Школа 67

      Школа N 67 находится  в одном из дворов сразу за Панорамой Бородинской битвы  на Кутузовском проспекте. Построена она примерно в то же время, что и 56 школа, откуда меня с таким позором изгнали. Но больше, кажется, ничего общего у них нет.

Различия.

     Начать, пожалуй, можно, с туалета на 4 этаже. Когда я туда впервые вошел, я подумал, что в школе пожар. В нос мне ударил столб едкого, противного дыма, тогда я еще не понял,  что сигаретного. Я не  курил, в моей семье никто никогда не курил,  и вид курящих школьников меня, мягко говоря,  удивил.  В туалете набилось человек 15 – 20, кто-то стоял плечом к плечу, как сельди в бочке, кто-то сидел на сливном бачке, поставив ноги на унитаз, кто-то сидел на перегородке между унитазами, и все как один, с жадностью курили. 
     На высоченном потолке, красовались следы 2 ботинок, как будто кто-то ходил по нему вниз головой. Как потом оказалось, по прямому назначению этим туалетом не пользовались, он служил скорее школьным «клубом по интересам». В нем прогуливали занятия, когда погода плохая, или просто заходили поболтать, обменяться музыкальными или еще каким новостями. Случалось, конечно, правда редко, что туалет пустовал.  Но существовал один человек, которого там прогуливал чаще всех остальных.   

Галунчиков.
    
      Ученик по фамилии Галунчиков,  на год старше нас. Он  не только  курил, но мы знали, что он  еще и  пил, -  взрослый порок, пока еще малоизвестный в нашем классе. Чаще всего он сидел на  сливном бачке, поставив ноги на унитаз,  с гитарой в руках, и  тихонько, чтобы не было слышно в коридоре, перебирал струны. Один к одному (если конечно не считать громкости и силы звука)   у него  получался Led Zeppelin,  Deep Purple,  Slade. Ходили слухи, что он  играет в какой-то  подпольной группе и даже сам сочиняет песни. Рассказывали, что однажды его родители уехали в дом отдыха на 2 недели, оставив его одного.  Галун (так его все звали) быстро пропил родительские деньги, оставленные ему на пропитание, после чего пару дней голодал.   Друзья его, всегда готовые потратиться на водку или портвейн, закуску считали излишеством. Они-то обедали дома, а к нему приходили пить.   Галунчиков нашел выход.  На помойке, которая стояла у нас во дворе, он стал ловить голубей. Он их ел.  Ел, да еще угощал собутыльников.   Не знаю, как уж он их готовил, но все, кто приходил к нему домой, весьма нахваливали его кулинарные таланты.
     Все также знали, что Галун «жрет цикл», препарат, которым лечат болезнь Паркинсона. Циклодол (полное его название) стоил сущие копейки, но продавался строго по рецепту. Галунчикову не составляло труда подделать рецепт.   Если  принять  5 или 10 таблеток сразу, то  галлюцинации обеспечены на целые сутки.  Это называлось «ловить глюки», чем и занимался Галун  в  свободное от гитары и пьянства время. Что он там видел в своих «глюках» - бог его знает, но в такие дни Галун становился явно неадекватным, уходил в себя, отвечал невпопад. Он никого вокруг не замечал. Кроме него циклодол никто «не жрал», и глюков не ловил.  Поправде cказать, с ним мало кто хотел общаться, уж очень он слыл экстремальной личностью.  Уже после школы мы узнали, как он закончил свою жизнь. Видно, именно «цикл» повинен в его преждевременной смерти.  Галуна убили при попытке угона самолета. Он решил, что на Западе сможет стать вторым Джимми Пейджем.  Чтобы обрести свободу, славу и деньги, он разработал план. Со своим другом, который пел в их группе и тоже мечтал о карьере  рок звезды, видно Роберта Планта,  они сели  на рейс Москва – Таллинн. После взлета они передали  пилотам записку с угрозой взорвать самолет, если он не полетит в Лондон.  Под бомбу они замаскировали магнитофон «Весна», из которого торчали 2 провода.  Галунчиков угрожал, - стоит ему соединить провода, как произойдет взрыв. Пилот передал: «Мы согласны, но нужна дозаправка в Ленинграде». Галун со своим другом согласились. После приземления, последовали долгие переговоры. Угонщиков убедили отпустить пассажиров, и сразу обещали вылететь в Лондон… Галунчикова   застрелили сразу, а его друг сел надолго в колонию.  Откуда мы это узнали? Просто всех, кто близко общался с Галунчиковым, вызывали потом на допросы в КГБ. Спрашивали, знали ли они о планах угона самолета, кто еще причастен к преступлению и все в этом роде. Я к счастью, в число его друзей не выходил.   

Коридоры.               
      
   Никаких горшков с цветами по стенам в коридорах (как в 56 школе) не стояло. Да они и не могли там стоять.  Потому, что они тут же оказались бы все на полу или того хуже, полетели в наших учителей. Ведь вместо того, чтобы ходить чинно парами с раскрытыми учебниками,  учить уроки, и с замиранием сердца думать «вызовут меня или нет»,  все мы  на переменах  носились с дикими воплями.  Со стороны это напоминало зверинец, но в хаосе существовали свои правила. Так вот -  наши игры в школе 67 и их правила: 

Слон.
      
    Играющие делятся на 2 равные команды. Кидается жребий, кому водить.  Водящие становятся друг за другом,  наклоняются и каждый держится руками за талию  впереди стоящего. Таким образом, получается как бы одно животное, длинное, как и положено слону,   с головой   и туловищем.  Другая команда по очереди запрыгивает на «слона», причем первый должен прыгнуть как можно дальше, на самую шею ближе к голове, за ним следующий – и так далее. Прыжки производятся с дикими воплями и как можно выше, чтобы приземление для водящих оказалось наименее приятным.  Потом «слон» должен пройти 10 шагов, причем оседлавшие, неистово бьют его пятками по бокам.  Если слон выдержит, пройдет эти 10 шагов, и никто не упадет, то «слон» победил. Водящими становятся те, кто прыгал.  Если же слон проигрывал,  (то есть если кто-то из водящих падал) то он опять становится  слоном. 

Гуляй  Рванина.
      
     Эта игра появилась случайно. Кто-то,  разговаривая с Лопухом   держал его  за накладной нагрудный карман.   Разговор шел эмоциональный, в какой-то момент Лопух дернулся, нитки затрещали, и карман   безнадежно повис изнанкой наружу на его груди. В попытке отомстить, Лопух резко дернул за боковой карман обидчика, и он тоже с легкостью оторвался и повис.  К общему восторгу из него посыпалась мелочь, выпали ключи и пачка сигарет.  В свою очередь обидчик оторвал Лопуху еще один карман. И пошло поехало. Все стали отрывать карманы у всех. Никаких команд. Каждый за себя. Главное оторвать как можно больше карманов. Но отрывать их совсем считалось против правил. Следовало сделать так, чтобы карманы оставались висеть глупыми тряпочками на пиджаках. Одному парню уже  после того, как все 3 его кармана повисли тряпочками, в довершение  разорвали еще и задний  разрез на пиджаке аж до самой шеи.  Такая игра всегда начиналась стихийно, и заканчивалась тем, что всю мужскую часть класса учитель отправлял «домой, к чертовой матери, зашивать одежду».

23  Февраля.   
    
     На 23 февраля наши девчонки всегда преподносили нам подарки. Они знали, что нам дарить. Однажды они подарили  игрушечные пластмассовые мечи, сабли, булавы и прочие атрибуты мужской доблести. Не прошло и мгновения, как все это мы пустили в ход. Мы дрались с настоящим остервенением. Кто-то лупил своего противника со всей силы мечом плашмя по спине. Кто-то пытался проткнуть парня, с которым только что сидел за одной партой, кого-то уже упавшего добивали насмерть двое. Побоище продолжалось всего несколько минут, как вдруг раздался громкий и властный крик: «Всем стоять, лицом к стене, руки за голову!»  Этот голос мог принадлежать только одному человеку – Роне  Михайловне.

Роня Михайловна.   
    
     Роня Михайловна - директор нашей школы. Та самая, которая принимала меня в литературный класс.  Она обладала не только уникальным бюстом, но и невероятной силы  голосом, который заставлял содрогаться стены. За этот голос мы за глаза  ее называли   Рони Джеймс Дио, в честь вокалиста группы «Рейнбоу». Кто слышал «Рейнбоу», тот поймет, почему.   
     Однажды Роня Михайловна выступала перед школьниками на митинге 1 мая. Она вышла на трибуну, взяла микрофон, пару раз кашлянула в него, и смущенно сказала: «Нет, пожалуй, без микрофона лучше». Это оказалось истиной правдой, потому, как ее выступление отлично услышали не только собравшиеся в школьном дворе ученики школы, но и жители всех окрестных домов и даже возле Панорамы Бородинский битвы.
      Роня Михайловна редко выходила из своего кабинета. Она появлялась на других этажах, только в случае, когда «дебош», так мы называли наши игрища, зашкаливал.  «Стоять, руки за голову» - такую фразу она произносила в исключительных случаях.  Чаще всего она кричала: «Я не понимаю, что здесь происходит!»  И все замирали в ужасе, стояли по струнке, не дышали: «Что же сейчас будет?»  Но ничего ужасного не происходило. Утихомирив такой простой фразой наш класс, она спокойно спускалась в свой кабинет до следующего мощного дебоша.  Наше «разнузданное поведение» очевидно, можно объяснить с тем, что учили нас в основном мужчины. Каким образом Роняя Михайловна смогла прилечь в качестве учителей столько мужчин в школу, никто не знал. Все они весьма профессиональные педагоги, что касается преподавания предметов, но на наше поведение они попросту плевали. Казалось, они и сами бы с удовольствием поиграли в «Слона» или в «Гуляй рванина», но им не позволял статус. И они с завистью смотрели на нас.

Сэм.   
    
   Сэм - так почему-то все между собой называли Евгения Семеновича Топаллера нашего преподавателя литературы. Сэм - невысок ростом, сгорблен, носил огромные квадратные очки с толстенными стеклами. Его седые волосы всегда убраны назад, но нельзя сказать, что зачесаны. Долго не знающие ножниц парикмахера, они скорее торчали, что придавало Сэму сходство с дикобразом.  Ходил он в старом засаленном костюме. В довершение ко всему, курил он в невероятных количествах сигареты «Прима», от чего его одежда ужасно воняла, а зубы и ногти по той же самой причине всегда оставались желто-землистого цвета. Он являлся также завучем школы и имел свой кабинет. Точнее совсем малюсенький кабинетик, из-под двери которого стелился сигаретный дым.  Но все внешние изъяны Сэма  моментально испарялись, как только он отрывал рот.  Он обладал красивым низким голосом,  невероятным обаянием и уверенностью в своей правоте.  На первом  же уроке  литературы, он перво-наперво  приказал выкинуть к «чертовой матери учебники», которые годны только для того, чтобы узнавать «даты жизни и смерти  писателей». «Литературу нужно читать» - говорил он. - «И думать, думать и думать».    Когда он рассказывал о Достоевском, Тургеневе, Толстом, Чехове, Куприне, он «парил» над классом, становилось очевидно, что русская литература - высший смысл его жизни, самая большая и взаимная любовь.  Он требовал такой  же любви и от нас.  Если ученик, а таких всегда довольно много, не «интересовался» не «читал», «не думал», то для Сэма такой ученик становился «нулем без палочки». Сэм просто не обращал на него внимания. «Свою тройку в четверти», ты всегда получишь, но так и «останешься полным идиотом,» - говорил Сэм. 
     Но вот если ты читал, что-то знал, и думал, то твой ответ на уроке литературы превращался в какой-то феерический спектакль.  По одному только виду Сэма всем становилось понятно, нравится ли ему твой ответ или нет. Если он видел,  что ты произносишь   заученный текст,   не свои собственные мысли, а вычитанные из учебника, который ты вопреки его приказу не выкинул к «чертовой матери»,    рот Сэма искривлялся, как будто у него там лимон без сахара. А  иногда лицо его становилось таким, как будто ему только что без обезболивающего выдрали зуб. Казалось, он вот-вот заплачет.  Но если вдруг это твои собственные суждения, лицо его сначала выражало заинтересованность, и когда он понимал, что ты знаешь произведение «не по фильму, не по изложению в учебнике» (которые не все выкинули), а читал сам, глаза его загорались. И  если ты говорил умно,  нестандартно, искреннее, лицо начинало светиться радостью и даже счастьем.  Самое удивительное происходило с Сэмом, кода ты выдавал что-то такое, чего даже ему в голову не проходило, в такие моменты он весь напрягался как пружина, постепенно приседал, и в момент кульминации, когда ты произносил именно то ценное, увиденное и выстраданное именно тобой, подпрыгивал с криком: «Вот, молодец, молодец, молодец!»  Потом, уже отдышавшись – «5 ставлю тебе, 5».   
     Иногда Сэм рассказывал о писателях, имен и биографий которых мы не могли узнать из учебников.  Рассказывал про Пастернака, про его «Доктора Живаго»,  про нобелевскую премию, про травлю, про Солженицына, про «Один день Ивана  Денисовича».  Он цитировал Высоцкого, называя его великим поэтом.  Сэм говорил, что Высоцкого станут изучать в школе наравне с Маяковским, «довольно скоро», но время это еще не пришло.  За интеллект и вероятно,  за смелость   его обожали девчонки.  Сэм, конечно же,  знал это, но как учитель и интеллигент он никогда  не позволял себе ничего лишнего со школьницами, но вот с девушками постарше мы часто его видели, прогуливающимся «под ручку».  Помню, как злился на Сэма химик, за то,  что он увел у него из кабинета молодую лаборантку. Я их потом видел вместе в кинотеатре «Киев», на каком-то романтическом французском фильме.

Химик.
      
     Химик – Ступоченко Евгений Григорьевич   - настоящий фанатик химии, заслуженный учитель. Наверное,  он любил химию не меньше, чем Сэм литературу.  В его кабинете всегда что-то взрывалось, горело. Запахи шли оттуда препротивные.  Его лучшие  ученики поступали на Химфак МГУ и в Медицинский институт без всяких репетиторов.  Я же относился к  самым глупым и неспособным  его ученикам.  Я просто ни разу за все  время учебы не отрыл учебника химии, не записывал на уроках, другими словами – мои знания по предмету ничем не отличались от знаний новорожденного младенца.  Химик долго не обращал на меня никакого внимания, но как-то раз решил меня наказать. И сделал это без  каких либо эмоций.  Очень строго и четко.  Он  поставил мне  5 «двоек» минуты за  3. Вот как это случилось. 
     - Вы, Мельников, не писали контрольную работу в прошлую среду.  - Сказал он в самом начале урока. -  Вы не болели, справки у вас нет, так что ставлю вам 2. Вы не пришли  писать эту контрольную в пятницу, которая была назначена, для тех, кто получил 2 в среду.  Ставлю вам еще одну 2. А теперь идите к доске, отвечайте домашнее задание.
-  Я не пойду, - сказал я нагло. - Я ничего не учил. 
     Дело в том, что меня никогда не вызывали к доске на уроках химии, потому что в моих «знаниях» и так никто не сомневался.  Почему он решил сегодня «устроить мне взбучку», я не понимал. Видно, что-то его разозлило:               
- Не учили, значит еще 2. 
     Я видел, как он поставил двойку в журнал. 
- Так, а задачу, вы решили? 
- Нет.
- Еще.2   
- 4 двойки?
- И еще одна, Мельников, двойка, просто так, на будущее, которое у вас, увы, весьма печально. 
     Вот это рекорд, настоящий рекорд, вероятно до сих пор никем не побитый. Я стал знаменит. Ни один ученик ни по одному предмету не достигал такого результата за 3 минуты. Химия меня не интересовала вовсе ни до не после этой знаменитой истории.  Из всего предмета  я запомнил  только  один,  поразивший мое воображение факт. Химик рассказывал на одном из занятий, что производство бутылки водки обходиться государству в 10 копеек. А продается она по 5 рублей и 30 копеек.  Какой цинизм!

Физик.          
    
     Физик походил на героя Владимира Высоцкого из фильма «Вертикаль». Он был всегда небрит, носил свитер грубой ручной вязки, джинсы и тяжелые туристические ботинки.  Мои успехи по физике не превосходили успехов по химии. Но физик не карал сурово за незнание своего предмета. Он говорил: «Тем, кто не собирается поступать в технический институт, многого знать и не нужно, но вы хотя бы запомните, что Бойль и Мариотт – это разные люди!»  Только  это я и запомнил из курса физики. Но  зато на всю жизнь.      

Вадим.      
    
     Вадим Александрович Монахов - учитель географии и одновременно наш классный руководитель. Седой мужчина высокого роста, широкий в плечах, немного крючковатый нос делал его похожим на старого и опытного моряка, каковым он и являлся в определенной степени. Как мы потом узнали, в молодости Вадим вместе со своими двумя сыновьями строил катамараны, и они летом оправлялись в дальние речные походы.  Они даже плавали (точнее ходили) по великим сибирским рекам. Когда-то уже довольно давно ему присвоили звание «заслуженного учителя», еще и потому, что географию он знал не только по атласам и картам.  Но,  к тому времени, как все мы пришли в 67 школу, он почему-то начал сильно пить, и уже никаких походов не устраивал.  Да и занятия по географии у нас случались редко. На своих уроках Вадим проводил либо классный час, либо субботник. Одним словом все, на что другие люди тратят свое личное время, Вадим делал в рабочее.      
     Правда иногда, но очень редко что-то странное с ним случалось, и он решал провести все-таки урок географии. Он заключался в том, что нужно моментально называть столицы разных стран.   10 столиц назовешь правильно – 5.  Ошибся хотя бы раз, все гуляй -  2. Почему-то он не допускал возможности ни одной ошибки:   
- Столица Болгарии?  – София.
- США – Вашингтон.
- Канады - Монреаль.
- 2 – гуляй. 
- Столица Канады? – Оттава.
- Столица  Мексики?  – Мехико.
- Столица Бразилии? – Рио-де-Жанейро.
- 2 -  гуляй.
- Столица Бразилии? – Бразилиа.
- Молодец. Столица Турции? 
- Стам… нет Анкара.   
- Молодец. Столица Непала? – ммммм.
- Гуляй – 2.   
- Столица Непала? - Катманду.
- Молодец . Столица  Гондураса? – Гондурас.
- Гуляй 2…
     Таким образом, за пол-урока он мог опросить весь класс и поставить всем по «2».  Интересно, что за четверть никто не получал меньше 4, как он выставлял эти оценки, одному богу известно. Но зато я на всю жизнь запомнил,  что столица Гондураса – Тегусигальпа…. Тегусигальпа… да, брат, Тегусигальпа.    
     Вообще Вадим, запомнился мне очень добрым человеком, и несмотря на свой суровый вид отставного боцмана со взглядом: «Я-то ужо вас всех знаю, и вы меня не проведете», он никому никогда не делал плохо, и даже никогда никого не ругал.   
     Однажды на субботнике мы вешали на стену тяжеленный стенд с фотографиями Политбюро ЦК КПСС во главе с Брежневым. И вот работа сделана, Вадим подходит к   стенду, причем одна сторона его почему-то прилегает к стене очень плотно, а другая отходит  чуть ли  не на сантиметров 10.  И вот Вадим, дотрагивается до стены, со словами: «Молодцы ребята, хорошую работу сделали», как этот самый стенд грохается на пол и разваливается на куски.
    «Вы кретины!» - кричал Вадим, - «Вы меня убьете, так хер со мной, я уже старый, так вы друг друга поубиваете!»
       Это единственная яркая вспышка гнева, которую я наблюдал у нашего Вадима за все 2 года, что учился в школе 67.