Свинья

Дом у нас был многонациональный, соответственно, вкусовые предпочтения тоже был разными. На заднем дворе, казахи иногда забивали лошадей - у них всегда были очень грустные глаза. В татарских стайках жило множество мелкой живности: куры, кролики, кто-то держал гусей. Свиней разводили русские. За немцами не вспомню ничего, кроме солений в кадках.

Наша стайка была во втором ярусе и у нас никто там не жил. Валялась старая армейская форма отца, несколько взрывных машинок без ручек - отец был главным энергетиком шахты, какие-то магнитные датчики с конвейера, просто громадные мощные магниты. На магнитах отец был помешан, разбирал все, что можно разобрать, изучал эффективность магнитных цепей и главное его изобретение, отмеченное медалью ВДНХ и использованное почти на всех шахтах и рудниках Союза и СЭВ, тоже было связано с магнитными усилителями и датчиками контроля движения.

Впрочем, большую часть пространства занимала гора блестящего черного угля, которым топилась печь на кухне и титан в ванной. Таскать его в дом приходилось ведрами на коромысле. Как с машин его загружали в стайку, до сих пор не знаю. - Антрацит, - любовно приговаривал отец, приоткрывая хайло печи и подкидывая очередной кусок. Впрочем, разжигать печь все равно приходилось дровами, больше всего ценились березовые. Топор и чурбак - на щепу - всегда лежали рядом с печью. Еще помню положенный перед печью громадный стальной лист, на него иногда выкатывались из поддувала раскаленные угольки. В самом углу была электрическая розетка и я обнаружил, что если вставить в нее медный провод, то из ближнего к стальному листу конца будут вылетать длинные голубые искры. Я довольно долго развлекался этим занятием, пока меня, однажды, не застал отец.

У нас же появился и первый в поселке телевизор - "Старт", отец специально ездил за ним в другой город, и смотреть передачи набивались все соседи. Телевизор прожил так немыслимо долго, что я успел отработать на нем навыки ремонта.

Моей главной обязанностью было выносить золу от печки, засыпая грязь по дороге к стайке. Иногда золы было так много, что на коромысло приходилось вешать два ведра, но, обычно, я обходился одним. Я старался высыпать золу поближе к дому, доходить до стайки я не любил. Внизу, прямо под нами, в первом ярусе, соседи держали свинью которой я побаивался. Уши у свиньи были большие, глазки маленькие, хвост свит спиралью, а хрюканье - угрожающим. Всякий раз, когда мне нужно было по лестнице вскарабкаться на второй ярус мимо ее загончика, она поднимала от кормушки рыло, мерзко пялилась на меня и нехорошо всхрапывала. Жерди в загоне были толстые, но я все равно чувствовал себя неуютно.

Выйдя, однажды, утром в школу я еще до поворота услышал истошный визг свиньи - так верещать могла только она. - Словно, режут, - подумалось мне. На этот раз она была не в загоне: один мужик пытался тащить ее, накинув веревку на шею, типа аркана, и еще двое толкали сзади. Свинья отчаянно упиралась. Я, опасливо, обошел их стороной и пройдя двором, тут же забыл про свинью. Вспомнил уже только когда возвращался назад из школы. Свинья была подвешена за задние ноги головой вниз к перекладине и два мужика с паяльными лампами палили шкуру. Пахло горелым. Колбасы набивали еще и на следующий день.

Иногда, по ночам я слышу ее истошный визг - и просыпаюсь...