Ши Хо

Город просил дождя… Серые улицы - опухшие, как после долгого сна, душный воздух стелется по асфальту невидимой кошкой.
Тем не менее, начало дня не предвещало ничего необычного, не считая тяжести от ожидания грозы. Город замер в нетерпении, но время шло, а с неба все еще не упало ни капли…

Еле отдирая от себя липкий сон, я выбралась на кухню, на автомате совершая рутинные действия. Шум воды, шелест кофе… И только когда кофемашина начала урчать, мигая своими огоньками, меня медленно накрыло тревожное осознание… И дело не только в тишине перед неизбежным ливнем за окном. Нет, эта песня совсем не о том, как не ладили люди… Стоп, отставить песни. Иначе опять отвлекусь на перебирание бисеринок слов и фраз, зашуршат в голове образы разных форм и тогда… тогда что-то очень важное уйдет, растворится. Нельзя этого допустить. Не сегодня.
Слишком долго я уже сплю наяву, то и дело теряя легкость, пропуская непростительно много цвета и звука мимо своей сердцевины. Давно сломалась соломинка, через которую меня когда-то научили потягивать жизнь медленными солнечными глотками, и я смирилась, остановилась на этом… Не стала учиться обходиться без этой соломинки: ведь и старую не починить, и новая не станет близкой чувствам… Слишком много… слишком больно…

В помещение пробрался странный запах. Он перебил темно-коричневый звук кофейных линий, заполнил все пробелы и уголки, нарастая, зашептал о чем-то смутно знакомом. Можно было до покалывания на кончиках пальцев ощутить его текстуру и плотность, упругость. Фиолетовая музыка с серебристыми, немного колючими блестками. Совсем не весенний, густой цвет. Не серый атлас майской улицы под темнеющим стальным небом, не золотистая паутинка утреннего пения птиц…

Я закрыла глаза, прислушиваясь, когда окно вдруг распахнулось под порывом ветра. За спиной мягко зашелестели переворачиваемые страницы. Книга, к которой я несколько месяцев не прикасалась, ожила и раскрылась.

- Двадцать первая гексаграмма, Лина, - произнес знакомый голос. – Ты ведь знаешь…
Совсем отлично. Утро, которое начиналось так обыденно, перестало таковым быть. Сегодня не получится плавать в повседневности, лениво перетекая от одной реалии к другой. Как бы не так… Видимо, впервые за долгий срок, придется будить в себе чуйку, вслушиваться и наблюдать, а с непривычки это сделать тяжело, как бывает тяжело спеть оперную арию после нескольких часов молчания, когда голос становится севшим и непослушным…
- Даже не обернешься? – в голосе слышится грустная ухмылка.
- А стОит?
Сухой звук щелкнувшей зажигалки. Еле слышное потрескивание фитилька давно не горевшей свечи. А ведь даже не вечер…
- СтОит или нет, решать не мне. И это ты тоже знаешь.
- Тогда зачем ты здесь?
- Полно… Сколько можно злиться на неизбежность? Давно пора перестать выискивать причины и носить в себе колючесть разочарования от того, что я в свое время не стал няньчиться с твоими представлениями о дружбе или мистических предназначениях. Знаешь почему? Просто потому что няньки нужны только младенцам. А ты давно выросла из ментального младенчества. Если честно, быстрее, чем я думал…
- Я понимаю, но…
- Если понимаешь, тогда без «но».
- Хорошо. Без «но» спрашиваю: зачем теперь ты здесь? Много лун сменилось. Много вопросов было задано. Много в ответ выслушано тишины. Пройдено.
- Пройдено ли? Ши Хо, Лина. Двадцать первая гексаграмма, ты ведь хорошо ее помнишь, не так ли? Ты носишь ее в себе двадцать четыре на семь, прячешь в памяти, перебираешь как четки, которые осязаешь только ты.
Я молчу. А что сказать? Это разговор без конца на всех уровнях понимания. Был когда-то смысл в каждой букве, в каждой черте, и не приходилось всматриваться в знаки до темноты в глазах чтобы понять их танец. А теперь…
- Послушай, - спокойно продолжал голос, и грусть, звучавшая в нем, делала его теплым и текучим, - Ты выбираешь Ши Хо, потому что тебе кажется, что нужно прогрызаться сквозь непонимание снова и снова, но ты забываешь, что при этом легко ранишься, царапаешься о каждый свой шаг. Ты забываешь снова и снова, что текущая вода…
- Сама прокладывает себе путь… Я помню.
- Верно. Суть в том, что вода не может найти выхода, если в ней нет движения, смены состояний, если она выпадает из естественного цикла, начинает ему сопротивляться, то в результате остается без пути к обновлению. Превращается в лужу, мелкое болотце…
- А потом идет дождь…
- Дождь? – в голосе звучит неподдельное удивление. – Хотя, пожалуй, дождь… Это хорошо…
- Я ведь не увижу тебя, обернувшись?
- Тебе это не так нужно, как кажется. Мое присутствие давно не то, от чего зависит твое движение вперед.
- Но ты отправил Рена. Приглядывать. Зачем?
- Он не навязчив. И тоже не станет сопротивляться твоему желанию буксовать на месте, если ты того захочешь.
- Вопрос был совсем не об этом…
- Отнюдь. Я ли, Рен ли, или просто дождь за окном, - неважно. Никто не приглядывает за тобой, если тебе не нужно. Вечность начинается в тебе, никто не может этого отнять…
- Знаешь… Я думаю, Рен тоже уже не придет. Последний раз он был разочарован. А я была пуста.
- Пустота – лучше, чем фальшивая наполненность, Лина. Просто помни. Ши Хо – хорошее состояние. Нужно просто смотреть на него с мудростью…

Какое-то время в помещении царило безмолвие, а потом мне стало понятно, что за моей спиной больше не прозвучит ни слова. Только легкий прозрачный звук перебираемых ветром страниц…

Мой странный гость не оставил мне выбора: только думать над чашкой с остывшим кофе. Перед глазами невидимая рука снова и снова вычерчивала двадцать первую гексаграмму: девятка, две шестерки, девятка, шестерка и снова девятка. Ши Хо. Крепко сомкнутые зубы. Осознание временности тяжелой ситуации, терпеливый путь из темноты…

Утро собиралось превращаться в день, когда по стеклам застучали тяжелые капли…