Иллюзии

                Иллюзии



 5.00
Казалось, мир захлебнулся и утонул.
 Отчаянье тяжелого запоя уже который день не покидало однокомнатную квартиру. Загостилось, отчаянье. Тоска забилась в щели, в трещины в потолке, пропитала одежду и несвежую зубную щетку.
Леха открыл глаза и уставился в потолок.
«Любопытно, а что первично? Я бухаю потому что скверно на душе, или на душе скверно из-за мучительного, бесконечного запоя? Яркая жизнь, сука, просвистела рядом.Это как шикарный скорый поезд на огромной скорости промчался мимо ничтожного, убого, забытого богом провинциального малонаселенного пунктика, запачкав случайно выползшую на перрон ипохондрическую, не опохмелившуюся личность сажей из бравых труб и пищевыми отходами из роскошного вагона-ресторана. М-да. Сейчас бы стакана два холодной водочки и горячего супчика похлебать».
Леха, было, потянулся за бутылкой минеральной воды, но крепкая боль в затылке застала врасплох и …
«Пошевелиться не могу. Умираю, кажется»
День, тем временем, набирал обороты. Лучи яркого летнего солнца вонзались в скучную мебель. Через распахнутую балконную дверь в комнату проникали прогорклые запахи дешевого маргарина и скворчащих куриных яиц. За стеной у соседей засвистел чайник. Мир затрещал и зашевелился...
***

Было время, когда утром Леху будила жена.
- Вставай уже, Алексей! Трудиться пора, а то премию в очередной раз просрешь, лежебока, – приговаривала.
- Премия не птица - не улетит. Будет тебе премия, Валюха. - отвечал Леха, потягиваясь.

Звенели кастрюли, цокали никелированные вилки и ложки, озорничала подрастающая дочь. В клетке неугомонно щебетала упитанная бледно-желтая птаха. Утро расплывалось в румяной улыбке, словно пшеничные блинчики на чугунной сковородке.
Затем, на работе, Леха долго вслушивался в торжественный гул токарных станков... Было что-то гордое, величественное в этом гуле. В обед с мужиками принимали по стопочке. Регламентировано принимали. Без надрыва.
Вечером Леха неторопливо, даже рассудительно топал домой. На душе было…согласовано было. С мускулистым телом, с мыслями, с природой.
В выходные семья гуляла в парке. Любил, Леха, вот так, на всю широту души, которой много гульнуть. Старательно застегивал на все пуговицы белую нейлоновую рубашку с короткими рукавами, облачался в выходные кримпленовые брюки с массивным ремнем. Заходили в кафе. Дочери – мороженного с горочкой. Себе и жене – салата, цыпленка табака, вина крепленного. Выпивать Леха любил интеллигентно, не жадничая – потягивал вино через соломинку. Затем, непременно, на колесе обозрения катались. Там, высоко, дух захватывало. Восторг в душе, когда под тобой город как…заготовка какая-нибудь. Болванка. Можешь так, можешь эдак сконструировать. Человек он и в космосе – человек!
***
Потом…
Потом пришла к Лехе болезнь. Пальцы скрючило, вывернуло, боль страшная. Гвоздь забить – уже подвиг. Да что там гвоздь? Сандалии нормально застегнуть не получалось. Ходили с женой по больницам. Врачи вздыхали и с кислой физиономией констатировали: что поделаешь? Судьба…
Судьба так судьба. Пришлось уволиться с работы.
В отделе кадров, сочувствуя, с участием предлагали:
- Ты, Алексей Федорович, наставником трудоустройся. А мы тебя как профорга оформим. Ты же – мастер!
- Я руками думаю, - вздыхал Леха, - руки у меня сами мыслят, как бы ловчее чего смастерить. Бывает, пока калган кумекает, руки тебе уже и примерили, и выточили, и точность пропорций всегда в соответствии…вот же, сука, как судьба распорядилась! - и Леха с сожалением разглядывал свои скрюченные пальцы.

Погоревав, Леха и по дому Валюхе пытался помочь, и бутылки собирал, и машины соседям ремонтировал. Да что толку? Попытками сыт не будешь. Любая хозяйственность аккуратности рук требует. Руки в любом деле пользу приносят.
Затосковал, Леха. Запил.
- Не мужик ты, Алексей! – возмущалась Валюха, - люди без рук и без ног судьбу строят.
- Ты бы уж помолчала, дура, - скабрёзничал Леха, - я всю эту нищету ко всем чертям, вообще, ядрена вошь! Чем мы хуже других, Валентина? А ведь мяса уже полгода не жрем, картошку из экономии гнилую покупаем, куда не глянь – одни макароны. Вон, дочь из них, из проклятых, уже домики строит. Наложу я на себя руки, Валя. Точно наложу. Вот в парк последний раз сходим и …
Утром умирать Лехе уже не хотелось. Вчерашнее помнилось плохо, а крепко помыслить физическое состояние тела не позволяло.
- Ну что, самоубивец, опять за бутылкой? – злилась Валюха.
Де жа вю, а не жизнь…
***
Как-то в парке, в летней пивнушке познакомился Леха с Философом. Вроде, обычный на первый взгляд мужик. Вся биография на лице написана. Помятая физиономия с тусклым, ищущим, ранимым взглядом. Одет коряво. Кашне засалено, пиджак заляпан, штаны по утюгу истосковались, из сандалии дыра в носке видна. А мыслит!
Взяли по четыре кружки «Жигулевского», водкой разбавили. Разговорились.
- Вы, Леша, в философию погрузитесь. Там – правда, - философствовал Философ. Вот у Канта, заметьте, изумительные, аксиомальные мысли для пьющего человека налицо: не ум надо согласовывать с предметом, а предмет с умом. Взять, к примеру, стакан водяры. Сам по себе стакан с пойлом – пустяк. Даже нюхать эту дрянь, извините, побрезгуешь. Но вот если взять этот гребанный стакан с точки зрения моего, сугубо индивидуального жуткого сегодняшнего похмелья? То-то. Тут ноумен, то есть водяра в стакане – извольте, фигня. Здесь феномен, то есть само явление трясучки, озноба, потливости чудовищной, жажды крайней мой ум и тело дезорганизуют. И вот в этом самом, в Кантовском контексте, стакан водяры выводит основной закон этой долбанной жизни – быть мне дальше или не быть?
- Быть! – утвердительно кивал головой Леха и произносил очередной тост. – Так будем!
После короткой паузы Философ продолжал:
- Или возьмем тот же стакан водяры с точки зрения морали Ницше! – у Философа горели глаза, – «невинная совесть хищного зверя», - какова апофегма, согласитесь, Алексей? Да мы с вами совершенно невинно за этот самый стакан водяры сейчас весь этот гребанный мир легко укатаем!
- Укатаем непременно, - злился Леха, - да я сейчас за этот самый стакан водяры сам себя готов уничтожить!
Философ торжествовал:
- Вот видите! Или, взять философию Фейербаха…Пускай Фейербах и критиковал Гегеля с Кантом! Пускай! Но сколько живого и верного в его антропологическом материализме! М-да. Заметьте, бог нам с вами сейчас вот этот самый стакан водяры не…извольте, пожалуйста. Дуля нам от бога, а не стакан водяры. Только человек, воплощённый в материю может добыть. Огонь добывал? Колесо придумал? В космос слетал? Любые преграды на своем пути сметет человек, когда трубы горят!
Возле пивнушки шумно играли дети. Мамаши, жмурясь от солнца, мирно беседовали. Из динамиков доносились звуки марша «Прощание славянки».
Философ, трапезничая, формулировал очередную мысль:
- А вот с метафизикой Шопенгауэра сложнее. У Шопенгауэра вся замысловатость жизненного сюжета вокруг силы воли вертится. Впрямь земной шарик в миниатюре, а не жизнь. Возьмем, понятно, стакан водяры. И не один… У Шопенгауэра жизнь человека — это череда страданий, сменяющих друг друга. Поэтому счастлив человек тогда, когда освобождаемся от очередной тяготы.
- Ну и ну! – заинтересовался Леха.
- Предположим, нет у человека страданий. Предположим, выпив вечером три, нет, восемь стаканов водяры, утром человек не умирает с похмелья.  Предположим…Ну, нет у человека с утра тяготы и точка. И какие тогда открываются перспективы у, казалось бы, счастливого человека?
- Бухай себе сколько угодно в свое удовольствие.  – предположил Леха.
- Омертвляющая скука в перспективе, Алексей! Омертвляющая скука…Вывод?
- Не бухать? – удивился Леха.
- Хуже, Алексей... Созерцать. Отказаться от воли, взять стакан водяры и просто созерцать, - выдохнул Философ.

Проснувшись следующим утром, Леха на удивление четко вспомнил вчерашнюю беседу с Философом. Задумался. Прикинул.
«Прав был этот, последний, про которого вчера Философ рассказывал. Жизнь надо созерцать. Ну ее к черту такую!»
Созерцая, Леха лишился жены, веры, воли и минимальных средств к существованию. Казалось жизнь, пролетев дистанцию, достаточно шустро приближается к финишу…
***
12.00
Мир трещал и шевелился…
Леха осторожно встал с нечистой кровати. Наступил на пепельницу, выматерился и медленно побрел в туалет. Мучили жажда и переполненный мочевой пузырь.
Резко и звонко зазвенел, задребезжал, завыл телефон.
- Все пьешь, пап? – уточнила взрослая дочь.
- Пью. – морщась, согласился Леха.
- Давай в церковь съездим! Я за тобой с Риммой заеду.
-  Нездоров я. Может завтра?
День, вечер и ночь Леха провалялся в кровати. Иногда воображение рисовало иллюзии. Вот он, счастливый, покоряет Джомолунгму.
- Осторожней, Алексей Федорович! Вы же нездоровы! А вдруг? – кричали хором малюсенькие, со спичечный коробок, зеваки.
- Мир созерцать лучше сверху, - усмехался Леха и карабкался, карабкался, карабкался к вершине.
В следующей иллюзии Леха служил капитаном подводной лодки.
- Товарищ маршал-капитан, погружаемся? – послушно спрашивали стройные офицеры и матросы в парадных бушлатах.
- Мир созерцать лучше снизу, - командным голосом чеканил Леха и с любопытством глазел в перископ.
Утром заехали Римма и дочь.
День обещал быть. Небо выглядело как решето: через дырки в облаках проглядывало теплое июньское солнце. Достаточно спокойные воздушные массы умиротворяли и освежали. Душистые ароматы липы вызывали восторг.
Церковь располагалась на утопающем в зелени пригорке. Внизу, под пригорком, аккуратно, даже изящно улеглись деревенские домики и крохотный пруд.
У пруда вырисовывалась неподвижная темная фигура монаха. Леха с интересом наблюдал за фигурой.
Воодушевившись статикой, то есть неподвижностью человеческого тела, Леха воскликнул:
 - Обратите внимание! Монах, как и я неподвижно созерцает! В водной глади – жизнь! Значит правда? 
- Сомневаюсь. - вздохнула Римма.
- Давайте подойдем поближе, - предложила дочь.
Спустились с пригорка. Пригляделись…
Каково же было изумление Лехи, когда неподвижность фигуры монаха при ближайшем рассмотрении оказалась всего лишь миражом. Иллюзией. Крупная застывшая фигура монаха стояла с удочкой и рыбачила.
Поплавок торчал аккурат в середке крохотного пруда. Неподалёку от монаха лежал прозрачный целлофановый пакет с пойманной мелкой рыбешкой.
Надуманная философия созерцания моментально потерпела крушение. Шикарный скорый поезд на полном ходу врубился в изящную простоту перефразированной житейской мудрости: без труда и воли не только рыбку из пруда не выловишь и жизнь не постигнешь, но и отупеешь, ослепнешь, оглохнешь и помрешь с голоду.
Поплавок между тем дернулся и пошел ко дну. Монах схватился двумя руками за удилище, напрягся всем телом и…

                Подмосковье 2017 г.