Спуск

Я проснулся оттого, что голова свесилась с кровати и шея затекла. Кровать… Конечно же, как любой человек, пробуждающийся ото сна, я был уверен, что я на кровати. В тот момент я ещё подумал: “Ого, как с окна-то дует” – и открыл глаза. Я открыл их, но мне показалось, что я по-прежнему сплю. Потому что перед собой я увидел абсолютную пустоту.

Я вздрогнул и рефлекторно откатился от края пропасти. И, да, вы всё поняли правильно, моя несчастная голова свисала вовсе не с кровати. И дуло уж точно не от окна.

Я перекатился подальше от края и уставился в серое небо, собираясь с мыслями. Глупо, конечно, но на секунду в моей голове пронеслась шальная мысль: “Надо бы ущипнуть себя, вдруг это сон”.

Герой фильма обязательно бы так поступил на моём месте. Да только что может быть глупее? Во сне ты иногда понимаешь, что находишься во сне… Но не бывает такого в реальной жизни, чтобы ты сомневался – спишь ты или бодрствуешь, не так ли?

Поверхность подо мной была холодной и жёсткой. Я ощупал её руками, всё ещё боясь смотреть по сторонам. Уставился на тучи над головой, как будто они могли дать ответы на бесчисленные вопросы, проносящиеся у меня в голове.

Дул сильный ветер. Не сказать, чтобы пронизывающий, но достаточно холодный. А из одежды на мне была только татуировка с пауком на правой груди.

Нет, я никогда не сидел в тюрьме. И паук не несёт в себе какого-то особого смысла. Да и любви к этим тварям я не испытываю. Моя бывшая девушка (одна из них) была художницей… Или художником… Не уверен, как правильно. В общем, однажды она нарисовала в блокноте просто офигенного паука. Лишь взглянув на него я сразу понял – этот паук должен быть на мне.

Так оно и вышло. Я отправился в ближайший тату-салон с листком, вырванным из блокнота Насти, и сказал: “Набейте мне на грудь это дерьмо”.

И они набили...

Я медленно встал на ноги и огляделся. У меня возникло ощущение, как будто меня поместили в самую середину облака – вокруг сплошной туман. Лишь 8-10 метров обозримого пространства и больше ничего. Да и эти метры занимала голая скала. Такая же голая, как и я сам.

Я медленно подошёл к краю, встал на четвереньки и выглянул вниз. Скала уходила вниз, в пустоту, в туман, и терялась из виду. Без единой выемки, без единого выступа. Такая же гладкая, как грудь молоденькой девушки. Только без соска, за который можно ухватиться.

Начала подступать паника. Вспомнилось, как подростком подрабатывал на стройке. Однажды мы с парнями покрывали крышу какого-то цеха битумом. Это такая чёрная фигня, которую нужно растапливать в бочке. Если капаешь ею на руку – капля чёрной фигни как бы вгрызается в твою кожу. Ты скулишь и орёшь, но не можешь её содрать. Ждёшь, когда остынет, и только потом потихоньку отклеиваешь, а на её месте проступает волдырь.

И был там один парнишка – Костян. Он обладал особым талантом находить приключения на свою задницу. Так и в тот день он умудрился вылить себе на ногу целый ковшик битума. Помню, как он заорал дурным голосом и в панике побежал по крыше, не переставая кричать и не соображая от боли. Бежал прямо к краю. На всех парусах.

Я видел его спину. Видел. Видел. А потом она исчезла. Потому что Костян продолжал бежать, когда крыша под его ногами кончилась. Он свалился вниз метров с 20-ти. Только Костян мог так свалиться. И никто другой. Потому что Костян угодил прямёхонько на связку арматуры и переломал все кости, какие только можно сломать. И ещё парочку впридачу.

Правда, он остался жив. И матерился всё то время, пока мы дожидались скорой. А когда приехала скорая, то ор его многократно усилился…

Вот и я сейчас, как Костян с облитой битумом ногой, испытывал непреодолимое желание заорать и бежать со всех ног… Навстречу обрыву и своей смерти.

Поэтому я уселся голой задницей на голую скалу и попытался взять себя в руки. Сердце билось как бешеное, я чувствовал, как оно долбится о грудную клетку, словно бы вознамерилось пробить путь наружу.

И тут я начал вспоминать...

– – – – –

– А ты чего, красота, тоже по объявлению? – спросил я.

– Ага, – ответила она и посмотрела на меня чуть застенчиво.

– Страшно тебе?

– Ага, – сказала она. Губы у неё дрожали. – А тебе?

– Честно? Страшно до усёру!

Она рассмеялась, но тут же замолчала. Смех в этой комнате звучал как-то фальшиво и неестественно, как секс с резиновой куклой. Другие люди, сидящие справа, слева, спереди, сзади и со всех сторон – бросали на нас нервные взгляды.

– Тебя как звать? – спросил я.

– Кристина.

– Имя офигенное. Сама выбирала?

Она чуть улыбнулась.

– Прости, – сказал я. – Когда я нервничаю, всегда начинаю плохо шутить. Но это ещё ничего. В обычном своём состоянии я шучу ещё хуже.

– Спасибо тебе, – сказала она, сжимая свои колени. – Ну… За то, что пытаешься меня отвлечь. А то в голове крутится всякое…

– Понимаю, – сказал я и взял её за руку. Рука была холодная как лёд. – Тоже не дружу с головой. Вот сейчас, например, знаешь что там творится?

– Что?

– Я кончаю тебе на лицо, – ответил я. Если ты говоришь такое девушке, очень важно говорить с улыбкой. И не с ехидной ухмылочкой, а доброжелательной улыбкой. Но, видимо, в тот момент с доброжелательностью у меня было не очень, потому что девушка вырвала свою руку и слегка отодвинулась от меня.

Мы посидели некоторое время в молчании. Все поглядывали на дверь с табличкой “ВХОД”, в которую нас вызывали по одному примерно раз в сто миллионов лет.

– Это шутка была, – сказал я.

– Я поняла. – Кристина повернулась ко мне. В её глазах я видел, как она хочет, чтобы я снова взял её за руку. Ей это было нужно. Прямо физически нужно.

Я взял.

Так мы и сидели, держась за руки и глядя друг другу в глаза, как неопытные любовники перед первой брачной ночью.

– А меня зовут Антон, – сказал я. – Только не вздумай рифмовать! Иначе…

– Ты кончишь мне на лицо? – спросила она и тут же покраснела, как рак. – Господи, прости пожалуйста. Не понимаю, что на меня нашло. Я никогда… Я просто...

Она снова попыталась высвободить руку, но я держал крепко.

– Успокойся, – сказал я, притянул её к себе и обнял за плечи. Скажу откровенно, пахло от неё не очень. Помещение было душным и сидели мы здесь уже долго. Наверное, и от меня исходил тот ещё аромат.

Она прижалась ко мне и я почувствовал прикосновение её груди.

– Лучшее завершение этого дурацкого дня, – сказал я.

Она тихонько хихикнула. Но тело её было напряжённым, как стальной трос. Я и сам был напряжён. Может, не весь… но по крайней мере один орган в такой близости от неё точно был в тонусе.

И знаете, что я сделал? Конечно же, я сказал ей, что у меня на неё стоит.

Она снова хихикнула и прижалась ко мне сильнее. Так всегда бывает, когда я говорю всякую пошлятину. Сначала они шарахаются от меня, как от психа, но быстро привыкают. Я ведь такой обаяшка, ну просто мур-мур-мур.

– Впервые встречаю такого откровенного парня, – сказала она, чуть отодвигаясь от меня. На её лице я видел облегчение. Ей нужны были объятья, как маленькому ребёнку, который весь день просидел дома со злобной няней, от которой можно дождаться разве что пинков.

– Ты тоже ничего. И сиськи – просто класс.

Где бы я ни был, с кем бы ни говорил… Проходит несколько минут и я начинаю нести околесицу. Я много раз терял работу из-за своего языка. Но, с другой стороны, он много раз мне и помогал. Вот как сейчас, например.

Есть парни, которые годами дружат с девушками и не знают, как подобраться к заветной граали. А мы с Кристиной едва знакомы, но она уже знает, что я её хочу, что мне нравятся её сиськи и что однажды я кончу ей на лицо. Мы оба это знаем.

Она ничего не ответила на комплимент про сиськи. А это был комплимент, вы всё правильно поняли. Но через некоторое время спросила:

– Зачем ты здесь? В смысле… Все мы здесь с одной целью – заработать денег… Но… Я хочу спросить…

– Ты хочешь спросить, почему я не пашу на заводе, а откликаюсь на столь сомнительное предложение вроде этого?

– Да, спасибо. Именно это я и хотела спросить.

– Увидел объявление в газете. Заинтересовался, позвонил… И вот я здесь. Нет каких-то особых причин. Это же всего лишь жизнь. Почему бы и нет?

– Действительно, почему бы и нет, – повторила она.

Дверь с надписью “ВХОД” открылась. Из неё вышла высоченная (не просто высокая, а высоченная) женщина на таких шпильках, что их можно было бы использовать вместо шампуров… или шпаги. Казалось, ещё бы чуть-чуть, и она доставала головой до потолка.

В комнате – коридор… приёмная… холл… не знаю, как её назвать – в комнате начался гвалт. Все желали узнать, как скоро их примут, сколько можно ждать, начали ныть, что они устали и им надо бы домой.

Женщина обвела комнату ледяным взглядом.

– Все, кто устал ждать, могут уйти, – сказала она. После чего подошла прямо к нам с Кристиной. Мы сидели на креслах, держась за руки, и смотрели на неё снизу вверх, как нашкодившие котята. Под взглядом высоченной женщины я и в самом деле чувствовал себя так, будто провинился. – Вы двое – идите за мной.

Женщина развернулась и направилась к двери с табличкой “ВХОД”, не оборачиваясь. Она двигалась с какой-то величественной грацией, несмотря на свои габариты. Когда она шла, создавалось ощущение, будто мир вокруг неё застывает – так плавно и медленно она двигалась.

– Вот это задница, – брякнул я. Ничего не мог с собой поделать.

Кристина стиснула мои руки, будто бы боясь, что женщина сейчас развернётся и казнит нас обоих… Но она просто прошагала через комнату и скрылась за дверью.

Комнату захлестнула новая волна шума и гвалта – все обсуждали высокую женщину. Её взгляд. Её длиннющие ноги. Огромную задницу. Хамоватость.

– Пошли, – сказал я, вставая и увлекая Кристину за собой. – Вроде как нас позвали.

– Почему нас? – Кристина неуверенно оглядывалась по сторонам. – Почему нас обоих?

– Сейчас узнаем, – ответил я и буквально силой потащил её к двери. Хотя, видит бог, я был озадачен не меньше неё. И, да, мне было чертовски страшно.

– – – – –

Когда высокая женщина сказала, что мы должны идти за ней, а потом скрылась за дверью, мне было страшно. Вернее, я думал, что мне страшно. Потому что тогда я ещё не знал, что такое настоящий страх.

Настоящий страх – это когда ты сидишь абсолютно голый на скале посреди облаков. И борешься с желанием заорать и побежать к обрыву сломя голову.

Я подтянул колени к груди и обнял их руками, чтобы хоть немного согреться. Ещё несколько минут назад я был в неведении – не понимал, где я и как тут оказался. Откровенно говоря, я по-прежнему не знал, где я и как тут оказался… Но по крайней мере вспомнил, что сам согласился на это. Так бывает, когда тебе предлагают сыграть в игру, правила которой ты не знаешь: “Да, конечно, давайте сыграем, по ходу разберусь!”

Так, и каковы же правила игры, в которой оказался я?

– – – – –

Мы с Кристиной прошли в дверь с надписью “ВХОД” и оказались в узком длинном коридоре со множеством других дверей. Высокая женщина возвышалась над нами, практически полностью перегораживая проход – от стены до стены и от пола до потолка.

Она в упор смотрела на меня.

– Извините… – начал я. – Ну, что сказал про вашу задницу.

Этим бы следовало и ограничиться, но предательский язык добавил:

– Но что тут поделать, если она и в самом деле впечатляет.

Женщина молча развернулась и поплыла по коридору. Мы с Кристиной шли за ней.

В коридоре не было картин, а на дверях не было табличек. Просто двери – прямоугольники дерева – и больше ничего. Похожие одна на другую, как две капли воды.

Возле одной из них женщина остановилась, отворила её и зашла внутрь. Мы проследовали за ней и оказались в просторном кабинете. Высокая женщина обогнула единственный стол и уселась на нечто, подозрительно смахивающее на трон. Жестом она предложила нам занять стулья напротив неё – предметы гораздо более скромные, чем её кресло-трон.

– Меня зовут Анжелика. Я владелец и директор компании “Трест”.

– А я…

– Антон, который не любит, когда его называют гандоном, но любит кончать девушкам на лицо, – закончила за меня Анжелика.

– Да, есть такое, – сказал я.

– А ты, – Анжелика повернулась к девушке, – Кристина. И я знаю, почему ты здесь.

Кристина вздрогнула и покраснела.

– А зачем она здесь? – спросил я.

– Если вы знаете… Если вы правда знаете... Не говорите ему. Пожалуйста, не говорите ему.

Анжелика ничего не ответила на это. Она перевела взгляд на меня.

– Гораздо больше меня интересует, почему здесь ты.

– Сам не знаю, – ответил я. И это было правдой.

Моя жизнь складывалась лучше, чем у многих моих знакомых. Чем у большинства людей. У меня были девушки. И деньги… Помните, как пел Цой: “Дом стоит, свет горит, из окна видна даль, так откуда взялась печаль”? Вот, примерно это и происходило со мной.

Поколение, воспитавшее нас, сказало бы, что я “с жиру бешусь”. Может, оно и так. Но что поделать, если внутри тебя словно засела какая-то заноза? С виду всё хорошо… а внутри.... Чёрт, не люблю я размышлять обо всём этом философско-психологическом дерьме. Чего-то не хватает в жизни, так понятно? Душа просит… чего-то. И я не знаю, чего именно.

Ну и как, скажите мне, я мог объяснить всё это высокой женщине, когда её пристальные глазищи так и буравят?

– На первый взгляд кажется, что в “Трест” приходят отчаявшиеся люди в поисках лёгких денег, – сказала Анжелика. – Но это не так. Наша организация существует уже 5 лет и я знаю, о чём говорю. Люди приходят самые разные. Всех возрастов и профессий. Бедняки и миллионеры. Наркоманы и банкиры. Проститутки и фотомодели. Пенсионеры и подростки. Врачи и люди, больные раком. Наш отдел маркетинга уже давно зашёл в тупик, пытаясь определить нашу целевую аудиторию…

– А чем вы всё-таки здесь занимаетесь? – спросил я.

– Официально мы проводим исследования. И это на самом деле так. Мы изучаем человеческое поведение в экстремальных ситуациях.

– Как человеку, близкому к бизнесу, мне интересно, где вы берёте деньги на всё это. Я хочу сказать, зарплаты сотрудникам, наверняка дорогущее оборудование, выплаты “подопытным кроликам” и всё в том же духе...

– Бизнес-тренер так же далёк от бизнеса, как Земля от Нептуна, – сказала Анжелика. – Так что не называй себя человеком, близким к бизнесу. Это просто смешно.

– Не вижу улыбки на ваших губах.

– Итак, мы проводим исследования. Помещаем людей в непривычные для них ситуации и смотрим, что из этого получится. Наблюдаем, как люди будут искать выход. Как решать проблемы. Как взаимодействовать друг с другом… Ситуации мы выбираем самые разные. Большинство из них довольно просты и похожи на квесты. Испытуемые помещаются в запертую комнату и должны выбраться из неё. Практически вся наша деятельность построена по этому сценарию. Отличие лишь в том, что под “запертой комнатой” можно понимать практически всё что угодно. И это… скажем так… теневая сторона нашей компании.

– Как мило, – сказал я.

– Стоит ли говорить, что каждый человек, едва набрав номер нашей компании или переступив её порог, сразу же становится испытуемым? И ещё задолго до того, как попасть в мой кабинет, вы, сами того не подозревая, прошли ряд тестов. Собственно говоря, именно поэтому вы сейчас здесь.

– Чем больше вы говорите, тем меньше мне это нравится, – сказала Кристина.

– Понимаю, – ответила Анжелика. Но её голос и взгляд были холодны, как куриные ножки в морозилке. – Вы, конечно же, помните, что уже на входе подписали кое-какие бумаги. И это не простая формальность.

– Вы говорите о томе “Мёртвых душ”, который мне подсунули на подпись?

Губы Анжелики растянулись в улыбке. В улыбке снежной королевы.

– Именно. Стандартный договор на 187 страниц. Лишь один посетитель из тысячи берёт на себя труд его прочесть. В 100% случаев он вспоминает о важных делах и уходит от нас, не оборачиваясь.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Кристина.

– Я хочу сказать, что вы уже не можете покинуть стены этого здания.

– Погодите-ка, – сказал я. – Несколько минут назад, когда вышли за нами с Кристиной в ту комнату, вы сказали, что “каждый, кто устал ждать, может уйти домой”. Или я что-то не так расслышал?

– Это часть эксперимента. Я же говорю, что мы изучаем поведение людей в…

– Нет, – сказала Кристина, поднимаясь со стула. – Я на такое не соглашалась. Не знаю, чем вы тут занимаетесь… Да и знать не хочу. Просто отпустите меня домой и я всё забуду.

– Это невозможно, – сказала Анжелика.

– Послушайте… Я никому ничего не скажу, правда. Я… я буду молчать. Подумайте сами – что я могу рассказать? Я ведь ничего не знаю! Да кто мне поверит? Я просто… я хочу домой.

– Это невозможно, – повторила Анжелика. – Сядь, пожалуйста, на место.

Кристина села. И тут же разревелась.

– Это какая-то ошибка, – сказала она сквозь слёзы. – Я не соглашалась! Я не хочу!

А я сидел и молчал. Свободолюбивый язык, который частенько выдавал неожиданные перлы, за которые меня любили и ненавидели, словно бы прилип к нёбу. Меня охватило чувство нереальности происходящего. Ну бред же! Бред чистой воды! Какие ещё эксперименты? Какие исследования? О чём мы вообще тут говорим?

– Вы двое показались мне очень занятной парочкой, – сказала Анжелика. – Но в большей степени, конечно же, меня заинтересовал ты, – добавила она, обращаясь ко мне.

– Типа… Я какой-то особенный, да? Вроде как супермен наших дней?

И вот в этот момент – в первый и в последний раз, – мы услышали смех Анжелики. Искренний и звонкий, как смех маленькой девочки, которая прыгает на скакалке с подругами.

– Супермен! – сказала Анжелика. Смех сошёл на нет и её лицо начало превращаться в ледяную маску. – Ты не особенный. Ты просто интересный. А интересные люди… показывают интересные результаты.

– – – – –

Я посидел какое-то время не шевелясь, прижимая колени к груди, но долго так продолжаться не могло – я начал замерзать. Поэтому я встал и сделал что-то вроде зарядки – помахал руками, держась как можно ближе к центру скалы, растёр ладонями ноги и грудь.

Жизнь казалась мне слишком скучной? Мне чего-то не хватало? Ну вот, пожалуйста, я получил, что хотел. Оказался хрен пойми где и хрен пойми зачем. Как там говорила высокая женщина? “Мы помещаем людей в условия и смотрим, как они себя поведут”. Ну, что ж, под лежачий камень вода не течёт, надо что-то делать.

В первую очередь я внимательно осмотрел “пол” под ногами. Ничего интересного не заметил. Голая сказала, как и прежде. Поэтому я встал на четвереньки и начал ощупывать её руками. Вряд ли бы меня поместили в безвыходную ситуацию. Стало быть, должен быть какой-то выход.

И тут ко мне в голову пожаловала очень неприятная мысль. А что, если на самом деле выхода нет? Просто нет, и всё тут. А единственная цель исследователей из “Треста” состоит в том, чтобы посмотреть, как я сойду с ума на вершине скалы и сброшусь вниз. Может, они хотят измерить, сколько времени мне потребуется, чтобы съехать с катушек. Может, они хотят измерить скорость моего полёта…

Я хотел отогнать эту мысль, но, как и в случае со всеми непрошенными мыслями, у меня ничего не вышло.

Я продолжал ощупывать поверхность скалы, пытаясь нащупать трещины… выступы… может, потайной люк или хоть что-нибудь… а в голове всё время возникала картина того, как я подхожу к краю и прыгаю вниз.

Может, всё не так плохо? Может, высота не такая уж большая? Может, внизу разложены матрасы и приземление будет мягким? Или мне нужно просто продержаться здесь определённое время, а потом меня заберут на вертолёте или типа того?

Мои пальцы нащупали трещину. Я попытался просунуть в неё руку, но ничего не вышло – узко, как во влагалище девственницы. Заглянул в неё… но ничего не разглядел.

– Отлично, – пробурчал я. – Просто, чёрт возьми, отлично.

Мне не понравилось, как звучит здесь мой голос. Одинокий и тонкий, как писк комара в летней тиши. Но сама тишина – абсолютная, мёртвая, – была ещё хуже.

Я подполз на четвереньках к краю обрыва и глянул вниз. Меня тут же замутило и я отпрянул назад. Чуть отдышался и выглянул снова – что ещё мне оставалось?

Ничего нового я не увидел – сплошной туман. И я начал медленно двигаться по кругу вдоль обрыва, вглядываясь вниз. Обозримая часть скалы была гладкой, но в одном месте я увидел штырь, торчащий прямо из скалы. Я ухватился за него одной рукой и подёргал – сидит вроде бы прочно. Но что мне с ним делать? Я обогнул скалу по кругу ещё дважды, но не увидел ничего нового.

Итак, я был на вершине скалы. Голый. Без еды. Возможности спуститься вниз попросту не было. Только одинокий штырь. Такой же одинокий, как и я сам.

– Ну и что же мне делать? – крикнул я, отползая к центру скалы. – Что, мать вашу, мне здесь делать?

Я не рассчитывал получить ответа. Но в некотором смысле получил его. Откуда-то из тумана раздался полный ужаса крик. Одна нота, один звук, на одном дыхании:

– АААААААААААААААА!

Пауза. И снова:

– АААААААААААААААА!

А потом:

– Ооооооо бооооожеееее!

– Кристина? – крикнул я, оглядываясь. Словно бы я надеялся, что чудесным образом она окажется рядом со мной. Я слышал эти крики как бы со всех сторон сразу и пытался определить, откуда они исходят.

– Кристина! – ещё громче крикнул я.

Крик оборвался. Но я продолжал слышать её. Она дышала часто и громко, как стадо бизонов под стрелами индейцев. Пыхтела, как паровоз на полном ходу.

– Это ты, солнце? – спросил я, поднимаясь на ноги и стараясь проникнуть взглядом сквозь окутывающий меня туман.

– Антон? – отозвалась она. Голос её дрожал и срывался. – Антон? Антон?

– Возьми себя в руки, девочка, – крикнул я. – Дыши ровно и спокойно. Соберись с мыслями и ответь мне на один вопрос.

– Какой? Какой вопрос? – крикнул она, продолжая всхлипывать. Я чувствовал, что она готова сорваться на визг. И понимал, что её сейчас охватывает такая же паника, которую чувствовал я несколько минут назад. Но, как вы понимаете, я ничего не мог с собой поделать. И спросил:

– Ты тоже сейчас без одежды?

– – – – –

– Вы сказали, – неуверенно начала Кристина, – что мы не можем отсюда уйти… Подписали договор и всё такое. Как это понять? Мы что, превратились в вашу собственность? И… и что будет, если мы пройдём эту вашу “запертую комнату” – ну, найдём из неё выход? Вы ведь не отпустите нас, да? Если отпустите, мы ведь можем рассказать о, как вы выразились, “теневой стороне вашей деятельности”.

– Вы подписали договор о неразглашении… среди прочего, – ответила Анжелика. – Если договор нарушить, вы будете обязаны выплатить компенсацию компании в размере миллиарда долларов.

– Я не ослышался? – спросил я. – Вы сказали “миллард”?

– Да, именно это я и сказала.

– Боже, куда я попала, – сказала Кристина и опять начала всхлипывать. Я взял её за руку и она стиснула мои пальцы медвежьей хваткой.

– Стесняюсь спросить, зачем вы всё это нам рассказываете? – сказал я.

– Мы тестировали разные подходы, – сказала Анжелика. – И пришли к выводу, что когда испытуемые знают правила игры – хотя бы в общих чертах – то это более… экологично. – Она усмехнулась. – Впрочем, не со всеми испытуемыми мы проводим предварительные беседы. И уж точно не каждый из них попадает в мой кабинет. Но это не имеет никакого значения для вас двоих.

Она замолчала. Кристина всхлипывала, стискивая мою руку, а я сидел, как каменное изваяние, пытаясь разобраться с тем хаосом, который воцарился в моей голове.

– Итак, подведём итоги, – сказала Анжелика. – Вы будете помещены в ситуацию а-ля “запертая комната”. И ваша цель – найти из неё выход. Находите выход – получаете по миллиону долларов каждый. Не находите… Эти деньги получают ваши семьи или ближайшие родственники. – Её взгляд остановился на Кристине. – Или друзья.

– А что будет с нами? – спросила Кристина. – Что будет с нами, если мы не найдём выход?

Анжелика открыла ящик стола, достала из него что-то и положила себе на колени. Раскрытый ноутбук мешал мне увидеть, что это за вещь.

– Что бывает с мухой, когда она попадает в паутину и не может выбраться?

С этими словами Анжелика поднесла предмет, лежащий на коленях, к своему лицу и нажала несколько клавиш на ноутбуке. Что-то зашипело. Комната в одно мгновение заполнилась дымом.

Я подскочил со стула и рванул к двери, увлекая Кристину за собой. Но она сделала вдох и рухнула на пол. Пальцы её разжались. Я замер посреди комнаты, переводя взгляд с Кристины на дверь, с двери на Анжелику, восседающую в противогазе на своём троне, с неё – опять на Кристину. Я лихорадочно соображал, что делать. Броситься к двери… Или броситься к Анжелике и отнять у неё противогаз.

Лёгкие горели огнём.

– Сука, – сказал я, глядя Анжелике прямо в глаза. И, наверное, тут же сделал инстинктивный вдох. Потому что это последнее, что я помню из своей “прошлой жизни”. Жизни обычного парня, который жил обычной жизнью, но зачем-то попёрся в компанию “Трест”.

– – – – –

На несколько секунд повисло гробовое молчание. А потом она рассмеялась. Это был смех на грани истерики. Но смех на грани истерики лучше самой истерики, не так ли? Стало быть, это хороший знак.

– Что веселишься, крошка? – спросил я. – Похоже, я угадал, да?

– А ты тоже… Ну… это…

– Если ты хочешь спросить, голый ли я, то мой ответ – да. Мы с тобой прямо как Адам и Ева. Знать бы только, как добраться до твоего запретного плода.

– Мечтать не вредно, – ответила она. Нервозности в голосе заметно поубавилось. Несмотря на всю нелепость ситуации… она играла со мной.

Женщины!

– Вызов принят, – сказал я. Немного помолчал и добавил: – Знаешь, герой фильма в аналогичной ситуации сказал бы следующее: “Обещаю, что мы выберемся, обещаю, что всё будет хорошо…”

– Да, я бы сейчас не отказалась услышать что-нибудь подобное.

– Ага, вот только тебе со мной не повезло. Обещание я тебе дам. Но немного другого характера.

– Можешь не продолжать. Я знаю, к чему ты клонишь.

– Обещаю, что когда мы окажемся на расстоянии вытянутой руки друг от друга – ты сама же кинешься ко мне в объятия.

– Ты поражаешь меня. Как ты можешь шутить в такой ситуации? И главное – как ты умудряешься веселить меня?

– Обстановка нервозная. Напряжение нужно сбрасывать, чтобы не сойти с ума. А пока что единственный для нас способ его сбрасывать – это смех. Но как только я доберусь до твоего тела мы познакомимся с ещё одним.

– Мне бы твою уверенность, – сказала она тихо, почти шёпотом. Но тем не менее я слышал её, как если бы она была в двух метрах от меня. Чёрт, может, она и находится от меня в двух метрах?

– Слушай, – сказал я. – Мы оказались в дерьмовеньком положении.

– Лучше и не скажешь.

– Ага. Я рад, что ты так быстро взяла себя в руки, но это только самое начало, насколько я понимаю.

– А ты считаешь, что я взяла себя в руки? Меня трясёт от страха… и от холода. Единственное, чего мне сейчас хочется – так это кофе. Взяла ли я себя в руки? Я бы так не сказала. Я сижу на вершине какой-то горы и собираюсь молиться. Что думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что твоя задница примёрзнет к камню скорее, чем твои молитвы будут услышаны. Так уж они работают, эти молитвы.

– А что ещё делать? – взвизгнула она.

– Варианты есть. Готова слушать?

Она промолчала.

– Отлично, – сказал я. – Во-первых, тебе нужно хорошенько осмотреться.

– Уже сделано, шеф, – ответила она. – Думаешь, я просто сижу тут с закрытыми глазами и трясусь от страха? Впрочем, я действительно сижу с закрытыми глазами и трясусь. Но перед этим я посмотрела по сторонам. Голый камень.

– Недостаточно просто осмотреться по сторонам. Я хочу, чтобы ты подползла к краю пропасти и посмотрела вниз.

– Ты не заставишь меня это сделать.

– Заставить я тебя и в самом деле не могу. Но ты сделаешь это. Потому что хочешь выбраться отсюда.

– Если это был гипноз, то он не сработал. Я даже не открыла глаза.

– Послушай, Кристина, тебе нужно это сделать.

– Нет! Это тебе нужно, чтобы я это сделала! А я не хочу!

– Окей, что ты предлагаешь?

Она не ответила.

– Может, ты думаешь, что прилетит волшебник в голубом вертолёте? Или ты надеешься, что всё это – просто сон и скоро ты проснёшься в своей уютной постельке?

Она продолжала молчать.

– Должен быть какой-то выход, – сказал я. – Иначе зачем мы здесь? А раз должен быть выход, нужно его искать.

– А что, если выхода нет?

– Мне тоже приходила в голову эта мысль. И такой вариант по-прежнему исключать нельзя. Но прежде чем принять его или отвергнуть, нужно попробовать другие варианты. Я ощупал всё, что только можно ощупать… кроме твоей груди, разумеется… и заглянул в каждую щель, кроме…

– Я поняла.

– Свесил голову с края обрыва и несколько раз прошёл по кругу. Здесь нет ничего, что могло бы нам помочь. Только штырь – он торчит прямо из скалы. Не знаю, как он называется. Может и “скалолазный костыль”. Эта штука не может быть здесь просто так. И я думаю, что где-то там, с твоей стороны, должна быть верёвка.

– Ты серьёзно? – голос её звучал презрительно. – Думаешь, я тут сижу на мотке верёвки и сама этого не замечаю?

– Кристина, я прошу тебя лишь подползти к краю и выглянуть вниз.

– Я не смогу, неужели ты не понимаешь? Я не такая… не такая крутая, как ты.

– Я и сам не такой крутой, как я. Но что ещё прикажешь делать?

– Хорошо, – сказала она и вздохнула. – Ладно, я попробую.

– Умничка. Я знаю, что у тебя получится! Просто сделай это.

Воцарилось молчание, показавшееся мне вечностью. Я сидел на холодном камне и тёр ладони друг о друга – то ли от холода, то ли от нервозности, сам не знаю. Я думал, что будет со мной, если Кристина запаникует и свалится вниз. Я должен буду сидеть здесь до скончания веков или же последовать в пропасть, вслед за ней.

– Ты был прав, Шерлок, – вдруг сказала Кристина дрожащим голосом. – Здесь есть верёвка.

Я подскочил на ноги и закружил на месте от волнения. Верёвка! Чёртова верёвка всё же была на её стороне!

– Но у меня для тебя плохие новости, – продолжила Кристина. – Плохие новости для нас обоих.

– Что? Что не так?

– Я не могу до неё дотянуться. Она слишком далеко.

– Попробуй ещё раз, Кристиночка, ты наша надежда. У тебя получится.

– Заткнись! – заорала она. – Заткнись! Откуда ты знаешь, что у меня получится, а что – нет? Сидишь себе там и… и возлагаешь на меня какие-то надежды! Сказала же – слишком далеко. Ты понимаешь, что такое “слишком”? Это значит так далеко, что просто капец! Даже если я по пояс свешусь вниз, то всё равно не дотянусь до неё.

– Боже, – сказал я. Меня охватило чувство безысходности. Потому что я догадывался, через что ей нужно пройти, чтобы добыть эту верёвку. И не был уверен, что она справится.

– – – – –

Она рыдала. Так громко и так долго, что я уже начал думать, что она свихнулась. Её крики разрывали сердце, проникали в самую глубину моей души. И меня всё сильнее охватывала паника. В один момент я едва не разрыдался сам.

Но обошлось. Через десять минут… или десять раз по десять минут… или десять часов… она начала успокаиваться.

Ветер, который поначалу казался мне едва уловимым, отрастил зубы. Он без устали впивался в моё тело. Пальцы рук и ног становились всё холоднее. Меня начала колотить мелкая дрожь, которую никак нельзя было унять. Не думаю, что при подобной погоде можно что-нибудь себе отморозить… всё-таки недостаточно холодно. Тем не менее, где-то я слышал, что постоянный холод – даже несильный – это одна из самых ужасных пыток.

– Я успокоилась, – сказала Кристина. – Взяла себя в руки. Пришла в себя… Знаешь, чего мне хочется сейчас больше всего на свете?

– Чашку горячего кофе, тёплый плед и камин?

– Мои желания более реалистичны. Я хочу, чтобы ты меня согрел. Пожалуйста, придумай, как добраться сюда, ко мне. Ты не представляешь, как сильно мне это нужно.

– Отличная мотивация, – сказал я. – Но я бессилен. Всё в твоих руках. Ты должна достать верёвку.

– Она висит на каком-то хилом гвоздике. Двумя метрами ниже вершины. Как ты себе это представляешь? Я не умею лазать по отвесным стенам.

– Какой у тебя рост? – спросил я.

– Метр семьдесят пять… Без обуви метр семьдесят, наверное.

Она по-прежнему не понимала, к чему я веду. Или делала вид, что не понимает.

– Я знаю, что тебе нужно сделать, – сказал я. – Знаю, как ты можешь достать эту верёвку.

– Ну вот, опять, – сказала она грустным голосом. – Ты опять перекладываешь ответственность на меня.

– Только потому, что в сложившейся ситуации я ничего не могу поделать. Мне нужна твоя помощь.

– Я готова слушать. Готова услышать историю о том, как я перевоплощаюсь в человека-паука и достаю эту верёвку.

– Ты смотрела фильм “127 часов”? – спросил я. Я не знал как начать, поэтому начал издалека. Тем более пример подвернулся удачный.

– Про парня, которого прижало камнем в ущелье? Да, смотрела. Но он попал в немного другую ситуацию, чем мы. Когда я ходила с подругой в кино на этот фильм…

– Ты помнишь момент, когда он уронил нож и не мог до него дотянуться? Помнишь, что он сделал?

В ответ – тишина. Такая глубокая, что я слышал собственное дыхание и биение сердца. Бум-бум-бум. Оно колотилось, как бешеное.

– Он достал его ногой, да? – наконец спросила она. В голосе звучало отчаяние. – Он достал нож ногой, потому что не мог дотянуться, так? И ты хочешь, чтобы я повисла на руках на высоте… на высоте непонятно сколько метров… и достала верёвку своей ногой, да? Да ты же просто псих!

– Кристина…

– А ты не подумал о том, что если я повисну над пропастью, у меня просто не хватит сил, чтобы забраться обратно? Ты думаешь, я бодибилдерша? Думаешь, у меня стальные мускулы? Да я тяжелее сковороды в жизни ничего не поднимала! Я на турнике и раза не подтянусь! Это ты понимаешь? А если руки соскользнут? Что-то я не вижу здесь страховки!

Я молчал. Потому что мне нечего было ответить на это.

– – – – –

– У меня руки замёрзли, – сказала Кристина. – И чем дольше я тяну резину, тем сильнее они мёрзнут. Я сама у себя отнимаю шансы на успех, да?

Она решилась. Я чувствовал это по её голосу. Он дрожал, срывался, она всё время шмыгала носом… но какие-то неуловимые нотки проскальзывали в её голосе. Нотки, которые подсказали мне, что она решилась.

– А что дальше? – спросила она. – Допустим… каким-то чудом мне удастся достать верёвку, не улетев вниз вместе с ней. И что мы будем делать дальше?

– Ты перебросишь верёвку мне, – ответил я.

– Как? Я даже не могу понять, в какой ты стороне. Что, если мы находимся на большом расстоянии друг от друга? Что, если…

– А что, если у бабушки вырастет член?

– Чего?

– Шутка, – сказал я. – Ты всё правильно сказала – ты сама у себя отнимаешь время. И я тебя не виню. Тебе страшно. Ты хочешь оттянуть ужасный момент, но…

– Но чем дольше я его оттягиваю, тем хуже. Боже, я никогда ещё не боялась так сильно.

– Я тоже, – сказал я и это было правдой. Ведь моя судьба находилась в её руках. Моя жизнь зависела от неё. Сам же я был беспомощнее слепого котёнка.

– Дашь какие-нибудь советы? – спросила она.

– Да. Встань на четвереньки спиной к…

– Это твоя навязчивая идея, да? С того момента, как ты меня увидел.

Я рассмеялся. Не столько над её словами, сколько над абсурдностью всей этой ситуации. Я стою на вершине скалы и прошу голую девушку, которую, к сожалению, не вижу, встать на четвереньки.

– Ну вот, я подчинилась, – сказала она. – Стою на четвереньках. Пятками к обрыву.

– А спинку прогнула? – спросил я. Не мог, я не мог удержаться, вы же понимаете, да?

– Сильнее, чем ты думаешь.

Она шутит. А раз шутит – значит, сбрасывает напряжение. Это хороший знак… Наверное.

– Знаешь, – сказал я, – возможно, будет лучше, если ты ляжешь на живот и начнёшь потихоньку двигаться ногами к обрыву. Мне нравится, что ты стоишь на четвереньках, но, может, сейчас это не самая подходящая поза.

– Господи, не произноси это слово.

– Какое? “Поза”?

– Обрыв!

У меня на языке вертелся один вопрос. Но я всё никак не мог решиться его задать. Тем не менее, он мог иметь решающее значение. Поэтому я всё же спросил.

– А ты убедилась, что находишься именно над тем местом, где висит верёвка?

Она охнула. Вопрос я задал не зря.

– Надо же быть такой дурой! – сказала она и засмеялась. Но я слышал, как стучат её зубы. Да, такое кажется невозможным, но я действительно слышал стук её зубов. – Как же мне страшно.

И тут я произнёс самую дурацкую и банальную фразу, которую только можно придумать. Я сказал:

– Всё будет хорошо.

– – – – –

– Они висят! Господи, они висят там, внизу!

– Не кричи, – сказал я. – Дыши ровно и спокойно. Не трать силы понапрасну.

– Мои ноги болтаются в воздухе! Господигосподигосподи!

– Ты молодчина. Ты просто молодчина.

– Я боюсь пошевелиться. Кажется, если я шевельнусь, то соскользну вниз. Господи, за что мне это? За чтоооо?

– Соберись, Кристина. Ты тратишь силы впустую.

– Пошёл ты! Сначала свесь свою задницу с обрыва, а потом уже… нравоучай! Нашёлся тут…

И тут она закричала.

– Помогите! Я ЕДУ!

Моё тело напряглось, как стальной трос. Меня бросило в жар, а сердце забилось с такой скоростью, что у меня закружилась голова.

– Держись! – крикнул я. Что ещё я мог сделать? Только кричать. – Держись, только держись!

Она кричала и всхлипывала. И завывала, как кот, которому прищемили яйца входной дверью.

– Боже, мои бедные ногти… Я сломала свои бедные ногти.

Однажды я встречался с девушкой, для которой каждый сломанный ноготь был целой трагедией… Я встречался со многими подобными девушками. Но готов поклясться, что они не знали, что такое настоящая трагедия, равно как и настоящие сломанные ногти.

– Но ты можешь быть доволен. Я чувствую ногой эту твою верёвку. Ты доволен? Скажи мне, ты доволен?

– Я буду доволен, когда окажусь рядом с тобой. Цепляй верёвку на ногу и забирайся обратно.

– Я зацепила, сукин ты сын, зацепила. Как же я тебя ненавижу!

– Я тоже тебя люблю, солнце. Забирайся наверх, ты можешь это сделать! Я в тебя верю.

Она продолжала кричать. И взывать к богу. И материться. И проклинать меня. Я был не против, при условии, что она всё же поднимется наверх.

– Я не могу! – прокричала она наконец. В голосе была паника. – Не могу! Руки скользят! Боже, тут всё в крови… руки скользят!

– Послушай меня, девочка, – сказал я жёстко. Очень жёстко. – Выключи нахрен свою бабскую истерику и возьми себя в руки. Если ты этого не сделаешь немедленно, прямо сейчас, то улетишь вниз. Вцепись в камень мёртвой хваткой. Ломай хоть ногти, хоть пальцы, хоть зубы, но подтянись наверх. Ты меня поняла?

– Я поняла, – сказала она. Голос дрожал, но паника ушла. Она была истинной леди. А истинная леди всегда подчиняется мужчине, даже на грани паники.

– Как только подтянешься и край скалы окажется на уровне твоего подбородка – делай рывок вверх и закидывай ногу. И помни про верёвку. Если ты её уронишь, нам конец. Давай на счёт “три”. Раз, два, ТРИ!

Она закричала. И это был крик, полный усилий. Это был крик человека, который поднимает тяжёлую штангу. Крик человека, который преодолевает препятствия. Возможно, именно такие крики издают женщины во время родов.

– Давай! Давай! Давай! – кричал я.

И она дала.

– Да! – прокричала она. – Да! Да! Да! Я сделала это! Я сделала!

– Верёвка, Кристина, что с верёвкой?

Я желал и боялся услышать ответ. Ведь это была не просто верёвка. Возможно, это была единственная ниточка, разделяющая жизнь и смерть.

Кристина плакала и смеялась одновременно. Я представлял её, лежащую на боку с прижатыми коленями к груди – в позе эмбриона. Представлял, как из её пальцев сочится кровь. Представлял, как она бьётся в истерике. И никак не мог ей помочь.

Ей потребовалось минут 20, чтобы успокоиться… хотя, возможно, прошло 20 лет. Когда у тебя нет часов, время останавливается… или мчится на всех парусах. Но ты этого всё равно не знаешь.

– Верёвка у меня, – наконец, сказала она. – Проклятая верёвка у меня. В какой-то момент я была уверена, что она соскользнёт. Она тяжеленная! Но я удержала её. Господи, я вся в крови!

Я не знал, что сказать. Просто стоял на месте и улыбался. Я не думал, что делать с этой верёвкой дальше. Не думал, смогу ли я перебраться к Кристине. Не думал, удастся ли нам спуститься вниз. Я просто улыбался. И испытывал неимоверное облегчение.

– Когда ты переберёшься сюда – я задушу тебя этой верёвкой, – сказала Кристина.

– Я не против бондажа. Но я предпочитаю доминировать.

На секунду повисла тишина, а затем туман взорвался нашим смехом.

– – – – –

– Привяжи конец верёвки к своей ноге, – сказал я. – Тогда мы точно не потеряем её.

– А если кто-то там внизу схватится за неё и утянет меня вниз? – спросила Кристина. – Я не хочу привязывать к ноге верёвку, которую слепо кидаю в туман.

– Это необходимо сделать. Верёвка – наш единственный шанс. Мы не имеем права её потерять.

О том, что кто-то внизу и в самом деле может ухватиться за конец верёвки и как следует потянет на себя, я решил не упоминать. Мне нечего было ответить на это. Если кто-то там и в самом деле есть, то он либо понятен, либо нет. И мы никак не можем повлиять на это.

– Ох, мои бедные пальчики, что же я с вами сделала, – бормотала Кристина себе под нос. Но я слышал её очень отчётливо. И это вселяло в меня надежду, что нас разделяет лишь небольшое расстояния.

Только, если это и в самом деле так, то туман, который окружает нас – очень странный. Ведь глядя вниз я вижу несколько десятков (или даже сотен?) метров скалы. А глядя прямо перед собой не вижу ничего.

Значит ли это, что нас с Кристиной разделяют эти самые сотни метров? Я слышал, что в тумане звук ведёт себя очень странно. Возможно, нас разделяет огромное расстояние. Настолько большое, что ни один чемпион по метанию диска не смог бы перебросить верёвку. Не говоря уже о Кристине с её обломанными ногтями и иссякшими силами.

– Привязала верёвку к лодыжке, – сказала Кристина. – Пожелай мне удачи. Я бросаю.

Я услышал, как она вскрикнула, бросая верёвку. Как теннисистка, удачно отбившая мяч. Затем мгновение тишины и верёвка легонько шлёпнулась о скалу. Я стоял практически у самого края и пытался смотреть во все стороны одновременно.

– Промах, – сказала Кристина. – Вытягиваю верёвку обратно.

Она вытянула верёвку и кинула снова. Потом снова. Снова и снова. Снова и снова. А я всё стоял на краю – так близко, что пальцы ног нависали над обрывом – и пялился в туман, силясь увидеть верёвку.

– Я устала, – сказала Кристина. – Руки не поднимаются. Я не могу больше кидать.

– Хорошо, тогда отдохни.

– Спасибо.

Я услышал, как она шлёпнулась на камень.

– Кристина?

– Что?

– Когда мы были в кабинете Анжелики она сказала, что знает, зачем ты здесь.

Кристина не ответила и я продолжил:

– А ты попросила её, чтобы она не говорила мне. Почему?

– Я не хочу об этом говорить.

– Как насчёт сделки? – предложил я. – Ты открываешь мне свою тайну, а я – свою.

– А о какой тайне ты говоришь?

– Не могу сказать. Это же тайна.

Она хихикнула.

– Ты меня дуришь. Ты выманишь из меня информацию, а потом скажешь что-то вроде: “А у меня никакой тайны нет, я просто хотел узнать твою, поэтому так сказал”.

– У всех есть свои тайны.

– Но не все хотят о них говорить.

– Теперь мне стало ещё интереснее.

Действительно, что у неё за секреты? Что такого произошло в её жизни, что она пошла в “Трест” участвовать в непонятных экспериментах? Конечно, когда она туда шла, то ещё не знала, что её ждёт, равно как и я. Ведь в рекламе они позиционируют себя как “исследовательский центр, которому нужны добровольцы для участия в экспериментах”. Куда только смотрит правительство? Как вообще подобную рекламу можно пропускать в печать и на телевидение?

– Пожалуй, я вздремну, – сказала Кристина.

Я не поверил своим ушам.

– Я ужасно устала. У меня… шок! И так всё болит, что просто хочется выть. Мне нужно поспать.

– Кристина, о чём ты говоришь! – сказал я. – Ты не можешь уснуть сейчас.

– Нет сил, чтобы подняться. А если ты хочешь помешать мне спать – так приди и сделай это. И хватит трепаться.

– Не боишься упасть?

– Плевать, – ответила она.

Я мог бы её поднять. Я мог бы рыкнуть на неё и заставить встать. Мог обозвать её тупой сукой, которая обречена на смерть, если не поднимет свою задницу и не начнёт заниматься делом.

Но не стал.

Она многое пережила, а как говорила моя мама, “сон – лучшее лекарство”. Так пусть подлечит её. Я бы и сам с радостью поспал. С радостью сбежал бы от чёрных мыслей, которые крутились в голове. От паники, которая подступала всё ближе. От страха, что мы не сможет выбраться. И от переживаний, что во время сна Кристина упадёт. Да, она устала и измотана, да, всё тело ломит… Но всё же. Она не только моя единственная надежда на спасение. После пережитого она стала мне роднее собственной ноги. И я мечтал о том, чтобы оказаться рядом с ней и поцеловать её раненые пальцы. Пальцы, которые так отчаянно боролись за нашу жизнь.

– – – – – 

Я окликал её несколько раз, но она не отзывалась. Я нервничал. Ходил кругами. Злился. Ругался. А время шло. И, наконец, этот бесконечный день начал заканчиваться. Наступал вечер.

Я не знаю, как я это понял, потому что вокруг был всё тот же бесконечный туман, через который не пробивалось ни одного лучика солнца. Но, наверное, туман стал чуть темнее. Или стало холоднее. Или мои внутренние часы подсказали. В общем, я понял, что наступает вечер. Почувствовал, если хотите.

Кристина застонала.

– Боже, всё-таки это был не сон, – сказала она сиплым голосом и закашлялась. – Кажется, ко всему прочему я ещё и простудилась.

– Рад слышать твой голос.

– Я тоже. И рада, что жива.

– Да, это самое главное.

– Ведь я твоя последняя надежда, да?

– Не только поэтому. Ещё потому, что я хочу тебя… увидеть.

– А тебе не кажется, что стало темнее?

– Да, вроде бы.

– Нужно поторапливаться. Я не хочу остаться здесь в темноте… одна.

И мы возобновили наши “игры с верёвкой”. Я стоял ближе к той стороне, откуда, как мне казалось, слышал её голос. Но каково же было моё удивление, когда я услышал, как что-то шлёпнулось позади меня. Я резко обернулся и успел заметить конец верёвки, сползающий с края скалы.

– Верёвка! – заорал я и бросился к ней. Я так разогнался, что едва успел затормозить перед самым краем. А злосчастная верёвка уже сиганула вниз и скрылась в тумане. – Всё это время я ловил её… не с той стороны.

– Ну ты… Ты… Да ты…

– Бросай ещё раз в том же направлении. Я поймаю её.

Я встал так близко к обрыву, что касался скалы практически одними лишь пятками. Да ещё и вытянул руки вперёд. Я хотел максимально облегчить задачу Кристины, чтобы ей не пришлось прикладывать дополнительных усилий и забрасывать верёвку ещё дальше.

Я увидел, как что-то мелькнуло справа и тут же скрылось.

– Чуть левее, – сказал я. – То есть правее!

– Так правее или левее?

– Правее.

Верёвка мелькнула прямо перед моей рукой. Я инстинктивно потянулся к ней и потерял равновесие. Я балансировал на границе жизни и смерти пару мгновений, за которые успел десять раз облиться потом, и отступил чуть назад.

– Сильнее! – крикнул я и услышал, как отвратительно дрожит мой голос. Хоть бы она подумала, что это от волнения. – Брось сильнее!

Она бросила. Верёвка хлестнула меня в грудь и тут же попыталась удрать. Но я схватил её дрожащей рукой и уставился на неё, как на невиданную змею. Мне никак не верилось, что она у меня.

– Поймал? – спросила Кристина. В её голосе слышалось ликование.

– Да, – ответил я и буквально рухнул на землю… точнее, на поверхность скалы. Я изо всех сил сдерживал слёзы, но они таки брызнули из моих глаз. Я полусидел-полулежал на холодной скале и стискивал зубы, чтобы из моих лёгких не исторглось ничего, похожего на всхлип или стон. А Кристина смеялась в голос и пела какую-то песню, больше похожую на крик орангутанга, победившего в поединке.

– – – – –

– Что дальше? – спросила она.

– Самое интересное, – сказал я. – Ты внимательно осмотрела свою скалу?

– Вроде бы да…

– Осмотри её ещё раз. Должен быть какой-то штырь… или выступ… хоть что-то, за что можно зацепить верёвку с твоей стороны.

– Хорошо.

Если штыря с её стороны нет, то Кристине придётся держать мой вес собственными усилиями. И что-то мне подсказывало, что так тому и быть.

– Ничего нет, – наконец, сказала она. – Только тот гвоздь, на котором висела верёвка… Но я никак не смогу привязать её к нему. Ты же понимаешь, что это невозможно?

– Конечно, – ответил я.

– И что теперь?

– Я привяжу верёвку со своей стороны. У меня тут торчит этот скалолазный костыль. А ты...

– Погоди, – сказала Кристина. – Если ты привяжешь верёвку, то мы больше не сможем использовать её. Она так и будет висеть тут...

– Чёрт, точно! Тогда я продену верёвку в костыль и переброшу тебе второй конец. Когда переберусь на твою сторону останется только потянуть – и верёвка будет у нас.

Так мы и поступили. Мне удалось забросить Кристине верёвку с первого раза – ведь я видел, куда нужно кидать.

– Ты сбросишь меня со скалы своим весом, – сказала Кристина. – Я просто не смогу удержать тебя. Ты бы видел мои руки!

– Думаю, ты не смогла бы удержать меня в любом случае, даже со здоровыми руками.

– Скорее всего.

– Поэтому тебе опять придётся проявить свои акробатические способности. Но для начала изо всех сил подёргай верёвку – проверим прочность костыля.

Она дёрнула раз, другой, третий. Вроде бы костыль сидел плотно. Но кто ж его знает, что будет, когда ему придётся выдерживать мой вес… вес нас обоих.

– Кажется, я поняла, что мне нужно сделать, – сказала Кристина. – Знаешь, после того, как я висела тут на одних руках, это кажется не такой уж сложной задачей. Я почти не боюсь. Давай скорее покончим с этим.

– Скажи, что именно ты поняла? – спросил я. На всякий случай. Ведь мы не имели права допустить ошибку.

– Я обмотаюсь верёвкой с ног до головы. Подойду к краю скалы… противоположному тому, откуда придёшь ты... и повисну там, как обезьяна на лиане. Ты переберёшься сюда и вытянешь меня наверх.

– Ты всё поняла правильно.

– Начинаем? – спросила она. Голос её был твёрд и почти не дрожал.

– Да, – сказал я. – Поехали.

– – – – –

Я никогда не лазал по горизонтально натянутым верёвкам. Тем более в тумане на огромной высоте. Никогда до этого момента.

Всё внутри меня дрожало от страха. Но Кристина уже повисла над обрывом. И одному богу известно, каких усилий ей это стоило. У меня не было времени, чтобы размышлять или сомневаться. Нужно было действовать.

И вот я уже держусь за верёвку двумя руками и обвиваю её лодыжками. Верёвка чуть провисла под моим весом. И я задумался о том, как буду перебираться с неё на скалу.

– На месте разберусь, – сказал я шёпотом и двинулся вперёд.

Я быстро перебирал руками и буквально через минуту врезался во что-то головой. От неожиданности я чуть не вскрикнул. Похоже, моя скала находилась всего в нескольких метрах от скалы Кристины. Может, метрах в десяти… Или даже пяти.

– Я уже близко, – сказал я. – Как ты там?

– Нормально, – ответила она. – Но бывало и лучше.

Я попытался просунуть руку между верёвкой и скалой, чтобы получше ухватиться, но мне это не удалось. Она была натянута, как гитарная струна. И, возможно, передавила мне пальцы, если бы мне это удалось.

Тогда я подтянулся на руках вверх – так, что прижался к верёвке грудью и животом – и сделал резкий рывок. Моё правое плечо частично оказалось на скале. Я начал отталкиваться от верёвки ногами, чтобы “затолкать” себя на скалу полностью... И вот я уже лежу на ней.

– Есть! – сказал я, сделал глубокий вдох, поднялся на ноги и рванул к противоположной стороне скалы – к тому месту, где верёвка уходила вниз.

Я вспомнил, как сказал Кристине, что в своих мыслях кончаю ей на лицо. Улыбнулся… и, если честно, немного смутился, хотя это на меня непохоже.

– Скучала по мне? – спросил я, подходя к краю обрыва и заглядывая вниз. 

– Скучала, – сказала Кристина. – Вытягивай меня скорей.

Я вытянул её. Она была лёгкой, как пёрышко. Сбросил с неё верёвки и прижался к её обнажённому телу. Она уткнулась мне в шею и расплакалась.

– Неужели мы сами согласились на это? – спросила она тихонько. – Я всё время думаю об этом. Мы просто взяли и превратили свою жизнь в сплошной кошмар.

Я гладил её по волосам и чувствовал себя очень странно. Кем стала для меня эта незнакомая девушка? Кем она стала после того, что мы пережили? И кем она станет для меня, если мы выберемся отсюда?

В моей голове возникла дурацкая картина: небольшой, но красивый домик на берегу озера, аккуратный дворик, яблони… и дети, играющие во дворе.

Может, у меня жар?

Я отстранился от неё и аккуратно взял её руки в свои. На месте практически всех ногтей было сплошное кровавое месиво. Её пальцы дрожали. Я поднёс их к губам и поцеловал.

Я никогда не делал ничего подобного. Целовать девушкам руки? Да за кого вы меня принимаете, чёрт возьми! Пускай этим занимаются сопливые романтики... Но сейчас я целовал изуродованные пальцы Кристины и думал, что большей близости с человеком просто невозможно достигнуть… Но я ошибался.

Мы прижались друг к другу и соприкоснулись губами. А когда я вошёл в неё, то убедился, что до этого дня вообще не знал о том, что такое настоящая близость.

– – – – –

– Как думаешь, они… ну, наблюдают за нами? – спросила Кристина.

Мы сидели на голом камне напротив друг друга и держались за руки. Я касался её пальцев очень осторожно, чтобы не сделать больно.

– Надеюсь, – сказал я, оглядываясь по сторонам, словно бы рассчитывал увидеть глазок видеокамеры или лицо оператора. Но ничего не увидел. Один лишь туман. – Пускай смотрят и завидуют.

Она покраснела. Совсем чуть-чуть. И на её губах появилась лёгкая улыбка.

– Что теперь? – спросила Кристина. – У тебя есть какие-нибудь идеи, что делать дальше?

– Конечно. Я же мужчина и всегда знаю, что делать дальше.

– Это шутка?

– Давай проведём небольшой анализ ситуации. Какие у нас есть ресурсы?

– Верёвка, – сказала Кристина.

– И наши тела, – добавил я. – И, видимо, единственное, что мы можем сделать – соединить одно с другим.

Она хихикнула.

– Я имею в виду наши тела с верёвкой. Объединить эти ресурсы. А ты о чём подумала?

– Об этом же, – ответила она, но в её глазах плясали смешинки.

Мой план был достаточно прост… и в то же время безумен.

– Мы снова обмотаем тебя верёвкой и подвесим на том же месте. Другой же конец сбросим вниз и я попытаюсь спуститься по нему.

– Не могу сказать, что мне это нравится, – сказала она. – Но другого выбора у нас нет, так?

– Да, – сказал я.

Повисла тишина. Мы смотрели друг на друга и я чувствовал, как начинают дрожать её руки.

– Так хочется есть, – сказала она. – Полцарства отдала бы за курочку с картошкой.

Я провёл для неё небольшую лекцию по “естествознанию” – о питательных свойствах спермы. Она сказала, что я дурак. А потом всё же решила попробовать.

– – – – –

Мы перетянули верёвку на нашу сторону, отрезая себе путь на “мою” скалу. Ставки сделаны. Мы поставили всё на “зеро”. Возможно, это была ошибка. Когда кто-то ставит всё, что у него есть, на “зеро” – это всегда ошибка. Но что ещё нам оставалось? Мы были голодны и измотаны. Темнело. Холодало.

Кристина обмоталась верёвкой и я осторожно спустил её вниз на метр-полтора. В моей голове мелькнула мысль, что, может, я мог бы спустить её до самого низа… Но я отогнал её от себя.

– Удачи, – сказала Кристина, глядя мне в глаза. – Удачи нам обоим.

Я кивнул и отошёл от края пропасти, стискивая в руках верёвку. Очень медленно я подошёл к противоположной стороне скалы и столкнул ногой конец верёвки вниз. Она зашуршала по камню и исчезла в тумане. 

Я упёрся ногами в край скалы и начал медленно спускаться, как настоящий скалолаз. Верёвка была довольно тонкой и держаться за неё в таком положении было сложно. В голове пульсировала только одна мысль: если я упаду, то умрём мы оба.

Спустившись вниз на несколько метров и продолжая упираться голыми ступнями в холодный камень, я задумался о том, что будет, если я доберусь до конца верёвки, но не увиже земли.

– Не думай об этом, – сказал я себе. – Просто не думай.

Я продолжил спуск. Скала была идеально гладкой – никаких выступов или углублений. Вообще ничего. Как будто её отполировали. Ноги вспотели и начали скользить по ней. Я старался удержаться, но не получилось. Ноги соскользнули и я врезался в скалу всем телом. Повисел так немного, переводя дух, и продолжил спуск.

Стало сложнее. Я перебирал руками и моя обнажённая спина тёрлась о скалу. Гладкая или нет, но я чувствовал, как она сдирает с меня кожу. Попробовал развернуться и снова упереться в неё ногами, но ноги соскальзывали.

Мне ничего не оставалось, кроме как продолжать спуск, раздирая собственную спину. Через несколько минут она превратилась в сплошной океан боли. Я посмотрел вверх и увидел кровавый след на камне. Руки слабели. И я начал спускаться быстрее.

Только сейчас до меня дошло, какую глупость мы совершили. Ведь даже если мне удастся спуститься вниз, стоит мне отпустить верёвку из рук, как я тут же обреку Кристину на смерть. О чём я только думал?

Руки начали скользить по верёвке и я закричал от боли. На короткое мгновение я почувствовал, как во мне сработали два инстинкта одновременно. Один требовал, чтобы я немедленно отпустил верёвку, чтобы избавить ладони от жгучей боли. Другой протестовал. Ведь если я отпущу верёвку – то просто упаду вниз и, скорее всего, разобьюсь.

Победил второй. И я стиснул верёвку изо всех сил, чувствуя, как кожа ладоней превращается в кровавое месиво. Перед глазами возникла чернота. Спина и руки горели огнём. Мускулы дрожали. Но я держался.

Пелена перед глазами немного рассеялась и я продолжил спуск, держась за верёвку из последних сил. Это продолжалось бесконечно долго. И неоднократно я был на грани того, чтобы просто отпустить её и будь что будет. Но пальцы, словно чужие, мёртвой хваткой обвивали её.

И, как бы долго это не продолжалось, в конце концов верёвка кончилась. Туман почти рассеялся, но на его место пришла темнота. Не знаю, наступила ли ночь или что-то было с моими глазами… Не имеет значения. Значение имела только верёвка, конец которой болтался между моих лодыжек.

– Кристина! – крикнул я.

Она должна подняться наверх, прежде чем я отпущу верёвку. Тогда у неё появится пусть призрачный, но всё-таки шанс.

– Кристина!

Она окажется на вершине скалы с бесполезной верёвкой в руках… Но, может, эти люди, что отправили нас сюда, пожалеют её и заберут оттуда через какое-то время.

– Кристина!

Я вспомнил, как она повисла на одних руках, чтобы достать злосчастную верёвку и мои глаза наполнились слезами.

– Кристина!

Вспомнил, как целовал её раненые пальцы.

– Кристина!

Вспомнил, как увидел её, сидящей среди множества людей в той комнате ожидания. Её напуганный взгляд.

– Кристина!

Вспомнил, как Анжелика сказала: “А я знаю, почему ты здесь”. А Кристина ответила: “Только не говорите ему”. Какую тайну она хранила? Похоже, мне этого никогда не узнать.

– Кристина!..

Но она не слышала меня. Мокрые от крови ладони скользили по верёвке. Очень медленно, но неотвратимо. Я напрягал все силы, но это не помогало. Конец верёвки пощекотал мой пупок. Я чувствовал, как он ползёт вверх, словно зловещий палец и ничего не мог с этим поделать.

Конец верёвки оказался на уровне моего лица и я вцепился в него зубами. И даже если бы Кристина отозвалась в этот самый миг, я бы не смог ответить ей.

– Крыштина, – пробормотал я сквозь зажатую в зубах верёвку… и сорвался вниз.

– – – – –

Я не знаю, что они со мной сделали, но я не могу говорить о том, что произошло на скале. Возможно, вживили какой-то чип в голову… но когда я делал рентген мозга, то ничего странного обнаружено не было. Возможно, они подсадили каких-нибудь нано-роботов в мою кровь… Я не знаю. Знаю только, что едва лишь вспоминаю о событиях того дня, как язык прилипает к нёбу.

Однажды я пришёл (а точнее – прикатил на своей коляске) в редакцию крупного журнала и поймал в коридоре репортёра. Но ничего не мог сказать по существу. Тогда я достал блокнот и ручку, но не смог ничего написать, даже собственного имени.

Лишь спустя 4 года я совершенно случайно обнаружил, что эти барьеры ослабевают, когда я выпиваю. Я и сейчас пьян. Странный пьяный миллионер – человек немногословный и с затравленным взглядом. Человек, который пытается заговаривать с разными людьми, но никогда не может подобрать нужных слов.

Даже будучи беспробудно пьяным, я не могу говорить о тех событиях. Но я могу писать о них. Голова наливается свинцом. Меня клонит в сон. Обычно меня хватает всего на несколько минут. Потом я вырубаюсь и просыпаюсь только часов через 10. И так, день за днём, в течение 7 месяцев я каждый день напиваюсь и пишу… Напиваюсь и пишу…

Когда я передам эту историю в руки журналистов (а я думаю, что это самый правильный вариант… я не доверяю полиции) и они начнут распрашивать моих знакомых, что я за человек, то узнают, что я – пьяница. Многие считают, что у меня не в порядке с головой. И они правы. Никто не поверит мне. Никто не поверит в эту историю. Но это не значит, что я должен молчать.

– – – – –

Не знаю, с какой высоты я упал. Может быть, метров с десяти… А может, с пятидесяти. Я приземлился прямо на ноги и видел, как из моих коленных суставов, разрывая плоть на своём пути, выскакивают кости. Я почти мгновенно потерял сознание… но не полностью. Потому что я слышал, как откуда-то издалека возникает пронзительный женский крик и набирает громкость.

Громче… И громче… И громче…

А затем тишина.

Я полз. То ли в полусне, то ли в полусознании… Полз вокруг скалы, шепча себе под нос: “Кристина… Кристина” – а из моего рта выливалась кровь и выпадали обломки зубов. Я полз по камням, ничего не соображая от боли и время от времени проваливаясь в черноту. Пока наконец не дополз до неё.

Её тело практически полностью было погребено под верёвкой. И, наверное, это к лучшему. Я видел только её руку с изуродованными пальцами и поднёс её к губам.

– Прости меня, – сказал я и потерял сознание. На этот раз, надолго. Но жаль, что не навсегда.

– – – – –

Каково это – проснуться миллионером? Не так здорово, как может показаться, если ты просыпаешься миллионером-инвалидом, который никогда не сможет ходить и который до конца своих дней не сможет смыть со своих рук кровь убитой им девушки.

Я пришёл в себя только через 3 месяца после произошедшего. Я был в коме и видел красивые сны, которые мгновенно забыл, едва открыв глаза.

Меня навещала Анжелика. Приходила, чтобы поздравить меня с тем, что я прошёл испытание и что, поскольку второй участник “эксперимента” не выжил, было принято решение отдать все деньги мне.

Два миллиона долларов. Которые я променял бы до последнего цента лишь на то, чтобы ещё раз увидеть Кристину живой.

– Мне жаль, – сказала Анжелика в свой первый визит. Но ей не было жаль. Ей было плевать. И я хотел её задушить. Но не мог даже пошевелить руками.

Она приходила каждый день и задавала какие-то нелепые вопросы о том, что я чувствовал, когда спускался по верёвке и прочий бред. Я не отвечал ей. И в конце концов она перестала меня навещать.

Может быть зря я не пошёл с ней на контакт. Ведь она могла раскрыть мне тайну Кристины… “Я знаю, почему ты здесь”. “Пожалуйста, только не говорите ему”.

Но какая разница? Звучит жутко, но свою тайну Кристина унесла с собой в могилу. И пусть будет так.