Фонарь 3

Сценарий к/м фильма

Осенний день выдался ясным. Деревня сонно расстилалась вдоль дороги. Матвей, одинокий сорокалетний мужчина, шел не торопясь. Он заметил Игната, копошащегося возле фонаря, рядом со своим домом. Фонарь горел, Игнат раскладывал веревки, прилаживал какие-то приспособления к столбу. Матвей заинтересовался и сошел с дороги.
Игнат заметил его, улыбнулся, закричал издалека.
- Вот, фонарь не погасить никак, выключатель сломался, не реагирует. Так я решил по-простому – лампочку вывинтить.
- А обратно ввинчивать будешь?
Матвей подошел и они поздоровались.
- Обратно? Да может и не надо обратно. Мне он ночью не нужен, только счетчик крутит. Взял вот у Михалыча «когти», думаю из веревок пояс сделать, дело плевое.
- Тряпку возьми – лампа горячая.
- Это понятно. А может и не надо пояс – еще запутаюсь.
- Одной рукой вывинтишь?
- Вывинчу.
- А спускаться как с лампой?
- Ладно. Вот подержи, отрежу.
Матвей протянул  Игнату веревку, отрезал ее ножом, обернул вокруг пояса, закрепил.
- Никогда не лазил, Михалыч показал, как «когти» надевать. Гляди, нормально смотрятся?   
Игнат оперся рукой на Матвея, закрепил приспособления для лазанья по столбам  на ногах.
- Нормально.
- Так, веревку сюда, тряпку в карман. Ну, я полез?
- Давай. Если свалишься, я тебе помогу.
Игнат усмехнулся, привязал веревку к столбу, проверил, как она держится,  полез. Столб был невысокий и Матвей не волновался за Игната. Игнат  был  крепкий дядька,  лет пятидесяти. Игнат проворно лез по столбу, протягивая за собой веревку, привязал ее наверху. Он вытащил тряпку, осторожно потянулся к лампе.
- Горячая?
- А то.
Игнат медленно вывинтил, лампу, показал ее Матвею.
- Всё! Нагорелась! 
Он бережно  спустился, развернул тряпку и с удовольствием, словно новорожденное животное, показал лампу Матвею. Тому было грустно от того, что фонарь больше не будет гореть. Деревня будто поблекла перед ним.
Игнат встревожился, заморгал.
- Черт, что-то ослепило меня, какое-то бельмо маячит в глазу.
Он снял «когти», протер глаза.
- Не проходит.
Матвей заглянул в глаза Игнату.
- Все нормально вроде.
- Пройдет, наверное.
Игнат замялся, ему было неудобно из-за своих волнений.
- Придешь сегодня вечером ко мне?
- Зачем?
- А вдруг не пройдет.
Игнат с тревогой взглянул на Матвея – не станет ли он смеяться над ним. Матвей был серьезен.
- Хорошо.
Матвей вышел из дома, когда уже смеркалось. Он нервничал из-за того, что участвовал в ослеплении фонаря.
Игнат встретил его испуганным. Он бросился к Матвею, поделился с ним недоумением.
- Не проходит!
Игнат для убедительности потер красные глаза, поморгал.
Матвею было ясно, что делать.
- Надо лампу обратно ввинтить.
- Зачем?
Игнат от удивления  засипел.
- Ну, все пройдет.
Игнат недоверчиво вгляделся в Матвея, пошел в сени. Вернулся он с веревкой и «когтями», бросил их на пол.
- Сам полезешь.
Они стояли возле темного  фонаря. Матвей уже обмотался веревкой, аккуратно взял лампу, размышляя вслух.
- Тряпку не надо, она не успеет нагреться.
Игнат с беспокойством следил, как заползает Матвей на столб. От этого зависело его зрение. Матвей медленно ввинтил лампу и она загорелась. Спускался он быстро, несколько раз неудачно опирался «когтями», чуть не сорвался.
Игнат ждал его, вертел головой проверяя зрение.
- Ну как?
- Вроде нормально стал видеть, пропало бельмо. Колдовство какое-то.
Игнат смотрел на Матвея подозрительно.
- Ты что? 
- Да вот, когда на тебя смотрю, снова что-то такое возвращается,снова вижу плохо. А так, - Игнат повертел головой, - нормально. А ты как?
Игнат заглянул почти в Матвея, беспокоясь и волнуясь. Матвей смутился. Его мутило, видел он с трудом, деревня плавала в белесой дымке, Игнат был неразличим.
- Что-то мне не очень. Наверное, как у тебя. Я только себя вижу.
Матвей смотрел на свои руки и показывал их. Игнат тревожно замер. Наконец, он решился предложить.
- Ну, вывинти обратно.
Матвей еще не снял «когти» и рванулся к столбу.
- Тряпку возьми.
Голос Игната был скрипуч и грузен. Подниматься второй раз было легче, знакомо. Матвей напряженно потянулся к фонарю, стараясь не глядеть на свет, медленно вывинтил лампу. Лампа сквозь тряпку грела руку, спускаться  было  неудобно.
Внизу волновался  Игнат.
- Матвей, не слезай, ввинчивай.
Матвей замер на середине столба, спросил с раздражением.
- Тебе опять плохо?
- По-другому совсем, но плохо. Опять не вижу! Ввинчивай!
Игнат  кричал с  ненавистью на Матвея.  Матвей полез наверх с тяжелым сердцем. Он уже ненавидел эту лампу. Она загорелась бешено и ярко. Спускаясь, Матвей уже знал, что будет внизу – он будет плохо видеть.
Игнат радовался, не смотрел на Матвея.
- Ну, вот теперь порядок. По-другому было не видно, хуже гораздо, глаза  зарезало, как ножом. Пусть горит. Фонарь на то и фонарь, чтобы гореть. Давай сюда «когти».
Матвей сел на землю, вяло стянул приспособления, распутал веревку. Игнат не выдержал.
- Тебе не очень? Видишь как? Плохо?
Тошнота подступала к горлу Матвея, он кивнул. Черствая суетливость Игната была неприятна. Тот ободрительно похлопал Матвея по плечу.
- Приходи завтра. Посмотрим. Может, отойдет. Ты ж еще молодой. Не то, что я.
Голос его звучал лживо и равнодушно. Взяв «когти» и веревку, Игнат заторопился домой.
Матвей не узнавал родную деревню, ноги не слушались его. Дома казались пустыми, дорога виделась стеной. Все окружающее чудилось Матвею чужим, насильственным.
Вечером следующего дня Матвей был у фонаря вместе с сумерками. Он ждал  Игната. Игнат шел нехотя, неохотно, покачиваясь.
- Не стало легче?
Матвей замотал головой. Игнат с досадой плюнул.
- Сволочь фонарь. Угораздил. Сила ебитская!
Он зло пошел домой, быстро вернулся, принес снаряженье.
- На! Вывинчивай.
Матвей робко поднял голову.
- А ты как?
- Как? Мордой об косяк!
Матвей засопел, продолжал сидеть. Игнат задумался, успокоился, решил.
- Ладно, сейчас вывинтишь, а днем ввинтишь.
- Я так и буду каждый день лазить по столбу?
Игнат опять взвился.
- А ты что хочешь? Что?
Матвей осекся, улыбнулся через силу.
- Может, я потерплю ночь и вывинчу днем. Так будет нормальнее.
Игната было уже не успокоить.
- А если ты ослепнешь за ночь? Можешь?
Матвей заинтересовался.
- Могу.
- То-то. Залезай.
Игнат махнул рукой, пошел к дому. Матвей смотрел вслед ему с благодарностью, почти с обожанием.