Поединок богатырей. 20

            
Турчонок и Шалопут ввалились к Кирсанову в избу, когда он, пропустив в себя косушку, сидел и пил чай с баранками, наливая кипяток из пузатого медного самовара. Пот стекал по его лбу с залысинами.
– Василий Семёныч, а мы к тебе, выручай.- С порога прокричал Турченок, - Да кончай, ты, свой чай цфуркать.
–Что за надобность такая? Пожар что ли?
– Да от пожара зимой- то мы уж как нибудь отбились бы, а тут на кулачках казарва наших сейчас бьёт на Медведице.
– Эка морока. Сегодня они вас, завтра вы их. Вы же знаете, я на кулачках не дерусь. 
– Вася, выручай родимый по-родственному, бухнулся на колени Турчонок, ведь наших,     Кирсановых бьют. Одни они и остались. А потом, ведь это нам не парней с соседней улицы бить, это казарва отборная. Вспомни, как казаки тебя нагайками воспитывали, до сих пор, небось, рубцы видать? Да, ты коньячку, вот, дёрни и в сани скорей, а то не успеем, забьют наших.
– Кому у них биться? У них, почитай, все бойцы на фронте.
Вытащив из кармана бутылку,  Шалопут плеснул Васе в стакан почти до половины. А при этом  всё приговаривал:
 – Есть кому, кое-кто уже с войны вернулся, а кто подрос.  Мы казарву  на кулачках прошлый год побили, так они татарина наняли огромного, Хайрулла Бешметбеков его зовут.
Аромат хорошего коньяка  разлился по комнате, Вася повёл ноздрями , а потом, запрокинув голову,  жадными глотками выпил его смаху.
– Постой, это какой Хайрулла? Не "Карабатыр" ли, часом, прозвище у него?
– Точно. Казаки его так называли. Никто против него устоять не может - только и спасенья, что убежать. Да сколько так пробегаешь?
–  Давно я хотел с ним стукнуться. Ещё на Волге слыхать было про него, а случая встретиться не было. Пошли.
 Василий схватил из вазочки баранку, отломил, сунул кусок в рот и быстро пошёл в сени, сдёрнув с гвоздя поддёвку и баранью шапку. Все трое вместе они выскочили во двор и попадали в сани. Турчонок хлестнул рысака и они полетели по улице, только комья снега летели из под  копыт в разные стороны.   
   Подъехав к обрыву реки,  Турченок и Василий скатились вниз с обрыва, а Шалопут остался наверху и заорал во всё горло.
-Смелей,  Добринские, бочку пива выкатываю,  если казарву побьёте.
               
К этому времени Добринских уже оставалось всего-то человек восемь, которые уже были в весьма плачевном состоянии и с трудом держались на ногах. Они уже почти вплотную подступили к обрыву, который со зрителями возвышался над ними. Казаки старались вовсю. Их было, по крайней мере, вдвое больше. Митька Кирсанов вертелся как уж, отбиваясь от двух крепких казаков. Временами он даже умудрялся доставать своих более могучих противников. Попадал временами  то одному, то другому.   Удачно зацепил по уху усатого, второму бровь разбил, но они его прижимали конкретно и все его прыжки только отдаляли конец схватки, который был, казалось, неизбежен. Сначала ведь Митяй бился один на один с молодым рыжеусым казачком, но затем корявый казак в нательной рубашке, похожий на цыгана, с проседью в кудрявых волосах, переключился на Митяя, расправившись со своим противником-сыном Турченка.
Обойдя Митяя и, прикрывавшего его тыл и левую сторону, Егорку, он увидел, что последний отчаянно трусит и больше прикрывает голову руками, чтобы ему как можно меньше попало от мозолистых кулаков, вместо того чтобы думать о защите товарища.   Поняв, что юнец, скорее всего первый раз в серьёзном кулачном бою, казак размазал кровь, капавшую из его носа,  по всему лицу и рванул себя за ворот белой рубахи уже запачканной кое-где  этой кровью.
-Убью, щенок, - зарычал он на Егорку, оскалившись, и бешено вращая белками глаз.  Его корявые,  волосатые руки все в крови, казалось,  уже сжимают Егоркино горло.
В ужасе он повернулся и бросился бежать от этого страшного казака, который налетел на него как разъярённый носорог. Далеко убежать юнцу, однако не удалось. Шагов  через пять шесть споткнулся он об ноги лежавшего на спине добринца, который разбитыми губами мычал что-то невразумительное.  Со всего размаху бухнулся Егорка в снег и тут к нему подскочил этот корявый.
-Вставай, бить буду,- заорал он, над поверженным противником показывая нешуточный волосатый кулак. Егорка, не вставая, помотал головой, показывая, что не встанет.
-Тогда ползи на брюхе в сторону и сюда не возвращайся. Увижу снова, убью. Понял?
- Понял дяденька пролепетал Егорка и пополз в сторону, боясь и подняться и оглянуться. Так и уполз к тропе, которая вела наверх обрыва.
Татарин в это время выдвинулся вперёд к центровому бойцу добринских, кузнецу Вавиле. Ему до этого мешали боковые бойцы на удары, которых приходилось отвлекаться и хоть они не вышибли его из нападающих, дело своё делали. Теперь же  на каждого из них было по два казака и "Карабатыр" схватился с Вавилой. Кузнец успел только два раза съездить его по бритой башке. У того голова хоть и мотнулась дважды,  он только улыбнулся  и с криком,  что-то похожее на: «Эх, ахаллай махалай»,  ринулся на кузнеца и обхватил его чуть ниже рёбер. Как  тот  не сопротивлялся, не пытался оттолкнуть татарина, ничего у него не получалось. Сжимая его могучей хваткой, он приподнял его так, что ноги кузнеца не касались земли, и тот только обхватил голову татарина, чтобы удержаться от броска. Однако татарин с броском не торопился. Он сжимал железное кольцо своих мускулистых рук все больше и было видно, что кузнец превозмогает сильную боль и ему не хватает воздуха. Тогда он стал кулаком бить "Карабатыра" сверху по бритой голове, но это опять не приносило эффекта и тот, зарычав, стиснул его ещё больше, так что стон вырвался у Вавилы и швырнул его спиной на снег.  Ясно было, что Вавила на сегодня больше уже не боец.
Именно в этот момент и вывалился перед "Карабатыром"  Богомол, а сзади него Турченок, и ещё трое или четверо, примкнувших к  ним добринских мужиков, ещё не бывших в схватке.
"Карабатыр" опять заулыбался своей страшной улыбкой и протянул руки к Василию Кирсанову. Но недаром у того была кличка «Богомол». Он выставил вперёд свои длиннющие узловатые руки с огромными костлявыми кулаками на них. Левой он ударил с маху в лоб татарину и задержал кулак у него на лице. "Карабатыр" в это время пёр на него всей массой, желая повторить, то,  что он сделал с кузнецом. Однако длина рук Богомола была невероятной. Он под этим напором только отступил на два шага и шарахнул правой татарина в левую бровь, из которой тут же полилась кровь. Так продолжалось минут пять, а может  десять. "Карабатыр" всё махал руками,  пытаясь зацепить Василия, а тот, поняв, что именно этого нельзя допустить, согнулся на треть корпуса вперёд и  отталкивал противника ударами,  держа того на расстоянии. Поскольку кулаки у него были тяжёлые, а костяшки пальцев все в буграх и шрамах от прежних частых драк, бронзовое лицо «Карабатыра» постепенно превращалось в кровавую маску. Кровь текла у него из обеих разбитых бровей, левое ухо было как большой фиолетовый вареник, правый глаз начал заплывать под чудовищным синяком, но он был боец упорный и всё продолжал наступать.   Наконец, ему удалось схватить в момент одного из ударов Василия за кисть руки.    Тот, почувствовал железную хватку татарина и  понял, что последствия могут быть  самые серьёзные.      
Он немедленно попытался вырвать своё запястье из мёртвой хватки «Карабатыра» и ощутил, насколько жутко сдавливают его руку железные пальцы противника. Тут же, не раздумывая, не пытаясь даже дальше вывернуть своё запястье, Кирсанов ударил татарина своим громадным кулаком по державшей его руке. Ему почти удалось освободиться от захвата. Он почувствовал, как ослабла  хватка, и выдернул из пальцев противника своей второй рукой. Тут же нанёс он молниеносный удар в переносицу татарина. У «Карабатыра» в носу хрустнули кости, и кровь щедро залила его и без того, уже испачканную кровью, могучую коричневую грудь. Да тут ещё правая нога Хайруллы скользнула,  и он упал на одно колено. Пока происходила под восторженные вопли зрителей эта схватка двух гигантов, Добринские, воспользовавшись таким мощным подкреплением, начали теснить казаков довольно успешно. Один из мужиков,  положив своего противника-казака в снег, подскочил к «Карабатыру» сбоку и смаху въехал ему в ухо, а кулак Богомола влепил ему в голову с другой стороны. Тот со стоном повалился в снег и больше не вставал минут пять. Снег вокруг него начал плавиться. Василий подошёл к нему и приподнял, так что тот встал сначала на колени, а потом при поддержке недавнего противника, стал выбираться на косогор.
    С казаками было покончено. После победы над своим бойцом-гигантом они уже не были настроены на победу, да и устали уже все. Сколько ж можно  морды бить друг другу? Понемногу все поднимались наверх, где Шалопут уже открыл привезённую десятиведерную бочку пива и несколько глиняных кружек. Разгорячённые бойцы подходили,  утоляли жажду из этих кружек  и передавали их другим. Казаки и Добринские пили пиво вместе, обсуждая недавнюю схватку,  особенно запомнившиеся удары и моменты боя, смеялись и обнимались. Только старый казак в чёрной лохматой папахе и с крестами на чекмене, прыгнул в сани и, стоя на коленях, свистнув  погнал лошадь прочь от места боя,  где остались его поверженные земляки.  «Карабатыр» сидел на санях и ему заматывали голову чистой холщовой тряпкой, а он прикладывал кусок льда к переносице. На санях увезли и лежавшего навзничь кузнеца Вавилу, похоже, что у него были сломаны нижние ребра. Митяй, Филя и Савка тоже стояли рядом с бочкой, зачерпнув пивка,  и остужали себя пенистой жидкостью. Подбежал Егорка и, заглядывая в глаза, подобострастно начал тараторить скороговоркой,-
- А здорово, мы им наклали. Надолго теперь казарва запомнит, как  с добринскими силой меряться. –
Друзья переглянулись и промолчали. Егорка зачерпнул пива и поднял  вверх кружку.
-Давайте за нашу победу выпьем, за нашу дружбу.-
- Ага,- отозвался Митяй,- Старый друг, лучше новых двух, особенно ты. Видел я, друг мой лепший, как ты от казака улепётывал, когда должен был меня прикрывать. Они вдвоём,  потом так за меня взялись, что я жевать наверное неделю не смогу, а морда у меня теперь самая жениховская.-
 Вид у Митяя и вправду был плачевный: из распухшего носа все ещё капала кровь, левый глаз начал заплывать, свадебная вышитая рубаха была разодрана от ворота почти до пупа.
Подошли два казака, тот корявый, от которого сбежал Егорка, и тот, с кем бился Митяй. У одного была бутыль с самогоном, заткнутая початком, а у другого полковриги хлеба и шмат сала.
- Давайте, юнаки, по маленькой выпьем, чтоб зла не помнить.
Те подставили кружки и корявый плеснул каждому из бутыли.
-Добрые бойцы из вас будут, особенно этот, в расшитой рубахе, - кивнул он головой на Митяя. – Ловко дерётся и бьёт по-взрослому,  не хуже мужика.
- Так я мужик теперь,- заулыбался разбитыми губами Митяй, - у меня вчера свадьба была.
- Ну, тогда точно, мужик,- засмеялись казаки,  - у нас, правда, говорят,- это ещё не мужик, а женатик. Мужик, ведь,  не тот, кто девок портит, а тот, кто на себе хозяйство тащит. Да, похоже, что у тебя это получится. Давай выпьем за тебя.
Все выпили.
- Крепко вам сегодня досталось,- опять встрял Егорка, - а если б не татарин, вам бы вообще хана.
- Да уж, а если бы  ваш громила вовремя не подоспел, так мы бы вас раскатали,- ответил тот, что с пшеничными усами.- Откуда вы его взяли? Это ж не боец, а ужас Божий.-
-Это наш, из Кирсановых. – выпятив грудь от гордости, сказал Егорка, кивнув головой в сторону Василия, которого потчевал коньяком Шалопут.
-И ты из Кирсановых?- спросил корявый.
-Родня они нам.
- Так вот, ты паря, видно, не их корня.
-Это почему же?
- А,  бздун ты.
Парни и те, кто стоял с бочкой рядом, и слышал эти слова, захохотали.  Егорка вспыхнул.
-Ты, что, охренел? Ты слова выбирай…
- Ты мне не тычь,- посуровел казак, - Я георгиевский кавалер, Луговой Матвей Силыч. Меня на Вы величать надо. А коли бздун, так и есть бздун, и выбирать мне тут нечего. Или стукнуться со мной хочешь?
И он надвинулся на Егорку. Тот в испуге отшатнулся и  расплескал пиво, которое только зачерпнул из бочки.
- Митяй, ребята, что же это? Вашего друга обзывают, а вы, что и не заступитесь?
Парни переглянулись, казаки застыли в напряжении. Митяй после паузы ответил.
-Что ж нам снова кулачки начинать? Хватит на сегодня, да и нет причины.
- Как же, а я? Я ж твой лучший друг, – растерялся Егорка.
-Головка от х-я, - брякнул нецензурно Митяй, - был ты другом, да весь вышел.-
У Егорки слезы от обиды брызнули из глаз, и он бросился прочь от косогора.
Парни ещё выпили самогона, и запили пивком, а потом двинули к Митяю домой.
Когда они вошли в хату, то все трое хоть и плохо стояли на ногах, но с двух сторон поддерживали Митяя, который, почему-то, набрался больше всех.
- Ой,  Евдокия Михайловна, что же это?- сплеснула руками Манечка, когда увидела своего мужа, - Что же делать-то?
-А ничего, - презрительно сказала Евдокся,  - разуй и спать завали, да рассолу капустного рядом поставь. Утро вечера мудрёнее. А не можешь при себе мужика держать, так не причитай.
Вскоре раздетый Митяй уже храпел,  развалившись на кровати, а в углу её, сжавшись в комок,  прикорнула Манечка.
На другой день он надел вышитую рубаху уже заштопанную  и выстиранную и сел завтракать. Манечка подавала ему, стоя у стола. Сама уже перекусила раньше и посуду помыть успела. Так и завершились свадебные хлопоты Кирсановых.
 О Егорке в деревне с тех пор никто не слышал. Поговаривали, что он ушёл в тот же вечер с коробейниками в сторону Царицына.