Абзацы жизни Часть 2, 3

1
Валерий
Валиулин
АБЗАЦЫ ЖИЗНИ
рассказы
книга 1
часть 2
Рязань
2013 г.
2
БУКЛЕТ
выполнен автором.
книга 1
часть 2
рассказы/ страниц - 52
Оригинал книги издан Издательским домом «Контраст»:
Валерий (Хамидулла Халиуллович) ВАЛИУЛИН
АБЗАЦЫ ЖИЗНИ
Проза
ИП Аладышева Г.Е. Издательский дом «Контраст»
Свидетельство ОГРФЛ серия 62 №002184432
от 25.05.2011 г.
Тел. 8-920-631-52-30, 8-910-504-52-30
e-mail: idkontrast@yandex.ru
Отпечатано в ООО «Полиграфия»:
г. Рязань, ул. Горького, д. 102 Б
ББК 84 (2Рос=Рус)
ВАЛИУЛИН Х.Х.(В.)
В 15 АБЗАЦЫ ЖИЗНИ. Проза/Валерий ВАЛИУЛИН.
Рязань: ИП Аладышева Г.Е. Издательский дом «Контраст»,
2013 – с. 120
ISBN 978-5-906299-06-9
© Валиулин Х.Х, 2013
© Аладышева Г.Е. - дизайн обложки, оформление,
2013 - с. 120
© ИД «Контраст», 2013
3
ОТ АВТОРА
В молодые годы я планировал оставить после себя роман. Садился за его создание неоднократно, но останавливал работу. Главной причиной было то, что сама жизнь моя оказалась несладкой.
Писать, значит переживать всё, о чём пишешь. Больно было заново погружаться в несладкие минуты жизни, и я бросал работу.
Сдерживало меня ещё и то, что засев за прозу, я мог отойти от написания стихов. Однако я не-вольно делал прозаические заметки о жизни, что и послужило источником для создания этой небольшой книжечки в прозе.
С другой стороны литературная работа в нынешней России не кормит творцов, лишает их материального стимула, а это очень серьёзно. Трудиться над созданием художественной книги ради морального интереса, при этом ещё и полностью оплачивая издание из своего нищенского кармана – это, наверное, не совсем разумно! Мало кто из писателей пожелает стать торгашом и бросится реализовывать свой книжный товар! Этим должны заниматься специалисты, заинтересованные в прибыли от реализации книг.
Почему в книжных магазинах практически нет книг новых авторов?
Талантов много, но платить за их работу никто не желает! Принять книгу в подарок не отказывается ни один читатель, купит не каждый.
Тем не менее, новые книги новых авторов продолжают выходить из печати. А в них – обре-тают очертание чьи-то судьбы, жизненные исто-рии, история всего поколения. И, может быть, через годы или десятилетия, результаты этого нелегкого литературного труда будут оценены по достоинству нашими потомками.
4
5
КАК Я НЕ СТАЛ МУЗЫКАНТОМ
До тех пор, пока я не пошёл в третий класс, а это случилось первого сентября 1963 года, я понятия не имел о том, что существуют
кружки детского творчества, спортивные секции. Но уже в первом классе я бойко декламировал стихи со сцены ЦК (Центральный клуб, ныне ДК «Строитель» города Челябинска). Это было моё первое выступление со сцены в программе какого-то общешкольного праздника. В третьем классе меня заманили в танцевальный кружок того же ЦК одноклассницы, Людмила Вишнякова и Инна Семёнова. Так я стал танцором до самого поступления в ЧВВАКУШ.
Параллельно с занятиями танцами я посещал спортивные секции в СК «Строитель». Дом, в котором жила наша семья, расположен между ЦК и СК «Строитель», и тот, и другой видно из окон нашего дома. В ранние школьные годы я успел побыть гимнастом, хоккеистом, пока не достиг возраста, в котором принимали
в секцию любительского бокса. Боксом прозанимался с шестого класса до второго курса военного училища.
Занятия боксом пришлось прекратить по требованию врачей.
Они не допустили меня к соревнованиям, объяснив, что лётному составу запрещено заниматься мордобоем, который мо-жет привести к сотрясению мозга. Вместо бокса пробовал заняться
классической борьбой, но после темпераментного, подвижного
вида спорта, борьба показалась мне занятием вялым и нудным.
Сейчас, будучи взрослым, я сожалею, что не продолжил занятия
в хоровом коллективе. Очень любил петь. Но более всего я любил музыку! Завидовал ребятам, посещавшим музыкальную
школу. Не осмелился просить у родителей купить
6
мне баян и оформить в платную музыкальную школу.Нас росло семеро детей
у родителей, мы с детства не были приучены оттягивать на себя долю от семейного бюджета.
Так, из-за детской скромности, я учился му-зыке самостоятельно,
по самоучителям для гитары. Не поскромничай я тогда,
моя жизнь могла сло-житься иначе, ведь во мне оказались данные со-чинителя, как стихов, так и мелодий для своих песен. Приличного музыкального образования недоставало мне всю жизнь.
В общем, я во всём самоучка, кроме профес-сии военного штурмана.
«ОДНАЖДЫ КАК-ТО…»
Летом, по окончании седьмого класса, вместо пионерского лагеря, куда я ездил ежегодно, я поехал в спортивно-трудовой лагерь на озере Калды. Юные спортсмены спортклуба «Строитель
», мы жили в брезентовых палатках, труди-лись по несколько часов на прополке свеклы, тренировались, много купались и загорали. Там я познакомился с Герой, Анатолием и ещё несколькими
ребятами, с которыми жил в одной палатке.
У Геры была гитара, он обучил меня простому аккомпанементу.
Как помнится, я разучил тогда песню «В нашу гавань заходили
корабли».
Ещё мы сдружились с местными ребятами из ближайшей к лагерю деревни. Деревенские мальчишки приводили на берег купать лошадей и обучали нас верховой езде.
Мы прекрасно отдохнули и потрудились. Договорились после
лагеря встретиться в Челя-бинске, назначили время и место.
Встретившись, мы направились на квартиру сестры Анатолия,
у которой он гостил в то лето,
7
приехав из Ижевска. Гера был самый старший по возрасту, заводила и весельчак. Никакого
стола не организовывали – дети ещё. Рассказывали анекдоты, пели песни под Герину гитару, дура-чились да смеялись.
Самым занятным делом стала для нас зву-козапись на громоздкий
магнитофон. В шести-десятые годы вся радиотехника была громоздкой.
Внушительный настольный микрофон был метал-лический,
весил как моя тогдашняя гантель!
Магнитофоном управлял Анатолий, «хозяин» квартиры и гость сестры. Роль чтеца взял на себя Гера:
«Однажды заяц, как-то в драке, с... нож. Ему на встречу – пьяный
ёж…». Кто слышал это сочинение, тот поймёт, что писать его в том виде, как оно звучит – язык не повернётся! Не сохранилось
оно целиком в памяти, да и не сто-ит его помнить – мат на мате! Подурачились, пока Толина сестра с мужем были на работе,
и разошлись по домам.
Сестра Анатолия жила недалеко от нас, мы с ним неоднократно
встречались до его отъезда. Подхожу днями позже к дому его сестры, задираю голову на седьмой этаж, а вместо стёкол в окна квартиры вставлены листы фанеры. Историю с разбитыми стёклами
Анатолий описал мне так:
– Стою около окна. Зять, большой меломан, установил на магнитофон бобину с любимыми записями, но вместо «Ой цветёт
калина…» услышал: «Ах ты, косая б... Ты кого решил е…». Микрофон полетел в меня. Я по-боксёрски увер-нулся, звон стекол…
Зять, сгоряча, покрыл меня словесами, аналогичными услышанным
с нашей записи, хлопнул дверью, ушёл на улицу искать
свой микрофон. Теперь меня отсылают в Ижевск, к
8
маме.
Мы обменялись с Анатолием адресами. Обменялись несколькими
письмами и фотогра-фиями, после его возвращения в Ижевск. Больше в Челябинске он не гостил.
История эта осталась в памяти на всю жизнь, как и фотография
Анатолия. Мораль той, Гериной, басни я вспомнил, пока делал этот рассказик, она в том, что банда зайцев может отдубасить
даже льва. Но и другую мораль я отложил в своей юной голове – никогда не использовать бранных слов при создании стихов, тем более, не включать без хозяев их технику!
ЗАПАХ ЮНОСТИ
Не остановишь время, не застопоришь раз-витие науки, техники. Давно ли я записывал
свои юношеские стихи в блокноты
шариковой авторучкой, а сегодня мне приходится сканировать весь свой архив, цифровать рукописный материал – вдруг кому-то из моих потомков пригодится!
В одном из блокнотов нахожу вырезку от коробочки духов «Шипр». Духи мне дарила Ирина Урбах. Она была просто красавицей! Мы дружили с ней короткое время, когда я учился на втором курсе ЧВВАКУШ. Ирина нравилась мне ещё в школе, но была на пару лет старше, и в школьные годы любить её я мог только вприглядку.
Её младший брат учился со мной до восьмого класса. У неё есть сестрёнка, моложе меня на два-три года, есть и старший брат. Мама русская, папа немец. На Урале, после войны, было очень много подобных браков – военнопленные германцы женились
на советских девушках и оставались жить в СССР. Родители добрые, а дети – все очень кра-сивые!
9
Я чувствовал, что мама Ирины всё делает для того, чтобы я отрёкся от Ирины и стал ухаживать за её младшей дочерью, Лидией.
Я же просто не мог так поступить.
Ирина съездила в Кисловодск, на Каспий, и оттуда привезла жениха – азербайджанца. Близко его я никогда не видел. Стою как-то на балконе родительской квартиры, а мимо проезжает свадебный кортеж. Невеста долго машет мне рукой – это Ирина. Разве можно обидеться на неё. Дай Бог им счастья! Все Урбахи давно живут в Германии.
Сколько же прошло дней с тех пор? Прики-дываю – тридцать восемь лет! Я подношу вырезку с названием «духи Шипр» к носу – ощущаю лёгкий аромат знакомых духов. Надо же, запах сохранился
тридцать восемь лет! А может, и не сохранился? Может, просто память моя восстановила запах юности?!
СТРАХ
Родители наши вернулись домой из сада. С утра дома оставалась
одна Рита – самая младшая дочь, семиклассница. Старшие уже обзавелись своим жильём, а я жил в казарме военного училища.
У родителей не было привычки брать с собой ключи, уходя
из дому, дома всегда кто-то да оставался из большой семьи. Долго трезвонили, стучали, но никто им дверь не открыл.
Решив, что Рита спит и не слышит ни звонков, ни стука в дверь, они побеспокоили соседку, бабу Варю, чтобы та покричала
и подолбила в окно нашей спальни. Баба Варя сходила на свой балкон и вернулась с побелевшим от ужаса лицом. Она сказала, что Рита висит в петле под потолком, у самого окна.
10
Папа сходил на балкон соседки, убедился в правоте сказанного
и вышиб входную дверь. Это сейчас, после бандитских девяностых
годов, все квартирные двери стали металлическими, а в советские времена нужды не было за броню прятаться.
Родители вбежали в спальню и вздохнули с облегчением – к карнизу было подвешено чу-чело, наряженное в Ритины одежды. На импро-визированную голову чучела был надет шиньон, сотворённый
из срезанной Ритиной богатой косы.
Рита не откликалась на зов родителей. Обнаружили её под высокой никелированной панцирной кроватью в той же спальне.
Её коло-тило, она не могла говорить. Придя в себя, со всхлипами
объяснила, что хотела напугать парня, который «бегал за ней» и часто вызывал её на улицу, выкрикивая подолгу её имя под этим окном.
Увидев «себя повешенной», сама же и пере-пугалась. Спряталась
от чучела под кровать и про-сидела там шесть часов, трясясь от страха, рыдая от жалости к самой себе «неживой».
ДОИГРАЛСЯ
Спальное помещение нашей казармы не позволяло разместить
сто двадцать одноярусных кроватей, потому мы спали на древних двухъ-ярусных. Через тумбочку от меня, на нижней кровати,
лежит Вася Соломин, над ним – Саша Михайловский.
Соломин, от избытка игривости, упершись обеими ногами в нависшую над ним задницу Ми-хайловского, укачивает его толчками
снизу: «Бай-бай! Баю-бай!»
Забава окончилась тем, что Сашина кровать выскочила из обеих уключин спинки и всей
11
тяжестью легла на стопы Соломина.
Соломин, подменивший теперь спинку кро-вати, взмолился о помощи. Михайловский, свесив сверху голову, издевательски насмехается над Васей.
Мы, их соседи, даем Соломину вдосталь нас-ладиться обрушившейся
на него нагрузкой и, только после этого, приподнимем
кровать вместе с Михайловским, вставем её в уключины.
– Доигрался, Соломин?! Когда у тебя грыжа на старости лет наружу выпятит, вспомни, сколько ты мне нервов попортил, не давая спокойно за-сыпать после отбоя! – сказал Михайловский и заскрипел над Васей пружинами в поисках удобной позы для сна.
ПЕРЕКЛАДИНА
Сон товарищей в казармах бдят два человека – дежурный и дневальный по роте. Дежурный, как правило, мается в зевоте
или дремлет, сидя в Ленинской комнате, положив голову на стол. Дневальный стоит у тумбочки с телефоном. У обоих висят штык-ножи на поясных ремнях, на левых бицепсах красные повязки.
Кто жил в курсантских казармах, тот знает, что в них всегда стоит гимнастическая перекладина. Она располагается в центре места построения роты, совмещённого со спальным помещением.
Стоит прочно, прикреплённая цепями-растяжками к полу. Излишки цепей-растяжек свисают, болтаясь на уровне человеческого
роста над полом.
Ночью, с воскресения на понедельник, дне-вальный у тумбочки наблюдает как из глубины спального помещения, поддерживая друг друга, босиком и в белых зимних исподних приведениями
12
появляются два курсанта. Приведения доплета-ются до перекладины.
Один берётся рукой за стойку перекладины, другой – за свисающую цепь растяжки.
– Пришли, – говорит один.
Дневальный слышит, как что-то льётся на пол у перекладины и голос одного из приведений:
– Отлил?
Гремит подёргиваемая цепь перекладины, и голос в ответ:
– Отлил, пошли! Опять, сволочи, воду отклю-чили!
Два белых приведения тихо удаляются вглубь спального помещения.
Дневальный покидает свой пост, направляется в санузел
за ведром, тряпкой и шваброй – один чёрт, утром заставят затирать крайнего. С приведений какой толк. Схвати их сейчас – шумом всю роту разбудят.
СКОРАЯ МЕСТЬ
Левое крыло третьего этажа казармы зани-мает наша вторая
курсантская рота. Воскресный день, рота вернулась с обеда. Счастливчики, заслужившие за трудовую неделю увольнение в город, выглаживают парадки*, начищаются, намываются, готовятся
к построению увольняемых. Сто двадцать молодцев снуют
по спальному помещению, заставленному двухъярусными кроватями, бытовке, умывальнику, гладильной, Ленинской комнате.
Только в кабинет командира роты и командиров взводов нельзя входить без стука.
Коля Татаркин – аккуратист. Ещё бы! Посту-пил в лётное училище
прямо со срочной службы на Черноморском флоте, в звании главстаршины. Его и назначили отцы-командиры старшиной
нашей
13
роты. По-флотски, до зеркального блеска, старши-на начистил свои парадные ботинки и поставил их на подоконник, продуть запашок от мужских ног и ваксы. Все окна казармы нараспашку,
печёт летнее солнце.
У того же окна, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, стоит долговязый Боб. Вообще-то он Борис, но рота окрестила
его Бобом. Я вижу Боба, у него поджидающий кого-то взгляд. И вот Боб, громко, чтобы все обратили внимание, произносит: «Кто это на окно у самой моей кровати поставил вонять свои ботинки?!» – он демонстративно смахивает пару сержантских ботинок
за окно с подоконника!
Боб поджидал, чтобы старшина, расхажива-ющий по казарме
с обмотанным вокруг пояса полотенцем, обнаживший все остальные части своего волосатого тела и полирующий ногти пастой гоя, увидел его месть за назначенный Бобу наряд вместо увольнения.
– Боб! Убью! – старшина, в ярости, подбегает к Бобу, но образумившись,
меняет решение. Он хватает в охапку, сложенное на табурет у кровати Боба обмундирование, стоящие рядом сапоги, и вышвыривает в то же окно!
Боб, следом, достаёт связанные меж собой шнурками, заранее привязанные к гвоздю за окном, ботинки старшины, демонстративно
под-нимает их перед лицом хозяина и с размахом вы-брасывает
за окно!
Все, кто это наблюдал, давятся со смеху, а Боб и старшина уже летят вниз по лестнице, каждый за своим имуществом.
14
СИМОН! К ТЕБЕ ХОЧУ!
Мы оканчиваем военное училище. Отлётаны государственные
экзаменационные полёты, сданы государственные экзамены.
Остались счи-танные денёчки нашей курсантской, казарменной, жизни. Скоро все мы разъедемся, разлетимся по множеству авиационных городков огромного СССР. Неминуемая разлука предстоит ребятам, прожившим бок о бок более четырёх лет.
Роте объявили отбой. Лёжа в кроватях, все болтают меж собой.
Наши души возбуждены от эмоций! Вдруг, из-за стены, за которой живёт первая рота нашего батальона, раздаётся ор курсанта
Шабанова:
– Симон! К тебе хочу!
Симонов и Шабанов – земляки, выросли в одном посёлке под Новосибирском, вместе поступили учиться. Симонов лежит через
пару кроватей от меня, он кричит:
– Приходи, я уже лёг спать!».
Через десяток секунд мы слышим жуткий грохот со стороны первой роты, видим, как разва-ливается кирпичная стена! В образовавшемся
проёме появляется Шабанов с двухпудовой гирей в руке. Пьяный Шабанов доходит до кровати Симонова, садится подле друга, обнимает его, плачет.
Через Шабановскую дыру и другие курсанты всю ночь ходят из одного спального помещения в другое. Две сотни молодых, здоровых. ребят устраивают ночь прощаний.
Утром два майора, два командира роты, руга-ются через эту дыру. Каждый пытается доказать другому, что ни его рота развалила
стену, и ни его роте её восстанавливать.
15
СПАСИБО ТАНЦАМ!
Ни один лётный специалист, прибывший к новому месту службы, не допускается к полётам, пока не сдаст штук двадцать зачётов с записью в свою «Лётную книжку». Лётная книжка заменяет
ему «трудовую», только выглядит как настоящая книга – толстая и в твёрдом переплёте. В лётной книжке фиксируется каждый совершённый «летуном» полёт, много других сведений, которые заверяются гербовой печатью части и подписью начальника
штаба.
По выпуску из военного училища я прибыл служить в полк, летающий на самолётах «ТУ-16». Данный тип самолёта в училище
мы не изучали. Нашу роту, в отличие от других, готовили на бо-лее современный ракетоносец «ТУ-22». Так что устаревшую технику мне пришлось осваивать са-мостоятельно, «с нуля».
Я использовал каждую возможность оказаться с конспектами в кабине самолёта. Полк – на аэродром, на ночные полёты, и я туда же. Экипажи проверили исправность оборудования, готовность самолётов, убыли на предполётные указания.
Заняв освободившееся кресло второго штурмана, я взял в левую руку тетрадь, а правой «прощупываю» приборы, с которыми мне пред-стоит работать в будущем.
«Сидение второго штурмана вращается на 360 градусов, – читаю я и убеждаюсь в этом, – поднимается вверх и опускается вниз на 41 сантиметр». Беру правой рукой рукоятку, управляющую
вертикальным перемещением кресла, опус-каюсь в крайнее
нижнее положение. Нажимаю кнопку-фиксатор в торце рукоятки, перемещаю рукоятку вверх, и «еду» в крайнее верхнее поло-жение. Вдруг, я упёрся затылком во что-то твёрдое.
16
Кресло же продолжило движение.
Головой меня пригнуло к коленям. Я оказался поджатым к «потолку» и сложенным так, что дышать больше не мог. Дотянутся
рукой до руко-ятки управления креслом тоже невозможно, ру-ка коротка. Поняв, что мне никто не поможет, кабина пуста, ни крикнуть, ни вдохнуть не смогу, я вспомнил о своих ловких танцорских ногах. Самым кончиком ботинка вдавил кнопку-фиксатор и двинул рукоятку вниз. Кресло тронулось! Чуть распрямившись, я глотнул воздух, вынырнув из пучины смерти, как из воды, и расслабился. «Я – жив!»
Упёрлась моя голова в астрономический компас «АК-53», дополнительно укреплённый на прицельной установке пушки второго штурмана, под блистером.* В каждом самолёте есть техни-ческие доработки, которые выполняются на авиа заводах. В процессе ремонта самолёта дополни-тельно устанавливаются новейшие приборы и прочие усовершенствования. В устаревших
инструкциях о них ничего не сказано. Незнание доработок самолёта меня и наказало!
Прицельная установка вращается, как и кресло, на 360 градусов,
а с ней и астрономический компас. Прежде чем поднимать кресло «под потолок», необходимо было убедиться, что прицельная установка развёрнута так, чтобы астрономический компас не находился над го-ловой. Будь я росточком пониже сантиметров на пять, не дотянулся бы носком ноги до рукоятки.
Так бесславно и глупо могла оборваться моя жизнь в возрасте двадцати
одного года из-за нетерпения и желания как можно скорее начать летать на боевом самолете.
17
ШАХМАТЫ
Много ли раз за свою жизнь я играл в шах-маты? Терпеть не мог просиживать время за нудными интеллектуальными играми.
Я любил подвижные игры: футбол, хоккей, катание на лыжах,
особенно с горок, да еще, чтобы на спуске был сооружён трамплин. Правила игры в шахматы я знал, обучил меня им в детстве Толя Малков, мой сосед по подъезду. Толя был на год старше меня. Он всегда вытягивал меня из дому – то мяч гонять, то шайбу. Уговорить же меня сесть за шахматную доску было трудно.
В лазарете воинской части лежал я с гастри-том, на пару с лётчиком
Васильевым, если верно вспомнил его фамилию. Тот одолел
меня! Так пристал со своими шахматами, что хоть в солдатскую
палату от него сбегай. Играл он, видимо, постоянно.
Я поставил ему условие, что как только я вы-играю у него одну партию, он больше в жизни ко мне не станет приставать со своими шахматами!
Десять партий подряд была то ничья, то он меня обыгрывал. Одиннадцатую партию выиграл я! Это была последняя моя шахматная
партия в жизни. Было мне тогда года двадцать три. По мне, лучше ломать голову над стихами или нагружаться физически
до седьмого пота.
ДЛИННЫЙ ПРАВАК
В экипаж майора Испуганова назначили помощником командира корабля молодого лейтенанта, выпускника Тамбовского
лётного училища. Правак, так в дальней авиации кратко звучит должность правого лётчика, был невероятно высокого роста. Про таких говорят «Полтора Ивана». Он же был «Полтора
Испуганова» ростом!
18
Первый полёт с молодым помощником. Взлетели, идут в наборе
высоты полёта. Командир корабля даёт команду: «Экипаж, надеть кисло-родные маски, доложить о самочувствии!»
Весь экипаж доложил о выполнении команды и о самочувствии,
кроме правого лётчика. Майор Испуганов повернул голову
направо и увидел, что его помощник, надевший кислородную маску, начал молча задыхаться. «Сними маску!» – приказывает он помощнику. Правак снимает маску и начинает дышать воздухом кабины.
– Открой кислородный вентиль и надень маску! – говорит ему командир.
Правый лётчик вновь надевает кислородную маску и вновь начинает задыхаться.
– Сними маску! – приказывает майор Испуганов. Лётчик снимает маску и начинает дышать.
– Открой КВ-5!
– КВ-5 открыл! – докладывает помощник.
– Теперь надень маску и дыши! – говорит Испуганов уже раздражённым голосом.
Всё повторяется.
– Ты знаешь, что такое КВ-5? Покажи мне кислородный вентиль!
Правый лётчик отрывает от штурвала правую руку, заводит
её за бронеспинку своего катапультного
кресла, умудряется, вдоль правого борта самолёта, дотянуться до кислородного вентиля бортового техника самолёта! Ни один человек нормального роста сделать такого, не сойдя с кресла, не сможет!
– Молодец! – говорит ему майор Испуганов, – а теперь найди точно такой же вентиль на своём рабочем месте и открой его!
Правый лётчик шарит глазами по оборудо-
19
ванию на своём рабочем месте, находит свой КВ-5-ый, открывает его, надевает
маску и докладывает:
– Командир! Кислородную маску одел, самочувствие нормальное!
– Матчасть* на земле изучать надо! Изучишь и пересдашь заново зачёты инженерам! – выносит решение майор Испуганов. Полёт продолжается.
ПЕТЛЯ
219-ому отдельному разведывательному авиационному полку (ОДРАП*) поставили задачу – произвести воздушную разведку
Курильских островов и острова Сахалин, обнаружить и сфотографировать все точки расположения бал-листических ракет стратегического назначения.
Наш любимый «21-й» борт шёл в середине боевого порядка самолётов, следующих друг за другом с минутным интервалом. Отошли мы от берега большой земли, пройдя строго над ППМ* (поворотным пунктом маршрута). Я доложил командиру корабля
курс следования, расчётное время выхода на Южно-Сахалинск
и стал нас-траивать радионавигационное оборудование на частоту Южно-Сахалинска, выбрал канал работы его РСБН (радиосистемы ближней навигации).
Под нами водная поверхность, наземных ориентиров нет. До дальности захвата радио-сигналов Южно-Сахалинска ещё не дошли. Даже радиолокационный прицел, РБП-4, на этой высоте островов пока не видит.
В СПУ* раздаётся голос второго штурмана, моего помощника:
– Штурман, посмотри на экран РБП, мы идём прямо на Японию!
Я смотрю на экран, на нём, точно по курсу, вырисовываются острова Японии. Быть этого не
20
может! Мы, по времени полёта, не могли при-близиться к Японии на такое близкое расстояние.
Командир экипажа напуган нашим радио-обменом:
– Штурман! Куда мы идём?!
– Командир, все курсовые приборы свере-ны. И по курсу, и по времени мы не могли приб-лизиться к Японии, – отвечаю я, – с засветками сейчас разберёмся. Через пару минут РСБН «захватит
» Южно-Сахалинск. Держите прежний курс!
Но, у страха глаза велики, командир корабля страхуется:
– Отворачиваю влево на девяносто градусов, – заявляет он. Самолёт входит в левый крен, разворачиваясь к северу.
«Что он творит!» – думаю я. – После отворота от маршрута, мы выпадем из боевого порядка. Даже, выполнив петлю, вернувшись
на прежнюю прямую, окажемся в хвосте у всех. Нам уже не догнать группу и не занять своё, установленное место в боевом порядке – не разовьёт наша «ТУ-шка» необходимой скорости. Да и маневром, с догоном и обгоном, мы выдадим свою ошибку, вызванную паникой на борту! Весь разбор полётов потом построят
на нашем экипаже.
Вижу, как стрелка радиокомпаса начинает разворачиваться в сторону Южно-Сахалинска, начинают вращаться счётчики азимута и даль-ности РСБН. Докладываю командиру, что вош-ли в зону устойчивой работы АРК* и РСБН*. Командир, по своим указателям, тоже это видит. Я жестами подсказываю второму штурману, чтобы он выключил магнитофон, записывающий весь радиообмен.
Даю командиру новый курс на Южно-Саха-линск, новое расчётное время выхода на город.
21
– Командир! Нужно пройти по маршруту, выполнить фотографирование
обнаруженных объектов разведки, докладывая по внешней связи время прохождения всех поворотных пунктов,
прибавляя минуту к времени впереди идущего экипажа. Создать иллюзию того, что мы находимся в боевом порядке. Не дойдя до самого северного ППМ*, отвернём к точке встречи с группой, срежем угол маршрута, вклинимся в боевой порядок. Для безопасности, перед встречей с группой, займём высоту на 150 метров выше группы», – предложил я свой план командиру.
– Согласен, работай. Не ошибись в расчётах! Что это за засветки
были?
– Командир, это грозовые засветки. Они сформировались над островами Японии и, чётко сохранив конфигурацию островов,
продвинулись к нашему материку. Второй штурман принял их за Японию. Никогда не думал, что грозовые тучи над островами
могут повторить их конфигурацию так близко.
Тут и ведущий группы запросил у КП* Южно-Сахалинска новый эшелон* для обхода грозы над ней. Самолёты прошли над грозой. В дальнейшем всё шло гладко. Группа не обнаружила
нашего исчезновения из боевого порядка. Мы прошли с юга на север, через весь Сахалин и Курилы, произвели фотографирование обнаруженных объектов.
После Курил, подрезав угол маршрута, мы, секунда в секунду, вклинились в боевой порядок. Отлично, в заданное время, отбомбились на поли-гоне.
Командир классно притёр самолёт к по-садочной полосе. Техники
из фото-группы сняли кассеты фотокамер и увезли плёнки на проявку.
22
Единственное, что могло выдать нашу ошибку, это не совпадение фактического време-ни фотографирования объектов разведки, отра-жённого на фотоплёнках, с временем, указанным
мной в разведывательном донесении.
На разборе полётов наш экипаж хвалили, общая оценка за полёт – пять баллов! Никто не заметил, что мы вытворяли над океаном! Одно досадно – начальник разведки подвёл итог:
– Полк не выполнил поставленную задачу по разведке! Обнаруженные и сфотографированные шахты с ракетами оказались ложными, выстав-ленными на показ вероятному противнику. Реаль-ные объекты не обнаружены, что и требовалось доказать!
Ракетчикам было необходимо проверить маскировку своих шахт. Маскировка баллис-тических ракет стратегического назначения
на наших островах надёжная!
ЧЕРЕЗ ГРОЗУ
Дальний восток является одним из пяти самых грозовых районов СССР. Мы идём по маршруту на разведку погоды. Командир корабля – майор Гусев. Я – штурман экипажа. Моя кабина, в носовой части самолёта «ТУ-16», выглядит, как стеклянный наконечник стрелы. У штурмана корабля самый лучший обзор передней полусферы.
Маршрут перекрыт грозовым фронтом. Согласно НПП* (наставлению по производству полётов), входить в грозовые облака и пролетать под ними запрещено! Обходить грозу можно, поднявшись на тысячу метров над ней. Мы уже идём почти «на потолке»* самолёта, дорога вверх для нас закрыта. Ни слева, ни справа обойти
23
фронт не получится, он вытянулся поперёк мар-шрута, и не видно ему ни конца, ни края. Нас-тавлением разрешено проходить между грозовыми очагами, если расстояние между ними не менее пятидесяти километров.
Я просматриваю грозовой фронт на экране радиолокационного
прицела РБП-4, нахожу нужную «дыру» между очагами,
и мы направляемся к ней. Чем ближе грозовой фронт, тем чувствительнее болтанка самолёта. Полёт дневной, но вот из ярко освещённой солнцем благодати мы ныряем в чёрную адову жуть! Свет-лый день для экипажа резко превращается в ночь.
Самолёт не болтает, а кидает из пропасти в пропасть.
Я вижу из своей кабины майора Гусева и его помощника. Оба они вцепились в штурвалы, лица и тела их– напряжены. Никогда за пятнадцать лет я не видел больше такой работы пилотов! Они таскают
штурвалы на себя, от себя, влево и вправо, мгновенно реагируя
на каждый бросок самолёта по вертикали и горизонтали.
Как только самолёт погрузился в темень, в наушниках шлемофонов наступила гробовая тишина. Всё это время по остеклению
моей ка-бины ползали огненные змеи: белые, жёлтые, красные, фиолетовые, голубые, зелёные, синие, серебристые...
Все мы знали, из грозы никто ещё живым не вылетал! Меня мучило одно – чем ближе мы подходили к грозовому фронту, тем ближе сходились на экране очаги грозовых туч меж собой, а потом и вовсе слились воедино. Где они, пятьдесят километров?! Мысль о том, что я совершил роковую ошибку, предложив командиру
эту «дыру», затмила и страх, и все иные помыслы
24
человека перед вероятной гибелью.
Сколько минут это длилось? Почему-то об этом я никогда не задумывался.
Когда же чернота за бортом стала сереть, а потом нас ослепило солнечным светом, экипаж ожил – шесть человек радостно галдели в СПУ* (самолётное переговорное устройство), каждый просто что-то говорил, не слушая других, выхо-дя из состояния, в котором пребывал в эти зло-получные минуты.
Галдёж прекратил строгий приказ командира экипажа:
– Всем замолчать!
Возобновился чёткий радиообмен. Экипаж начал работать. Радист – радировать о грозовом фронте на маршруте, я – определять место само-лёта... «И всё пошло обычным чередом», как в стихотворении Николая Рубцова.
КАК ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ СЕБЯ СПАСАЛ
К обеду Геннадий Иванович почувствовал себя больным. Не всякий актёр изобразил бы гримасу, с коей он предстал перед начальником штаба, чтобы отпроситься со службы.
Дома, проигнорировав обед, он залёг в пос-тель, в надежде сном излечить недуг. Уснуть не получилось. В его утробе засел зверёк, пыта-ющийся с помощью зубов и когтистых лапок выр-ваться наружу.
«Аппендикс!» – решил Геннадий Иванович. Превозмогая боль, облачился вновь в зеленый мундир и добрался до лазарета.
– Сергеич, кажется у меня аппендицит, – заявил он дежурному
врачу.
– Пошчупаем, – пропел Сергеич, уложив под-полковника с оголенным торсом на кушетку.
25
Геннадию Ивановичу казалось, что его не пальпируют, а режут без наркоза. Лоб вспотел, зу-бы заскрежетали от боли.
– Сумлеваюсь, – снова пропел невозмутимый Сергеич и поставил
Геннадия Ивановича на ноги, не в смысле – излечил, а в самом прямом смысле.
– Больно? Не больно? – спрашивал Сергеич, хлопая его «по почкам» и успевая информировать о технических достижениях современной меди-цины в области диагностики.
– Почки, – заключил доктор, – камушки зашевелились.
К этому моменту организм Геннадия Ивано-вича уже не желал сохранять вертикальное поло-жение. Геннадий Иванович скрючился, лёг на кушетку, и сотворил гримасу, куда более жуткую,
чем у начальника штаба.
Невозмутимый доселе Сергеич закричал на весь лазарет:
– Силкина! Морфий!
– Мо-о-о-р-ф-и-и-й… – эхом ли, перекличкой ли многих гоосов
пронеслось по этажам лазарета.
То ли морфий не морфием оказался, то ли ещё что, однако недолго пробыл в забытьи и блаженстве горемыка. Очнувшись от боли в уютной офицерской палате, Геннадий Иванович понял – скоро ему хана! Он дотащился до Сил-киной и взмолился:
– Верочка! Отправь меня в госпиталь. Ника-кие это не почки – аппендицит у меня. Лопнет ведь! Лопнет!
Перепуганная Верочка тщетно обзвонила все объекты части в поисках санитарной машины, исчезнувшей вместе с Сергеичем.
Геннадий Иванович решительно взял всё в свои руки. Вызвал из города такси, прямо в пижаме
26
и в тапочках укатил в гарнизонный
госпиталь, что в получасе езды от военного городка.
В приёмный покой пригласили хирурга.
Огромный, с медвежьей головой, с богатой шерстью волос на ручищах и атлетической грудной клетке, хирург более походил на циркового силача, чем на врача. Пуговицы его халата вряд ли могли сойтись с петлями, чтобы застегнуться. Рукава были закатаны по локоть.
– Никакой это не аппендицит! Почки, – про-басил хирург, и пришлось Геннадию Ивановичу пережить заново всё, что уже было в лазарете. Стал он среди ночи «умирать» во второй раз.
Громогласный доктор и обессиливший паци-ент долго отстаивали
каждый свой диагноз, пока Геннадий Иванович не настоял:
– Режьте! Любую бумагу подпишу, чтобы снять с вас ответственность за исход операции.
Прикованный к операционному столу, Ген-надий Иванович видел лишь глаза и маски своих спасителей.
– Новокаин! – прогремел бас.
Геннадий Иванович почувствовал укол, ещё укол, ещё… Правая часть живота стала неживой.
– Разрезали? – спросил Геннадий Иванович.
– Разрежем, не переживайте. Скальпель!
Геннадий Иванович попытался отвлечься. Поглядел в окно. За окном – глубокая ночь.
– Где же он? – пробасил хирург.
Геннадий Иванович насторожился и почувствовал, что внутри его живота копаются.
Тяжёлые, тёмные глаза взглянули на него.
– Новокаин! – произнёс бас.
Боль притихла.
– Вот, дела – полбрюха искромсал и не найду.
– Чего не найдёте? – заволновался Геннадий
27
Иванович.
– Вы не инопланетянин? Десять лет режу, а такого не встречал!
Поиски аппендикса затянулись.
– Новокаин! – скомандовал Геннадий Ива-нович и уловил тяжёлый взгляд хирурга, который повторил за ним:
– Новокаин!
В окна застучал мелкий дождик.
– Грибной, – со вздохом произнёс Геннадий Иванович. Он был страстным грибником.
– Чёртова работа! За всё лето ни разу по лесу не побродил, – заявил в сердцах бас.
– А давайте, после дежурства, рванём за город, Олег Кузьмич, – включился в разговор женский голосок, словно ветерок, ворвавшийся с улицы в операционную.
– Эх, грибочки! Зимой, маринованные, да со спиртиком… Согласен, сменимся и рванём!
– Нашли? – вновь забеспокоился Геннадий Иванович.– Найдётся, – успокоил его женский голосок, – не силитёр же ваш аппендикс прогло-тил.
– Вот это грибочек! – услышал Геннадий Иванович, – и как не лопнул?!
– Покажите, – попросил Геннадий Иванович.
Он, молча, поглядел на окровавленного «зверька», который тут же хлюпнулся в таз, неспо-собный более кусать и царапать его внутренности.
Обессиленный Геннадий Иванович больше не сопротивлялся
сну. Снились ему окровавленные грибы в сыром бору. Люди в зелённых халатах и масках срезали и срезали их под корень, набивали
ими ведро, на котором, красным по голубой эмали, было написано «Операционная».
Несколько дней у Геннадия Ивановича
28
держалась температура. Доктор-медведь при-саживался по утрам на край его кровати, осмат-ривал выздоравливающего и передразнивал:
– Новокаин! Новокаин! Повезло же вам!
ЛЕГКО ОТДЕЛАЛСЯ
Каждые два года я проходил ВЛК (врачебно-лётную комиссию)
в стационаре. В госпитале у людей полно времени на разговоры
и травлю анекдотов. Там и услышал я эту историю от пра-порщика – командира огневых установок (КОУ), который лечил повреждённую ногу.
Рассказ буду вести от его лица:
– Пригнали мы – рассказывает прапорщик, – на Хабаровский
авиаремонтный завод «ТУ-16»-ый. Сдали заводчикам борт и свободны!
Отправились вечером в ресторан. Что есть ресторан для командировочных? – ужин, танцы, знакомство с барышнями. Стрельнула мне глаз-ками приятная дамочка. Ну, как оно и бывает:
«от нашего стола – вашему столу!» Потёрлись носами, танцуя в «полутёмном ресторане...», пошептались и поехал я провожать её домой после закрытия ресторана. Надо добавить, рестораны
в советские годы закрывались строго в 23 часа.
Для скрепления знакомства и продолжения «вечера» прихватили
на вынос бутылочку «Сто-личной». Такси дешёвое – три рубля в любой конец города! Прибыли к ней вдвоём, накрыли стол, присели. Сидим, про жизнь беседуем, до водки и постели дело ещё не дошло. Слышу, открывается входная дверь в квартиру, звучат мужские голоса в прихожей. Ёкнуло моё размягчённое прият-ностями сердечко: «Кажется, я влип!»
Прихожую одним глазком вижу. Три гро-мадных, обросших бородами, мужика скидывают
29
с плеч рюкзаки на пол, снимают штормовки и походную обувку. Первым в комнату, по-хозяйски, как я понял, проходит муж. Двое ещё шумят водой в ванной – моют руки.
– Лапушка, да ты как знала, что мы сегодня не сможем уехать, стол собрала вовремя, – говорит он, присаживается. Кивает мне, здороваясь, не протягивая руки.
Доставляются к столу стулья. Друзья мужа и его коллеги-геологи,
как хозяйка пояснила, тоже садятся за стол. Моя новая знакомая быс-тро прибавляет приборы, ставит тарелки с разо-гретыми котлетами и макаронами, бросает мне извинительные взгляды.
Мужики молча, с аппетитом, едят.
– Что ж ты гостей «Столичной» не угощаешь? – спрашивает хозяин жену. Берёт со стола бутылку, скручивает ей алюминиевую
головку.
– Что это за стопочки ты поставила? – про-должает он, – Достань
из наших рюкзаков кружки к которым мы привыкли.
Когда кружки оказались на столе, он налил в одну, почти до краёв, водки.
– Пей! – говорит мне, – лётчики не хуже нас умеют. Знаем мы как вы «спиртягу жарите».
«Помирать так с музыкой!» – решаю я, не отрываясь, большими
глотками выпиваю налитое. Алкоголь не прошибает, голова
всё варит, нервы не расслабляются.
– Ты что суеверный? Не бреешься перед полётами? – спрашивает
он и ощупывает мой подбородок.
– Идёшь к женщине – должен гладенько вы-бриться. Бери стул, садись перед трельяжем, мы с друзьями тебя побреем.
Друзья его принесли помазок, пенящийся
30
крем для бритья, чашечку с горячей водой. О, ужас, и «опасную» бритву!
Сижу я, с полотенцем вместо салфетки на груди, и жду, когда всё случится. «Чик бритвой по горлу…» – и всё! Такого не прощают!
Ну, вот я почти профессионально и побрит.
Муж приносит из прихожей мою шинель, шапку, ботинки: «Одевайся!».
– Красавец! – говорит он, – тебя побритого, да ещё в форме, любая другая полюбит!
Молча оделся, думаю: «Дадут позорного пинка на прощание и всё, вроде мужики образо-ванные», не дёргаюсь.
– Виктор, – просит он одного из друзей, – принеси верёвку из рюкзака.«Блин, придушить решили, да выеезти ночью труп подальше...», – мелькнуло в голове. Напрягся весь изнутри.
Ещё не лучше! – Хозяин открывает балкон-ную дверь, выходит с верёвкой на балкон. Двое других меня к балконной двери подталкивают. Жутко! Помню, что на восьмой этаж поднимался в лифте, не сиганёшь без парашюта.
«Лётчики высоты не боятся, – говорит хозяин, – на вот, попробуй, как мы!» – и подаёт мне свёрнутый в круг альпинистский канат. На душе у меня от этого сразу легко стало! Хоть я и не альпинист, но узлы вязать умею. В школьные годы моряком мечтал стать, по книжкам для будущих моряков учился вязать узлы, азбуку Морзе изучал.
Закрепил я канат за перила, сбросил его вниз. Надел на руки свои лётные шевретовые перчатки и вперёд, за перила. Дополз до конца каната – завис между третьим и вторым этажами. Не будить же мирных жителей ночным стуком в балконную дверь, пришлось прыгать. Так моя командировка и продлилась здесь, в Хабаровском госпитале.
31
ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Каждый божий день на остановке «Авиа-городок», при любой,
даже нелётной, погоде тор-гует семечками бабка – жена нашего древнего, парализованного инсультом авиационного техника.
Порой и дед её подолгу сидит рядом с ней, упершись подбородком на трясущуюся под его рукой трость.
У входа в авиагородок
вздыбился на пьеде-стале самолёт «ТУ-16».
Старый авиатехник попросил однажды меня записать для него на листе бумаги стихотворение «ТУ-16» («У входа в часть небесная машина…»). Откуда он знает о нём? Наверное, бывал на кон-цертах в Доме офицеров. Бабка снабжает меня листиком, они у неё – для кулёчков под семечки. Я с удовольствием выполняю
его просьбу. Он читает стихотворение и, сложив вчетверо листок, бережно убирает его в нагрудный карман рубашки.
– Это мой родной, 50-ый борт! – говорит старый авиационный техник, указывая на памят-ник из живого, но выпотрошенного боевого само-лёта.
«Надо подарить ему сборник своих стихов», – думаю я. Вновь корю себя за то, что не ношу при себе, как всегда хотел, барсетку с парой своих книжечек. Печально, когда при встрече с таким душевным человеком, при тебе нет книги, чтобы сделать ему трогательный подарок.
ЧТО СНИТСЯ
Что снится Вам, небесные друзья?! Такой строкой начать бы новое стихотворение, но меня тянет к прозе. Видимо, с возрастом,
во мне всё реже вспыхивает лирический порыв. С возрастом
у человека больше интересных событий происходит
32
во снах, нежели наяву. Где-то я читал, что человек во сне совершает то, что желал бы совершить наяву, но не может. Один и тот же сон в разных вариантах преследует меня – уволенного в запас летуна.
Я в этих снах то – курсант, то – молодой штурман в офицерских
погонах. Во снах я всег-да в армейском коллективе. Коллективы
эти представляют смешение множества лиц тех, с кем я либо учился в военном училище, либо служил в лётных частях. Во снах – они все вместе, все готовятся к полётам: наносят на карты маршруты, вычерчивают схемы и таблицы, заполняют по-лётные листы и штурманские планы полёта. И я вместе с ними занимаюсь тем же самым – подготовкой к полёту.
Готовлюсь, но никогда не взлетаю. Сны эти обрываются перед
самой посадкой в самолёт. Вдруг, я обнаруживаю, что у меня нет в руках лётного планшета, кислородной маски, защитного шлема... и просыпаюсь.
В других снах я либо поступаю в ЧВВАКУШ, либо готовлюсь к сдаче экзамена. Все вокруг в курсантской форме, а я один среди них – старый офицер, но курсант по сути своей. Тогда я просы-паюсь от того, что не пойму, зачем я должен вто-рично обучаться в училище, которое окончил тридцать лет назад, и каким образом, после двух инфарктов, прошёл медицинскую комиссию для поступоения в лётное училище?
Объясняются эти сны просто – я желаю жить не пенсионером-
инвалидом, а молодым орлом! Но, увы, молодость и здоровье
улетучились безвозвратно.
33
ЗМЕИНЫЙ ПОЯС
Ольга моя просто помешана на сборе грибов и ягод. Ни лесным
зверем, ни «хищными» раз-бойниками её не запугаешь! Говорят:
«Как волка не корми, всё равно в лес смотрит». Ольга не волк, но ежели её в городе цепью к батарее приковать, она перегрызёт цепь и в лес сбежит. Без леса Ольга завянет.
Сборщик она великолепный! Родилась в деревне и просто выросла в лесу. Собирает только отборные плоды и в огромном количестве. Приведёт меня на ягодное место, быстро, как ма-шина по сбору ягод, оберёт весь спелый крупняк, да исчезнет. До неё в лесу не доаукаешься и, где там её носит, не прознаешь. А добычи притащит, за то же время, в пять раз больше, чем я!
Присела, как-то Ольга с полной корзиной ягод у стожка, передохнуть
перед неблизким путём к деревне. Но, чуток посидев, подскочила от мысли, что в стожках змеи водятся. Взяла корзину
и тронулась к деревне без передышки. Идёт и чует, что в её, а точнее, в Васькиных спортивных штанах, которые она напялила поверх своего тонкого трико, шевелится что-то живое. Потрогала, точно, – опоясало её в талии что-то мягкое, толстое и ползёт.
Ольга догадалась, что это уж. «Если бы гадюка, – успокоила она себя, – тяпнула бы сразу, как только я её тронула». Поставила она корзину на траву, сбросила Васькины штаны и стала топтать их обеими ногами. Затем, приподняла штаны и сделала попытку вытрясти из «штан» ужа. «Штан» – это Ольга так всегда говорит. Она ещё много говорит таких, раздражающих мой слух слов! Сколько не поправляю её, так за 25 лет и не добился заметного результата в достижении пра-
34
вильного произношения, может и привычных для сельского уха, но все-таки безграмотных выражений.
Подумав, что просто не заметила, как уж скрылся, выпав из «штан», Ольга их вновь надела. Взяла корзину и пошагала дальше.
Но не прошагала и десятка шагов, как всё повторилось. Решив, что уж был не в Васькиных штанах, а в её трико, она сбросила
всё до трусиков и стала ожесточёно топтать и своё трико, и Васькины штаны. Натоптавшись, осторожно потянула трико – никого и ничего. Вывернув наизнанку Васькины штаны, увидела, как из отдела для резинки появилась змеиная голова с желтыми пятнами.
Перепуганный уж, так неожиданно отхва-тивший Ольгиных тумаков, видимо, долго искал выход из лабиринта, в который угодил в поисках тепла и женской ласки. Хорошо, что нашёл выход – не быть бы ему живому! Уж был длиной метра полтора и тонкий. Это по Ольгиным рассказам, был он то толстым, то тонким.
Я думаю, ему пришлось срочно похудеть, чтобы выбраться живым на волю!
Картину, как на лесной дороге, в одних тру-сиках, пляшет какая-то дурная или пьяная баба, увидел водитель «Козлика». Это машину, «ГАЗ-51», прозвали так ещё в советские времена. Решив, что бабе требуется помощь, он остановил машину, вышел и спросил, чем помочь.
Ольга сконфузилась от того, что местный па-сечник Коля увидел
её, выплясывающую в столь непристойном виде, отказалась от помощи и объ-яснила, что змея заползла ей в штаны.
Коля закачал головой:
– Блин! Меня бы инфаркт жахнул от такого! Как ты не перепугалась
до смерти?!
35
Ольга ещё раз перетрясла трико, штаны, надела их и продолжила свой путь с корзиной к Прудовке, а Колин «Козлик» «закозлил» в сторону пасеки.
***
Нечто подобное случалось и со мной. Сижу как-то один на троллейбусной остановке в вечер-них сумерках, жду троллейбус. Погода тихая, но прохладная, шинель на мне, повседневная офицерская
форма. Вдруг ноги мои ветерком обдало. В голове мелькнуло:
«Штиль полный, а мне ноги ветерком обдуло?»
Жду очередного порыва ветерка, а его нет. Внутри меня какое-то беспокойство появилось и ветерок этот из головы не исчезает. Поболтал ногами. Тронул рукой правую штанину – всё нормально. Прикоснулся к левой, а из неё выс-какивает огромная
крыса и – тикать в поле!
Хорошо, что я сидел на лавке и выше согнутых колен крыса подняться не смогла. Догадайся, чего она там в моих мужских штанах искала? Есть такие зверьки маленькие, которых женщины для самообороны таскают. У этих зверьков природный инстинкт – грызть мужские яичники. Но в моем случае, думаю, крыса тепло искала, а я сидел неподвижный, не страшный и такой
тёплый-тёплый.
ПОТОМОК
Довелось мне в начале двадцать первого века общаться с одним
молодым человеком. Высокий, крепкий, привлекательный, хотя и рыжий. Лет ему– около двадцати пяти. Окончил ВУЗ, холост. От пива не отказывается, понял я, услышав: «На хлеб и пиво сам зарабатываю!».
36
Мы заговорили с ним о русской литературе. По его познаниям оказалось, что писательница Анна Каренина создала всемирно известный роман «Война и мир», но жизнь её, как и жизнь многих русских писателей и поэтов, оборвалась трагически. Чтобы я и вовсе ушёл в «отпад», сражённый его образованностью
и «классной» памятью, он продекламировал мне стихотворение М.Ю. Лермонтова так, что я, старый склеротик, каким-то чудом, переползший из своего двад-цатого века в его двадцать первый, запомнил то стихотворение на весь жалкий остаток моих дней! Вот как оно прозвучало из уст его:
«Белеет, типа, парус одинокий
В тумане, кабы, моря голубом!..
Что ищет, типа, он в стране далёкой?
Что кинул, кабы, он в краю родном?..
Играют волны, типа, ветер свищет,
И мачта, кабы, гнётся и скрипит…
Увы! Он счастья, типа бы, не ищет
И, типа, не от счастия бежит!
Под ним струя, кабы, светлей лазури,
Над ним луч солнца, кабы, золотой…
А он, мятежный, типа, просит бури,
Как будто в бурях, типа, есть покой!»
ХРИСТОС ВОСКРЕС
Пасхальный день выдался на славу! Капитан Чубаев прошёлся по совхозу, который теперь и совхозом-то звали лишь по старинке. Совхоз превратился в АОЗТ. Акционерное общество, да ещё закрытого типа! Люди «христоскались» с ним, обменивались добрыми пожеланиями, только целоваться никто не пытался.
Со стороны кладбища бежал Спиридоныч,
37
махал рукой: «Погоди», мол. Капитан медленно пошёл ему навстречу.
– Христос воскрес! – отрапортовал он запыхавшемуся Спиридонычу.
– Ой, Федя, воистину воскрес! Воистину, Федя, – выпалил Спиридоныч. Протянул Фёдору руку, да одёрнул. В руке было раздавленное во время его кросса пасхальное яичко, крашеное в отваре луковой шелухи.
– Бери моё, Спиридоныч! С таким яйцом всем противникам яички перекокаешь, корзину победных яичек наберешь! Спиридоныч взял протянутое «яйцо» и окаменел. На его ладонь легла «лимонка», а кольцо с чекой осталось зажатыми меж Фединых пальцев. Фёдор с детских лет так и не разучился выкидывать всякие «приколы», хотя и дорос до капитана милиции. Спиридоныч лихо метнул «лимонку» в нежащуюся под апрельским солнышком оземь и плюхнулся в кювет на краю асфальта, в пыльную прошлогоднюю траву.
– Воскресай, Спиридоныч! Сегодня День воскресения! Пойдём гранату искать, учебная она.
Спиридоныч поднялся, напялил праздничную шляпу, утратившую от пыли нарядность, сплюнул, и покрыл шутника матюгами.
– Воскрес! Воскрес! Дуболом! Шлёпай со мной на кладбище, я тебе свою «бомбу» покажу. Спиридоныч потащил участкового в сторону кладбища, где у недавнего захоронения стояло человек пять народу.
Подошли. Бабы наперебой талдычили каждая своё, а суть была одна – в могиле явно покопались.
– Изгумировать надо-ть, – с умным видом прошепелявила Ванька-Манька, редкий дар для села, свой гермафродит.
38
– Без санкции нельзя «изгумировать», – под-ражая её говору, заявил капитан. Пойду начальству звонить.
Расставил широко ноги, сдвинул свою фурагу за козырёк к затылку, подбоченился, помозговал. Сдвинул фурагу обратно, ко лбу. Так он делал всегда, решая серьёзную задачу.
– Звонить пойду, – повторил он, – ты, Спиридоныч, организуй из пацанов пост, чтоб ничего здесь не топтали. Пусть послужат делу и воскресению. От Бога им милость, от меня – конфеты.
Тревожная группа прибыла минут через со-рок. Защёлкал фотоаппарат. Народ отступился от могилы, но не уходил. Молодцеватый майор беседовал с родственниками захороненного, от которых
горе после похорон родного человека ещё не отступило далеко.
Было согласовано – копнуть чуток, не беспокоя упокоенного.
С первых же двух-трёх штыков копки нат-кнулись на ткань защитного цвета. Освободили от земли и выложили на край могилы
плащ-палатку, стянутую бельевым шнуром.
Майор прервал тишину:
– Прошу слабонервных отойти в сторонку, но не расходиться.
Все увидели то, что и следовало увидеть в такой ситуации. Труп был обезглавлен, лежал вниз «лицом» которого не было, и вряд ли, когда найдётся. Остатки окровавленной одежды изодраны
в клочья. Кое-кто с рвотными позывами удалился.
Щёлкал и щёлкал фотоаппарат. Командовал всеми. прибывший
с группой, майор:
– Чубаев, покажите односельчанам снимки пропавших и разыскиваемых,
может, кого из них
39
встречали в ваших краях? Все, кто может помочь расследованию, видел что, слышал что, подойдите
к капитану Чубаеву.
Народ залопотал. Пьяный мужской голос выделялся громче других:
– Да Колян это, друган мой! Я третий день его отыскать не могу.
Ему в ответ баба:
– Алкаш безмозглый! Колян твой, со Свис-туном на пару, с Сонькиного сеновала три дня сползти не могут. Приподымут головы
и стонут: «Соня, пить подай!» «Три богатыря» постылых, друганы-алконавты!
Мужик обрадовался услышанному, торопко, хоть и пьяно, на радостях припустил в сторону домов.
– Чубаев!
– Я, товарищ майор.
– Какие воинские части вблизи базируются?
– ПВО есть, инженерная часть, эти всех ближе.
– Всё узнай: отпускники, командировочные, самовольщики… Обо всех доложишь.
Кончились обязательные при осмотре места происшествия хлопоты, труп загрузили в машину. Сельчане принялись приводить
в порядок могилку, а группа тронулась в сторону тракта, ведущего к областному центру.
В машине майор приказал водителю:
– Князев, поколеси-ка по окрестным с сов-хозом просёлочным
дорогам. Может, найдем, где этого бедолагу, как бревно, волоком
протащили.
Съехали на лесную дорогу. Левее, на трассе, гул от летящих на повышенных скоростях машин. А тут ни одной встречной, ни одной попутной.
– Остановись! – майор вышел из машины,
40
что-то поднял с земли. Медленно пошёл дорогой дальше. Поковырял носком ботинка
в колее, опять что-то поднял. Прошёл с километр, словно собирая грибы, наклоняясь за каждой находкой, потом махнул рукой – подъезжай!
Сувениры были ценные: окровавленные куски ткани, часы «Командирские», с забитым песком циферблатом вместо стекла и стрелок, одна кроссовка с мужской ноги.
– Товарищ майор, думаете, нас эти находки, как нить Ариадны,
прямо к преступникам приве-дут?
– Боюсь, что этот клубок уже оборвался, Князев. И праздник
Воскресения кончился. Уже и фары пора включать. Давай на трассу!
– Похоже, военный пострадал. Помните прапорщика, сожжённого
в его же машине? Тогда хоть голову имели обугленную.
Стоматолог воинской части по зубам личность убитого опре-делил. Тем всё и кончилось, что родственники смогли похоронить
родную душу, а не страдать от неизвестности.
– Может дело одних и тех же живодёров?
– Завтра с первым светом направим на этот участок дороги группу, ещё досмотрим.
Сумерки сгустились. Фары встречных машин слепили глаза. Печальный эскорт приближался к огням большого города с его радостями и го-рестями, с новым, уже не советским, а с каким-то волчьим образом жизни, с множеством тружеников, лишённых привычной работы на заводах и стройках канувшего в бездну соци-ализма.
«Теперь жди тревогу за тревогой, убийство за убийством, грабёж
за грабежом... Начался передел собственности. Волчий строй – волчьи законы
41
жизни», – так мыслил молодцеватый майор, начиная
клевать носом под монотонное урчание машины.
«Висяк», очередной «висяк», – стучало в голове набатом. – Явный «висяк», – уверенно заключил майор и задремал от усталости.
СИЛА ГИПНОЗА
Осень. Снега ещё нет. Мои постаревшие ро-дители, моя молодая
жена и провожающие нас родственники, у которых мы славно
провели вечер, приходим на автобусную остановку. Можно бы и пешком, от посёлка до наших домов на окраине города всего-то минут двадцать ходьбы, но время позднее, мы с отцом
навеселе, и женская половина настаивает: надо дождаться транспорта.
Появляется рейсовый автобус. Входим в са-лон и слышим огорчительное: «В парк машина! Автобус следует в парк!» Покидать
тёплый автобус никому не хочется, ясно, он последний. Двери закрываются, автобус на всех парах мчит по ноч-ному шоссе в сторону города.
Сажусь рядом с женой. Спрашивает:
– Довезёт до парка?
– Пока так, а дальше – посмотрим!
– Что значит посмотрим?
– А то! Я сейчас водителя гипнотизировать буду!
О моём тайном увлечении гипнозом знают не многие, но жена знает и вечно над этим подтрунивает.
Демонстративно впиваюсь взглядом в заты-лок водителя – начинаю с ним работать.
Решающая развилка дорог. Ура! Водитель сворачивает не к автопарку, а следует по маршруту, которым гонял всю смену. Жена восторженно гля-
42
дит на меня. Мама за спиной причитает Аллаху за то, что он уговорил водителя изменить решение ехать в парк.
Но разве это предел!? Домчав до нашего квартала, автобус-гармошка сворачивает с улицы в наш двор. Цепляя корпусом тёмные ветви клёнов и сиреней, автобус пробирается к дому родителей.
Мама ахает. Жена многозначаще сжимает кисть моей руки. Только папа, убаюканный урчанием двигателя и принятой за вечер дозой спиртного, спокойно дремлет, приложив голову к оконному стеклу.
Автобус останавливается так, что, выйдя из него, мы оказываемся
у крыльца нашего подъезда.
Мама, поднимаясь до четвёртого этажа, воздаёт хвалу Аллаху! Жена безнадёжно пытается объяснить ей, что Аллах тут не причём, что это гипноз, биотоки и всё тому подобное,.. Но что есть гипноз, для нашей мамы, в сравнении со Всевышним?!
Только спустя годы, когда жена решила похвастать гостям гипнотическими способностями «муженька», и припомнила этот случай, я раз-очаровал её в могущественности своих чар. Я приз-нался, что вся сила гипноза заключалась в пяти рублях, которые получил от меня водитель, к тому же, оказавшийся другом
нашего соседа и моего товарища Сергея Редькина.
ТРЁШКА
Историю, которую сейчас вам поведаю, можно было сжать до анекдота.
Только ностальгия по безвозвратно ушедшим временам не даёт мне быть кратким.
В одном из российских городов, напичканном мыслимыми и не мыслимыми учреждениями,
43
жила и трудилась на благо социалистического
общества Зинаида Ивановна Талова. Всякое утро, кроме выходных, праздничных, да дней скоротечных отпусков, рискуя сломать ноги, ступала она на деревянное крылечко своего управления, подгнившие ступени которого преду-преждающе ворчали под тяжестью тружениц.
Допотопный домишко глядел на космическую эпоху лицом перекошенным оскоминой. Над входной дверью, нежелающей одним углом впи-сываться в косяк, на тёмном фоне стеклянной вывески золотисто красовалась аббревиатура из букв числом около семи, расшифровать которые могли даже не все сотрудницы
данного учреждения. В двух комнатах пятистенка стояли столы, опираясь ножками на стопки папок, что помогало привести
поверхность столов к плоскости истинного горизонта.
За столами трудились женщины. Они что-то вычисляли, пользуясь настольными калькуляторами, бойко отщёлкивали костяшками живучих бухгалтерских счётов, вносили и вносили цифры в таблицы. Время от времени возникал оживленный разговор.
После новенького анекдота или весёлой истории, от колебаний
воздуха, вызванного бурным хохотом, за обоями что-то, шурша, осыпалось.
Порой работа останавливалась, начиналось чаепитие с перекуром.
Кто-то из женщин на не-которое время просто исчезал – каждой было необходимо обежать ближайшие магазины, за-скочить
на почту или в сберкассу, позвонить по телефону-автомату.
Директор, изредка наведывающийся в разные отделы разбросанного
по всему городу предприятия, давно не реагировал
на пустующие
44
столики. Временное отсутствие сотрудниц оправ-дывалось отсутствием телефона и необходимых человеку удобств внутри здания.
Перед обеденным перерывом женщины поглядывали в оконца,
пока чей-либо голосок не объявлял:
– Леночка! Твой прикатил.
Леночка торопливо подкрашивала губки, поправляла у зеркала
причёску и выбегала на улицу. Чёрная, лакированная «Волжанка
» уносила Леночку в направлении, известном лишь ей и её спутнику.
После шикарного отъезда королевы отдела, парами и в одиночку
растекались по ближайшим стекляшкам и столовкам остальные.
Послеобеденная половина рабочего дня не отличалась от дообеденной,
если не считать застольных посиделок вскладчину в честь дня рождения кого-либо из коллег или дат еще более знаменательных.
В конце рабочего дня опять все поглядывали в оконца, пока чей-либо иронический голосок не изрекал:
– Леночка! Законный прикатил.
Леночка неторопливо убирала рабочее место, выходила на улицу. Муж её, человек непьющий и некурящий, услужливо открывал
перед ней дверцу «Копейки»* вишнёвой масти.
Бывало, после очередного отпуска кто-то из незамужних, продемонстрировав перед ахающими коллегами щедрые дары новоявленного, «ну, обалден-н-ого!» жениха, уносился за благоверным в розовую даль, прокляв при этом и свой горо-дишко, и скособоченную «хибару», где пришлось просидеть молодость, щёлкая счётами. Только, не проходило и полугода, как путешественница
45
вновь восседала за своим рабочим столом, так никем и не облюбованным за время её очередного «замужества».
Этот день отличался от других тем, что «девочки» получили аванс, и до предстоящего всенародного праздника оставалась пара суток.
Когда Зинаида Ивановна в конце рабочего дня решила подбить «дебет-кредит» своих налич-ных финансов, то ни бухгалтерских
счётов, ни калькулятора не потребовалось. Единственную зелёную трёшку она положила в наружный боко-вой карман демисезонного пальто и похлопала по своему упругому бедру:
– Вот оно, девочки, всё богатство. Теперь тяни, как сумеешь.
Взяла тряпичную сумку, туго набитую пред-праздничными покупками, с которой искривлено и счастливо улыбалась звезда советской эстрады популярная в восьмидесятые годы.
Упомянутые ранее ступеньки крыльца устало заворчали под тяжестью её тела и ноши, однако и на этот раз выдержали. Из тронувшихся вишнёвых «Жигулей» Леночка «сделала ручкой» тёте Зине и выпустила колечко сигаретного дыма.
На задней площадке, набитого до «непродыху» троллейбуса, мысли Зинаиды Ивановны вернулись к растраченному авансу, к последнему трояку. Давка такая, в которой женщина чувствует
себя голой, а хамоватый «кобелишко» бесстыдно льнёт к её телу, отвернув глаза в сторону. В общем, теснотища… «воруй – не хочу!».
Тут-то Зинаида Ивановна и почувствовала скользящую в карман её пальто ладонь. «Трояк! Последний трояк! Вот, сволочь!
» – сработало в голове.
46
Выпущенная из руки сумка так и зависла над полом, сдавленная
со всех сторон ногами пассажиров. Освободившейся рукой Зинаида Ивановна молниеносно перехватила в кармане сжатую в кулак руку ворюги. Началась безмолвная борьба за купюру! Пальцы Зинаиды Ивановны, сильные от ежедневной писчей работы
и вязания, способные одним хватом досуха отжать бельё и половую тряпку, зверино вцепились во вражескую кисть. «Отдай!» – угрожающе внушал её взгляд мужчине с расширяющимися
от боли зрачками. «Ишь, ты! – внутренне кричала Зинаида
Ивановна, – губу отвесил, зенки выкатил, слизняк ползучий! Погоди у меня! Я сейчас так заверещу, тошно станет! Я на тебя, рак пучеглазый, весь коллектив пассажиров натравлю!»
То ли от обжигающей боли, причиняемой ногтями Зинаиды Ивановны, то ли, почуяв недобрый знак в бормотушном дыхании
подозри-тельного типа за своим левым ухом, неудачливый «щипач»* разжал пальцы. Зинаида Ивановна, овладев своей законной
бумажкой, не раскрывая ладони, как на крюк подцепив рукой сумку, ста-ла пропихиваться к выходу. За ней упорно, что-то бурча, вызывая недовольство пассажиров, про-бивался её соперник.
Троллейбус остановился. Она не сошла, а выпала из него, получив пинок по мягкому месту. Стоя на четвереньках, видела Зинаида Ивановна, с глубоким креном и скрежетом, удаляющийся троллейбус, по колено обнажённую волосатую ногу, в ядовито-
зелённом носке, торчащую из прикрытой задней двери.
Зинаида Ивановна поднялась из грязной жижи, замерзающей
ночами и оттаивающей под дневным солнцем, разомкнула онемевшую
ладонь.
47
На ладони лежала синяя купюра пятирублёвого достоинства.
«Господи!» – вслух произнесла Зинаида Ивановна и извлекла из кармана свою злополучную трёшку.
Она подобрала валяющийся правый мужской туфель, своей изношенностью напомнивший ей перекошенный домишко-учреждение,
в котором работала. Поставила туфель, сумку на лавку,
и присела в ожидании следующего троллейбуса.
Не шурша, а громыхая, осыпалась штукатурка за обоями, когда Зинаида Ивановна поведала об этом «девочкам». Кто из них посочувствовал мужику, оставшемуся без обувки и заначки на праздник, кто восторгался мужеством Зинаиды Ивановны. А Леночка произнесла:
– Зинка! А вдруг вы с ним встретитесь, ведь одним маршрутом
катаетесь. Вот это будет знакомство! Глядишь, и «закадришь
» мужика-то?!
ХОХОЛ И САЛО
Хохлу – сало, что ребёнку – сладость! Посчастливилось моему
товарищу служить пяток лет за рубежом. Попал он в жаркую страну, народ которой фанатично исповедует ислам. Тогда-то и случился этот конфуз.
Чушек в том государстве считают грязными животными, а пищу из свинины – оскверняющей мусульманина. Запрет на ввоз в страну свинины был так строг, что таможенники отнимали
её даже у иностранцев.
Пропитался хохол год блюдами правоверных и прибыл в отпуск,
в родную станицу. Не сказать, что б исхудал, но по сальцу и свиным отбивным наскучался.
Влетел в родительскую хату, сбросил короба и чемоданы с заграничными подарками, да в погреб,
48
где в бочонках хранится хвалёная солонина. Весь отпуск за стол без сальца не садился.
Пришла ему пора в жаркую страну возвращаться. Собрали на проводины родню, друзей пригласили. Пожалобился он землякам:
– Як же я там без сальца дослуживать-то стану?
Кума его, аппетитная, пышногрудая хохлушка, возьми и вразуми
его:
– Ты, – говорит, – кум, из чего состряпан? Из костей, мяса да сала. Сало да мясо, поди, не зазвенькают на контроле ежели ты его тонкими пластами настругаешь да под одёжкой своей укроешь.
Вон, бабы с мясокомбината чего только под бельём с работы
не натаскают!
Обрадовался мой товарищ совету кумы, аж расцеловал её в пухленькие щёчки:
– Голова! И чего я своей башкой не скумекал?
Советскую таможню проскочил как по маслу. Не гранатами ж облепил себя, а аккуратно нарезанными пластинами солёненького
да копчёненького сальца в целлофановых пакетиках. Правда, взмок прилично, пока самолёт положенную высоту не набрал, и не погасло табло «NO SMOKING».
В туалете хохол снял с себя бельё, превра-щённое в «бронежилет
», досуха обтёрся поло-тенцем, оделся. Вернулся на место с пакетом, в который уложил свой драгоценный груз.
Когда перелёт
приблизился к завершению, наш герой проделал обратную процедуру в туалете.
Одного не могла предвидеть кума-разумница, что в стране этой, против нашей прохлады, ак-курат, стоит злобный зной пустыни.
Потел, потел наш хохол под панцирем из целлофана и сала, да и рухнул перед мусульманскими таможенниками,
49
потеряв сознание от перегрева организма.
Очнулся в служебной комнате с кондицио-нером от хохота
мусульман. На столике горой возлежали его драгоценные пакетики. Смуглая девушка в медицинском наряде подала ему какую-то таблетку и пластиковый стаканчик с водой.
Присел хохол на кушетке, почесал загривок, и подписал документ
об изъятии запрещённого на ввоз в страну продукта.
Да, Бог, он всё видит! А чем Аллах от Бога отличается? Разве тем, что горилку пить запретил, да свинину кушать. А как было всё кумой толково придумано, да?!
50
ПОЯСНЕНИЯ
* АДНС – автоматизированная система дальней навигации.
* азимут – угол между плоскостью меридиана точки наблюдения и вертикальной плоскостью, проходящей
через данную точку и объект (самолёт, какое-либо светило, измеренный по горизонту); 2) угол, образуемый заданным направлением дви-жения и направлением на север.
* АРК – автоматический радиокомпас.
* бабай – (татарский) дед, старик.
* блистер – куполообразный выступ из прозрачной пластмассы в фюзеляже самолета, служащий для проведения наблюдений в полете, фотографирования поверхности земли и т.п.
* глиссада – траектория полета самолёта вер-толета, планера и т.п. при снижении.
* ЗШ – защитный шлем лётчика.
* КК – (авиац.) должность, командир корабля, командир экипажа.
* «копейка» – автомобиль «ВАЗ» первой модели.
* КОУ – (авиац.) должность, командир огневых установок.
* КП – командный пункт.
* матчасть – материальная часть самолёта, авиационная техника, оборудование самолёта.
* одрап – отдельный дальний разведывательный авиационный полк.
* парадка – парадное обмундирование, парадная форма одежды.
* пеленг самолёта – угол между северным направлением и направлением на самолёт от точки определения (работающей радиостанции, радиолокатора).
* петля – отворот самолёта от прямой с после51
дующим возвращением на прямую, на прежний этап маршрута и прежний курс.
* ПК (ПЛ), правак – помощник командира корабля, правый лётчик.
* потолок самолёта – максимально досягаемая высота полёта данного типа самолёта.
* ППМ – поворотный пункт маршрута.
* привод – приводная наземная радиостанция.
* РСБН – радиосистема ближней навигации.
* СПУ – самолётное переговорное устройство.
* СР – (авиац.) должность, стрелок-радист.
* технарь – «лётчики в чёрных ЗШ», авиа-ционный техник самолёта, специалист по какому-либо авиационному оборудованию.
* ХБ – хлопчатобумажное обмундирование военнослужащего.
* ЧМЗ – Челябинский металлургический завод.
* ЧТЗ – Челябинский тракторный завод.
* чумичка – ковш или большая ложка, для стряпух, кухарок, поваров.
* «щипач» – вор-карманник.
* эшелон полёта – (авиац.) строго установ-ленная в целях безопасности от столкновений в воздухе высота полёта, выдерживаемая по барометрическому высотомеру, когда ноль высоты соответствует изобаре с атмосферным давлением 760 мм ртутного столба.
* солитёр – ленточный червь, паразити-рующий в кишечнике человека и животных.
PS: ПОЯСНЕНИЯ относятся к 1, 2, 3 частям книги АБЗАЦЫ ЖИЗНИ!
52
СОДЕРЖАНИЕ
ОТ АВТОРА......................................................... 3
Капитан Марченков А. заходит на посадку... 4
У входа в часть «ТУ-16».................................... 4
КАК Я НЕ СТАЛ МУЗЫКАНТОМ.................... 5
«ОДНАЖДЫ КАК-ТО…».................................. 6
ЗАПАХ ЮНОСТИ.............................................. 8
9
ДОИГРАЛСЯ...................................................... 10
ПЕРЕКЛАДИНА................................................ 11
СКОРАЯ МЕСТЬ................................................. 12
СИМОН! К ТЕБЕ ХОЧУ!................................... 14
СПАСИБО ТАНЦАМ!........................................ 15
ШАХМАТЫ........................................................ 17
ДЛИННЫЙ ПРАВАК........................................ 17
19
ЧЕРЕЗ ГРОЗУ.................................................... 22
Как Геннадий Иванович себя спасал.............. 24
ЛЕГКО ОТДЕЛАЛСЯ......................................... 28
ВЧЕРА И СЕГОДНЯ.......................................... 31
ЧТО СНИТСЯ..................................................... 32
ЗМЕИНЫЙ ПОЯС............................................. 33
35
ХРИСТОС ВОСКРЕС.......................................... 36
СИЛА ГИПНОЗА............................................... 41
42
ХОХОЛ И САЛО................................................. 47
ПРИМЕЧАНИЯ................................................. 50
СОДЕРЖАНИЕ.................................................. 52