Поэма в тридцать один слог

                       ARMARIUM BOHEMICA


                                 Miscellanea


Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко



                          ЯРМИЛА ГАШКОВА



                                  РАССКАЗЫ

       о слабых женщинах и сильных мужчинах

                                  и наоборот




Издательство: "PRITEL KNIHY"
Прага
1927
Страниц: 222



                ПОЭМА В ТРИДЦАТЬ ОДИН СЛОГ


                             (Стр. 179 — 183) 


— «Хоть ты и необразованна, — сказал мне дядя Филипп, — ибо не читала Ирода, Архимеда, Эда Пола и остальных классиков в оригинале, я решился написать вместе с тобой драму из японской жизни».

   Я устало опёрлась о спинку кресла и спросила несмело:

— «У тебя есть тема, дядюшка Филипп?»

— «Это не проблема. Тем у меня полно. Например: Любовь молодого японца и японки или же любовь молодой японки и молодого японца. Или, например, любовь двух молодых людей. Или опять же любовь пожилого японца к молодой японке и наоборот. Действие могло бы происходить в Калькутте, Смирне* или другом японском городе».

— «А почему не в Йокогаме или в Токио?»

   Дядя Филипп застенчиво улыбнулся и ответил:

— «От города, в конце концов, не зависит, только если где-нибудь в царстве небесном: мусульмане, харакири, факиры, индейцы, москиты, а, главное, я бы хотел иметь одну сцену под минаретом. Знаешь, это создаёт надлежащую перспективу, ну, и одну сцену в пустыне. Это также производит хорошее впечатление. Небо цвета синьки, на переднем плане три пальмы, налево море, а направо — необозримая пустыня, полная верблюдов и песку.

— «А как ты себе представляешь наше сотрудничество, дядя Филипп? —  спросила я, ошеломленная дяденькиным воображением.

— «Ну, я дам тебе темы к отдельным сценам, а в остальном положусь на тебя. Ты напишешь разговоры героев, ну, в общем, сделаешь всё несущественное. Я дам всему этому импульс, эластичность, пластичность, интеллект, колорит, сентиментальность и духовность. Ты всё это напишешь, перепечатаешь на машинке и закажем Национальному театру. Главное, дать этому экзотическое название. Предложи».

— «Предположим: «Поэма в тридцать один слог». Героем был бы японский поэт, пишущий стихи в тридцати одном слоге. Он бы написал о своей милой шесть тысяч таких стихов, и предположим, что его милая слога пересчитала и обнаружила, что в стихе о девушке в шёлковом кимоно этих слогов тридцать два, и что ошибка закралась в третью строку, где вместо пяти слогов их — шесть. Она бы упрекнула своего приятеля, который бы, в связи с этим, в отчаянии отправился в Цареград, и там бы сложил эти стихи: «Черешенка бела, То-Ко-Ту черноброва, пою на прощанье о твоей красоте, Ах, Ох, под старым минаретом», и, дописав стихи, бросился с минарета.

   То-Ко-Ту бы получила этот формально совершенный стих в тридцать один слог, на пяти строках по пяти, семи, пяти, семи и снова семи слогам и пламенно возжелала бы соединиться со страдающим от безнадежной любви поэтом.

   Она побежала бы по свету, чтобы разыскать его, но попала бы в руки факирам, индейцам, москитам и, наконец, погибла бы в пустыне, как Манон, что соответствовало бы всем требованиям твоей основной темы из японской жизни.

   Там было бы всё: японцы, турки, индейцы, москиты, верблюды, а всё, о чем бы ты, наверное, ещё вспомнил, я как-то туда бы вставила».

— «Но не хватало бы харакири, — смущённо сказал дядя Филипп.

— «Хорошо. Отец То-Ко-Ту тщетно искал бы свою дочь и бросился бы в четвёртом действии на меч, как настоящий самурай».

— «Да, — сказал дядя Филипп, — а в пятом действии был бы широкий ковёр, на котором лежал бы мёрвый самурай и вокруг связанные одалиски** с кляпом во рту. Я бы добавил к этому красные бенгальские огни, ковёр бы осветился красным, как в той песенке: Ковёр весь вспыхнул...»

— «Я представляю себе всё это очень живо, дядя Филипп, но жаренные одалиски — это достаточно по-японски?»

— «А ты знаешь что-нибудь другое?»

— «Я бы положила на этот ковёр хотя бы гейш***, если уж без ковра не обойтись».

— «Хорошо, хорошо, женщина есть женщина, только если их там будет много, главное дело, чтобы были молодые и красивые. Дадим к тому старику тогда гейш, может быть всю Йошивару. В шестом действии я с удовольствием использовал бы какую-нибудь сакуру, ель и немного тростника, в общем, что-нибудь такое, что у меня дома на стене у печки: вулкан, аист и несколько птиц, которые сладко бы свиристели».

— «А что, наша драма должна иметь шесть действий?»

— «Милая девушка действий никогда не бывает много. Посмотри на Шекспира, сколько он повсюду нарубил действий, и какая это красота. Как я себе представляю: японская драма, кубистические декорации, шекспировские трансформации и мольеровские диалоги. И тут и там можно было бы вставить что-нибудь пикантное; не много — так, только намёк, чтобы зритель чего-то ожидал — а потом ничего этого не получил.  Это всегда хорошо — и удерживает аж до конца напряжение в зрительном зале. Так, а теперь засучи рукава, в четверг мне всё это принесёшь. Да, и чуть было не забыл сказать: героиня должна быть белокурой».

— «Дядюшка Филипп, ну хотя бы каштановая, не забывай о японской среде».

— «Видишь ли, всё это прекрасно, но она хочет играть только блондинок».

   Вечером раздался резкий звонок.

   Открыла — передо мной стоял почтальон со срочной телеграммой. Я приняла телеграмму и прочла:

— «Оставь драму и напиши балет в пяти действиях. Она — балерина. Филипп».



                Примечания


*Смирна — древнегреческий город в Малой Азии. Сегодня его развалины расположены на территории Измира (Турция).

**Одалиска — Прислужница в гареме, наложница.

***Гейша — женщина, развлекающая гостей беседой, танцем и пением.



                * * *