Сахарский снег

     Шторы разбежались прочь и жадный, хищный свет вскочил в комнату. Так врываются в побеждённые города и, ослеплённые азартом, тащат: старые настенные часы, тюки грязного белья, раскосую мебель, рвут со стен обои. За окном уже все было дочиста разграблено солнцем. Перепуганные редкие тени колыхались от страха, прикрученные к стволам деревьев; стояли, втянув голову, узкой полосой вдоль стен и заборов.
     Я живу на третьем этаже. Каждое утро, когда вершу этот ритуал, из-под моих ног выпрыгивает, укатываясь в пыльную даль, красно-зелёный шар африканской сахаро-сахельской природы. Тысячекилометровая плоская столешница из красной глины, жерновом жары перетертой в муку. Травы нет. Колышется в мареве, изрядно подранная, зелёная скатерть деревьев, вбитых в землю по самую крону. Словно на жирной глади горячего борща парятся нарезанные кудри петрушки. Тоска однообразия.
     По канаве между заборами, что на французский манер здесь именуется «rue» (улица), прогнали коров. Прескверное зрелище. Иссушенные, тощие, вжавшиеся в ребра телеса, высыхающими простынями перекинутые через позвоночник, привычно и покорно умертвляли видимое пространство.
Открыв окно, я вышел на балкон. Солнце прилипло к моим оголенным рукам и шее расплавленной янтарной смолой. Но это уже не больно, за три года я привык. Теперь даже прохладно – на календаре зима.
     Вот и ночь. Густой чёрный шоколад неба, обсыпанный сахаринками звёзд. Душно. Небесное варево томится, и ты чувствуешь, как его струйки скатываются по распаренному телу. Тонкий острый месяц здесь всегда валяется на спине – ему тоже жарко. Он в недоумении и любопытстве косит глазом на твою спешащую фигуру.
     Куда иду? За рядком бескожих эвкалиптов, на перекрестке песчаных дорог стоит фонарь. Из-под  полуприкрытого века опрокинутого плафона выглядывает желтый зрачок лампочки. Треугольник рожденного им света жадно пожирает ночная мошкара. Она подставляет этому обманчивому солнцу свои искрящиеся брюшки, прокладывая путь среди себе подобных и бесподобных. Но для меня здесь другая картина. Под одиноким фонарем, в кайме изъязвленных эвкалиптов, так похожих на берёзки, мягко и тихо…идет снег…