит-Мам, мне хорошо, я счастлива. Мам ты свободна, ты теперь свободна, не мучайся, помни мне хорошо!


И я проснулась. Мне стало как-то по другому, начала слышать звуки, ощущать себя и видеть окружающее. Всего проспала  минут десять, а впечатление было что часов пять не меньше.
С этого дня начала реагировать на детей, правда желание общаться с людьми не вернулось, но хотя бы детей начала видеть и слышать и они воспряли духом, мама будто бы вернулась.




















                Глава 60 Спящие чувства.


Саша всё это время пытался оживить меня любовью, но у меня непонятное отвращение к самому действу, а он полагает что к нему. Я пытаюсь, как могу обьяснить, но он не верит. Сейчас, когда чувства вернулись в этом отношении ничего не изменилось.


 Я делаю вид, что всё нормально, а сама с  нетерпением жду, чтобы он оставил меня в покое и видимо, в какой-то из моментов, он это наконец-то понял. Что-то с психикой, но после того случая я не рискую идти к психиатру или психологу. Я больше не доверяю этим специалистам.


Однажды, то ли с целью проверить меня, то ли ещё почему, он просит:- Съезди к Витальке, попроси его с тобой переспать, чтобы ты снова родила девочку, Иришку.


 Я отвечаю, что он наверное сошёл с ума, во первых для меня это противно, во-вторых второй раз так карта не ляжет, полной замены не будет, в третьих мне уже сорок лет, а значит здорового ребёнка я не выношу.


Он упорно не раз возвращался к этим уговорам, с тем же результатом. Приводит аргумент, что его мать родила в сорок и всё нормально. Отвечаю, что его мать не была так истрёпана жизнью ни физически, ни психически. Вижу не понимает.
Так и живём теперь, каждый в своём мире.


 Бумаги свои я забрала из сейфа с работы и спрятала дома.
У него уже начинался период озлобления и желания выпить. И он стал всюду лазить, всё перекладывать, переставлять, вроде занят делом. В итоге на антресоли он найдёт эти документы и уничтожит их.  Но я об этом узнаю позже. А пока он снова начнёт выпивать, то есть наши спокойные, счастливые годы идут к закату. Пока выпивки редкие раз в две недели, но они уже есть.


В конце сентября позвонила Ирина, позвала выйти на лавочку на бугре, поговорить нужно.
С одной стороны идти не хочется, с другой человек просит. Пошла. У нас с ней заветная лавочка, сзади спортивной площадки подальше от подъездных кумушек. Я сначала полагала, что Ирина снова станет звать вернуться на почту, но оказалось она по личным делам.


 У неё подруга ещё школьная была, у этой подруги старший брат. Этот брат ещё в школьные годы за Ириной ухаживал и так и не женился. А сама Ирина только в прошлом году развелась с мужем и разменяла жильё, вернее отдала ему комнату своей бабушки на Ленинском, доставшуюся по наследству, чтобы отселить его, выписать.


Вот ей сейчас нужен был совет. Сын у неё одноклассник Иринки, уже взрослый,работает на скорой и семью заводить собрался, а ей Алексей, брат подруги предложение сделал, выходить за него замуж, она и пришла спросить совета, как ей поступить и как с сыном быть. Я ей и изрекла:


-Ирка не упускай своего счастья, дело к старости идёт , а не к молодости, сын самостоятельный, поймет всё правильно. Мать же тоже живой человек, а оставаться одной и потом себя клясть? Конечно решать тебе, но нужно не к подругам за советом идти, а с сыном напрямую откровенно поговорить и делать, как сердце подсказывает.


А она отвечает:-Мне и нужен был этот разговор, для того, чтобы увереннее себя почувствовать, верно я думаю или нет. Теперь понимаю, что мыслю верно.
Так ещё немного о разном поговорили, спросила, нужна ли мне помощь, я ответила, что справляюсь и разошлись.


Этот случай, как ни странно, казалось бы незначительный, поддержал меня, словно бы показав, что я ещё кому-то нужна, а это видимо самое основное в моей самооценке, чувствовать свою нужность, тогда у меня цель появляется и смысл жизни обретается. В общем спасибо ей громадное.


В октябре, в очередные выходные устроив банный день, я обнаружила у Вовы на спине множественные застарелые и новые синяки, маленькие и глубокие вмятины. Спросила у него, в чём дело и он сказал, что девочка с задней парты постоянно тычет его в спину ручкой. Стержень и оставляет вмятины и синяки от удара, она с силой бьёт.


Я спросила "за что", а он ответил просто так привязывается, я её не трогаю. Теперь я поняла откуда на Володиных рубашках полосы начерканные шариковой ручкой. Ведь видела при стирках, а так ни разу и не спросила. Всё мимо сознания проходило. Насколько же я не в себе была.


На понедельник как раз собрание было назначено, до этого я на собрания не ходила, игнорировала их, как и всё прочее, а тут и записи учительницы в дневнике о том, что мой сын самовольно встаёт на уроке и стоит в стороне от парты, не желая садиться, и чтобы я приняла к нему меры, обратили на себя моё внимание.


На собрание я пошла с детьми, Саша с работы задерживался, а оставлять их одних дома я не рискнула. Поэтому посадила их в коридоре ждать маму, а сама пошла в класс.
Когда учительница дошла до меня и стала выговаривать мне за поведение сына, я спросила её " а вы хоть раз поинтересовались почему он так делает?", на что получила ответ " да потому, что он у вас психически больной". То есть она ему перед всеми родителями диагноз поставила.


Я молча встала, подошла к двери и позвала Володю. Прямо здесь перед всеми, стоя у доски я повернула сына спиной ко всем и подняла его рубашку, демонстрируя его истыканную спину "вы смогли бы спокойно сидеть, если бы вам так увечили спину?"- спросила я.
Одна из мам ответила:- Да я бы морду обидчику разбила.- Ну, а мой сын драться, тем более с девочками не приучен.


Учительница вся покраснела, родители шумели возмущённо, а я поправила одежду на сыне и вывела его в коридор, ждите мол меня.
Разговор теперь пошёл серьёзный и многие стали не выслушивать претензии учителя, а высказывать ей свои, а я просто попросила рассадить этих детей на другие места, но все стали возражать, что не хотят, чтобы подобный ребёнок, с агрессивными наклонностями сидел сзади их ребёнка.


Потом встала мама этой девочки , очень за неё извинялась, объяснила, что она и дома неуправляемая, и заплакала.
 А другая мама предложила выход, посадить девочку на первую парту, чтобы впереди никого не было и все с этим согласились.
В общем сообща разобрались и нашли выход и всё это без злобы, объективно и с желанием помочь.


Вот только учительница этого не поняла и затаила против меня крепкую обиду и против ещё нескольких родителей. Ведь ей указали на её ошибки, а она себя непогрешимой считала.
А с мамой этой девочки мы вместе шли домой и я просила её не ругать и не наказывать ребёнка, а она ответила, что конечно же, потому, что девочка итак забита отцом и свекровью и потому наверное такая агрессивная.


 В общем в каждом дому по кому, дети не виноваты в своих поступках, всегда есть причина их поведения, а этой девчушке добра и тепла явно не хватало.
 Я вспомнила, что ещё ранее видела их на детской площадке, где эта девочка также агрессивно вела себя с другими детьми. Дома у нас рядом и площадка одна.


Хорошо хоть у Ванечки в садике всё хорошо и без эксцессов было. Он, как и старший брат, был всеобщим любимцем и подъезда и двора и всего дома. В саду его тоже любили, миролюбивый, покладистый сообразительный. Он ведь у меня к этому времени уже читал вовсю, причём самой-то мне не до него в беде своей, а буквы мы с ним до беды изучали по кубикам.


Так он самостоятельно научился их в слоги объединять, только про мягкий и твёрдый знаки объяснять пришлось, а гласные и согласные сам сообразил соединить. И потом читать начал, всё подряд, где буквы видел....


Так что с ним легко было. Он, как и я никогда не знал такого понятия, как скука, в отличие от Володи, который постоянно требовал внимания и изнывал, мне скучно.
Теперь я следила, чтобы он сделал уроки, прежде чем бежать на улицу, куда он постоянно рвался к друзьям-приятелям. Вот только не проверяла, как он их сделал. Всё-таки ещё впадала в прострацию и безразличие.


И ещё одного не заметила, проглядела, что сын стал у меня сигареты потаскивать, покуривать с дружками. Я же не считала, сколько сигарет оставалось в пачке и не помнила, сколько выкурила.


Дни рождения и мой и Ванин прошли неотмеченными, словно забыла о них и радоваться чему-либо сил не было.
Саша всё чаще приходил с работы поздно и всё чаще немного пьяненьким. У них, всвязи со всеобщим дефицитом, открыли на территории магазин.


 Предприятие оборонки, вот начальство и старалось, хоть чем работников снабдить. А он подрядился после работы в этом магазине на черных работах помогать, мол приработок и продукты получает вне очереди, разве нам плохо?
Оно и неплохо бы, только вскоре и приработок и часть, а потом и вся зарплата начнут таять на пропой души.


Сначала оправдывал тем, что усталось снимает, таким образом, а потом и вовсе без оправданий обходится стал, много чести.
А я стала подумывать о том , что мне не мешало бы найти какое-то занятие. Слишком много времени свободного остаётся, я ж во всём быстрая, спорая была и свободное время меня только в раздумья погружало и от жизни уводило, значит в ущерб вниманию к детям. Нужно было это исправлять, да и деньги лишними никогда не бывают, расходов не счесть.


Нашла в Вечёрке объявление, что требуются надомные работницы, ручные вязальщицы и пошла по нему оформляться на работу.
Вот тогда и книжку трудовую со старой работы забрала.
Взяли меня и направили на занятия. Я сначала не поняла, какие занятия, если я вязать умею, ан нет, не зарекайся, что знаешь и умеешь всё. Таким приёмам и хитростям научили, о которых я ранее не подозревала, а частично уже применяла, только в машинном вязании, а они и в ручном годятся. Поистине век живи, век учись.


Потом уже выдали пряжу, объяснили как с ней обращаться, как хранить, чтобы не пересыхала и вес не теряла, как мусор образующийся при перемотке собирать и потом сдавать, он ведь в общий вес входит и в итоге, если выбрасывать недостачу в весе с тебя вычтут. В общем всюду есть свои хитрости.


Но как всегда не до конца продуманные, потому, что находились ловкачи, которые к этому мусору свой подсыпали, щепочки меленькие, песочек, вес нагоняли, а пряжи излишек образовывался, его себе, налево. Или пряжу на досочке на ведре с водой держали, чтобы влаги набиралась, тяжелела, тоже избыток себе.


 Весы на приёмке чувствительные электронные, миллиграммы учитывают. А вот таких ловкаческих уловок не предусматривают.
Вязали из ровницы, из козьей шерсти, комплект шапочку с шарфом. По первому времени я за месяц 12-15 комплектов вывязывала, а после руку набила до 28 догнала, то есть по комплекту в день и время на сшивание и сборку шапочки.


Заработок неплохой стала получать, больше мужа. Но это со временем.
Вот работая с этой ровницей и заработала я себе постепенно хронические бронхиты, до шести раз в год, то есть полтора месяца кхекаю, две недели отдыхаю и по новой.
Шерсти наелась от души, все лёгкие ею забила.


Вот так и жила, без радости, по надобности. Незаметно кончился страшный восемьдесят восьмой  и наступил Новый, 89-ый. Просто нарядила детям ёлочку, сводила на ёлки, купила подарки и всё.
Мимо, мимо, мимо все радости и праздники, не до них, словно кощунство их праздновать. Значит не до конца освободилась-то.