Дебют

Сменив очередную работу, Башмаков вскоре выяснил, что на этот раз ему выпало возить писательские «рукописи» для литературной премии «Лицей».
«Что это, издевка или знак судьбы?» – думал Башмаков и склонялся ко второму. Конечно, издевка, чего он только не возил: игрушки из сексшопов и дерьмо в виде анализов, а теперь по воле вселенной, как модно говорить, ему выпал шанс возить чужие рукописи, ему, писателю? Что это как не издевка.
Башмаков и раньше попадал в странные ситуации. Недавно его друг Саша Камчатский выиграл литературную премию «Дебют», а его не пригласил. Башмаков сам заявился, потому что пригласительный ему выдал руководитель его литературной студии. Башмаков решил тогда: «В лонг-лист даже не взяли, но хоть водки нажрусь!»
Странность этого случая была в том, что, отправившись на премию, Башмаков попал туда не сразу.
На Кутузовском проспекте проходило, видимо, не одно пиршество, что для таких богатых мест не новость. Башмаков, блуждая снежным ноябрьским вечером, спутал здания: ему нужен был дом 29, а совсем не 30, но его ввела в заблуждение выложенная на снегу дорожка из горящих маленьких свечек. Удивился он, конечно, организаторскому размаху, но все же поверил (потому что очень хотелось), что это литераторов так приглашают и что праздник на этой улице один. Не смутило его и то, что свечная дорожка вела его в оккупированное какой-то конторой большое помещение на первом этаже жилого богатого дома. Дом этот в форме колодца строился для управления делами ЦК ВКП, и кто только не жил здесь в свое время из числа родственников советской номенклатуры: от внучки Хрущева до Валентины Терешковой, ну это так – для справки.
Башмаков замерз, погода была в тот день зверская: снег, дождь и ветер, ему надоело шляться в темноте по улицам и бродить вдоль домов и он, отбросив все сомнения, пробрался внутрь, где красивые девушки за стойкой в два рта широко и приветливо улыбались. Башмаков тоже изобразил улыбку.
— Я по приглашению, вот, — залепетал он, смущенный.
Девушки не были инструктированы проверять бдительно дорогих гостей, это тебе не охрана супермаркета, они должны были только улыбаться, поэтому даже не посмотрели, что у него там, в бумажке этой, написано, дабы никоем образом не обидеть: мало ли кому там какие пригласительные шеф рассылал.
Выглядел же Башмаков сносно, он надел свою лучшую рубашку и выгладил джинсы, так что вполне сходило за модный среди успешных людей «расхристанный» стиль. Ничто по воле случая не мешало ему пройти дальше, и так Башмаков оказался в затемненном помещении, где было достаточно тесновато, чтоб разместить несколько сотен литераторов. Это, конечно, в очередной раз удивило его, но Башмаков решил, что попал в какой-то предбанник и что самая премия будет проходить потом, когда их напоят тут и препроводят дальше, где, наверное, уже ждут их остальные. Предположение безумное, куда дальше их могут препроводить, если это жилой огромный дом, но что не взбредет в голову, лишь бы поверить в сказку.
Чуть помешкав для приличия, он двинулся к столу, у которого на вытяжку стоял официант, отвечающий за разлив; он тотчас предложил обслужить Башмакова, если тот только пожелает. Башмаков чувствовал, что он первый у него за этот вечер, первый и единственный, кто, едва войдя, рванул к столу.
Башмаков смутился, он не привык, чтобы его обслуживали, к тому же пугал ассортимент, среди напитков не было привычной водки, а закуски напоминали… черт-те что они напоминали, он даже не знал, как это есть, чтоб не обляпаться, поэтому попросил налить ему коньяка.
— Хеннесси? — спросил официант.
— Давайте хеннесси, — махнул рукой Башмаков.
Официант наливал Башмакову, что называется, «через руку», за что где-нибудь на заводе или в артели грузчиков, ему бы за это руку и отбили, но тут был не завод и не до претензий. Не ударить бы в грязь лицом, вот все, о чем думал Башмаков и поэтому, махнув свой коньяк, из закусок выбрал самую безобидную и знакомую – лимон. Он знал, чего ждать от лимона, а чего ждать от… тарталетки, устрицы, улитки или еще какая хрень – совершенно непонятно было, как это назвать! И в огромном множестве и разнообразии.
Башмаков боялся, что, засунув это в рот, с непривычки срыгнет официанту на жилетку. Он вспомнил один случай, когда ехал в электричке. Давно это было, в начале нулевых. Девушке стало плохо в тамбуре, ее затошнило, а парень сделал совершенно рыцарский жест: раскрыл перед ней свою длиннополую кожаную куртку и спрятал от глаз пассажирских; ее тошнило ему в куртку, и блевотина текла по изнаночной стороне куртки на пол и ботинки, а парень поглядывал через плечо: нет ли желающих осудить и во взгляде его читалось, что для любимой своей он пожертвует не только одеждой. Башмаков подумал тогда: а что если девушка выйдет из электрички, утрет рукавом рот и скажет, что ей стыдно идти с ним, облеванным, рядом?
Как бы там ни было, официант вряд ли был готов пожертвовать ради Башмакова своей спецодеждой, поэтому тот воздержался от дегустации деликатесов.
— Повторить? – спросил официант.
— Можно, — отозвался Башмаков.
Так он накатил грамм двести-двести пятьдесят хорошего заграничного коньяка, которого никогда раньше не пробовал. Коньяк пился как чаек подслащенный, что у твоей бабушки. А с лимоном и совсем сказка!
Зал же постепенно наполнялся публикой, из-за ширмочки выглянули чернокожие музыканты и заиграли что-то медитативное на тамтамах и каких-то африканских гуслях. «Широко живут, оказывается, наши литераторы», — размышлял Башмаков, разглядывая лысого ухаря в модном пиджаке с кожаными заплатами на рукавах. Остальные мужчины большей частью были в черных строгих костюмах, а дамы — в вечерних платьях. На запястьях, пальцах и шеях мелькали разные украшения; хоть Башмаков не разбирался, но на вид — дорогие: из драгметаллов и камней.
Некая парочка в уголке, посасывая из бокалов шампусик, поглядывала на Башмакова и похотливо улыбалась. Башмаков стал догадываться, что попал, наверно, на юбилейный слет свингеров. «Нет уж, без боя я не отдамся!» — решил он и пошел к официанту накатить еще бокальчик.
По привычке он начал приглядываться, к кому бы из «пассажиров» можно примкнуть для совместной дальнейшей попойки: скучно же бухать одному! Среди других отличался неряшливостью один бородатый и молодой. Типа хипстера, только в костюме. К счастью для Башмакова же, все его помыслы оборвал включившийся свет. Музыка смолкла, принаряженное помещение, где за ширмами скрывались стойки, а столы были вынесены, оказалось отделением банка.
На небольшую сцену вышел презентабельный мужчина в сиреневом, с лиловым отливом, костюме и, взяв слово, поприветствовал всех собравшихся в банке учредителей, инвесторов и…
Не дослушав тот короткий список, Башмаков засобирался к выходу, побоявшись даже дернуть на посошок: слишком уж привлекал он взгляды при включенном свете. И та самая парочка из уголка, казалось ему, уже откровенно посмеивалась над ним. «Надо рвать когти, пока не вышвырнули за воротник», — решил он и двинулся к выходу, спасая свое положение. Девушек, встречавших его, там уже не было, но гардеробщик оставался на своем месте.
— Что, уже уходите? — с дежурной улыбкой спросил тот, но Башмаков параноидально подозревал каждого, ему казалось, что все моментально раскусили, кто он тут такой, и того и гляди, появится пяток крепких лакеев с засученными рукавами.
— Да, пора, дела, — ответил «деловой» Башмаков и, выйдя на улицу, вздохнул спокойно. Никто его не подстерегал, никому он был не нужен.
— Ну и дурак, — сказал ему потом один литератор. — Затусил бы с банкирами, книжку бы издали.
— Ага, так бы издали, что хрен бы весь тираж унес, — отвечал Башмаков, ничуть не жалея, что сбежал оттуда.
Мокрый снег облеплял его куртку. «По одной куртке гардеробщик, наверно, все понял», — продолжал расстраиваться Башмаков.
Когда он отыскал нужное здание, в которое изначально должен был попасть (это был театр: «Мастерская Петра Фоменко»), то на входе не увидел никаких радушных девушек, а только охранников в пиджаках и с рациями. «Правильно, так и нужно встречать литераторов, особенно таких, как я», — подумал Башмаков. Он успел в аккурат к вручению. На сцене Павел Санаев выступал с речью. Он говорил, что премия «Дебют», это почти тот же «Оскар», только «Дебют».
После коньяка его потянуло в сон, и Башмаков, наверное, заснул, если бы не увидел, наконец, своего друга Камчатского. Тот был не на сцене, а на большом экране, где показывали пафосно снятый клип, в котором Камчатский мелькал под разными ракурсами и в разных позах, периодически что-то говоря и поправляя очки, а потом он и сам появился на сцене. Он победил в номинации «Малая проза» и получил на карту миллион рублей. Поздравляла его с этим Алика Смехова.
Когда официальная часть закончилась, народ толпой повалил в общую залу, там стояли фуршетные столы, а за стойками, по бокам, официанты разливали водку и вино. Толпа моментально ринулась к стойкам и облепила их — комар носа не подточит. Официанты были без жилеток, в одних белых рубашках, работали они скоро, без «здрасти» наливали всем, кто подходил, чуть ли не с двух рук. Напитки были средней категории: водка «Смирнофф» и два вида сухого вина, в котором Башмаков не разбирался. Стоял шум и гам, одни протискивались за алкоголем, другие пробирались с ним обратно к столам, стараясь не разлить и держа в руках по два бокала сразу. Некоторые принимали решение выпить взятое на ходу и вставали в очередь заново. Если бы столы с закуской не находились на приличном расстоянии от разлива, толпа совсем не редела бы и рано или поздно началась давка. К общему счастью, организаторы просчитали зверские аппетиты молодых литераторов.
На столах с закуской было все в момент расковыряно, нельзя было угоститься виноградом, чтоб не обнаружить его перемазанным в майонезе с соседнего, казалось бы, стола с мясными салатами. Тут и там валялись обглоданные кости, надкушенные бутерброды, и алели на скатертях пятна разлитого вина. Здесь Башмаков чувствовал себя по-свойски, спокойно: лакей на нагрянет из-за спины, чтоб вытолкать на ветерок – пробздеться. Возле одного из таких столиков он встретил знакомцев – студентов Литинститута, они пили вино и обсуждали какую-то дичь, одна из девушек предложила Башмакову мяса, на что тот поинтересовался, не ее ли мяса она ему предлагает, чем вогнал всех в краску, один неизвестный драматург даже сглотнул стыдливо слюну при этой фразе, то ли от зависти, то ли от злости, а Башмаков просто ушел, оконфузив всех и оставив в недоумении.
Накидавшись водкой, он схватил за задницу знакомую поэтессу и так и не отпускал до самого метро, засосавшего его в свою тоннельную мглу, как черная дыра, в которой теряешь память и рассудок. На конечной Башмакова растолкала женщина в красной шапке, благодаря которой он не уехал в депо, а добрался до дома. Женщины в красных шапках регулярно будили Башмакова на протяжение его творческого пути. Но не только его, это было частью их нелегкой подземной службы.