Огонь

Впервые они почувствовали, что рядом с ними живут другие, хотя и родные, существа - в грудные клетки которых были заперты маленькие, самосоятельные, всепонимающие, и от всего шарахающиеся сердца, когда увидели труп умершей при родах третьей своей дочери. Синий холодный трупик прижимался к отцовским рукам, пытаясь отогреться и вернуть потухшую жизнь, но - эти руки ложили маленькое тельце в коробочку, и укладывали в наспех вырытую маленькую могилку. Спокойной ночи, девочка...

Первая боль - лечилась множеством дел, закрывалась за запертой дверью, в которую стучались другие дети, требующие внимания и не понимающие долгого безнадежного, смотрящего в одну точку молчания. Дел всегда наваливалось с горой - которая разбиралась медленно, неспеша, ожидая следующего звонка от работодателя. Еще один заказ, звонок начальника - бодрит, снова закрутился маховик - и череда новых неотложный, забитых в память важных дел вытесняла навязчивые воспоминания. Ритм ускорялся и требовал еще быстрее, еще активнее, чтобы даже случайно брошенный взгляд не цеплялся за остатки боли.

Записанный на бумаге короткий сценарий, пытающийся вернуть меня в подзабытое сновидение - говорил о тщетных стараниях... все равно воспоминания навязывались - и сердца родителей прокручивали остатки похоронного стона. Бизнес почему-то не пошел. Комбайн, сданный в аренду, не приносил желаемой прибыли - семье приходилось туго, но она не бедовала...  детей надо было собирать в школу, покупать им обновки, хоть раз в полгода, надо думать об образовании - недешевом, надо возвращаться к жизненным выгодам, которые-то и должны дать нужный - угарный импульс.

Родители разжигали огонь в своих глазах, чтобы хоть для остальных детей оставаться - горящими, бодрыми, веселыми. Этот огонь - пускал едкий дым - и окутывал все семейство. Ну, что приуныли, давайте радостней, веселей, запойней... Давайте двигаться дальше. Пожар охватывал грудную клетку, свой тесный и уютных  дом, грел замерзшие сердца - и требовал еще  подложить дров. Окружающие видели этот пожар, разведенный на спирте, невыносимом горе и безысходности, но никто не хотел и не мог его потушить. Стучали в запертые двери - откройте, дайте вынести детей, но глаза отвечали молчанием и наглухо закрытыми дверными замками. Никому ничего не достанется, все сгорит - вместе с болью и воспоминаниями.

- А кто здесь такой маленький - догорали мертвые головешки, - а кто здесь пойдет баеньки.