Новая жизнь

      Со всеми перипетиями,  получилось, что я пошел в школу 12 сентября. Мои родители взяли в посольстве какую-то справку, что поезда из Тегерана ходят раз в неделю (что было правдой), из-за этого я никак не мог поспеть к 1 сентября (что, если подумать, служило слабым оправданием). 
     Вспоминая грозную директрису и особенно таинственную «радиолинейку», я пришел даже раньше, чем нужно, к 8 утра. Я решил начать новую жизнь. Не опаздывать, делать все домашние задания, не лениться, и вообще стать серьезным  человеком. И вот я встал у кабинета химии (именно урок химии стоял первым по расписанию) и стал ждать. 8-05 – никого, 8-10 -  никого, 8-15 – никого. Я постучал  в закрытую дверь (а если все уже началось без меня?) – никого.  Тревога моя нарастала. Что же делать? В первый же учебный день. И я опоздал!    Не по своей вине. Может урок перенесли?    Вдруг откуда-то со стороны лестницы вынырнул кудрявый парень, и с довольно наглым выражением лица протянул мне руку: 
 - Привет, ты в наш класс?
-  Да, вот, жду радиолинейки.
-  Был заграницей?
-  Да,  откуда знаешь?
-  Классный говорил 1 сентября, что приедет еще один ученик. Деньги есть?
      Я пошарил в карманах, достал какую-то мелочь.
- Вот, копеек 50.
- Так,  где был то? В Америке?
- Да нет. Нет. Сразу таки и в Америке.
- Где? 
- В Иране.
- В Иране? Там где революция?
- Там,  там, где  Хомейни.
- Офигеть. Так сколько у тебя денег?
- 50 копеек.    
- Отлично, и у меня 40. Пойдем за пончиками.
- Как же радиолинейка?
- Да мы  все равно на нее опоздали.
- Так она была?
- Забудь.   
     Мы спустились на 1-й этаж, вышли из школы и спокойно побрели по дорожке.   
- Да, тебя как зовут? – спросил парень.
- Костя.
- Игорь.
     Он протянул мне руку.  И вдруг дернул меня куда-то в сторону. 
- Прячемся!
- А что такое?
- Химик наш идет.
- Ну и что?
- Ты что дурак? У нас же сейчас урок химии.  Мы же прогуливаем.
- Прогуливаем?
- Ты что? Никогда не прогуливал?
- Должно быть нет. В общем, я не помню.
     Я подумал: «Как же это так, ведь я пришел с желанием начать здесь «новую жизнь», ходить на радиолинейку, никуда не опаздывать, хорошо учиться.  Ни в коем случае не прогуливать! Боже упаси!  И   вот так легко, в первый же день учебы,  можно сказать, в первую же минуту, хотя и не по моей воле,  меня понесло куда-то совершенно  в другом направлении. Все пошло прахом, и химия, и радиолинейка.  И новая жизнь.» 
- Ладно, вон киоск. Слушай,  ты можешь пролезть без очереди?  А то у меня рожа очень наглая.    
 - Да вот, а  у меня напротив -  слишком скромная.
- Ладно,  учись, пока я жив. Давай деньги.
     Игорь очень ловко, и вовсе даже и не нагло, протиснулся сквозь очередь, бормоча «пустите, мы в школу опаздываем», вывалил продавцу  нашу мелочь.   
-  На все, и пожалуйста,   и сахарной пудры побольше.
     На 90 копеек, нам выдали огромный бумажный пакет, набитый пончиками, обильно посыпанными сахарной пудрой. 
- Слушай, да мы не сожрем столько! – засомневался я.
- Сожрем  легко, вот увидишь. 
   Мы сели на лавочку возле памятника Кутузову, скачущему на коне в окружении соратников - героев войны 1812 года. Медленно,  не торопясь открыли пакет, на котором проступали крупные масляные пятна,   и взяли по первому пончику. 
- Горячий гад, с пылу с жару, - сказал Игорь.
     Он некоторое время перекидывал из руки в руку горячий пончик, потом подул на него, откусил.  Я сделал то же самое.  Сладкое,  пышное,  посыпанное сахаром тесто. Ощущение – жизнь удалась. День такой, какие случаются в Москве только в середине сентября в самом начале «Бабьего лета». Солнце - теплое, но не жаркое, листья  кое-где уже желтые, а где-то только-только  начавшие желтеть, но еще  не  начавшие опадать.   Настоящая  осень  еще не наступила, но лето уже прошло.  В тот час первого урока, который мы прогуливали, воздух был прохладен, свеж, и пронзительно прозрачен. Хотелось сидеть так очень долго. Да мы и не торопились.
- Ну что за школа?  – спросил я Игоря. - Ты  здесь давно учишься?
- 12 дней. Меня вы… дели ссаными тряпками  из 27 школы.   
     Я сразу подумал: «27 школа – самая «блатная» во всем нашем районе, специальная английская.» 
- За что?
- Ну как за что? Наверное,  за то же,  что и тебя. Ты-то откуда?
- Из 56. Но я думал, что только у нас из 2 восьмых один девятый делали.
- Из 56 у нас, кажется,  никого больше нет. Ты прикинь, весь наш  класс – те, кого вы… дели из других школ.  Есть еще и «Г» класс, который простой.  Там тоже самое -  отбросы Кутузовского проспекта.  Я хотел туда пойти, но меня не взяли, потому, что там все мои друганы по 27-й учатся.
- Из-за этого?
- Ну да, чтобы мы «дебоши» не устраивали. Тебя,  когда принимали в школу, показывали аттестат с  одними пятерками?
- Да, конечно.
- Говорили, что тут одни отличники, а ты вот один такой урод, оболтус и неуч?   
- Было.
- Да так нас всех принимали.  У директрисы один такой аттестат с пятерками, она его всем показывает.  Чей он, интересно? Я лично ни у кого такого и близко не видел. Ты, кстати, знаешь, -   спросил Игорь. -  Кто у нас учится?
      И он бросил кусок пончика в Герасима Курина, то есть в его памятник, стоявший рядом с лошадью Кутузова.
- Нет.
- Серега Курин. Праправнук вот этого  деда,  героя войны 12 года.
- Да ты что?
- Ну он так  говорит.
- Врет гад.
- Да врет, а может и нет. Говорит, дома есть документы.  Он у нас киноман. Каждый день стоит перед первым уроком у школы и всех зазывает в кино. Хочет рекорд поставить, «сколько фильмов можно посмотреть за месяц».   
- Сколько?
- Ну он  посмотрел пока 16. Говорит и это не предел.   
     «Да,» - подумал я. - «Серьезная школа «радиолинейки», все учатся на 4 и 5.   А мы вот сидим, трескаем пончики, бросаем крошки птицам.»   
     Голуби медленно по-хозяйски брели по направлению к брошенным крошкам, но юркие воробьи выхватывали добычу у них буквально из-под клюва. Мне нравились воробьи,  и я бросал им куски печеного теста так, чтобы   их можно было хватать прямо на лету.  Каждый раз я бросал кусок все больше и больше, думая «сможет ли унести», и вот наконец бросил целую половинку пончика. Воробей схватил его,   пытался с ним улететь,  но пончик оказался тяжелей и потащил птицу вниз, в этот момент другой воробей пришел ему на помощь и они вдвоем унесли добычу под  наши с Игорем аплодисменты.   
- Ну чего,  надо в школу идти? – спросил  я с робкой надеждой, что все-таки  начнется моя новая жизнь.
- Да ты что, совсем дурак? Нас уже отметили. Что нас нет.  Сразу спросят, где гуляли, почему уроки пропустили. А вон смотри - Лопух идет.
- Кто?
-  Лапшинский.   Он  учится в классе «Г».  Из-за него-то  меня туда  не взяли. - Эй, Лопух! – крикнул Игорь. -  Хочешь пончиков? 
      У нас еще оставалась добрая треть пакета.   
- Да, да, да, – радостно ответил черноволосый парень высокого роста, на вид старше нас.  Внешне, он очень напоминал киногероя, из фильма «Брак по-итальянски». Только что без усов.
- Знакомьтесь, сказал Игорь. - Это Костя. А  Это Лопух .
-  Миша, – протянул мне руку новый знакомый.
     «Миша, Миша. Почему лопух?  Ах да!  Лапшинский, Лапшинкий,» – подумал я. – «Да я же его знаю! Хотя  вот так бы встретив его на улице, я бы его вряд ли узнал. Я тоже протянул ему руку.» 
- Мих, мы же в один  детский сад ходили!
- Да, да, да -  начал он нерешительно, ах  да. Да!  ну  точно, Конст. Ты еще в пальто ходил с такими квадратными пуговицами. Помню, отлично помню,   слушай, с тех пор ведь не виделись!
     Он стал меня трясти за плечи. Ну действительно, мы ходил в одну группу, и наши мамы сдружились. Лапшинские   жили в соседнем 24 доме, и часто моя мама забирала из сада нас двоих, когда его мама не могла его забрать. И наоборот. Надо же было, встретиться через столько лет.
- Не фига себе, сказал Игорь.  – Ладно, Лопух, деньги есть?
- Ну есть, рубль, на завтраки.
- Фиг с ним с завтраком, пошли в кино. В «Киеве» - «Блеф», с Челентано. На дневной  сеанс  билеты по 10 копеек.
     И мы пошли в кино. Так началась моя новая жизнь.      
 
 Мустафа Ибрагим.    

- Привет!
- Привет!
 -Ты дома?
- Да, дома, я дома.  Раз трубку ….
- Брось… брось. Приходи, приходи,  приходи скорей.
Голос Маслина дрожал.   
- Что  опять родители уехали?
- В  Поляны. Да не в этом дело.  Брату такую вещь купили, такую вещь, ну это блин, новое слово… В науке и технике.  Ништяк просто.  Приходи  сам все увидишь.   
     Через 5 минут я был у Маслина. В большой  комнате   появился проигрыватель с огромными колонками,  которые стояли сверху на шкафу в разных углах комнаты, для создания максимального стереоэффекта.
- Пластинок жаль,   нет нормальных. Только «Веселые ребята».
- Так, и что?  Станем их крутить? 
- Да  ну их в жопу, ты лучше посмотри,   что мой брат придумал.
     Оказалось, магнитофон «Весна»  при помощи шнуров  подключался к проигрывателю, и тогда его звук, многократно усиленный и улучшенный  выходил через колонки. Правда, при таком подключении не возникает стереоэффекта, но все равно, звук получается первоклассный. Как на концерте.
- Брат принес новую кассету, какая-то, кажется, иранская группа «Куин.» 
- Иранская?
      Я сразу подумал о том, что в Иране рок-музыка запрещена. Но может это старая группа, существовавшая при шахе? Хотя тоже странно, но неважно.   
Маслин вставил кассету, щелкнул кнопкой, пленка пошла. Легкое шуршание пленки, слышно, как опустилась игла при записи с проигрывателя на пленку.  И тут:   

                «Иииииибрагииим» 
 
      Из колонок донесся одинокий далекий голос, явно напомнивший молитву муллы с минарета, которые я слышал в Тегеране по нескольку раз на дню:            
               
                «Иииииибрагииим
      
                Иииииибрагииим
 
                Алла Алла Алла уи прей фо ю»

    «Правда, очень похоже на иранское пение,» – подумал я.    
Вдруг:
                «Хей»
   
      Тяжелые рокочущие гитары. Они вступили неожиданно резко.  Мощные ударные. Сильный бас.   Этот уже не занудное пение муллы, это самый настоящий рок.  Звук из колонок шел очень мощный, он заставлял вибрировать все вокруг, внутри меня что-то сжималось, и мы с Маслиным прыгали, как дикари, извиваясь в такт этой бешеной музыке:

               «Муставфа
                Мустафа
                Мустафа 
                Уи прей фо ю

                Мустафа Ибрагим

                Мустафа Ибрагим

                Мустаф Ибрагим
 
                Алла
                Алла
                Алла
                Алла
               

                Хи хей.»
 
       «Мустафу» мы послушали раз 5. Нам эта музыка никак не надоедала. Она будила какие-то потаенные дикие  первобытные инстинкты. Она  ошеломила  нас своим восточным темпераментом, каким-то немыслимым напором.   Мустафа казался одновременно и молитвой, и заклинанием, и восточным танцем, и главное рок-н-роллом.
     И тут я понял. Просто хороший магнитофон – этого мало. Мне нужна «аппаратура»,  «комбайн», как тогда говорили. С большими колонками.   С огромными.   С такими, что, если я врублю «Мустафу» на полную громкость, затрясется весь Кутузовский проспект до самой Триумфальной Арки.  Вот то, чего я хочу больше всего на свете.