No Little Charity Глава первая

Некоторое количество милосердия.
Автор: perspi (разрешение на перевод получено)
Ссылка на оригинал: https://www.fanfiction.net/s/3370901/1/No-Little-Charity
Перевод: гугл в редакции hoelmes9494
Бетинг и идейное обеспечениеTani
Жанр драма, мистика
Рейтинг детский
Пейринг хилсон, фрэндшип
Размер макси

1.Обмен.

- Доктор Уилсон?"
- Да? - Уилсон оторвал взгляд от бумаг, чтобы взглянуть на приветливо улыбающуюся ему женщину, стоящую в дверях и удерживающую по пластиковому кофейному стаканчику в каждой руке. - "О, рад вас видеть, Кэролайн" - он встал и обошёл стол, чтобы, впустив гостью в кабинет, запереть за ней дверь.
- Я вам не помешаю? – бодрым голосом спросила она, прежде, чем сесть. – Похоже, Вы очень заняты.
- Не больше, чем обычно, - улыбнулся Уилсон, возвращаясь на своё место за столом. - Наоборот, вы выбрали время очень удачно — прямо сейчас у меня как раз образовалось окно в графике. Чем я могу вам помочь?
Кэролайн подвинула ему один из принесённых стаканчиков:
-Я принесла вам чай. Показалось, вы нуждаетесь в тонизирующем.
 Он, действительно, нуждался - с его распадающимся браком и вынужденными ночёвками на диване Хауса он не спал как следует несколько недель, так что, пожалуй, чувствовал безнадёжно застарелую усталость во всём теле.
Потянувшись через стол, чтобы взять стаканчик, он признательно улыбнулся Кэролайн:
- Вы всегда так заботитесь обо мне, словно родная мама. Ну, а сами-то вы как себя чувствуете? - он снял со стаканчика крышку и сделал осторожный глоток. Чай был как раз нужной температуры, а его организм, должно быть, изголодался по кофеину - он почувствовал что тяжесть, давившая его плечи, словно бы слегка уменьшилась.
- Вполне прилично, насколько это возможно, - она ответно улыбнулась, заправив прядь темных волос за ухо: - В конце концов, мамин уход не был неожиданностью.
- Она была удивительной женщиной, - сказал Уилсон, и Кэролайн согласно кивнула. – Все в команде скучают по ней, - он сделал ещё глоток, поосновательнее, и почувствовал, как по телу растекается расслабляющее тепло.
Плечи его собеседницы немного напряглись, она сморгнула:
- Я хотела вас поблагодарить… От своего имени и от всей своей семьи. Хотела сказать, как это ценно для нас… Вы собрали прекрасную команду, и вы, действительно, заботились о нас всех – не только о маме.
- Приятно слышать… Я передам это остальным, – к этому моменту Уилсон как раз допил чашку до половины и внезапно понял, что чувствует себя как после недолгого, но освежающего сна.
- Я должна ещё раздать здесь ее последнюю партию шапочек для новорожденных, - Кэролайн вздохнула и устало откинулась назад на своем стуле. – Мама всегда прекрасно вязала, до самого конца.
- О, да, я помню… Она почти не выпускала спиц из рук, - Уилсон улыбнулся этим воспоминаниям, но Кэролайн просто кивнула в ответ.
Он впервые заметил темные круги усталости у неё под глазами. Удивляться нечему - он нередко видел членов семьи в такой ситуации.
- Сколько же всего этих шапочек она связала?
– Думаю, не меньше тысячи, - ласково усмехнулась Кэролайн. – Однако, последнюю партию она связала из яркой, красно-фиолетовой пряжи. Я не думала, что много родильниц захотят себе именно такие.
- Понимаю ваше удивление, но, наверное, родители новорожденных просто очень устают от пастелей, - они вместе немного посмеялись.
После небольшой паузы, наступившей вслед за этим в разговоре, Уилсон снова поднял голову и немного покачал в руках свой стаканчик:
- Что же здесь на самом деле? Это что-то фантастическое…
Улыбка Кэролайн изменилась и лицо сделалось, немного напряжённым.
- Просто Эрл Грей и немного сахара. Мама всегда так переживала за Вас …
- В самом деле?
- Она думала, что Вы перерабатываете и чрезмерно устаёте.
- Наверное, это со мной бывает. Но ваш приход чудесным образом воскресил меня, - ответил Уилсон, с удивлением ощущая себя полным сил, как будто проспал ночь на роскошной кровати, а не на продавленном диване беспокойного хромого ублюдка.
Он допил свой чай до конца.
- Ну, мне, пожалуй, пора идти, - объявила Кэролайн с принуждённой живостью.
Она поднялась со своего стула намного тяжелее, чем он ожидал, и он проводил её до дверей, заботливо придерживая под руку.
- Спасибо за то, что вы зашли, и за этот чай.
Уилсон наблюдал за нею, пока она спускалась в холл, как вдруг рядом незаметно появилась Киркпатрик. Она с интересом проследила за его взглядом:
- Это Кэролайн Паскин?"
- М-м? - обернулся Уилсон. - А, да, это она. Заглядывала, чтобы сказать мне, насколько она нам благодарна.
Киркпатрик улыбнулась:
- Я знаю. Эдит уже одарила меня красно-фиолетовым шарфом... Вам ведь это было нужно? - она вручила ему несколько папок.
- Да, спасибо, - он открыл верхнюю и начал просматривать содержимое.
- У нее, действительно, был просто неистощимый запас энергии, совершенно невозможный при её состоянии… - заметила Киркпатрик, уже собираясь уйти.
- Простите, что?
- Эдит Пэтрик, - обернувшись, пояснила она. – Единственный человек на моей памяти, который в её положении оставался бодрым и активным. Уж не знаю, как ей это удавалось, - и Киркпатрик удалилась, оставив Уилсона наедине с его папками.

Уилсон сидел в палате Хауса, тишина которой прерывалась только попискиванием монитора. Его не было рядом, когда Хаус потерял половину своей бедренной мышцы. И когда Хаус получил два пулевых ранения. Уже второй раз он безнадёжно опаздывал, и ему только и оставалась мучаться чувством вины, наблюдая последствия катастрофы: Хаус без сознания, в бреду и лихорадке, мечущийся, стонущий, мокрый от пота, как мышь. Шесть лет назад он так же сидел в палате Хауса, сидел, когда уже всё случилось, и слушая, как Хаус стонет, загруженный наркотой до беспамятства, шептал ему: «Ох, Хаус, я бы дорого дал, если бы мог поменяться с тобой». Теперь он просто молча сидел и ждал.
Он яростно спорил с Кадди по поводу кетамина. Процедура была опасной, но шанс, что Хаус сможет жить без боли, стоил риска. Наконец, у Уилсона появилась возможность освободить своего друга от страданий. В конечном итоге, его аргументы и его подпись, как медпредставителя Хауса, убедили Кадди, что рискнуть стоит.
Кетамин должен был работать.


В отличие от Хауса, Уилсону нравилась работа в амбулатории. Он не накапливал долги годами, поэтому несколько часов клиники в неделю, когда приходилось общаться с людьми, страдающими простудами и ломотой в суставах, но не раком, мог считать приятным разнообразием. При всей любви к онкологии, ему нравилось иногда отвлекаться от неё на что-то менее фатальное и поддающееся лечению.

Но в отсутствии Хауса, как эпицентра беспорядка, вечно нарушающего больничную рутину, часы клиники начали терять свою прелесть. Уилсон невольно бросил взгляд на календарь наручных часов, переходя к следующей папке и очередному пациенту. Оставалась ещё целая неделя до того, как Хаус сможет вернуться, чтобы работать, обходясь двумя ногами, без помощи трости... Он просмотрел доврачебные записи, оценивая результаты анализов — все говорило о несложной мочеполовой инфекции. Листая папку, он вошел в смотровую.
Маленькая темноволосая женщина, сидящая на кушетке, улыбнулась, когда он вошёл:
- Доктор Уилсон, вы?
- Кэролайн? - Уилсон взглянул на первую страницу истории болезни. Да, действительно, Кэролайн Паскин, на титульном листе её данные. – Что же с вами случилось?
- Там все написано, медсестра ничего не упустила, - Кэролайн кивнула на папку, которую он держал. – У меня не первый раз мочеполовая инфекция. Но ведь это не рак, не так ли?
Уилсон постарался улыбнуться так, чтобы все сомнения пациентки развеялись:
- Нет, Абсолютно нет. Мы все проводим некоторое время в клинике, независимо от специальности, это - часть работы.
Он подошел поближе, чтобы проверить чувствительность при поколачивании поясницы.
- Так больно?
Кэролайн чуть вздрогнула:
- Немного, но не сильно. Видимо, воспаление не слишком серьёзное? Вот несколько лет назад во время обострения было просто ужасно.
- Ну, ваши анализы подтверждают небольшое воспаление. Пейте больше жидкости – ну, например, клюквенный сок, и я вам выпишу курс антибиотиков, - он присел на табурет, чтобы заполнить рецептурный бланк.
- Вы все еще выглядите усталым, доктор Уилсон. - Кэролайн внимательно наблюдала за ним.
- Жаль, что вы не принесли свой чай, - рассеянно пробормотал он, погрузившись в заполнение бланка, а, поставив подпись, наконец, поднял голову и улыбнулся. – Вы могли бы нажить на нём состояние. Я ещё целых три дня чувствовал себя великолепно.
Ее лицо побледнело и ответная улыбка вышла вымученной.
- Не думаю, что это снова сработало бы, - она встала и взяла рецепт. – Спасибо.
- Подождите, - он попытался удержать её за руку. - Вы... что-то добавили в тот чай?
- Имеете в виду, наркотики? - её глаза удивлённо распахнулись, и она высвободила у него руку. - Нет, Это был просто чай. Подарок.
На какой-то миг ему показалось, что она что-то не договаривает, какая-то неопределённая двусмысленность задела край его сознания, но тут же рассеялась в обыденности происходящего - обычный приём в клинике обычной, хотя и очень приятной, надо признать, пациентки. Уилсон немного отодвинулся назад и успокаивающе улыбнулся:
- Я просто спросил. Не забудьте, что курс нужно пройти полностью, даже если вам станет лучше прежде, чем он закончится, - указал он на рецепт, зажатый в её пальцах.
- Конечно, - ответила она и вышла, а Уилсон тут же отвлёкся на следующего пациента.

…………………………………………………………………………………………………………………………………….

«Бог не хромает», - сказал ему Хаус, уходя, и эхо этих слов надолго повисло в кабинете Уилсона, игнорируя звукопоглощающие свойства коврового покрытия. В тишине ему казалось, что эти слова всё ещё отражаются от книжных полок и абажура настольной лампы. Даже игрушечные мишки, всегда бывшие немыми свидетелями разворачивающихся в кабинете драм, теперь, казалось, укоризненно смотрят на него своими стеклянными глазами.
Он в очередной раз подвёл Хауса. Уилсон был счастлив, когда после кетаминовой комы казалось, что всё налаживается, и Хаус настолько воспрял духом, что практически поблагодарил Кадди за разрешение на рискованное лечение. Но в дальнейшем он, Уилсон, сам всё и испортил - его поспешные и плохо продуманные попытки эмоционального исцеления Хауса привели к полной катастрофе. Вероятно, он был не самым лучшим проводником на пути к здоровой психике.
Его взгляд зацепился за красочное пятно, выглядывающее из-под кипы бумаг. Сдвинув лишнее в сторону, он достал последний выпуск комикса «Захватывающие приключения Человека-паука 110». Уилсон устало потер лицо ладонями и вздохнул. На прошлой неделе Киркпатрик передала ему просьбу их четырнадцатилетней пациентки, коллекционирующей истории Человека-Паука. «Этот комикс как раз завершает цикл, её родители сбились с ног в поисках», - сказала Киркпатрик. И, разумеется, именно стараниями Хауса нужный журнал появился в его кабинете, не прошло и четырех часов, с тех пор как Уилсон упомянул о просьбе девочки. Юная коллекционерка пришла в восторг, а этим утром Киркпатрик притащила всю серию – четыре журнала – Уилсону, сказав: «Она решила, что вам это будет интересно».
Уилсон машинально разглядывал обложку, раздумывая, не начать ли, и в самом деле, читать их все с начала, как вдруг ему бросились в глаза слова, кричащие с обложки крупным красным шрифтом: «Все мои грехи сочтены».
«Так и есть – не поспоришь», - пробормотал Уилсон.

Уилсон смотрел с балкона, как Хаус, снова тяжело опираясь на трость, хромает через парадные двери. На мгновение они встретились взглядами, и затем Хаус, опираясь на здоровую ногу, вскинул трость, коротко салютуя. Уилсон ответно кивнул. Он чувствовал, что Хаус до конца не простил его – это было очевидно, как и то, что выяснения отношений не будет. Как обычно. Они просто будут в порядке
Пейджер на поясе настойчиво гудел. Уилсон не был особенно занят – он ещё двадцать минут назад покончил с документами, поэтому тут же взглянул на экран. Там значилось: «Вызов для консультации во вторую смотровую. Г.Хаус».
Хаус уже несколько недель ни разу не вызывал его для консультаций.
Надевая халат и запирая кабинет, он гадал, вызывает его Хаус, чтобы показать какую-нибудь особенную гадость или, напротив, очередную сногсшибательную грудь. Он всерьёз надеялся, что это будет второе, а не первое. Спускаясь по лестнице, он решил, что Хаус, вероятно, вычислил его очередное прегрешение и, по сути вызов – повод это обсудить. Ему не хотелось попадаться.
Постучав и дождавшись ответа из-за двери, он вошёл в смотровую. Хаус был один.
- Это был я… - начал было Уилсон, но в то же самое время заговорил и Хаус:
- Ты знаешь…
Оба одновременно осеклись, и дверь со стуком закрылась.
Уилсон подумал, что Хаус позвал его для чего-то совсем другого и пытался вычислить в уме, для чего
-  Извини, пожалуйста, - он развёл руками и постарался придать лицу непроницаемое выражение. – Что ты хотел?
Хаус наклонил голову:
- Нет, ты первый.
- Ты же меня вызвал?
- Начал - говори.
Уилсон пересек комнату и оперся на конторку:
- О чём ты хотел спросить?
- В чём ты хотел признаться? – Хаус повернулся на табурете в его сторону и положил подбородок на рукоять трости.
Уилсон вздохнул. У Хауса было достаточно данных, чтобы додумать всё самому.
- Эзра Пауэл.
Хаус выпрямился и слегка присвистнул.
- Ха… – он изогнул бровь. - Это кое-что объясняет.
- Что, например?
Хаус взмахнул рукой, проставляя галочку в своём списке.
- Слишком полный флакон с морфием в моём кабинете, нервозность Кэмерон, твоё чрезмерное отсутствие нервозности - чрезмерное для того, чтобы быть правдой.
- Ты же не за этим меня позвал? – перебил Уилсон
Хаус едва дождался, пока он закончит фразу, чтобы многозначительно сказать:
- Кэролайн Паскин.
- Что?
- Кэролайн Паскин, - повторил он, швыряя папку перед Уилсоном на смотровую кушетку. – Говорит, что ты месяц назад лечил её от урогенитальной инфекции. Помнишь?
- Да, - и быстро продолжал, не давая Хаусу влезть с уточнениями. – Её мать лечилась у Киркпатрик, только поэтому я её помню. Думаешь, у неё рак? - он открыл карту пациентки.
- Мюнхгаузена, - Хаус снова принялся вертеться на своём табурете – на этот раз медленно - и продолжал, пока Уилсон просматривал записи в карте. – Она столько раз посетила клинику за последние шесть месяцев…  Когда её мать умирала?
- Когда… - Уилсон поднял глаза к потолку, вспоминая. – Это было как раз тогда, когда я жил с тобой, так…?
- Таким образом Мюнхгаузен по доверенности вызвал к жизни Мюнхгаузена классического. Не имея больше возможности питаться страданиями матери, она их придумывает уже себе.
- Что? Хаус, она здесь?
- В первой смотровой с переломом пальца. Говорит, что ударила его дверцей автомобиля, - Хаус остановил вращение и продемонстрировал Уилсону скептическое выражение недоверия на своей физиономии.
- И ты думаешь, что она могла устроить своей семидесятипятилетней матери рак лёгких.
- Она… приносила сигареты?
Уилсон всё пролистывал карту:
- И потом устроила себе урогенитальную инфекцию, вывих плеча, два приступа бронхита, рваную рану головы, ушную инфекцию и теперь сломанный палец?
- Ей нравится быть в центре внимания.
- Хаус, у неё нет Мюнхгаузена – ей просто не везёт.
- Это она здесь только недавно наблюдается, - Хаус кивнул на папку в руках Уилсона. – Мы ещё не знаем, что у неё было в прежней карте в Центральной Больнице.
- У пациентов с синдромом Мюнхгаузена неопределённые симптомы, а не реальные инфекции.
- Не везёт – плохое объяснение.
Уилсон пристально посмотрел Хаусу в глаза:
- Иногда неудача – это всего лишь неудача.
Что-то в лице Хауса дрогнуло, и он опустил взгляд. Уилсону почему-то не хотелось подпускать Хауса к Кэролайн Паскин хоть сколько-нибудь близко.
- Помнишь, - спросил он, ты как-то рассказывал мне о своей пациентке с Мюнхгаузена?
Выражение лица Хауса смягчилось:
- Та, что круто играла на скачках?
Уилсон кивнул:
- Если ты поставишь Мюнхгаузен, больше ни один врач не отнесётся к её жалобам всерьёз, это гарантировано… - он захлопнул папку. – Давай я с ней поговорю?
Хаус подъехал к шкафу и принялся высматривать что-то на полках, пока не нашёл леденец на палочке.
- Отлично. Или Мюнхгаузен, или хроническая невезуха. Ты прав: ни с тем, ни с другим ничего не поделаешь, разве что починить её перелом. Позовёшь, чтобы я мог с ней закончить, - и, взмахнув зажатым в руке леденцом, указал Уилсону на дверь, одновременно устраиваясь поудобнее и вытаскивая свой гейм-бой.

………………………………………………………………………………………………………………………………

Уилсон заглушил мотор, плохо представляя, что будет делать дальше. Он ненавидел это место, но отлично изучил его, как центр окружности в восемь кварталов, где он потратил месяцы, разыскивая своего пропавшего брата.
Навыки тех поисков не прошли даром – например, он точно знал, где припарковаться, чтобы видеть внутренность столовой церкви Св. Джозефа через окно.
Ранее этим днём он уже расспросил Кэролайн о её посещениях клиники во всех подробностях. Её объяснения на первый взгляд выглядели убедительными – просто некоторая неуклюжесть. Она сказала, что поранила голову о металлический шкаф, когда неосторожно наклонилась в столовой, где она трудится, как волонтёр, а сломанный палец, действительно, придавила автомобильной дверцей.
Уилсон уже склонялся к диагнозу «невезуха», но что-то всё-таки заставило его оказаться здесь и наблюдать, как Кэролайн выдаёт посетителям кукурузные лепёшки?
Она оживлённо болтала со своим соседом, разливающим соус-чили, улыбаясь и кивая каждому, кто подходил за очередной порцией еды. Уилсон по привычке скользил взглядом по лицам стоящих в очереди мужчин и женщин. Один человек с торчащими из под красно-фиолетовой вязаной шапки седыми клочьями волос выделялся из всех тем, что почти пополам переламывался от приступообразного кашля. Уилсон проследил за ним взглядом и отметил озабоченность Кэролайн, как раз в этот момент положившей на поднос старика лепёшку.
Он наблюдал ещё несколько минут, сам не понимая, чего ждёт. Уже собравшись уезжать, он вдруг снова увидел Кэролайн, идущую между столами с кружкой в здоровой руке. Она всунула кружку в руки кашляющего человека, очевидно, убеждая его выпить. Уилсон подался вперёд и положил руки на руль.
С четверть часа, пока человек понемногу отхлёбывал из кружки, его кашель, к удивлению Уилсона, сошёл на нет. Когда же он встал, чтобы уйти, Уилсон снова поискал глазами Кэролайн, но её больше не было в поле зрения. Он вышел из автомобиля и двинулся к боковой двери церкви, собираясь проникнуть внутрь и поискать её там.
Обойдя угол, он услышал чей-то кашель – задыхающийся, клокочущий, здорово напоминающий кашель при обширной пневмонии. Кашляла Кэролайн, прислонившись к стенке и зажимая рот забинтованной рукой.
Уилсон протянул ей носовой платок.
Она посмотрела на него удивлённо, но платок приняла и даже, обуздав немного свой кашель, слегка улыбнулась.
-Вы должны кому-то показаться с таким кашлем, - сказал Уилсон, когда она утёрла лицо.
- Я так и сделаю. Спасибо за платок, я его выстираю и принесу вам в больницу, - она повернулась, чтобы уйти, но Уилсон удержал её за руку.
- Требуется гораздо больше шести часов, чтобы заполучить такой кашель.
Она обратила на него взгляд своих тёмных, широко раскрытых глаз:
- Я не понимаю, о чём вы.
- С вами было всё в полном порядке, когда я видел вас сегодня днём, а вечером у человека в красно-фиолетовой шапке был точно такой же кашель, когда он пришёл сюда, чтобы поесть. А теперь этот кашель – у вас.
Она высвободила у него свою руку:
- Что вы хотите, доктор Уилсон?
- Когда вы заходили ко мне после смерти вашей матери, уходя, вы казались до смерти уставшей, а я, наоборот, как будто выспался.
Она схватилась за ручку двери:
- Теперь у вас разыгралась фантазия. Мне нужно вернуться в церковь, а вам лучше пойти домой и отдохнуть.
Он опередил её и тоже ухватился за дверь, не давая ей войти:
- Доктор Киркпатрик сказала, что у вашей матери было куда больше энергии, чем можно ожидать при её состоянии.
Она задохнулась и отступила назад, подальше от него:
- Пожалуйста, доктор, уходите домой.
Уилсон выпустил дверь и прислонился к ней:
- Думаю, вы понимаете, о чём я говорю, даже если я сам этого хорошенько не понимаю. Что происходит, Кэролайн?
Она снова закашлялась, и сквозь кашель с трудом, невнятно пробормотала что-то вроде:
- Вы всё равно не поверите. Пустите меня, я пойду, - и двинулась к центральному входу.
- Кэролайн! – окликнул Уилсон, он догнал её и удержал за плечи. – Подождите!- он силой развернул её, заставив смотреть себе в глаза. – Я не уйду! Я, может быть, догадываюсь о том, что происходит, но я должен знать наверняка. Я могу вам помочь с этим кашлем и без визита в клинику, но помогите и мне. Прошу вас!
Она нерешительно посмотрела на него, продолжая покашливать.
- О чём же вы догадываетесь и что я должна подтвердить?
- Возможно, я сошёл с ума, но я думаю, что вы каким-то образом принимали на себя все эти раны и инфекции. Я думаю, что и эту пневмония, и сломанный палец вы забрали себе у их настоящих владельцев, - он жестом указал на её шинированную руку. – И я думаю, что вы можете научить меня, как это сделать.
- Зачем? Зачем вам это?
- У меня есть друг, - признался Уилсон. – Если я прав, вы могли бы показать мне, как ему помочь.
- И как бы вы ему помогли? – спокойно спросила Кэролайн.
- Я… вылечил бы его.

Она ещё мгновение смотрела ему в глаза, потом отвела взгляд в сторону и вся словно сгорбилась, делаясь меньше ростом:
- Пойдёмте. Есть место, где мы можем поговорить, - и она указала на дверь, от которой они только что ушли.

 …………………………………………………………………………………………………………………………………

В пятницу вечером Уилсон явился в квартиру Хауса, как обычно, нагруженный свертками с провизией. Он слышал, что Хаус плещется в ванной и, по всей видимости, это означало, что его нога вела себя сегодня паршиво.

Хаус не особо обратил внимание на его возню в кухне, хромая без трости из ванной. Нога вела себя отвратительно, доводя его да отчаяния во время работы, особенно во второй половине дня, пока ему не удалось кое-как дотащиться с ней до дома. Он, должно быть, уже несколько месяцев не чувствовал себя хуже. Горячая вода вместе с викодином немного умерили боль, и его слегка развезло.
Одевшись, Хаус втайне порадовался, что Уилсон не чувствует себя прощённым – стараясь загладить вину, он, как правило, готовил всякие вкусности.
Они ели в тишине, почти не нарушаемой негромким бормотанием телевизора. Уилсон получил долгожданный шанс попробовать новый рецепт курицы по-мароккански, и оказался вполне доволен результатом. Хаус, одобрительно ворча, очистил свою тарелку, и Уилсон слегка улыбнулся столь щедрой похвале.
Забирая тарелку Хауса с его коленей, Уилсон спросил:
- Как насчёт чая?
Хаус насмешливо выгнул бровь:
- Как насчёт пива?
- Здесь не жарко, ты принял болеутоляющее, и после цыплёнка по-мароккански
полагается пить чай.
Хаус закатил глаза:
- Можно подумать, ты был в марокканском ресторане?
- Ну, нет, - признался Уилсон. – Возможно, я что-то домыслил.
- То есть, соврал?
Уилсон повесил голову
- Я вступил на порочный путь, да?
- Именно, - усмехнулся Хаус, устраивая голову на диванном валике.
- Чёрт с тобой! Я хочу чай, - он двинулся на кухню.
Вслед Уилсон услышал драматический вздох:
- Ну, если уж ты всё равно пошёл…
Пока он мыл посуду, чайник вскипел. Готовя чай, Уилсон краем уха слышал комментарии Хауса по поводу фильма, но думал о другом – об инструкциях Кэролайн. Она говорила, что главное в ритуале отчётливо мысленно проговорить, что он обменивает и искренне хотеть, чтобы обмен состоялся.
Заклинание и воля: что-то вроде сюжета из фэнтези или комикса. Нечто совершенно невозможное. Но это работало. Он видел, как это работало с ним самим. Кэролайн сказала, что это – древний семейный ритуал, возникший в её семье ещё до торжества рационального объяснения мира и холодной трезвости науки. Но холодная трезвость науки не смогла помочь Хаусу. И Уилсону уже нечего было попробовать, кроме вот этого.
Он взял кружки из одного посудного шкафчика, пакетики чая из другого, слегка сожалея, что не прихватил своей заварки из дома. Наливая горячую воду в кружку Хауса, он начал размеренно повторять, что сказала ему Кэролайн: «Арвенион` ч бейча», - слова были иностранными и трудными для произношения. Уилсон попытался сосредоточиться на её наставлениях и думать о предмете обмена - его здоровье на боль Хауса. Она советовала не вдаваться при этом в медицинские тонкости. «Это, возможно, будет для вас даже труднее, как для врача, - сказала она, - но лучше доверьтесь старинному волшебству  и оно само позаботиться об определении материального субстрата обмена». Чай был уже почти готов, когда он пробормотал, вдогонку к заклинанию: «Я однажды сказал тебе, Хаус, что готов поменяться с тобой, готов взять твою боль на себя». Выбросил в мусор использованные пакетики и поднял кружки, с глубоким вздохом сказав самому себе «Ну, надеюсь, это сработает».
Вернувшись в гостиную, он поставил кружку Хауса на журнальный столик поближе к нему, а сам устроился на стуле рядом с кушеткой. Хаус только покосился на него и поднял кружку. Уилсон с удивлением почувствовал, как замерло у него сердце, едва Хаус сделал первый глоток. Стараясь ничем себя не выдать, он потягивал свой собственный чай.
Про себя Хаус вынужден был признать, что чай после острой закуски удивительно успокаивает и смягчает. Как ни странно, но казалось, что, вместе с таблетками и горячим душем, чай смирял дёргающие разряды боли в нервных окончаниях его бедра.
Не обращая внимания на то, что там транслируется, Уилсон наблюдал за беспечно уставившимся в экран телевизора Хаусом, когда ощутил начинающуюся боль в плече и под лопаткой. Конечно, плечо Хауса постоянно испытывало не предназначенную для него нагрузку. По всей видимости, старинный ритуал начал действовать, передавая ему то, что он определил для себя как «Боль Хауса».
Напряжённость стала спадать с лица Хауса, он откинулся на подушки дивана и отпил ещё один глоток, побольше, после чего поставил кружку на живот. Уилсон чувствовал, как боль распространилась от плеча вниз, к руке и частично в поясницу. К тому же болевые ощущения появились и в правой голени, заставив его заёрзать на стуле.
Уилсон закрыл глаза и откинул голову. Хаус, покосившись на него, посоветовал: «Иди домой, поспи - дерьмово выглядишь».
«Кто бы говорил!» - усмехнулся Уилсон. Почувствовав назойливый зуд в правой руке, он поднёс её к лицу и увидел пересекающую ладонь плотную мозоль. Ему пришлось сделать вид, что он просто потёр глаза, чтобы скрыть это движение от Хауса.
Хаус сделал ещё один солидный глоток - так хорошо он себя не чувствовал даже после кетаминовой блокады. Чёрт, да он не чувствовал себя так хорошо уже давным-давно, начиная с инфаркта. Он посмотрел на свои босые ноги, закинутые на журнальный столик, и был немного удивлён, что ещё не растекся лужицей тёплого киселя.
Уилсон же чувствовал, что всё его тело выкручивается и выгибается с каждым новым болезненным ощущением. Боль в правом бедре началась, как покалывание, но каждый раз, когда Хаус отпивал глоток чая, его интенсивность нарастала. Он мучился вопросом, что будет, когда волшебный ритуал Кэролайн завершится.
Гадать пришлось недолго. Последним большим глотком Хаус допил свою кружку.
Уилсон не смог сдержать вопль, когда кожа его измялась, мышца бедра исчезла, а разрушенные нервные окончания внезапно взвыли в агонии. Его штанина провалилась в яму рубца.
- Что? - резко спросил Хаус, отставляя кружку на журнальный столик и всматриваясь в Уилсона, судорожно вцепившегося в правое бедро.
Лицо Уилсона побелело, он дышал прерывисто, с дрожью. На лбу бисером выступил пот. Он думал, что подготовился лучше. Он думал, что Хаус преувеличивает интенсивность своей боли и, жалел, что не принял заранее болеутоляющее.
Хаус внимательно смотрел на него, не двигаясь, однако, с места.
- Что это? Ногу свело?
- Ох, - выдохнул Уилсон. - Что-то вроде того… Он боялся, что если ослабит хватку, случится что-то жуткое, но всё же посмотрел на Хауса и попытался улыбнуться, хотя от боли не мог спокойно дышать.
Хаус подозрительно прищурился на него:
- Если ты так улыбаешься больным, чтобы их ободрить, ты худший онколог, чем думаешь.
Уилсон решил, что лучшим планом действий будет поспешное отступление. Он поднялся с места, перенеся свой вес, в основном, на левую ногу, и, обойдя стул, двинулся к ванной. Хватая ртом воздух, он говорил сам себе между вдохами: «Я должен… уйти… отсюда…» в надежде, что сможет преодолеть эти восемь шагов от стула до стены прихожей, за которую можно будет схватиться.
Но, наступая на правую ногу впервые, он не учёл, что Хаус, передвигаясь без трости,  всегда выносит эту ногу чуть в сторону, чтобы как-то удержать вес тела.
Уилсон понял свою ошибку, когда нога подломилась, а у него не было ничего подходящего для опоры, чтобы устоять. У него даже не было мгновения для крика - он рухнул на пол, потеряв сознание ещё до того, как упал.
Хаус услышал короткий всхлип и сразу за ним звук падения тела.
- Эй! - окликнул он, и не получив ответа, тяжело поднялся и двинулся к распростёртой на полу фигуре Уилсона, обошёл его и потыкал тростью в плечо:
- Это не смешно. Мне впервые за день было неплохо, и я сейчас не в настроении для игр.
Поскольку Уилсон не ответил, Хаус опустился на пол и мягко перевернул безвольное тело. Он осмотрел ему голову, ища след ушиба, оттянул веки и прижал два пальца к шее, проверяя пульс на сонной артерии. Пульс частил, и дыхание было поверхностным. Хаус нахмурился.

Нескольких мгновений разглядывания Уилсона Хаусу хватило, чтобы припомнить, что перед тем, как встать, Уилсон схватился за правую ногу. Мышечного спазма едва ли хватило бы, чтобы спровоцировать у кого-то обморок, таким образом Хаус начал мысленно прикидывать список необходимых тестов, чтобы понять, что, в действительности, произошло, одновременно потянувшись к колену Уилсона. Он провёл пальцами по ходу мышцы, ожидая найти спазмированный участок.
Впадина в мышце с горным хребтом ткани шрама в середине должна была быть ему знакома, но он никогда не ощупывал её под таким углом. Он уже дошёл до середины ноги, когда понял, что именно чувствует под хлопком штанов Уилсона. Он отдёрнул руки и резко отшатнулся: «Что это, чёрт побери?»
Уилсон в ответ застонал и пошевелился.
Тяжело дыша, Хаус снова протянул руку и провёл по бедру Уилсона. Нет, ему не показалось: на бедре Уилсона была длинная вмятина, которой там быть не должно.
Быстро придвинувшись, он распустил пояс штанов Уилсона. Неловко стащив их к его коленям, он резко со свистом втянул воздух, потому что смог рассмотреть его ногу.
Он сидел неизвестно, сколько времени, изучая шрам с того ракурса, с которого его прежде могли видеть все, кроме него - в тех редких случаях, когда он позволял им смотреть. Это было невозможно. Его шрам на ноге Уилсона. Хаус провёл правой рукой от собственного бедра до колена. Под его джинсами отчётливо определялся рельеф мышцы - мышцы, которой там не должно было быть. Его рука на бедре словно закостенела. «Это не имеет смысла», - пробормотал он.
С трудом переводя дыхание, он встал, поражаясь лёгкости этого акта и отсутствию боли, и спустил к лодыжкам собственные джинсы. Хаус смотрел на свою совершенно нормальную, здоровую пару бёдер и чувствовал, что не прочь и сам хлопнуться в обморок прямо сейчас.