Тайная миссия апостола Павла 4

                КНИГА «ДАЛЕТ»
               
                Глава 1

   В небольшой однокомнатной квартирке, называемой «хрущёвки» сильно накурено. Воздух насыщен перегаром никотина и запахом не мытых тел. Свет выключен. Окна плотно зашторены тяжёлыми гардинами. Сквозь узкую щель между полотнищами с улицы, прорезая комнату узким жёлтым лезвием света, льётся свет фонаря. Вместе с ним оттуда, где вечерняя прохлада, пронизанная невероятной смесью запахов и ароматов с цветочных клумб и уличных газонов, доносились всевозможные звуки, которые обычным людям кажутся привычными. Музыка из окон квартир, шумы и пение клаксонов проезжающих автомобилей, необыкновенная симфония природных звуков, например, шелест листвы, соло крон деревьев, совместные арии и хоровое исполнение арий сложного состава из птиц и прочих мимолетных исполнителей.
   В квартире двое мужчин. Один развалился на диване, лежит с закрытыми глазами и что-то беззвучно напевает, еле заметно шевеля губами. Это – Гвоздь, сухощавого телосложения с такими же острыми чертами лица, впалыми глазницами и большими синяками вокруг глаз. Второй, Щепа, сидит за столом, барабанит пальцами по столешнице. Он также худ и выбрит наголо. Смотрит на зашторенное окно, взгляд его напряжён и встревожен.
    Вдруг Гвоздь поднимается и направляется из комнаты, по инерции протягивает руку, повернуть выключатель.
   - Не включай свет! – почти истерично вскрикнул Щепа. – Вдруг за нами следят…
   В ответ послышался тихий смех. Застыв в проёме, Гвоздь спросил, прибавляя в голос нотки ехидства:
   - Чё, кореш, бздёво?
   Щепа громко прошептал сквозь зубы:
   - То-то я посмотрю, ты из себя Джона Рэмбо корчишь.
   Гвоздь, пробурчав что-то неразборчиво, зашёл в туалет. До Щепы донёсся звук воды из бачка и весёлый свист. Гвоздь явно издевался и потешался над страхами Щепы. Щепа двигал желваками, но ничего поделать не мог. В иерархии уголовного мира он был ниже Гвоздя и потому должен был терпеть некоторые неудобства, что было очень противно его вспыльчивому характеру, из-за которого он часто страдал и, как всегда считал, не справедливо.   
   Потягиваясь, Гвоздь снова возник в дверях.
   - Щепа, - позвал он.
   - Да чё! – вспылил Щепа, дёрнув плечами.
   - Лямка сумки на плечо! – заржал Гвоздь и сражает вопросом в лоб: - Очкуешь, братан?
   Щепа с трудом сдержался, луч света, пересекающий комнату, на мгновение погас и снова расчертил пополам тёмное пространство.
   - А то! – столько в его голосе было печали, сколько не услышишь в надрывном исполнении цыганом грустной песни. – Не будешь тут очковать, сиди и жди, от кого и что прилетит.
   Гвоздь быстро приблизился к Щепе, хлопнул его резко и сильно по плечам ладонями, Щепа вздрогнул.
   - Нечего было Федула сдавать.
   - Да чья б корова… - договорить не дал сильный подзатыльник, Гвоздь, таким образом, дал понять, чтобы он не забывался и помнил своё место. – Ты, чё, шуток не понимаешь… - в голосе чувствовалась обида.
   - Напомнить про лямку? – Щепа промолчал, сопя носом. – То-то же. И не забывай, кто ты и я.
   Гвоздь подошёл, тихо ступая по полу к закрытому окну и, раздвинув пальцами пошире тяжёлый материал штор, выглянул на улицу.
   - Да, - протянул он с досадой и повторил: - Незачем было сдавать Федула.
   - Так, это, Гвоздь, выхода-то не было, - подал голос Щепа. – Поймали, сам знаешь, на чём…
   Гвоздь слышно проскрипел зубами.
   - Прекрати, а! – попросил Щепа, - и так мурашки по коже бегают.
   Гвоздь захихикал.
   - Лучше мурашки, чем мандавошки! – сдерживая смех, произнёс он и тут же цыкнул, его  что-то насторожило, что, он и сам не мог толком сказать, только поднял палец вверх. – Ти-и-и-ихо!
   Минуту-другую в комнате висела гулкая тишина, наполняя неопределённой тревогой атмосферу помещения. Еле слышно тикали старые ходики. Простужено куковала кукушка, не показываясь из-за расписной испорченной дверцы часов. В соседней квартире за стеной раздались громкие голоса, спорили молодые супруги. Чтобы как-то замаскировать скандал, включили на всю мощь магнитофон, его перекричать старался безуспешно телевизор.
   - Счастливчики, - мечтательно прошептал Щепа.
   Музыка на мгновение стихла, и послышался звон битой посуды.
   - О! – радостно протянул Гвоздь, - пошла в ход тяжёлая артиллерия.
   Следом за битьём посуды женский визг острой бритвой распорол тонкую материю пространства.
   - Щас она заорёт, чтобы он убирался из её квартиры, - потёр руки азартно Гвоздь. – Спорим?
   Щепа махнул рукой, дескать, спорить чего, коли это самый распространённый сценарий всех бытовых ссор по всему миру. Сначала крик и рукоприкладство, затем показная расправа с посудой, часто с той, что вышла из обихода, а затем чемодан с вещами прописывается ненадолго у порога.
  И точно, вскоре за вновь зазвучавшей очень громко музыкой послышалось пожелание женщины убираться из квартиры и из её сердца. Мужчина в ответ крайне образно высказался, что он думает по поводу её предложений.
   Гвоздь вернулся на диван, лёг на спину.
   - Скука! – зло прошептал он. – Сейчас бы с тёлками в сауне у Даура оттянуться. Ханки от души нажраться, кокса нюхнуть.
   Щепа отозвался необычно – прокашлялся, будто прочистил горло.
   Тонкий характерный скрип металла по стеклу привлёк внимание корешей и Щепа, и Гвоздь тотчас вскочили на ноги, устремив настороженные взгляды в сторону окна, будто ожидая чего-то.
   - Ветка, - не спросил, и не подтвердил Щепа.
   - Светка, - сострил Гвоздь, ему почему-то дико захотелось сделать что-то подлое, на что только и была способна его мелкая душонка.
   - Какая? – удивился Щепа.
   - Кривая! – Гвоздя распирало от смеха, и он еле сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
   Внезапно под потолком вспыхнула лампочка, вкрученная в один из трёх рожков люстры, разгоняя по углам темноту. Яркий свет ослепил мужчин. И один, и другой рефлексивно прикрыли глаза руками.
   Гвоздь первым пришёл в себя. Поморгал учащённо веками и рассмотрел…
«Лучше бы мои глаза лопнули, - эта мысль пришла первой в голову. Следом вторая: - Этого не может быть». Тонкая струйка холодного пота, обжигая кожу ледяным огнём, быстрой змейкой проскочила между лопаток, вниз по позвоночнику и скрылась в ложбине того места, которым обычные люди чувствуют неприятности. Если зрение более-менее вернулось к Гвоздю, то речь категорически отказывалась идти, на сей героический шаг. Гвоздь беззвучно разевал рот и отрывисто махал руками, как испорченный робот Вернер. В итоге, несколько нечленораздельных звуков вырвались из сухого, как аравийская пустыня, горла.
   - И-и-и... э-ээ-э... Ме-э… - шевелил с трудом Гвоздь онемевшими губами.
   - В зобу дыханье спёрло? – по-мефистофельски злорадно улыбаясь, посреди комнаты, прямо под горящей лампочкой стоял Федул. Во всей своей дьявольской красе.
   - Э… кх-х… уй!.. – это вышел из каталепсии Щепа, обмякшие ноги отказывались держать вмиг погрузневшее тощее тело.
   - Молчим, гниды! -  всё с тою же устрашающей улыбочкой, будто она приклеилась к лицу, проговорил Федул, качаясь с пятки на носок. – А у следака в кабинете пели, прямо соловьи мартовские. Не остановить.
   - Мартовские бывают коты, - проблеял Гвоздь. – Соловьи поют в мае.
   - Точно? – будто проверяя, не врёт ли он, прищурил строго глаза Федул.
   Щепа и Гвоздь закивали в унисон.
   - Да, да, да!..
   Федул скрестил пальцы и резко крутанул кистями рук. Послышался хруст хрящей. Лица Щепы и Гвоздя побледнели.
   - Федул, это… прости, гадом буду, - нервно выбивая зубами чечётку, зачастил Гвоздь. – Так нехорошо, блин, получилось…
   Федул махнул рукой, будто отмахнулся от надоевшей мухи.
   - Ладно, проехали!
   Жизненная краска начала понемногу возвращаться на лица Щепы и Гвоздя.
   - Но! – глаза Федула снова полыхнули отсветом далёкого пожара, что снова заставило корешей вздрогнуть. – Кто старое помянет, тому глаз вон.
   Щепа и Гвоздь закивали согласно головами.
   Федул шагнул в их сторону.
   - А кто забудет – тому оба!
   Щепа истерично вскрикнул, плюхнулся на пятую точку и, судорожно перебирая ногами и руками, спиной вперёд перебрался в угол. С диким страхом он смотрел на зловещую фигуру Федула.
   Тот лишь брезгливо посмотрел в его сторону и презрительно сплюнул на грязный пол.
   - Вот там и сиди!
   Щепа, впавши в ступор, часто закивал головой.
   Гвоздь, пытаясь взять себя в руки, более ровным, но всё равно с нотками волнения в голосе, спросил:
   - Ф-федул, к-как ты здесь о-оказался?


   Милицейская машина, узкий отсек для перевозки задержанных, не «роллс-ройс» по качеству комфорта. Да и запах напоминает вонь из параши. Как ни крути, нельзя привыкнуть к грязи и зловонию.
   Федул сгорбился и уткнулся лицом в оттопыренный ворот рубахи, лучше уж вдыхать пот кожи. Прислушался, о чём говорят водитель с сопровождающим. Шум мотора мешал расслышать слова, долетали обрывки фраз. Водитель радовался скорой пенсии, делился планами на ближайшее время. Заикнулся о покупке участка рядом с дачей и постройке более просторного дома со всеми бытовыми удобствами. Сопровождающий, молоденький ефрейтор, посетовал, что ему ещё корячиться и корячиться и возить таких вот типов, кивнул назад на Федула через плечо. Водитель успокоил, слов его Федул не разобрал, сопровождающего, уловил окончание предложения, дескать, привыкнешь и уходить, как вот ему сейчас, не захочется, но… Внезапно машина резко затормозила, вывернула влево, Федула бросило на противоположное кресло. Удар о металл стены оказался настолько чувствительным, что перед глазами пошли круги.
   - Эй, там, - крикнул он водителю, - не дрова везёшь!
   В ответ услышал от сопровождающего:
   - Тихо там будь!
   Федул не смолчал:
   - Начальник, мы как карты в колоде. Постоянно меняемся местами.
   Водитель оказался более резким на выпад Федула:
   - Договоришься – зубов лишишься!
   Федула понесло:
   - Да ты, служивый, поэт…
   На этот раз водитель не ответил и предложил сопровождающему выйти и разобраться, что там впереди случилось с автомобилем. Не успела за сопровождающим закрыться дверь, как Федул явственно почувствовал чьё-то постороннее – не человека – присутствие в тесной клетке. Лёгкий озноб пробрал до костей. Федул даже рассмотрел мелкие иголки инея, усеявшие решётку, разделявшую салон автомобиля. Водитель тоже почувствовал нечто странное и повернулся в сторону Федула. Он ничего не увидел, но почувствовал то же, что и арестованный.
   - Что за чепуха…
   Федул как-то странно дернул телом, и в этот момент неведомая сила вырвала заднюю дверцу. Следом она же схватила его бесцеремонно за шиворот и грубо выволокла наружу. Краем глаза он успел заметить побледневшее лицо водителя.
   Как он оказался в комнате, где скрывались выдавшие его милиции Щепа и Гвоздь, он не понял. То ли летел по воздуху, то ли перемещался внутри какой-то прозрачной капсулы, перенёсшей его прямо в нужное место.
   - Говоришь, кривая! – Федул не стал распространяться перед стоящими ниже его по иерархической лестнице людьми. – Светка, значит…
   Гвоздь снова сошёл с лица. Бледная краска с матово-молочным оттенком окрасила и без того не здоровую кожу. Он медленно закрутил головой, губы двигались в немом крике. Кадык двигался вверх-вниз, на уста Гвоздя снова легла печать безмолвия. Ещё и предательская дрожь в коленках выдавала его общее состояние. Да, он трусил, но не спешил признаться себе в этом. Он боялся Федула, слывшего фатальным зверем с животным садизмом, не уступающим никому своего и старающегося взять и чужое. Кем был для него Гвоздь? Шестёркой. Расправиться с ним Федул может без жалости, как раздавить жука или таракана. Но Федул отчего-то медлил. Будто чего-то ждал. И гвоздю это было не по нутру. Тонкий нерв страха вибрировал с такой силой, что ему казалось этот острый тонкий звук слышит не он один. Мельком взглянув на Щепу, ужаснулся. Под ним растекалась, распространяя резкий запах аммиака, широкая лужа. И тотчас забыл про него. Его интересовала своя судьба и собственные страхи.
   - Ну чё молчишь, как партизан на допросе? – вопрос относился к Гвоздю. – Где эта Светка Кривая, а? может, пригласим её сюда. Поделись телефончиком, не скупись. Сам будешь кушать, подавишься. Ну, кому сказал!.. Отдохнём культурно, без  извращений. Давай колись, иначе вобью в стенку, и трепыхнуться не успеешь! – Федул поднял крепко сжатый кулак.
   Мысленно попрощавшись с жизнью, Гвоздь собрался раскрыть рот, как в это время в комнату, разрывая в клочья ткань штор и вбрасывая битое стекло, ворвался сильный порыв ветра. Мелкие фрагменты материала и стекла, а также уличной пыли и бетонной крошки долетели до Федула и остановились,  будто перед невидимой стеной.
   Гвоздь тихо ойкнул. Щепа расширенными глазами смотрел на это чудо и мочился под себя.
   Только Федул отнёсся к этому со спокойствием удава. Медленно развернулся в сторону несуществующего окна. Ветер растрепал волосы. Чему-то улыбнувшись, он кивнул. И стена мусора окружила его, образовав вокруг него плотный кокон.
   Минуту спустя кокон пришёл в движение, вытянулся в длинный, скрученный жгут, который вытянуло в окно…

                Глава 2

   С моря через открытое окно дул ароматный бриз, наполняя спальню утренней свежестью.
   Захария, не открывая глаз, похлопал рукой рядом с собою. «Пусто!» Конечно же, Миръям, встала засветло и хозяйничает на кухне.  Сквозняк натянул в комнату ароматы свежесваренного  кофе и пииты, запеченной с рыбой и овощами.
   С улицы раздался призывный скрипучий крик. Это соседка возвращается с рынка. Как обычно, она, не заходя в дом, мотивируя занятостью, простоит возле калитки минут сорок. Не даст, в своей манере вести беседу, слушателю раскрыть рта, бойко, как вода из крана, выдавая сначала самые свежие новости («Свежее только лепёшки с тростниковым мёдом!»), оставляя под конец те, что уже были с душком, сроку которым более трёх дней («Целая вечность прошла, а ты не в курсе!»).
    Сегодня соседка побила свой рекорд. Её новостей хватило всего на пять минут. Миръям приглашает её выпить чашечку кофе. Что? вот же старая лиса, опять ссылается на домашние дела, но… Не может быть!.. А… если для неё найдётся рюмочка пальмовой водки, то она, так и быть, не смотря на занятость – восемь мальчиков, это не восемь девочек, за ними глаз да глаз нужен! – найдёт минутку принять приглашение и угоститься чашечкой-другой кофе с корицей. Соседка, хитрая проныра, знает своё хорошо! Ну и ладно. Пятью минутами дело не ограничится. Доберёт время, не затраченное на улице. Пока жена с соседкой будут мыть косточки своим и чужим мужьям – человек создание слабое, в глазу соседа заприметит пылинку, в то время как булыжник в своём мешает смотреть! – есть время расслабиться и вспомнить вчерашнюю беседу с пастырем.
   Вечер, как и сегодняшнее утро, был тих и прекрасен.
   После проповеди, пастырь выслушал каждого, пришедшего к нему со своей болью и радостью. Дал каждому добрый совет. Для всех у него нашлось тёплое слово. Дал наставления родителям, как воспитывать сыновей и дочерей, чтобы они не посрамили в будущем головы своих отцов и матерей.
   Дела идут хорошо в их христианской общине. Но есть отрицательные моменты – нельзя встречаться открыто, нельзя отмечать совместно с другими общинами праздники. Категорически нельзя, зная отрицательное настроение в обществе по отношению к ним, детям говорить друзьям на улице и одноклассникам, что они…
   С кухни доносился глухой бубнёж соседки. Любительница показать, на что способны голосовые связки, сейчас она говорила с предосторожностью. Значит, есть причина.
   Захария тяжело вздохнул. Вытер рукою покрывшийся мелким бисером пота лоб, надвигалась понемногу дневная жара, вытесняя утреннюю прохладу.
   - Пока что мы вынуждены вести, скрытый образ жизни, - говорил собравшимся на прощание пастырь. – Не стоит отчаиваться и впадать в уныние. Скоро грядёт время величайших перемен. Гонители встанут за кафедры, и будут проповедовать слово истинной любви. Нам тоже не стоит терять времени даром. Каждый из нас должен в сердце своём сказать самому себе, по принуждению ли он выбрал сей путь или сердце его позвало его за собой. Долго ли ждать момента истины или нет, то нам не ведомо. Для каждого из нас момент прозрения правды наступил. Коли вы пришли сюда и продолжаете приходить, сердце ваше вам указало верный путь. Идите с благословением Господним и несите слово его Вечной истины!
   Захария себя ловил не первый раз на мысли, а сможет ли он повторить духовный подвиг наставника. Ведь живы ещё слушавшие его проповеди и притчи. Как Он говорил: «Никогда не препятствуйте приходить ко Мне детям. Ибо таковые есть Царствие Божие». Или вот это: «Если бросить зерно среди камней, оно погибнет. Если бросить его в землю плодородную, оно произрастёт и даст всходы». Какое образное сравнение! Он провёл параллель между зерном и словом! А ведь действительно, всё так и есть в жизни. Вроде бы умён и начитан человек, а душа его сродни каменному плато, где погибнет всякая живая тварь. Обратись же к гончару или плотнику, не умеющему читать и писать своё имя, как живо и радостно откликнется он на твои речи.
   Как же я прежде не замечал этого?
   Наверное, от того, что душа была глуха и сердце черство к лишениям посторонних. И как преобразился мой мир, когда встретил пастыря! Видимо, Господь в тот день сотворил очередное своё чудо, если послал ему навстречу этого прекрасного человека. Я только что вышел из магазина с покупками. Он подошёл и попросил воды. Просто выпить воды и как изменилась жизнь с того часа.
   Нет! Это действительно – чудо! И не чудо ли из чудес, что за много лет одинокого прозябания, я повстречал Миръям? Открылись глаза, и возликовало сердце! Сейчас она моя жена… Боюсь представить, что было бы, случись всё наоборот. Ходил бы также на службу. Тратил вечера на посещение баров и увеселительных заведений, прожигая, как богатенькие жуиры, не слишком великие деньги скромного жалованья.
   Сейчас у меня есть нечто более ценное, чем деньги.
   Да… Чем же закончилась вчерашняя встреча. Захарий задумался. Перед мысленным взором предстала уличная площадка перед домом с каркасом, увитым диким виноградом и плющом.
   Я спросил у пастыря, остаётся ли время для себя, при таком жёстком графике жизни, когда не бывает свободной минуты. Он тихо улыбнулся, вспыхнули радостным огоньком тёмно-карие глаза.
   - Запомни, Захария, простую истину: когда человек отдаёт своё сердце и жизнь великому служению, он перестаёт принадлежать самому себе.
   Потом мы пили лёгкое виноградное вино с сыром и рассуждали о проблемах религии. Я признался пастырю, что прочёл несколько книг религиозного направления. Высказал свои суждения. Попутно покаялся, что не всё мне понятно, что хочу докопаться до сути. Пастырь похвалил за любознательность. Сказал, что сейчас намного легче купить, хоть и с большим риском для себя, литературу на теософскую тему, чем в его молодость. И похвалил за пытливый ум.
   Высоко в тёмном небе ярко сверкали звёзды, когда пришла минута расставания.
   - Захария, мальчик мой, - вдруг у калитки с лица пастыря сошла печать неги, он снова был собран и серьёзен. – Хотел отложить  этот разговор до лучших времён, но обстоятельства подстёгивают.
   Захарий вспомнил, как по его телу будто прошёл электрический ток. Как в груди натянулась и зазвучала и запела звонкая струна. Он собрался произнести слово, но жестом руки пастырь ему не разрешил.
   - Я давно и внимательно наблюдаю за тобой. С первых дней нашей встречи, - продолжил размеренно пастырь. – Помню, каким ты пришёл и каким стал сейчас. В тебе произошли большие изменения к лучшему. Ты вырос из рамок нашей общины. Твоей учёности достаточно, чтобы самостоятельно вести проповеди и возглавить общину. Растёт число наших сторонников, и понадобятся целеустремлённые и волевые наставники, могущие повести за собою массы. Конечно же, как пределы общины, так и рамки нашей прекрасной Родины, нашего  прекрасного Израиля для тебя малы и узки. Ты рождён, чтобы нести слово Господне другим народам, произносить его на огромных площадях огромных городов мира. Прости за излишний пафос, но это истинная правда. Наши братья вчера прислали письмо и настоятельно просят прислать к ним опытного наставника. В глубоких раздумьях проведя ночь, пришёл к выводу, этим человеком будешь ты. Ты грамотен, не косноязычен. У тебя пытливый ум, ты сообразителен. Это твои достоинства. Они перевешивают недостатки, данные нам при рождении. Ты с моими рекомендательными письмами поедешь в метрополию. Учитывая твои знания и опыт, ты быстро завоюешь себе авторитет и наладишь стройную работу общины.
   Я ему возразил, что всё-таки сомневаюсь и опыта мало, но он ответил следующими словами из Екклесиаста: «Всё, что может рука твоя делать, по силам делай».
   - Милый мой, ты долго собираешься нежиться в объятиях постели, - послышался голос Миръям. – Я скоро начну ревновать к ней, чьи объятия тебе слаще моих.
   Захарий вскочил с постели, потягиваясь.
   - Наша неразговорчивая соседка ушла сама?
   Миръям зашла в комнату, неся на подносе две чашечки с ароматным напитком. Сверху курился лёгкий парок.
   - Увы, каюсь, я, грешная женщина, - рассмеялась она, перешагнула порог спальни, и остановилась. – Мне пришлось ей довольно нескромно намекнуть…
   - Всего один раз? – не поверил Захария.
   Миръям вспыхнула, алый румянец украсил её щёки.
   - Конечно, нет! Только после пятой попытки ей удалось понять мой тонкий намёк. И ты представляешь, что она вспомнила?!
  Захарий хлопнул себя ладонью по лбу.
   - Теряюсь в догадках…
   Миръям поставила поднос с чашками на прикроватный столик и шутливо нахмурила брови.
   - А если попытаться?
   - Сдаюсь! – Захарий поднял вверх руки.
   - Она вспомнила, что у неё имеется масса дел, которые нужно незамедлительно исполнить. И, к тому же, она занята. И добавила, что великое счастье иметь восемь мальчиков, восемь прекрасных сыновей налагает ещё и великую ответственность.
   Поблагодарив жену за кофе, Захария сказал ей, что у него есть разговор. На что она ответила, что готова его всегда выслушать. Тогда он вкратце пересказал заключительную часть беседы с пастырем, не упоминая, куда предстоит ехать. Сочтя, что небольшая тайна послужит хорошей интригой. Так и вышло.
   - Я твоя жена, - серьёзно произнесла Миръям, - и я пойду за тобою на край света.
   Он приблизил её к себе и поцеловал нежно в губы.
   - На край света ехать не надо.
   - Куда же ведёт нас наша дорога?
   - Куда ведут все дороги мира? – вопросом на вопрос ответил он.
   Миръям пожала плечами, мол, не знаю.
   - Все дороги мира ведут в Рим…

                Глава 3      
               
   Нос к носу столкнулась Приска с Валерием Брутом у двери.
   Тень моментального замешательства, на мгновение налетевшая на её лицо не ускользнула от его внимательного взора. Совладав с собой, Приска выдавила из себя подобие улыбки. Начальник тайной полиции растянул рот в широчайшей улыбке от уха до уха. Слегка наклонился и щёлкнул каблуками туфлей.
   - Моё почтение, госпожа первая сеньора!
   Прииска брезгливо скривила губы.
   - Не надо паясничать, господин тайный советник! – сквозь зубы сказала она, - вам не к лицу лицедейство.
   - Выходит, напрасно думал о том, что во мне пропадает талант актёра.
   - Можете думать всё, что угодно.
   - Но ведь я стараюсь исключительно ради вас, госпожа первая сеньора, - его уста источали елей. – Но что я вижу, вы меня игнорируете.
   Приска кивнула в сторону мужа.
   - Вот вам мой совет – будьте осторожнее. – Приска моргнула глазом. – Мой  муж безжалостно расправляется с конкурентами, - и, проходя мимо, нарочито толкнула его плечом.
   Диокл захлопал в ладоши.
   - Что, Валерий, уела тебя моя жена?!
   Подняв брови и изобразив на лице глупую мину, Валерий вошёл в кабинет и остановился посередине. Сложил руки лодочкой и поклонился.
   - Знал бы мой президент, какое испытываешь наивысшее блаженство, когда получаешь отказ от женщины, ставящей себя выше всех!
   Диокл ни на грош ему не поверил.
   - Шутишь?
   Валерий Брют развёл руки.
   - Увы, мой президент, увы!
   - Прошу тебя, объяснись.
   Валерий подошёл к столу и кивнул на графин с граппой, испрашивая разрешение налить. Диокл согласно кивнул головой. Валерий налил себе половину бокала. Пригубил. Посмаковал напиток, облизал губы и движением правой брови высказал одобрение. Затем уселся на подоконник, смотря одновременно и на улицу и не отводя взгляда от президента.
   - Дай она согласие, сколько мук пришлось бы мне впоследствии испытать: наполненные бессонницей ночи, дневные томления в ожидании встречи, нервное переутомление и, как итог, нервное расстройство. Но ваша супруга, мой президент, великая женщина, одним кивком головы она лишила меня этих несносных пыток, чем меня и спасла. Спасла в первую очередь для нашей прекрасной Родины, а во вторую – для себя! Не могу представить себе тех последствий, которые неуклонно  обрушились на эту благословенную землю!
   - Послушать тебя, у меня не жена, а прекрасная Венера, дарящая с любовью и милосердие. Это, во-первых.
   Валерий наклонил голову. Затем отпил ещё один глоток граппы.
   - Во-вторых: ты только что всерьёз заявил, что без твоего личного участия вот это всё, - Диокл указал на карту за спиной, - придёт в упадок? Или пошутил?
   Валерий посмотрел на свет пустой бокал и ничего не ответил.
   - И, наконец, с тобой разговаривает президент, а ты сидишь и пьёшь вино. Что скажешь?
   Валерий поцокал языком.
   - Что тут скажешь, ты во всём прав.
   - Даже про жену?
   - Вино пью с твоего разрешения.
   Диокл отмахнулся.
   - К делу.
   Валерий взял бокал за ножку. Наслюнил палец и провёл по тонкому краю. Бокал откликнулся мелодичным звоном.
   - Лучше утолить голод прелой корочкой хлеба с глотком воды, чем насытиться «Кростатой».
   Диокл хмыкнул. Ему нравилась манера Валерия вести беседу. Он умело уходил от острых вопросов. Мог и сам, не прибегая к особым методикам, разговорить собеседника.
   - Думаю, ты пришёл ко мне не только с этим?
   - Ты прозорлив, мой президент, - виновато произнёс Валерий. – Ничто не укроется от взора твоего ни под водой, ни под землёй, - не обращая внимания на интенсивные пасы рук Диокла, закончил: - Не скроется в бездонной синеве небес.
   - Захвалил, захвалил! Гляди, так и растаю как сахар в чае! 
   Валерий переместился ближе к столу. Подставил кресло и уселся.
   - Да, я пришёл поговорить. И разговор будет долгим.
   Диокл сам наполнил бокалы граппой. Один пододвинул собеседнику. Валерий отрицательно покачал головой и отодвинул его в сторону.
   - В первую очередь выскажу своё мнение по поводу твоего предложения отменить рабство. Ты можешь представить себе размеры катастрофы, которая разразится, одобри её сенат. Сколько судеб поломается в один день!
   Диокл скривился.
   - Это делается во благо Империи в первую очередь. Я преследую интересы государства…
   - Преследование интересов выльется в бунт. Ты не можешь представить, сколько выйдет на улицу вооружённых людей! Каждый работорговец имеет не один десяток крепко-сложенных рабов, обученных не только подносить еду и напитки, но и мастерски владеющих оружием. Одни пойдут за хозяином из-за въевшейся привычки беспрекословно повиноваться, другие – не видят перспективы другой жизни, третьи…
   - Можно сколь угодно перечислять, - прервал резко Валерия Диокл. – Проект находится в рабочей стадии разработки. Черновики розданы сенаторам. Не сегодня-завтра в «Вестнике Империи» опубликуют общие положения. Это моё детище и я от него не отступлюсь, чем бы это мне лично не грозило!
   Валерий хищно прищурил глаза.
   - Мой президент! Выслушайте вашего преданного друга. Не стоит мутить воду в чистом пруду. Массовые волнения можно предотвратить. Но заговор против вашей персоны может зреть…
   Диокл наклонил голову и посмотрел на Валерия, как на неизвестного человека.
   - Для предотвращения беспорядков и заговоров и существует твоя служба, и ты поставлен ею руководить. Так что, займись работой, лови ренегатов и заговорщиков.
   Какое-то время мужчины сидели в тишине. С улицы доносились звуки города. Солнце ярко светило на безоблачном небе.
   - Процесс отхода от рабства, это не выкорчёвывание с применением самых грозных сил, которыми обладает государственный механизм. Он будет проходить в три этапа, - Диокл снова вернулся к своей теме разговора. – Первые рабы получат свободу через шесть лет.
   Диокл замолчал, ожидая реакции начальника тайной канцелярии.
   - Шесть лет, приличный срок обдумать и взвесить все «pro et contra». И у хозяев рабов и у самих рабов будет время для принятия решения. Но то, что возврата к прошлому не будет, это точно.
   - Не хочу тебя огорчать, мой президент, - Валерий всё же решился заговорить. – Ты ходишь по краешку бездны. Это первое. Второе, я уже где-то слышал от кого-то про шесть лет, но там говорилось также и про денежные долги. Думаю, источник сих революционных начинаний находится в одном месте.
    Диокл прошёлся пальцами правой руки по столу, выбив костяшками мелкую дробь.
   - Ты намекаешь на посещения моей супругой секты так называемых христиан?
   - Да.
   - Просто смешно, чем они могут навредить?
   - Подрывание устоев государства.
   - Разговорами о том, если ударили по левой щеке, подставь правую?
   - Да.
   - Что-то ты вмиг сделался немногословным.
   - А ты, мой президент, слишком доверчивым.
   Диокл внезапно резко хлопнул ладонью по столу.
   - Ну, всё, хватит! Начинаешь забываться, с кем говоришь. Выполняй свою работу и не будет претензий.
   - Таковые намечаются?
   - Будешь бездействовать, появятся обязательно.
   - В таком случае…
   Звонок телефона не дал договорить. Диокл снял трубку. Выслушал. Ответил, что их двое.
   - Время завтрака. Вот за ним и расскажешь-поведаешь, что там у тебя наклюнулось. Какая рыбка появилась, и какими способностями обладает.
   Валерий решил немного побыть подхалимом.
   - От твоего слуха ничего не скрыть нельзя!
   Польщенный откровенной лестью, Диокл залился лёгким румянцем.
   - Есть, что ни говори, есть у меня такой талант.
   Слуги накрыли стол для завтрака и президент с начальником тайной канцелярии пересели за него. Диокл отправил слуг, сказав, что с несложными обязанностями справятся сами; дождавшись, когда они ушли, снова наполнил бокалы, но на этот раз молодым белым сухим вином.
   Валерий поднял бокал.
   - У меня есть тост.
   Диокл кивнул головой, мол, произноси.
   - Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудевает елей на голове твоей!
   Глаза у Диокла немного округлились.
   - Не ожидал…
   Валерий хитро улыбнулся.
   - Не одна ваша супруга посещает собрания христиан. У меня и там есть свои проверенные люди. И скоро прибудет весьма перспективная личность.
   Лицо президента Великой Римской Империи расплылось в улыбке, радостно загорелись глаза.
   - Что ж, - сказал Диокл. – Выпьем за проверенных людей. 
   Два бокала соединились краями с приятным мелодичным звоном. Несколько минут мужчины с умеренным аппетитом поглощали креветок, тушёных с помидорами, маслинами и ананасами, фаршированных сибасов рисом с кукурузой и авокадо, нежные ягнячьи рёбрышки, запечённые на огне с томатным соусом с базиликом, чесноком и кедровыми орехами. От десерта – сладкого лимонно-шоколадного бисквита отказались, выпили кофе с коньяком.
   - Жизнь продолжается, Вал, - не сдержал сытой икоты Диокл.
   Валерий Брют промокнул губы салфеткой и кивнул головой.
   - Рассуждать о перипетиях жизни натощак вредно для здоровья, мой император.
   Диокл скривился.
   - В самом деле, Вал, брось паясничать. Уж наедине-то можешь обращаться по имени.
   Начальник тайной канцелярии снова кивнул головой.
   - Субординация – королева взаимоотношений. Вдруг когда-нибудь на приёме или на каком-нибудь светском рауте возьму вот так запанибратски обращусь, забуду на мгновение, что мы не наедине.
   - Полноте, дружище, уж кто-кто говорил бы о плохой памяти!
   - Похвала из уст президента Великой Империи – высшая награда.    
   Диокл снова болезненно поморщился. Налил в стакан минеральной воды и выпил мелкими глотками. Валерий наблюдал за президентом, но не вмешивался без надобности. Когда надо, Диокл без ложной скромности говорил, что нужна помощь. Вот и сейчас, он выпил воды и пожаловался, осипшим голосом:
   - Снова изжога! Это от переедания. И не соблюдения диеты питания. Вчера наш семейный Асклепий сделал очередное внушение, если не буду питаться по распорядку, заработаю гастрит.
   - Что может тебе помешать  жить, как он говорит?
   Нос у Диокла зачесался, и он интенсивно потёр его ладонью.
   - Что мешает? – переспросил он, совершенно в духе портовых грузчиков, любящих по любому поводу переспрашивать обращающихся к ним. – Да хотя вот это! – он указал большим пальцем за спину, на карту Империи. – График работы президента не признаёт выходных. Президент, как часовой, всегда на посту. Что бы ни случилось, я должен быть на этом месте. Я в ответе за Империю. Раньше говорил и сейчас повторю, граждане спят спокойно в том случае, когда президента мучает бессонница.
   Диокл замолчал. Валерий не проронил ни звука. На подоконник села сорока и постучала клювом в стекло.
   - Плохая примета, - сказал Диокл.
   - Если верить в приметы, то они, как монеты, в одном случае пророчат несчастье, переверни на другую сторону – предсказывают удачу.
   Диокл подошёл к окну и вспугнул птицу. Она улетела, прострекотав что-то на прощанье.
   - Обиделась?
   - Не думаю.
   - А я думаю, обиделась, - настаивает на своём Диокл.
   Валерий подошёл к президенту и стал рядом с ним, соблюдая расстояние вытянутой руки.
   - Даже если и обиделась, нам-то что за корысть?
   Диокл скрестил руки на груди и посмотрел на улицу.
   - Действительно, пусть орнитологи разгадывают птичьи причуды. Нам же хватает своих забот.
   Валерий поддакнул.
   - Ты говорил, - повернулся президент к Валерию, - что у тебя есть на примете верный человек.
   - Работаем над этим, - подтвердил начальник тайной канцелярии.
   - Устрой с ним встречу.
   Диокл полюбовался немного утренним разводом караула.
   - В ближайшее время.
   Валерий наклонил голову.
   - Как прикажете, мой император.
   Диокл хмыкнул.
   - Больше ничего не хочешь сказать?
   Валерий честными глазами пятилетнего ребёнка посмотрел открыто в лицо президенту. 
   

                Глава 4

   В палату вошёл, точнее сказать, влился, как струя холодного ветра в натопленный дом, круглый мужчина немного ниже среднего роста в больничном белом халате, накинутом поверх льняного костюма, пошитого не у самого лучшего портного Иерусалима Иннокентия Шварцмана-Минского, к которому приезжают шить костюмы из самых отдалённых уголков Римской империи и государства израильского, а у одного из его многочисленных конкурентов, содержащего мастерскую по пошиву мужского платья где-то на пыльной окраине города. И верно, в таком вот костюме от самоучки-кутюрье, в брюках с манжетами, давно вышедшими из моды, и в длиннополом пиджаке на три пуговицы с накладными карманами и кокеткой на спине, никто ни за что не признает одного из главных политических представителей тайной службы протектората Израиля департамента государственной безопасности, господина Аарона Лемке. Подумают, мол, идёт обычный, скудельный мужичок, со средним доходом.
   Дверь сама закрылась за господином Лемке или кто-то из медицинского персонала прикрыл, не понятно. Но поднявшийся с его посещением сквозняк как-то быстро утих.
   Адина так и застыла на месте. Матвей и Беня медленно поднялись со стульчиков. Павел тоже изобразил движение, должно быть обозначающее порыв сорваться с кровати и вытянуться во фрунт, не смотря на боевые ранения. 
   Господин Аарон Лемке махнул свободной правой рукой, левой он держал среднего объема кожаный портфель, формой подозрительно похожий на бочку, мол, не напрягайтесь. Содержимое тоненько позвякивало при ходьбе. Подошёл к кровати и критически посмотрел на пустой импровизированный столик, остатки вина в стаканах и подозрительно прокашлялся.
   - Господа офицеры, как говорят наши французские друзья и коллеги, пить вино, пока солнце не поднялось в зенит – не комильфо. 
   Матвей не сдержался.
   - Господин Лемке, насколько я могу судить о французах, они пьют вино всегда, даже когда его пить не хотят.
   Аарон Лемке пытливо посмотрел в сторону своего подчинённого, будто вспоминая, где и когда увидел его в первый раз.
   Матвей не растерялся и продолжил:
    - Они по этому поводу пословицу придумали: бутылки открыты, вино нужно пить.
   - Точно?
   Матвей и тут нашёлся:
   - За точность не ручаюсь. Не силён в языках!
   Матвея поддержал Павел:
   - Зато знает толк в вине.
   Вступил в беседу Беня:
   - Это тоже немаловажный штрих в характере человека.
   Аарон Лемке, начальник департамента государственной безопасности израильского протектората Римской Империи довольно рассмеялся. Только смех больше походил на хрюканье, на что никто не обратил внимания. Люди культурные, сами не без недостатков, они смотрели сквозь пальцы на странные привычки своего шефа.
   - Хорошо выкрутились, - поздравил он. – Действовали исходя из ситуации. – Затем посмотрел на Адину. – Доченька, побеспокойся, пожалуйста, чтобы в ближайшее время нас не беспокоили.
   - А если… - Адина с трудом поборола волнение, но до конца с ним так и не справилась.
   - Доченька, - ласково повторил господин Лемке, - никаких «если».  – И так посмотрел на неё, что бедная девушка не знала, то ли плакать от счастья, что такой человек пришёл в её дежурство, то ли тоже плакать, но по другому поводу. – Un questions suis gentil1? – спросил начальник департамента.
    - Un questions sont un monsieur2, - пролепетала, побледнев лицом, девушка.
   - Вот и ладненько, - успокоил её Аарон Лемке и подбодрил: - Ступай на пост, голубушка!
   Девушка удалилась, тихо ступая по полу, вышла, аккуратно притворив за собою дверь. 
   - Ну, что ж, - начал решительно господин начальник Лемке, - вот мы сейчас и проверим, насколько французы правы в своих пословицах, - и выставил на импровизированный столик первую бутылку «Санджовезе». – Попробуем, какова на вкус кровь Юпитера… 
    Не прибегая к помощи штопора, выбил пробку коротким ударом ладонью по донышку и, не пролив ни капли, разлил по стаканам. Матвей и Беня восторженно выразили одобрение, наверняка не ожидавшие от прямого начальника такого мастерства откупоривания винных бутылок. И как далеко  до его мастерства разрекламированным знаменитым мастерам сомелье, манипулирующими хитроумными приспособлениями, на потребу публики с проворством древних факиров вытаскивающих из узких горлышек пробки, нанизанных на витые острия штопоров. Парочка простых уверенных движений настоящего немногословного мужчины, уверенного в том, что он делает и что делает хорошо. Только на Павла сей пассаж не произвёл

1 Вопросы есть, милая? (франц.)

2 Вопросов нет, господин. (франц.)


должного впечатления. Уж кто как ни он был знаком с истинными мастерами
дела, которые иногда по исконно приобретённой привычке творить чудеса со спиртными напитками проводили беспробудные ночи в камере.
   - За что выпьем? – поинтересовался Матвей.
   Аарон Лемке вдруг задумался, Беня напустил на лицо густого туману раздумывания. Павел высказал, казалось бы, только одного его касающийся тост, но имевший отношение и к его новым товарищам.
   - Давайте выпьем за нашу прекрасную Родину.
   Аарон Лемке просветлел лицом, минуту назад на котором имело место быть мрачная туча умственной работы.
   - А ведь Павел прав, - радость слышалась в каждом его слове. – Пить нужно всегда и повсюду за нашу Родину!
   Стаканчики поднялись вверх. Смакуя каждый глоток, выпил свою порцию господин начальник. Матвей пил, причмокивая губами и закатив под лоб глаза. Беня делал маленькие глотки, от удовольствия двигая ушами. И только Павел, по укоренившейся привычке, одним махом осушил маленькую ёмкость, так и не почувствовав в очередной раз большой разницы между забродившим виноградным соком и вином, справедливо остерегаясь диспепсии.
    Матвей и Беня не обратили внимания на реакцию друга. А вот для господина начальника ничто незамеченным не осталось и мимо не проскользнуло.
   - Понимаю, понимаю, - тоном наставника произнёс Аарон Лемке. – После тех чудодейственных угощений, которыми потчевали в Дамаске…
   Павел перебил.
   - Прошу прощения, господин начальник, - стараясь держаться в рамках приличия, - какое отношение к вину имеет Дамаск? Друзья прожужжали им все уши. Вот и вы… Сговорились, что ли?..
   Аарон Лемке помассировал переносицу.
   - Ваша тайная миссия в Дамаске, вот уже который день подвергается тщательному рассмотрению аналитиками из отдела планирования спецопераций. Обсуждать детали не имею права. Ваши друзья не имеют доступа. Гриф секретности без срока давности. – Господин начальник сжал пальцы несколько раз. – У нас будет возможность обсудить эту тему наедине. А пока, что говорят французы, Матвей, вино откупорено…
   Матвей быстренько закончил фразу:
   - … его нужно пить.   
   Повторить фокус начальства решили Матвей и Беня. Били долго и упорно, но только поотбили ладони и быстро сдались. Не прибегая к фокусам, Павел штопором открыл бутылку и наполнил стаканы.
   - У меня тост, - сказал он.
   - Ты сегодня просто фонтанируешь мудрыми изречениями! – вставил слово Беня.
   - Интересно послушать, - произнёс Матвей, - что на этот раз скажешь.
   Аарон Лемке кивком головы выразил согласие с общим мнением.
   - Не буду оригинальничать, - начал Павел. – Моё пожелание таково: пусть споры по любому вопросу не перерастают в кровопролитную конфронтацию.
Если есть вход, обязательно найдётся выход.
   И снова, в один присест осушил стакан.
   - Кажется, один грек решил сложную ситуацию просто и изысканно – разрубил мечом узел скопившихся проблем, и всё встало на свои места.