Один день медсанбата
рваные… Можно было сойти с ума… Оскол-
ки от пуль, гранат, снарядов в голове,
в кишках – во всем теле, вместе с ме-
таллом вынимаем из тела солдатские пу-
говицы,куски шинели, гимнастерки, ко-
жаных ремней. У одного солдата грудь
разворочена, сердце видно… Еще бьется,
но он умирает. Делаю последнюю пере-
вязку и еле сдерживаюсь, чтобы не за-
плакать. А он мне: «Спасибо, сестрич-
ка…»
Св. Алексиевич.
У войны не женское лицо.
Самое невыносимое для меня были ам-
путации… Часто такие высокие делали,
что отрежут ногу – и я ее еле держу,
чтобы положить в таз… <…> Я не могла
привыкнуть. Раненые под наркозом сто-
нут и кроют матом. Трехэтажным рус-
ским матом.
Источник тот же.
Черт знает, когда это кончится, когда можно будет просто присесть, отки-нутся спиной на стену, бросить усталые руки на колени и закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого ужаса, этой крови, не ощущать этот запах мужского пота, испражнений, той же крови и гниющего мяса.
Сегодня ночь выдалась на удивление тихой, только за лесом, в районе передовой, время от времени в небо взлетали осветительные ракеты. Не привозили и раненых, что позволило медикам нормально отоспаться.
Едва начало светать, в медсанбате началась работа. Хирург Никита Свя-тославович в сопровождении операционной сестры и санитара обошел раненых и распорядился вынести двух умерших ночью солдат – у одного осколками при разрыве мины был вспорот живот, у другого осколок раздробил черепную коробку.
Ерофеич и хромой Савелий, единственные санитары, на носилках вынесли трупы и осторожно уложили их в выкопанную неподалеку яму.
; Вот еще двое упокоились, - пробормотал Ерофеич. – А дома, небойсь, ждут, надеются…
; А ребятишки гордятся, что их отцы воюют, - поддержал разговор Савелий. - А оне вон тут лежат…
; Ладно, пошли, - сказал Ерофеич. – Скоро снова загремит на переднем крае и начнут подвозить очередных бедолаг.
; Я слегка присыплю их, а то лежат они, в небо глядят, - проговорил то-варищ. – Не по-христиански это как-то…
; Не задерживайся, скоро опять начнут подвозить, - согласился Ерофеич. – Вон опять начинает грохотать, стало быть, бойня начинается.
; Раньше, чем через час-полтора, подвозить не станут, - отозвался Савелий.
Ерофеич ничего не ответил, взяв носилки, он побрел к медсанбату. На улице возле колодца санитарка Лида, молоденькая девчонка лет семнадцати, стирала бинты и окровавленные халаты медиков.
; Помочь тебе? – спросил ее санитар.
; Дядя Ерофей, помогите развесить бинты на веревку, - отозвалась та.
; Сейчас помогу, только носилки поставлю, - согласился пожилой человек.
Возвратившись к ней, он начал развешивать серые и разлохмаченные от неоднократного использования бинты.
; Тяжело тебе, дочка? – спросил он девушку.
; Ничего, я деревенская, привычная к работе, - ответила та. – Только вот страшно, особенно когда отрезанные руки и ноги приходится выносить. Гляди того, вырвет. Ведь они еще совсем недавно были у людей, жили вместе с ними. К этому не могу привыкнуть…
; К этому не привыкнешь, - поддержал ее Ерофеич. – Мы здесь как на мясокомбинате при разделке туш.
; Но ведь это же люди, - грустно произнесла Лида.
; Люди, - согласился с ней санитар. – Живые люди, а мы здесь как на живодерне. У каждого дома матери, жены, детишки… Ждут, надеются…
Прислушавшись, он сказал:
; Вон как там разошлись, бабахают без конца. Ох-хо-хо! Сейчас повезут увечных, работы будет невпроворот… Пойду я, может нужен доктору…
В это время к ним подошел с лопатой Савелий.
; Пошли к доктору, - обратился к нему Ерофеич. – Скоро повезут, работы много будет…
; Да, судя по тому, как там схватились, будет запарка…
И действительно, из-за леса в сторону медсанбата показалась первая те-лега, явно перевозившая первых на сегодня раненых.
; Начинается, - проворчал, глядя в ее сторону Савелий.
; Готовь носилки, - на правах старшего распорядился Ерофеич. – А я пойду упрежу Никиту Станиславовича.
На телеге лежали трое раненых и один, раненый в ногу, сидел на задке телеги.
; Много там осталось? – спросил Ерофеич возчика.
; Возить, не перевозить, - хмуро ответил тот. – Такую мясорубку устроили, страх…
В это время к ним подошел доктор. Коротко осмотрев раненых, он рас-порядился:
; Этого сразу на операционный стол, - он показал на безжизненно лежащего раненого.
Наступило время работы Ерофеича и Савелия. Осторожно переложив раненого на носилки, они понесли его в палатку. Раненый в ногу соскочил с телеги и стоял на здоровой ноге, не зная, что делать. Вышедшие из палатки санитары подали ему костыли.
; Перебирайся в палатку, там тебе покажут твою постелю, - сказал ему Ерофеич.
Едва с телеги сняли последнего раненого, возчик, ни слова не говоря, повернул лошадь и направился за новыми бедолагами.
Потом он приезжал снова и снова, подвозя увечных. К счастью, где-то в полдень приехала полуторка и забрала часть раненых в госпиталь.
Последним рейсом возчик привез не только наших раненых, но и одного немца.
; А этого ты на хрена припер? – возмутился Савелий. – Бросил бы к чертовой матери в лесу – пусть подыхает.
; Не могу, - устало проговорил тот. – Командир велел везти. Его в сумерках санитарка приволокла. Командир и на нее ругался, а она оправдывалась: «Больно жалостливо он стонал и смотрел на меня!» А фриц все время бормотал: «Ихь бин арбайтер» – рабочий-де я». Что с ним делать? Не убивать же безоружного да раненого. Вот командир и распорядился: «Вези в медсанбат, пусть там с ним разбираются, лечить или еще чего».
Каждый раз, когда привозили новых раненых, доктор выходил и распределял раненых – кого в первую очередь на операцию, кого – на перевязку, а кого – в братскую могилу… И тогда Ерофеич с Савелием молча перекладывали недвижного бедолагу на землю, а когда относили последнего раненого в палатку, забирали труп и переправляли его на вечное хранение в братскую могилу.
Узнав, что привезли раненого немца, раненые в палатке подняли шум, требуя, чтобы его не тащили к ним, а то они его все равно прикончат.
Видя все это, Никита Станиславович осматривал немца в последнюю очередь. Когда того положили на операционный стол, один из раненых, старшина Филипп Еськов, крикнул:
; Товарищ капитан, прикончите его к чертовой матери. Он же в наших стрелял, возможно кого-то из нас ранил, а то и убил!
; Ты так считаешь? – устало проговорил доктор. – Так вот он лежит, иди и прикончи его.
Филипп замолчал и обиженно засопел.
; Ты чего взъерошился? – обратился к нему лежавший рядом Иннокентий Свалов. – Убить его сейчас – не велико геройство, не в бою. Он же ныне навроде малого ребенка, беспомощный…
; Пожалел его? – огрызнулся Филипп.
; Нет у меня к ним жалости, - жестко ответил Иннокентий. – Враг он и будет врагом. И свое получит, если выздоровеет… В плену ему сладко не покажется…
Закончив обработку раненого немца, Никита Станиславович устало распорядил-ся:
; Положите его где-нибудь отдельно.
; Можно на мое месио, - сказала Лида. – Все равно мне стирать, не перести-рать всю ночь… Вон сколь бинтов, простыней, халатов в кровище…
Ни произнеся ни слова, Ерофеич с Савелием перенесли немца на Лидину постель за загородкой.
; Когда своих таскаешь, так они легче кажутся, не то что этот боров, хоть он и тощой, - проворчал Савелий.
; Кажись, все на сегодня, - проговорил Ерофеич. – Пойду Лидке воды натаскаю – вон ее сколь надо. А она сама-то чуть держится.
Закончив дела, санитары прилегли на груде сена, прикрывшись плащ-палатками.
Наступила тишина, нарушаемая только плеском воды, производимым стирающей санитаркой. И только видно было, как в темном небе, за леском, время от времени взлетали осветительные ракеты.
Утром приехавший из госпиталя грузовик забрал тяжелораненых, включая и случайно попавшего к нашим немца…
Свидетельство о публикации №217051501797