Мертвая голова

Мертвая голова


Глава 1. События, которые становятся предвестниками страшного преступления

 Наташа посмотрела в зеркало и даже губами причмокнула от восхищения. Из зеркала на нее смотрела самая настоящая красавица. Глаза были такими большими и выразительными, что казались двумя маяками, способными завлечь, заарканить самого лучшего, самого прекрасного мужчину на свете. Именно такого, каким, по ее представлениям, был Сашка. Носик — маленький, курносенький... Наташе вспомнилось, как еще бабушка шутила, что такие носики были у героинь русских сказок, которых злой Кощей затягивал колдовством в свое царство. Губки, может, слегка полноваты, но они излучают такую чувственность! Ослепительно белые волосы красиво падали на ее плечики... Наташа критически оглядела свою фигурку и осталась довольна. Сексуальность подчеркивало домашнее платьице, короче которого не бывает и купальника. Нет, сегодня Сашенька обязательно останется с ней, а не пойдет, как обычно, пить с друзьями, после чего, ругаясь и придерживаясь за стены, возвратится под утро.
От радости, что все будет хорошо, она даже показала самой себе язык. Наташа повернулась к зеркалу боком, кокетливо, словно кошечка, изогнула спинку. Хороша, черт возьми, даже очень хороша!
Внезапно из кухни раздалось громкое шипение. Наташа бегом бросилась туда, начала переворачивать на сковороде кусочки сала. Сегодня у Сашеньки будет прекрасный ужин. То, что он любит. «Уж я-то постараюсь», — думала Наташа, нарезая полукольцами лук. Ну вот, кажется, с салом все нормально. Она аккуратно сняла его со сковородки, бросила подрумяниваться лук. Затем вынула и его, капнула чуть-чуть подсолнечного масла и, дождавшись, пока оно заскворчит, опустила в него уже нарезанную соломкой картошку. Скорее бы пришел Саша! Трезвый. Добрый.
Женаты они были уже больше года. Наташа все думала, как же ей все-таки повезло, что такой настоящий мужчина как Саша выбрал из всех девчонок именно ее. Когда-то они учились в одном классе. Наташа давно присматривалась к нему. Ей импонировало его гордое независимое поведение и то, что одноклассники именно его признают своим лидером, вожаком. Но по-настоящему она поняла, что Саша должен стать ее парнем, когда учились в восьмом классе. Однажды вечером целой ватагой они возвращались домой. Навстречу им двигался какой-то пьяненький мужичок, лет так около тридцати. Как и подобало лидеру, Саша шел впереди. Поравнявшись с этим мужиком, Саша неожиданно выбросил руку, и кулак вонзился прямо под дых. Мужик согнулся, и в этот самый момент Сашенька элегантно размахнулся ногой и врезал ему в челюсть. А когда мужик свалился, Саша стал бить его точными и сильными ударами ног. Наташа просто млела от восторга: какой он сильный, смелый, мужественный! Подвиги, а иначе такие действия Наташа и не называла, Саша стал совершать достаточно часто. И с каждым из них росло чувство девушки к нему. Она изо всех сил стремилась выделиться, обратить на себя его внимание. Но все время наталкивалась на его равнодушный взгляд… В конце концов девичье естество дало себя знать, и Наташа согласилась провести вечер с Андрюшей из параллельного класса
Тогда-то все и случилось. Они гуляли с Андреем неподалеку от школы, когда внезапно прямо перед ними возник Саша.
Остановившись в нескольких шагах от них, он поманил их пальцем. Приближаясь к нему, Наташа чувствовала себя отданной на заклание овечкой. Неожиданно Саша взмахнул рукой, и пощечина обожгла Наташину щеку. Потирая ушибленное место, девушка смотрела, как резкими ударами Саша расправляется с ее поклонником, который даже не пытался сопротивляться. Наконец Саша остановился:
— Все понял? Еще раз увижу возле нее — убью! — он ткнул ногой валявшегося на земле парня. А ты с сегодняшнего дня моя женщина! Увижу с кем-то — прибью!
Вот с того дня все и началось. Любовь и счастье заполнили сердце девчонки. Они теперь практически не расставались, и Наташа, ловя завистливые взгляды подруг, наслаждалась обществом самого прекрасного парня на свете. Правда, кое-что в Сашином поведении ее шокировало, но Наташа объясняла это своей отсталостью, неумением сразу постичь то, чего хочет от нее ее любимый. Однажды, например, Саша привел Наташу в подвал, где обычно любил проводить время с друзьями, и на их глазах овладел ею на старом грязном топчане, прибежище многих поколений бомжей и так называемых трудных подростков. Поначалу Наташе это было неприятно, но ведь так хотел ее Сашенька! После того как, тяжело отдуваясь и сопя, будто паровоз, Саша слез с нее, один из зрителей, худенький, наголо остриженный, с огромной бородавкой на щеке, спросил у Саши:
— Можно, теперь мы ее поимеем?
Наташа на всю жизнь запомнила, как загорелись гневом черные Сашины глаза, как резко он вскочил, будто и не обессилел только что на ней:
— Ты, шваль болотная, хочешь поиметь мою женщину? Ты?
Наташа увидела, как на парня посыпались удары... Как он упал, а Саша все продолжал его бить. И никто, никто из этой присутствующей шушеры не осмелился вступиться за него, все боялись ее Сашеньку! Она, как всегда, с восторгом глядела на своего обожаемого.
Взмахнув головой, она нехотя отрешилась от нахлынувших воспоминаний. Подошла к печке, потыкала вилкой поджаривавшуюся картошку и с удовлетворением поняла, что та уже почти мягкая. Сашенька, конечно, будет доволен. И отблагодарит за такую заботу. Может — даже страшно об этом подумать. Наконец купит ей золотое колечко с маленьким бриллиантом, на что Наташа уже давно намекает. Она отщипнула от головки чеснока несколько зубчиков, быстро их очистила и стала шинковать на специальной дощечке. Чеснок отправится в сковородку не ранее чем за минуту до конца жарки. Пока еще время есть.
Все-таки во взаимоотношениях с Сашей поначалу было много неясного и непонятного. В том, что он по-настоящему любит ее, Наташа убедилась только в десятом классе. В тот день она после уроков шла домой к Саше, который к тому времени уже бросил школу. Неожиданно перед подъездом ей преградил дорогу высокий парень лет восемнадцати, которого прежде Наташа никогда не видела. Он грубо схватил ее за руку:
— Кошечка, хочешь прогуляться?
— Оставь меня! — испуганно вскрикнула Наташа.
Но он и не думал оставлять ее.
— Пойдешь со мной — я тебе мороженого куплю!
— Оставь меня, я Сашу позову!
— А это еще кто такой? — ухмыльнулся незнакомец.
Внезапно он схватил ее за плечи, развернул, повернув к себе спиной, и сильно пнул ее коленом в зад. Наташа почувствовала, будто неведомая сила подбросила ее вверх. Почти пролетев метра три, она шлепнулась перед самой дверью в подъезд, ободрав до крови коленки и ладони. Не помня себя, Наташа взбежала по лестнице и кулаками стала барабанить в знакомую дверь.
— Саша... там... — бросилась она на грудь к любимому и, все еще всхлипывая от пережитого страха, рассказала ему про случившееся.
— Жди меня! — коротко бросил Саша и побежал по лестнице вниз.
Минут через десять Наташа услышала, что дверь в квартиру открывается. А еще через минуту Саша втащил за шиворот какого-то парня, который при ближайшем рассмотрении оказался тем самым нахалом, пристававшим к ней на улице. Однако узнать его было трудно. Багровый синяк и разбитый нос слегка изменили его лицо. Саша поставил его на колени перед ней.
— Делай с ним что хочешь! Только ко мне не приставай, отдыхать буду, — с этими словами он завалился на диван, демонстративно отвернувшись к стенке.
Наташа оторопела. Она думала, что Саша сам отомстит за нее. Но мысль самой собственноручно наказать негодяя показалась ей заманчивой и даже прекрасной.
— Не вставай с колен! — приказала она парню, который стал приподниматься с пола.
Она глядела на него и видела, как лицо этого в принципе красивого юноши наполняется страхом.
— Ты меня боишься?
— Прости меня! — жалобно попросил он.
— Раньше надо было думать! — ответила Наташа и плюнула ему в лицо.
Мысли бежали в голове. Хотелось придумать такое наказание, которое бы просто раздавило этого нахала, растоптало его морально, унизило так, как его не унижали еще никогда. Внезапно Наташа поняла, как это сделать.
— Ты ведь хотел прогуляться? Сейчас прогуляемся. Чего же ждешь, вставай и спускай штаны…
С полминуты он испуганно глядел ей в лицо и, решив, что лучше подчиниться, расстегнул ремень, рванул молнию и стащил брюки. Поднял глаза и, поняв по Наташиному взгляду, что это еще не все, непослушными от страха пальцами туда же потащил и серые в красный горошек семейные трусы. Наташа с любопытством глядела, как это ничтожество стаскивает с себя брюки и трусы, кладет их и стоит красный, как маленький мальчик. И ладошками свой член прикрывает. Нет, он вовсе не оказался страшным: мозгляк, да и только. Наташу охватил гнев. И это убожество, этот мозгляк, посмел угрожать ей? И даже ударил её ногой под зад! Наслаждаясь собственной властью, Наташа медленно обошла стоящего парня и неторопливо оглядела его задницу. И тут ей пришла озорная мысль.
— А ну-ка, дай свой ремень из брюк, живо — сказала она.
 И когда он вытащил ремень и протянул ей, она схватила его за волосы и с силой пригнула его голову к полу. Таким образом, голова, растопыренные ладони и колени оказались прижатыми к паркету, а зад, возвышаясь над всем остальным, беспомощно оттопыривался. Наташа зажала его голову ногами и, размахнувшись, с силой опустила ремень на эту тощую задницу. Парень дернулся от боли, вскрикнул, и Наташа поняла, что первую победу она уже одержала.
Опять взвившись в воздухе со свистом, ремень снова опустился на беззащитную задницу. Опять вскрик. Однако кожа на ней осталась девственнобелой. Не смогла Наташа рассечь кожу и с третьего удара, хоть попыталась попасть в ту же точку, что и первые два раза. Зато в следующий удар она вложила всю свою душу. Ремень буквально врезался в ягодицу, оставив на ней длинную, сантиметров в десять, полосу. После этого Наташа уже не считала удары. Ее охватило какое-то мстительно-радостное чувство, и, раз за разом опуская ремень, она наслаждалась этим, отводя душу. Каждую новую полосу на коже, вскрик жертвы, который следовал уже после каждого удара, воспринимала своей очередной победой. И это чувство так возбуждало ее. И казалось ей, что, вытягивая парня ремнем, она мстит не только за нападение на нее перед подъездом, а за все обиды, которые когда-либо сыновья Адама нанесли дочерям Евы.
Вскоре вся задница парня покрылась диковинными красно-бордовыми узорами. Наконец минут через 15, когда рука устала и затекла, а глаза стал заливать пот, Наташа бросила на пол пояс и разжала ноги. Парень повалился набок и глухо застонал. Его багрово-красная задница была вся покрыта синевато-красными вздувшимися полосами, на которых явственно проступали капельки крови.
 — Одевайся и пошел вон отсюда! И если я тебя еще раз увижу...
Наташа мечтательно улыбнулась, вспомнив это приключение. Мысль о своей абсолютной власти над сильным и здоровым парнем пьянила и возбуждала ее. Какой же молодец Сашенька, что доставил тогда ей такое удовольствие! Вспомнив, что на плите дожаривается картошка, Наташа всыпала в нее чеснок, посолила, размешала и, выждав с минутку, потушила горелку. А если еще все посыпать зеленым луком и консервированной кукурузой... Сашенька тогда вообще пальчики оближет. Внезапно она услышала, что в замок кто-то вставляет ключ. Сашенька! Дорогой! Она кинулась в прихожую. И насторожилась. Кто-то неуверенно тыкал ключом в замок, стуча им по двери. Оттуда же слышался приглушенный мат. Наташа поняла, что Саша не слишком трезв. Точнее, даже слишком нетрезв.
Счастье, светившееся в ее глазах, уступило место тревоге. Неожиданно дверь распахнулась, и ее любимый Сашенька ввалился в прихожую.
— Милый! — попробовала она обнять его.
— Паскуда! Ты смеешь мне смотреть в глаза? — удар в лицо отбросил ее к стене.
— Что случилось?
— Ты еще спрашиваешь? Кошелка! Проститутка!
 Схватив ее за волосы, Саша сильно ткнул Наташу головой в стену. Ей показалось, что внутри что-то хрустнуло, и что-то горячее потекло по лбу, заливая глаза, нос... Сумев вырваться, Наташа бросилась в комнату. Бежала и слышала тяжелый топот за спиной. Она казалась себе беззащитной ланью, за которой мчится по саванне разъяренный носорог. Саша догнал ее и, дохнув в лицо перегаром, продолжил истязание. В глаз, в нос, в челюсть, левой-правой, левой-правой... Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание, и только мысль, что никогда не узнает, за что он ее бьет, в чем она провинилась перед любимым, заставляла ее держаться. Наконец Саша стал успокаиваться и присел на софу. Наклонился над ней. Похлопал по щекам.
 — Слышишь меня? Отвечать можешь?
 — За что? — еле слышно произнесла она.
 — Ты еще спрашиваешь? Этого козла драного, тезку моего, помнишь? Помнишь, стерва? — Сашин кулак в очередной раз врезался ей в нос. — Помнишь, спрашиваю? Мы с ним только что бухали. И он, козел этот, эта свинья паршивая, признался мне, чем вы с ним занимались, как на постели кувыркались за моей спиной! У-у-у, уродина, так меня кинуть!
 Наташа хотела рассказать Саше, что никогда не изменяла ему, а эта единственная ночь с другим случилась тогда, когда Саша ее выгнал и она считала, что между ними все кончено. Наташа никогда не забывала тот горький день, когда Сашенька пришел домой не один, а вдвоем с вульгарной миниатюрной брюнеткой в джинсовом платье. Увидев их, Наташа сначала ничего не поняла. Но Саша тут же пришел ей на помощь, сообщив, что с сегодняшнего дня его жена Ольга, а ей, Наташе, он дает пять минут на сборы всех своих причиндалов. И если не уложится, то и сама вместе с вещами вылетит в окно. Она решила не испытывать судьбу и, побросав в сумку самое необходимое, бросилась к двери под громкий и издевательский смех Ольги. Только через месяц Саша встретил ее на улице и, надавав пощечин, сообщил, что он Ольгу выгнал, а она, Наташа, должна теперь вернуться. Конечно же, она побежала к нему. Ведь она так сильно любила и любит своего Сашеньку! Она очень хотела все это напомнить, но язык ее уже не слушался.
 Она была в каком-то далеком забытьи. Она даже не почувствовала, а скорее, отвлеченно поняла, что грубым рывком Саша поднял ее на ноги, прислонил к стенке и обрушил очередной град ударов. Но боли Наташа уже не чувствовала. Внезапно перед глазами стало совсем темно, и она провалилась в небытие...
 

Глава 2. Появление мертвой головы


 Мертвая голова появилась неожиданно и внезапно, как, в принципе, и положено по законам детективного жанра. Когда я утром в понедельник пришел на работу, ничто, казалось, не предвещало ужасного преступления, раскрытием которого очень скоро придется заняться всем нам. И хоть само преступление уже состоялось, так сказать, «де-факто», никому в райотделе об этом еще не было известно. О том, что где-то на территории района лежит и дожидается оперативную группу мертвая голова, знали только убийца и, если верны наши представления о загробном мире, сама жертва. Она, правда, уже находилась в другом измерении и дозвониться до нас оттуда никак не могла.
 А день начинался так хорошо. Я спокойно прошел в свой кабинет, не встретив никого из руководства, никто меня не искал, никто не кричал: «Грановский, на выезд!» Я удобно устроился в кресле, щелкнув зажигалкой, с наслаждением затянулся сигаретой. Люблю я такие минуты, когда никуда не надо спешить и можно заняться своими делами. Я потянулся и глазами уставился в потолок, решая, какими это своими делами мне заняться. Мои мечтания прерываются звонком телефона. Поднимаю трубку и слышу резковатый голос начальника уголовного розыска Захарченко:
— Марк! Расчлененный труп. Выезжаем немедленно. Жду у машины...
 Да. Как-то невесело. Достал из сейфа пистолет и сунул его в оперативную кобуру на поясе, затем беру папку с бланками протоколов, наскоро приглаживаю перед зеркалом волосы — и вперед. В коридоре встречаю дежурного по отделу Гутова, спешащего с какими-то бумагами. Перебрасываемся несколькими словами. Узнаю от него, что в районе железнодорожного вокзала найдена человеческая голова. Пока больше нет никакой информации. В милицию позвонила какая-то женщина, видимо, первой обнаружившая страшную находку. Дежурная машина уже привезла следователя прокуратуры и в управлении даже подхватила эксперта-криминалиста, а вот тебя, Грановский, почему-то сразу и найти не могли. «Так искали», — буркнул я и вышел на улицу.
 Занимаем места в служебном «уазике». В машине сидит уже сам начальник нашего райотдела Шаляпин. Честно говоря, фамилия у него другая, Шульженко, но Шаляпиным мы его между собой зовем за самый настоящий певческий талант. Репертуар у него очень широкий. Однажды, когда к нам приезжала комиссия из Москвы и все хорошенько нагрузились, грянула самая настоящая оперная ария. Все аж дыхание затаили. Говорят, после этого председатель комиссии, такой, знаете, тщедушный очкарик, спрашивал у окружающих, показывая на Шаляпина, правда ли это начальник милиции или, может, оперный певец. Вообще, Шаляпин — нормальный мужик.
Хоть, конечно, службист и педант. По взгляду, которым он наградил меня, стало понятно, что вся задержка с выездом произошла исключительно по моей вине. Вижу, что готовится открыть рот и отчитать меня за опоздание. Чтобы лишить его подобной возможности, обезоруживаю встречным вопросом:
 — А почему вы с нами едете, а не в своей персональной «Волге», как всегда?
Чувствую, что в голове у Шульженко идет серьезная борьба: то ли не отреагировав на мой вопрос и раздолбать меня за несвоевременную явку, то ли смириться с неизбежным и согласиться, что не опаздывают только алкаши, прибывая к началу торговли в винный магазин, и пенсионеры, занимающие очередь к газетному киоску. Но поскольку я не попадаю ни под одну из этих категорий, объяснять мне что-то и читать нотации так же эффективно, как уговаривать домашнюю кошку не ловить рыбок в аквариуме. Хотя, конечно, всякое бывает. Например, у нашего сотрудника, Ромы Ратникова, Клеопатра, ярко-рыжий в черную крапинку пушистый комочек, даже в туалет с унитаза ходить научилась, не то что рыбок ловить... В конце концов в Шульженко побеждает миролюбие и, забыв о моей задержке, он отвечает на мой вопрос:
 — Прокурор звонил. Плакал по телефону, что у прокуратуры денег нет, на бензин не хватает. Вот мне и пришлось свою машину за ним послать. Коллеги же все-таки. Надо друг другу помогать.
В машине с нами также находятся следователь прокуратуры Сильницкий, с которым мы не раз вместе работали над раскрытием преступлений, начальник нашего УГРО Захарченко, эксперт-криминалист Панин… Наконец, Валера, водитель нашего райотдела, трогает. Машина несется по улице Текучева. Мысли, конечно, невеселые. Ну и повезло нам… Очухаться после выходных не успели, а уже кто-то мокрячок подвесил…Беги теперь, рой землю носом, но ищи и лови… Поворачиваем на Локомотивную.
Наша машина мчалась мимо утопающих в зелени красненьких одноэтажных домиков с зелеными ставнями. Неожиданно справа открылось железнодорожное полотно. Наша цель. Конечный пункт. По едва уловимой тропке Валера повернул к путям. Вот уже нам машет сержант из дежурного наряда. Здесь же районный прокурор Балаганов, приехавший на нашей «Волге».
Бр-р… Ну и сумрачное место. Здесь все словно пахнет преступлением, расплесканной злобной энергией. Вдали печально возвышается мост. Повсюду невысокие кусты. Такое впечатление, что они кого-то оплакивают. А вот и… самое ужасное. Человеческая голова, засунутая в целлофановый кулек. Ее вид вызывает гнетущие мысли о бренности всего живого. Внезапно у меня появилась мысль, способная при благоприятном раскладе превратиться в гениальную:
— Ну-ка, Петрович, замерь расстояние!
Но эксперт уже и сам сообразил, в чем дело. С важным видом начал отсчитывать метры. Мы все, затаив дыхание, следили за ним. Наконец:
— 15 метров!
Увы. Все разочарованы. Если бы между головой и рельсами было меньше десяти метров, мы сразу же могли возвращаться в отдел, передав дело сотрудникам транспортной милиции. Но 15 — это уже наша прерогатива. Не могу скрыть неприязни к ожидавшим нас сержантам:
— Вы что, блин, в футбол в детстве не играли? Не могли ее отфутболить поближе к путям?
Они удивленно на меня смотрят. Что же, понимаю, что не прав. Сержанты не знакомы с тонкостями следственной работы. Но им все равно приходит на помощь Шаляпин. Подняв указательный палец, он с очень серьезным видом произносит, нет, скорее даже вещает:
— Чувство юмора должно просыпаться после раскрытия преступления, а не до раскрытия оного!
Он покосился на стоявшего рядом прокурора. Тот хмыкнул в ответ. Однако по их лицам сержанты поняли, что если бы они, действительно, до нашего приезда сыграли в футбол, все были бы довольны. И начальник ОВД, и прокурор. Что же, в следующий раз будут умнее.
Пора приниматься за работу. Сильницкий, усевшись на корточки, стал прямо на колене составлять протокол осмотра места. В принципе, этим его функции и ограничивались. Панин с недовольным видом походил по округе. Но найти следы преступления было невозможно. Создавалось впечатление, что здесь топтались не два сержанта, а целый полк. Убедившись в бесполезности своих усилий, Панин стал изображать деятельность, фотографируя место происшествия в самых различных ракурсах. То он «привязывал» голову к рельсам, то рельсы к улице, то улицу к городу… Дело это, конечно, очень важное. И если когда-нибудь студенты юрфаков именно на примере этого дела будут изучать тонкости следственной работы, то сделанные Паниным фотографии, конечно же, превратятся в наглядные пособия.
А что делать мне, старшему оперуполномоченному уголовного розыска? Опыт, а работаю я в уголовном розыске уже почти десять лет, подсказывает, что раскрыть подобное преступление по горячим следам может помочь только чудо. А чудеса, увы, случаются вовсе не тогда, когда они нам так нужны. Чтобы наметить версии, начать над ними работу, нужно в первую очередь установить личность убитого. А это дело не часа, не двух и, может быть, не одного дня. Нужно возвращаться в райотдел, производить проверку поданных о пропавших без вести, поднимать телетайпограммы, проверять областные сводки… Но все это может ни к чему не привести. И тогда… В общем, предстоит непочатый край работы. Но часа через два-три меня обязательно вызовет Шаляпин с вопросом: «Что уже сделано?» Ответить «Ничего», — все равно что расписаться в собственном служебном несоответствии.
Мой взгляд волей-неволей обратился к вокзалу. Дав указание сержантам подъехать туда через несколько минут, я печально побрел на вокзал. Первым, кого я там увидел, был наперсточник, зазывающий прохожих испытать судьбу. Не успела в голове сформироваться мысль, а мог ли он отрезать голову тому, кто у него выиграл, как рука машинально уже схватила его за шиворот и подтолкнула к нашей машине. Двух потертых бомжей отверг сразу, так как еще в пятницу их задерживала милиция. Хватит им прохлаждаться за государственный счет. А вот пару кавказцев, не имевших при себе паспортов, задержал. Вскоре к ним же отправил и двух алкашей. Напоследок решил зайти к дежурному по вокзалу.
— Командир, подозрительные есть?
— А что случилось? — вопросом на вопрос ответил дежурный сержант.
— А то, что в ста метрах от тебя — убийство. Наверняка кто-то из твоих постоянных клиентов совершил. А ты тут прохлаждаешься!
Сержант инстинктивно подтянулся. Всем своим видом он говорил — покажите мне только убийцу, и я вцеплюсь в него, разорву на части! Только покажите! Но, увы, я не мог показать. Зато забрал у него двоих задержанных без документов. Что же. Теперь можно возвращаться в райотдел. На вопрос Шаляпина: «Что сделано?» я уже готов ответить, что задержаны семеро подозреваемых и мы занимаемся их проверкой! И он, конечно, ухватится за это. Будет о чем рапортовать наверх.
Хоть, конечно, и мне и ему ясно, что никто из них не имеет никакого отношения к убийству. Но все они — личности довольно сомнительные, даже темные. Что-то они, вполне возможно, и совершили и, кто знает, может, в ходе проверки и установления паспортных данных и выяснится, что именно они совершили. И, чем не шутит черт, вдруг кто-то из них окажется в розыске! Такие случаи, кстати, бывают нередко.
Машина едет в райотдел, и я стараюсь не слушать криков наперсточника, что жаловаться он будет лично областному начальству в городе. Остальные были поумнее — молчали всю дорогу. Сдаю в дежурную часть всю компанию, поднимаюсь в свой кабинет. За столом напротив — оперуполномоченный Роман Ратников, связанный со мной не только кабинетом, но и одной зоной обслуживания. Он мне будет помогать в этом деле. Объясняю ему, в чем дело, даю указания — проверить всех задержанных и, если за ними ничего не числится, пинком под зад из райотдела. Снова телефон. Шаляпин вызывает на совещание.
Как обычно, захожу последним. И, как обычно в таких случаях, ловлю возмущенный взгляд шефа. Все отлично. Посмотрели друг на друга, обменялись безмолвными любезностями, и можно начинать. Шульженко отводит от меня взгляд. Я усаживаюсь с краю стола. Оглядываю присутствующих. Здесь уже заместитель начальника УВД города Багрянцев, районный прокурор Кузнецов, следователь прокуратуры Сильницкий и наш зам по оперативной работе.
Начальник ОВД сообщает все известное о чрезвычайном происшествии, то есть о мертвой голове, и спрашивает, у кого какие версии.
Первым бросает реплику заместитель Шаляпина по оперативной работе и сообщает, что, скорее всего, убийство совершено из корыстных побуждений. Удивил! Так и хочется поаплодировать!
— А что скажете вы, Степан Григорьевич? — интересуется шеф мнением Кузнецова.
— Пока нет других версий, давайте, действительно, придерживается этой…
Слово берет Сильницкий, предполагая, что убитый обладал какой-то информацией, которая и стоила ему жизни. Не знаю уж, какие расклады произошли в прокуратуре, но сегодня Кузнецов явно не жалует Сильницкого и тут же не оставляет камня на камне от его версии:
— В таком юном возрасте, а не забывайте, убитому на вид не больше 25–27, человек может обладать только одной информацией — секретом обольщения женщин!
Услышав про женщин, поднялся Захарченко:
— Я вполне допускаю, что убийство совершено из ревности. Может быть, жена у него взбесилась?
Мы с трудом сдерживаем улыбки. Наш начальник угро заговорил на больную тему. В райотделе всем известно и то, какие боевые действия разворачиваются в квартире Захарченко, и что его жена, обвиняя своего усатого мужа в неверности, имеет для этого самые серьезные основания.
Шаляпин смотрит на меня. Может, это с моей стороны и будет бестактностью, но я встаю:
— Ну, ещё очень рано версии выдвигать. Надо с личностью разобраться. На это надо хотя бы пару суток. Разрешите идти работать?
Шеф не обиделся. Тут же закрыл совещание: мужик он нормальный, сам все прекрасно понимает. И что собрались мы для проформы, и что говорить о версиях до установления личности убитого вряд ли разумно. Единственная польза от подобного совещания — это создание специальной группы по расследованию преступления. И я теперь на законных основаниях могу привлекать к делу не только Рому Ратникова, но еще и двух оперов. Спустя полчаса мы вчетвером и собираемся у меня в кабинете.
Рома уже разобрался со всеми задержанными на вокзалах, и я поручаю ему проверить данные о пропавших без вести. Фотография головы уже готова, и это, конечно же, упростит его задачу. Двум операм дано задание срочно объехать известные нам притоны и выяснить, не было ли там в последнее время каких-либо разборок, способных завершиться убийством. Себе же я оставляю самое сложное и тяжелое мероприятие — обход близлежащих злачных мест, выяснение, не бывал ли там когда-нибудь убитый. И, если удастся, выясню, с кем?



Глава 3. В которой опер блестяще доказывает, что служебные дела и личные удовольствия можно совмещать


Фиолетовый вечер уже спустился на город, и таинственная россыпь звезд на небе казалась изящными жемчужинами, украшавшими ультрамариновую ткань. В голове слегка шумело, но мысли все еще были ясными и четкими. Позади остались семь кабачков. В каждом из них я беседовал с барменом «за жизнь», интересовался разборками, которые могли здесь произойти в последние дни, показывал фотографию того, что еще недавно возвышалось над плечами убитого. Говорил с официантками, с постоянными посетителями, но, увы, все было тщетно. Никто нигде не видел парня, даже слегка напоминающего интересующий нас объект.
На очереди было кафе «Встреча» — последняя из запланированных на сегодня точек обхода. С этим кафе мы поддерживали довольно тесные отношения. Наш уголовный розыск оказал его хозяйке неоценимую помощь, которую она посчитала существенной.
Мы тогда по горячим следам раскрыли разбойное нападение на кафе и вернули похищенное оборудование. А затем «по дружески» и «очень вежливо» объяснили местным рэкетирам, что соваться в кафе неблагоразумно по двум причинам: во –первых, у нас в отделе плохо проветриваемые камеры, а во-вторых, утраченное здоровье не возвращается. Нас услышали. Вот после этого владелица на полном серьезе предложила ежедневно бесплатно кормить и поить все отделение нашего угрозыска. И, хоть мы отказались, каждого из нас, кто забредал во «Встречу», ожидал очень теплый прием. Честно говоря, я сознательно оставил «Встречу» напоследок. Ведь после нее трудно будет работать в другом месте…
Как я и ожидал, бармен Володя увидел меня сразу, как только я ступил на порог.
— Марк, — замахал он мне рукой, — подходи, жду уже давно.
— Ждешь? — спросил я, когда Володя со словами «за счет заведения» протянул мне рюмку водки и тарелочку с двумя бутербродами.
— Жду! Слухи-то распространяются быстро. Ты ведь уже столько кафе обошел, всюду показывал какой-то снимок. Неужели, думаю, нас обойдешь?
Я молча протянул снимок. Володя взглянул и тут же отрицательно покачал головой:
— У меня глаз наметанный. Не было его у нас. На всякий случай, девчонкам покажу. Но вряд ли…
Через пару минут Володя вернулся и протянул мне фотографию:
— К нам не заходил. Что тебе подать? Меню-то у нас хорошее.
Я попросил ещё рюмку водки и чашку кофе. Двойной. Тем более что на тарелке еще оставался целый бутерброд. И сел в углу за столик. Уф, хоть дух перевести. Пока Володя наливал, я оглядел зал. И вдруг... невдалеке от стойки увидел ее. Столь похожую на женщину моей мечты! Она стояла спиной ко мне и цедила какой-то коктейль. Будто телепатически приняв мой сигнал, незнакомка обернулась и послала мне самую прекрасную улыбку из всех, которые когда-либо женщины адресовали мужчинам. Я ответил тем же — тем более что личико у нее было поистине прекрасным.
— Знаешь её? — спрашиваю Володю.
— Не из профессионалок. Заходит к нам иногда. Но на моей памяти ни с кем не уходила. Хотя, конечно, попытки делались.
— У тебя есть что-то диковинное? Не для посетителей, а для друзей?
— Конечно. Шампанское. Итальянское. Не волнуйся, настоящее.
С бутылкой и двумя бокалами я подхожу к незнакомке:
— Незнакомка, я могу попросить вас выпить со мной бокал шампанского?
— Ну, если только выпить, — в ее глазах сверкнула улыбка, и я понял, что она уже оценила ладную спортивную фигуру (десять лет занятий восточными единоборствами дают себя знать) и уверенную улыбку супермена.
Через несколько секунд мы уже сидели за столиком. Володя по моему знаку принес фрукты. Я наполнил бокал:
— За вас, красавица! За то, чтобы в глазах святилось солнце, а губы излучали самый нежный аромат любви!
— Спасибо, — она благодарственно кивнула головой, — но я хочу предупредить. Если ты сейчас скажешь, сколько заплатишь мне за ночь, я пошлю тебя к черту и уйду. Но перед уходом нарисую на твоей щеке след от пощечины.
— Губами? — спросил я самым взволнованным голосом, какой только мог изобразить.
— Рукой. Вот этими пальчиками, — она покрутила кистью у меня перед глазами.
— Глупости. Этого не будет. Неужели я похож на того, кого интересуют платные удовольствия? Скорее женщины мне будут платить за ночь, чем я им!
— А, я поняла. Действительно, извини. Ты явно не похож на альфонса или жиголо, как это правильно называется, когда мужчина живет за счет женщины, — она сама рассмеялась.
Второй бокал выпили под ее тост за встречу. После этого она сказала:
— Вообще я видела, как ты шептался с барменом и он преподнёс тебе бутылку, которую не предложит обычному посетителю.
— Мы друзья детства. Учились в одном классе. Но если совсем честно, то я журналист. Работаю в «Огоньке» и сейчас выполняю ответственное редакционное задание. Я должен узнать, можно ли в первую ночь знакомства соблазнить самую красивую девушку в городе.
— Ну и как?
— Ночь еще впереди. Но пытаюсь. Я ведь пойду тебя провожать.
— Это ни о чем не говорит.
— Ты же пригласишь меня на чашку кофе?
— А вдруг меня дома муж ждет?
— Я чувствую, что ты живешь одна…
Такси домчало нас на самый конец Западного жилого массива. Из окна Татьяны — так, оказалось, её зовут — был виден молкомбинат. Но не этот вид из окна интересовал меня. Как только она заперла дверь, я привлек ее к себе и понял, что столь сладких губ не целовал еще никогда в жизни. «А кофе?» — спросила она. Но в этот раз кофе уже был после. Она пошла в ванну, а я незаметно засунул под диван кобуру с пистолетом и наручники. Не могут же быть такие вещи у мирного журналиста.
Всю ночь мы мало спали, так, урывками. К утру мы уже оба знали, что когда-то были рождены именно друг для друга и что нашу встречу мы ждали всю жизнь. Проснулся я от звонка будильника. Машинально, по устоявшейся за многие годы традиции, сунул руку под диван, вынул кобуру. И… услышал звонкий смех Татьяны.
— Ой, журналист! Умру сейчас от смеха! Ну и журналист! — Татьяна сидела на диване за моей спиной и тщетно пыталась остановить смех.
Ну и попал, думаю! Чтобы как-то сгладить ситуацию, стал смеяться и сам.
— Не переживай, Марк! Какая разница, где мы работаем! Главное, что мы нашли друг друга и будем теперь вместе! — она прижалась ко мне и крепко поцеловала. — Если честно, я тебя еще вчера во «Встрече» узнала. Ты ведь несколько недель назад всю нашу больницу в два часа ночи на уши поставил, настойчиво требуя разрешения кого-то допросить!
— Разведчица. Знала и молчала. А больница была. Ну, а ты представь, что делать оставалось? Мне кровь из носу нужно было показания с одного жулика взять. А вы там все спали, найти никого невозможно. Наконец доктор появился. Говорит мне, утром приезжайте, ночь — не положено! Но что мне делать оставалось? Пришлось малость попугать…
Вместе смеемся. Перед уходом наливает мне кофе и угощает домашним пирогом. Да, моя доктор, оказывается, ещё и прекрасный кулинар. Учтем на будущее. Обязательно учтем. Уже уходя, замечаю на стене фотографию.
— Это наш класс, — улыбнулась Татьяна.
Меня просто поразил один паренек на снимке. Он был так похож на… Вначале я подумал, что схожу с ума. Не может же работа преследовать меня даже в постели женщины, с которой только вчера познакомился? Но присмотревшись, я понял, что это не бред. Парень действительно был очень похож.
— И ты всех по именам и фамилиям помнишь? — верный профессиональной привычке, я решил не показывать ей того, кто так меня заинтересовал.
— Конечно!
— А мы сейчас проверим. Назови-ка ребят в верхнем ряду!
— Пожалуйста. Это Вова Резниченко, это Саша Кретов, а это Саша Марков.
— Чем они сейчас занимаются, знаешь?
— Давно не видела никого.
Итак, Саша Марков. Конечно, я ничего не стал говорить Татьяне, но если первоначально я собирался ехать на работу автобусом, то, выйдя на проспект Стачки, сразу же остановил машину.
В райотдел я влетел, чувствуя себя полководцем на белом коне, успешно завершившим важнейшую военную операцию. В коридоре замечаю довольную физиономию Сашки Захватова — одного из двух оперов, отправившихся вчера по притонам. Увидев меня, он сразу же поспешил ко мне.
— Борисыч, важные новости! Вчера такой шмон навели в притонах, что они надолго затихнут. Можно сказать, что нанесли по ростовскому преступному миру сокрушительный удар!
Заходим ко мне в кабинет. Саша рассказывает, а я чуть не хватаюсь за живот от хохота. Заставь, как говорится, богу молиться… Два наших юных опера задержали в притонах 18 человек, не имевших при себе документов, и хозяйку блатхаты, в комнате у которой были обнаружены подозрительные пятна, напоминающие кровь. Объяснить их происхождение она не смогла. Кроме того, в одной из блатхат они изъяли два обреза и три самодельных револьвера. Сашины глаза сияют и горят торжеством, будто все 18 числятся во всесоюзном розыске за совершение серьезнейших преступлений, включая грабежи и убийства, а среди найденного оружия не обрезы, а автоматы Калашникова. А Саша с упоением продолжает рассказывать:
— Врываемся в притон, там мужик. Я что есть мочи ору: «Руки вверх!». А он вместо того, чтобы поднять руки, одну во внутренний карман засунул. Мой напарник сразу же пистолет ему в лоб направил. Я тогда проверил карман. Там у него сигареты оказались «Мальборо», американские. Мы их это… выкурили уже.
— Молодец! Будешь генералом, — шутливо благодарю его за службу.
Он так же шутливо подносит ладонь к тому месту, где должен быть козырек фуражки:
— Рад стараться, ваше высокоблагородие!
Когда счастливый победитель 18 беспаспортников выходит из кабинета, поворачиваюсь к Ратникову, который подозрительно долго хранит многозначительное молчание.
— А у тебя что?
— Ну, по сравнению с тем, что совершили наши юные герои, мои результаты скромнее, намного скромнее. Я ведь проверял исчезновение и ни в кого пушкой не тыкал. По Ростову за последние дни пропали без вести трое мужчин. Женщин я не учитывал, так как голова на женскую нисколько не тянет. Значит так. Номер один — Пастухов Кузьма Спиридонович 1915 года рождения, — напарник с интересом посмотрел на меня.
— Переходи ко второму номеру.
— Я тоже так думаю. Значит так, номер два — Джамбулат Гусейнов Салех-оглы, азербайджанец, 26 лет, но ярко выраженная восточная внешность.
— Ты что, блин, издеваешься надо мной?
— Нет, но люблю порядок. Помнишь, как ты меня как-то сам педантом назвал? — Рома радостно оскалился.
Что же, счет действительно стал 1:1. Но он еще не знает, что через несколько минут я забью прекрасный гол. А Рома, пошелестев для важности бумажками, продолжает:
— Номер три — Олег Юрьевич Волощин, 25 лет, женат. В пятницу рано утром ушел на работу, и с тех пор никто их родных, близких и сослуживцев его не видел. А работает, между прочем, грузчиком в винном магазине, — он картинно поднял вверх палец.
— Намекаешь на пьяные расклады?
— Возможно, — Рома явно чувствовал себя героем дня. Пара, видимо, и спесь с него сбить. А он все ворковал:
— Сначала с семьей пообщаемся?
Чего-чего, а с семьями наш Рома любил пообщаться. Особенно с безутешными вдовами. Обычно после этого общения последние выглядели уже не столь безутешными. Масляный блеск глаз, тонкие губы, неотразимая улыбка — все это позволяло моему другу и напарнику быть истинным Дон Жуаном. Но он до мозга костей был профессионалом. Свои победы над женщинами он использовал для блага службы, выуживая у них ценную информацию. По райотделу ходил анекдот, что как-то Ромочка, ложась с женщиной в постель, изрядно перед этим нагрузившись спиртным, откровенно ее спросил: « А я от тебя узнаю что-нибудь интересное?» И когда услышал в ответ: «Нет», повернулся и стал натягивать джинсы. Не сомневаюсь, могло что-то подобное вполне произойти. Но сейчас я отыграюсь, забью второй гол:
— Обязательно съездим. Но сперва я с адресным столом свяжусь и поедем мы не по твоему, а по моему адресу!- пригвоздил я его к стенке, одарив широкой улыбкой.
Вскоре я держал в руке листок, на котором каллиграфическим почерком Женечки, нашей секретарши было аккуратно выведено: Марков Александр Петрович, 1967 года рождения. Прописка по адресу: город Ростов-на-Дону, проспект Коммунистический, номер дома, квартиры. Проживает вдвоём с матерью, Марковой Авдотьей Никитичной, 1927 года рождения.
— Рома, едем! — позвал я напарника.
— Марк, неужто ты хочешь сказать, что сам установил личность вчерашней головы?
— Наконец-то меня начинают оценивать по достоинству!
— И в каком кабаке тебе это шепнули?
— Шепнули мне не в кабаке, а после! И запоминай, что скоро я тебя приглашу на свадьбу. Но будешь плохо себя вести — ни за что не разрешу пить из туфли невесты. Обойдешься стандартной посудой.
— А разве я когда-нибудь вёл себя плохо? Кстати, а какой размер обуви она носит?
Проходя по коридору, услышали громкие голоса из кабинета Захарченко. Неужели жена достала его уже здесь? Нет. Дверь была приоткрыта, и мы увидели рядом с ним Шаляпина и Кузнецова. Минипланёрка. Или что-то на неё похожее. Чувствуя себя героем дня, позволил себе некоторую вольность в обращении:
— Добрый день, уважаемые господа!
Но Шаляпин-то ещё не знал, что я герой дня. И поэтому тут же отреагировал:
— Пока, товарищ Грановский, мы не получили официального указания министра внутренних дел о том, что обращение «товарищ» упраздняется, а вводится «господин», во вверенном мне райотделе все будут называть друг друга товарищами, а когда указание придет, я первым об этом узнаю и сразу же дам указания всему коллективу. Все понятно?
— Так точно, товарищ начальник райотдела!
— Такой официальности я не требую. Но определенные правила приличия и внутреннего распорядка должны соблюдаться. И я поставлю всех в известность. Да, личность убитого ещё не установлена?
— Работаем. Вы первым узнаете!
— То-то. Я обязательно должен узнать первым. Иначе кто я? Начальник райотдела или пузырь мыльный?
— Конечно, начальник. Да ещё какой! — решил я польстить, и он принял мою лесть, как должно:
— Ладно, работайте. Не буду отрывать! А то ещё меня обвините, что не успели дело раскрыть из-за моих наставлений.


Глава 4. Мёртвая голова начинает говорить


Найти нужный дом оказалось несложно. От «Универсама» вниз и немного направо. Пятиэтажка. Поднимаемся на третий этаж, звоним в дверь. Слышим тяжёлые торопливые шаги, радостный голос пожилой женщины:
— Сашенька, ты?
— Нет, Авдотья Никитична. Мы из милиции. Откройте, пожалуйста. Поговорить надо.
Щёлкает замок. Женщина, в глазах которой робко продолжает жить надежда, пропускает нас в комнату.
— Вам сказали уже, что я приходила? Поэтому и приехали?
— Куда вы приходили?
— Сегодня утром, в ваш райотдел. Я дежурному сказала, что с сыночком что-то случилось, так он даже руками замахал: пьёт, говорит, сынок или у бабы какой-то. И даже заявление взять отказался. А мне сердце подсказывает — беда случилась.
Мы с Ромой переглядываемся. Ориентировка во все райотделы ушла ещё вчера. Да, не хотели бы мы быть на месте этого дежурного. Новую работу всегда искать нелегко.
— Расскажите нам подробно: что случилось?
— Сашенька всю жизнь со мной жил. Вот в этой самой квартире. В прошлом году моя старшая дочка получила квартиру. Но у неё роман, скоро свадьба. Она уже несколько месяцев живёт у жениха в Краснодаре. И как она уехала, Сашенька к ней переселился. Я же понимаю, дело молодое. У меня тут одна комната. Саша просто не решится девушку пригласить. А там проще. Я поэтому и не против была.
— Когда вы видели Сашу в последний раз?
— Неделю назад. Но в воскресенье он должен был прийти. Не пришёл. Он никогда не подводил. Я, как положенный час прошёл, решила, что заболел, поехала проведать. Так нет, не было дома. А вчера я на работу к нему решила съездить, с мастером разговаривала, такой вежливый мужчина. Тоже удивляется. Говорит, Сашенька никогда не прогуливал, а если что случилась, обязательно звонил, предупреждал. Но сейчас ничего не сообщил. Я снова домой к нему — нет дома. Вечером опять поехала, до 11 перед дверью ждала. Бесполезно. Ой, да что ж это я? — Авдотья Никитична даже всплеснула руками. — Вы пришли в дом, а я даже чаю вам не предложила! Сейчас-сейчас, подождите, заварку свежую поставлю, варенье открою. Сашино любимое, вы не волнуйтесь.
— Авдотья Никитична, присядьте, пожалуйста, — мне страшно не хотелось ей это говорить, но не сказать было просто невозможно, — успокойтесь и внимательно меня послушайте. Почему мы к вам приехали? В городе произошло преступление. Погиб молодой человек. Внешне он напоминает вашего сына. Может быть, это не он. Кто сумеет его опознать? Есть ли у вас в Ростове родственники?
— Сейчас-сейчас… Сашенька, как же это? — от всего услышанного эта приветливая женщина как бы даже стала ниже, руку прижала к груди. — Сейчас-сейчас…
Словно что-то вспомнив, она заторопилась и быстрыми шажками направилась на кухню, закрыла за собой дверь. Мы с Ромой переглянулись. К чему бы это? И тут же услышали грохот упавшего тела.
— Рома, воды! — закричал я и бросился на кухню. Комнатка была невелика, как и во многих других строениях хрущёвской эпохи. Приставленный к стене стол отделяло от окна не более двух метров. Сейчас всё это пространство занимала Авдотья Никитична. Она лежала на спине. Ноги к столу, голову к окну. Глаза бессмысленно уставились в не слишком аккуратно побеленный потолок. Думаю, надо избавить читателей от рассказа о том, как с колоссальным трудом мы всё-таки её привели в чувство, как поехали с ней в морг и как Авдотья Никитична громко закричала, увидев голову. Это был её ненаглядный сыночек, Сашенька…
Только на следующий день, когда женщина немного пришла в себя, мы привезли её в райотдел для первого допроса.
— Понимаю, как трудно вам сейчас говорить, но убийства редко происходят случайно. Почти наверняка ваш сын знал убийцу, общался с ним, — стараюсь тщательно подбирать слова, — кто ему мог желать такого, кто мог совершить убийство? Знаете, с кем он общался, может, ссорился с кем-то?
— Он такой хороший был, — всхлипнула Авдотья Никитична, — даже в детстве не водился с этими обормотами, что по подъездам пьют, колются... Держался в стороне от всего этого. А когда вырос, работать пошёл. Друзья? К нам никто не приходил, он ничего не рассказывал. Изредка с Женькой виделся, он в соседнем подъезде живёт. Да он тоже ничего не знает, в воскресенье Сашенька и к нему зайти обещал. Не зашёл. И теперь не зайдёт, — из глаз пожилой женщины вновь хлынули слёзы.
Стало ясно, что о личной жизни своего сына она не имеет ни малейшего представления. Осталась последняя формальность — съездить на квартиру, где жил убитый, и проверить, не было ли там совершено ограбление. И хоть мы понимали, что, скорее всего, убийство совершено не с целью ограбления, проверить было необходимо. Вызванный из райотдела уазик быстренько довёз нас до Каширской улицы, в одной из пятиэтажек провёл последние месяцы своей жизни Александр Марков. Заранее предупреждённый участковый ожидал нас перед подъездом.
Пока мы с Авдотьей Никитичной поднимались на второй этаж, мой напарник сбегал в ЖЭУ за слесарем. Понятыми мы пригласили соседей: симпатичную брюнетку Аллу и её бородатого супруга Константина. Пока слесарь возился с замком, мы немного побеседовали с ними. Выяснилось, что Маркова они не видели ещё с прошлой недели. Но вообще парень он тихий, даже замкнутый, знакомство с соседом ограничивалось приветствиями на лестнице.
Но вот наконец слесарь справился с возложенной на него задачей. Толкнув дверь, он сделал приглашающее движение рукой.
— А там не могли кого-то убить? — испуганно спросила Алла и сделала шаг назад.
— Конечно, 15 человек, и всех бросили на сундук мертвеца, — некстати вспомнил «Остров сокровищ» участковый, коренастый здоровяк с голубыми глазами и обилием веснушек.
Но Алла не поняла тяжёлого юмора участкового. Внезапно побледнев, она схватилась за косяк двери и медленно стала сползать вниз. Пока мы с Ромой возились с нашатырем, а бородатый супруг стал наступать на участкового, предупреждая, что если жена родит раньше времени, то ответит за это именно участковый, включилась Авдотья Никитична. Неестественно громким голосом она закричала «Сашенька!» и стала трястись в рыданиях, собираясь, по всей видимости, грохнуться наземь. Поскольку пол был каменным, мы поняли, чем это грозит, и подхватили её с двух сторон.
— Ничего, ничего, мальчики. Мне уже лучше. Я же понимаю, что это надо…
Тем временем Алла тоже оклемалась и удивлённо смотрела вокруг. Бородач, отпустив участкового, бросился к ней и стал шептать ласковые слова. А затем, будто ничего и не произошло, обратилась к нам:
— Мы ещё нужны?
Отряхнувшись и бросив на понятого свирепый взгляд, участковый, словно Гагарин в космический корабль, первым шагнул в квартиру. Продолжили процессию мы с Ромой. В арьергарде двигалась Авдотья Никитична, а роль тылового отряда, отражающего внезапные нападения противника, взяли на себя понятые. Глядя на их любопытные лица, мы поняли, что быть понятыми не так уж и плохо.
Господи, какую картину мы застали в квартире! Нет, трупов и разбрызганных по стенам пятен крови здесь не было. Но всё было перевёрнуто, высыпано, истоптано... С горестным вздохом Авдотья Никитична присела на стул:
— Можно, я тут немного приберу?
«Немного приберу» растянулось на два часа. Протокол осмотра места происшествия мы составили, хоть могли бы за это время написать десяток самых подробных протоколов. А мне предстояло главное — определить с помощью Авдотьи Никитичны, какие именно вещи пропали из квартиры, и организовать их поиск. Список получился достаточно длинным. Явно здесь побывал вор без развитого художественного вкуса. Брал то, что мог унести. Недорогие вещи, которые купит не слишком взыскательный покупатель. Кожаный пиджак, джинсовый костюм «Вранглер», несколько турецких рубашек, которые на Новый год Саше подарила сестра, магнитофон «Юпитер», перстень с печаткой… Правда, мы не знали, в чём был Марков в день убийства, но вряд ли он носил с собой весь свой гардероб. В общем, унести всё это непросто. Преступник наверняка выходил с чемоданами или очень большими сумками. И значит, его мог увидеть кто-то из соседей. Но Рома опросил соседей с лестничной клетки и нижнего этажа, однако никто не видел и не слышал ничего подозрительного.
— Ромочка, смотри и учись у профессионала, — шутливо поучаю я напарника, который разбирается в этом не хуже меня. — В каждом доме живёт бабушка или дедушка, которые все дни с утра до вечера просиживают у окна. И если только мы найдём таковых, они нам очень многое расскажут. Ставлю бутылку водки против ста граммов, что мы их сейчас найдём!
Выходим из подъезда. Начинаю медленно оглядывать окна: пятый этаж, четвёртый… Стоп, в окне на третьем вижу старушку лет 70, которая с неподдельным интересом наблюдает за нами.
— Считай, что 100 граммов ты уже проиграл, — говорю по дороге к лифту, — ставлю ту же бутылку против вторых ста граммов, что она видела мужика с чемоданами.
— Или мужиков?
— Неужели непонятно, что мужика? Ну ты, блин, даёшь. Ведь квартиру ограбил убийца, совпадений таких не бывает, и взять с собой кого-то, всё равно — что на грудь табличку повесить «Убийца я!» Теперь ясно?
— Это да. А вот насчёт вторых ста граммов…
— Сейчас всё узнаешь!
— Кто таам? — отвечает на наш стук высокий и напевный голос.
— Откройте, пожалуйста! Мы из милиции. Поговорить надо…
— Сейчас-сейчас, иду! — открывает бабушка, которую мы уже видели в окне. Но теперь на ней очки, чубчик кокетливо взбит надо лбом.
— Ой, такие молодые красивые мужчины! И ко мне! Моя милиция меня бережет! Вы меня спасать от того бандита приехали?
 — От какого бандита, бабушка?
 — Как от какого? От вчерашнего! У меня-то, старенькой, что за жизнь — сидеть дома одной. А ведь были времена, когда и мне в любви объяснялись, и вокруг меня мужчины увивались! Да, помню, как-то подходит он ко мне и говорит: без вас, Вероника Маврикиевна, жизни мне нет никакой. Скажете «нет» — и утоплюсь.
— Кто, вчерашний бандит?
 — Да при чем тут он? Я открываю перед вами самую грустную страницу моей жизни! Как я ошиблась! Думала, шутит. А он сказал «Утоплюсь» и пошёл топиться. Еле вытащили Вовочку моего. Он бы меня точно вчера защитил! Он бы этому мерзавцу показал!
 — Вероника Маврикиевна, так что же случилось вчера?
 — Ах, вчера, ах, вчера... Как время бежит. Вы помните Льва Мефодьевича? Ой, да что же я, вас же тогда и на свете не было. Он так меня любил... Я тоже хотела сказать ему: «Люблю!» Но вы же понимаете, я в строгости воспитывалась, мужчине признаться в любви? Да что вы, это было выше моих сил! Так и сказала: «Нет, не люблю!» А он, горемыка, услышал это и... на другой женился, на моей подруге. А я так стремилась к нему. Я бы просто полетела, если бы он еще раз позвал. Вы ведь знаете Льва Мефодьевича?
 — Нет, но мы знаем вчерашнего бандита...
 — Да. Ну и знакомства у вас. Не думала. А я ведь вас в доме принимаю. Эх, был бы жив Поликарп Антоныч. Он бы на порог вас не пустил вместе с вашим дружком. О, времена! О, нравы! Думала ли я, когда Поликарп Антоныч делал мне предложение, что когда-то придется принимать таких нехороших людей и даже предлагать им его любимую чашку! Вы ведь чаю выпьете?
 Ну и попали мы в переплет — переглядываемся с Ромой. Но меня не зря называют в райотделе человеком, способным разговорить любого: пионера и пенсионера, бомжа и академика, и не просто разговорить, а и выведать всю необходимую информацию. Может, это не скромно прозвучит, но я прошел прекрасную школу знаменитого волка ростовского сыска Виля Акселя. А это что-то да значит. Аксель говорил нам, молодым сыщикам, что умение слушать людей — это уже путь к успеху. А если опер не просто умеет слушать, но и способен направить разговор в нужное русло, то поистине цены ему нет. Поэтому мы изъявляем горячее желание выпить чаю с Вероникой Маврикиевной, отхлебываем его с важным видом знатоков и внимательно слушаем воспоминания собеседницы о Поликарпе Антоныче и об Антоне Поликарповиче, о Кузьме Егоровиче и Егоре Кузьмиче, обо всех тех прекрасных мужчинах, которые когда-то, также как и мы, пили с Вероникой Маврикиевной чай.
 А когда словесный поток пожилой женщины начинает иссякать — какая радость, что в ее жизни было не очень много мужчин! — Пытаемся развернуть мысли Вероники Маврикиевны в нужную нам сторону.
 — Если вы все расскажете нам о вчерашнем бандите, то, поверьте мне, дорогая Вероника Маврикиевна, лучше будет и вам, и всему дому, и (делаю страшные глаза) всему городу! И поверьте мне, если бы сейчас рядом с нами сидел за столом Поликарп Антоныч, он бы обязательно посоветовал вам ничего от нас не скрывать!
 — Бедный Поликарп Антоныч! Он всю жизнь прожил, а не знал тех слов, которыми этот молокосос меня наградил... А ведь ни святошей, ни ханжой не был. Водителем столько лет проработал. Я вспоминаю, как однажды мне даже уши заткнуть пришлось. Как-то один пешеход чуть под колеса к нам не кинулся, и Поликарп Антоныч так его отчитал, так его отчитал! Я неделю потом с ним из-за этого не разговаривала... Вчера у нас понедельник был? Да, вот как раз таки вчера, я ещё на часики посмотрела, было ровно десять утра. Да, как раз таки в десять вышел из нашего подъезда крепкий такой парень, лет, может, под 25, и две огромные сумки вынес. Видно, полные, набитые чем-то. Мне интересно стало, высунулась, кричу ему: «Что, кто-то переезжает?» А он мне в ответ стал что-то зло говорить... О моей родословной, о матушке моей, о бабушке.
— А вы узнали бы этого парня?
— Да я его на всю жизнь запомнила. Я на том свете вспоминать его буду! Боюсь только, что ночью он приснится мне может. Очень бы мне этого не хотелось.
Договорившись с Вероникой Маврикиевной, что в случае необходимости она попытается опознать этого парня и что подъеду ещё раз к ней с художником, который нарисует портрет этого мерзавца, прощаемся со словоохотливой хозяйкой. Когда мы с Ромой оказываемся на улице, я молча показываю ему два поднятых пальца.
— Ну, положим, это ещё не совсем победа, — Рома пробует схитрить, делая вид, что не понимает смысл моих манипуляций с пальцами.
— Уже забыл? — изображаю удивление на лице, — а кто мне два по сто проспорил?
Роман картинно прижимает руку к груди и делает приглашающий жест. Чего-чего, а кабачков у нас, хватает. Тем более время обеда. Скоро мы уже сидим за столиком, чокаемся стаканами (бокалы, как всегда, дефицит), закусываем бутербродами с рыбными консервами, густо засыпанными мелко порезанным зеленым луком. Рома вспоминает последний анекдотический случай из жизни нашего райотдела. К нам обратились пожилые супруги, пожаловавшиеся на своего сына — хулигана, который, дескать, угрожает отцу убийством. Как положено, провели с сыном воспитательную беседу. И успокоились. А затем в семье, действительно, произошло покушение на убийство. Покушался как раз таки папаша. Как выяснилось, он, вообще, имеет к этому склонность. Первый раз он сел за убийство, когда маленькому сынишке было от роду две недели. Отсидев, он не смог вернуться домой, так как в подъезде пырнул ножом случайного прохожего и снова был арестован. Затем снова... В общем, домой он вернулся, когда сыну уже исполнилось тридцать, и сразу же стал наводить свои порядки. Супруга его после случившегося бросалась к Шаляпину в ноги, прощения просила за то лжесвидетельство, когда с мужем приходила к нам и напраслину на сына наводила. Кричала, что любовь попутала...
 Затем Рома отлучился на пару минут. Грешным делом подумал, что он в то заведение, которое классик отечественного кинематографа гордо назвал «туалет типа сортир», но у моего друга были другие планы. Он уже связался с отделом и нас подхватила дежурная машина. Нам надо наконец всё собрать в кучу и доложить начальству. Проверив все факты, мы подготовили отчет, но доклад оставили на утро.
 К Татьяне я попал только в десять вечера. Предварительно позаботился о компании, в обществе которой появлюсь перед ней. Остановился на торте «Птичье молоко» и бутылке шампанского. Но когда Татьяна открыла дверь и я, вооруженный всем этим, шагнул ей навстречу, то понял, что ничего не нужно было. Ведь она ждала не подарка, а меня! Увидев призывно приоткрытые губки и засветившуюся в глазах радость, я понял, что здесь, в этой маленькой квартирке на проспекте с дурацким названием Стачки, меня ждет самое настоящее счастье.
— Ты, наверно, голодный? — спросила она, когда первые радости удовлетворены и ее длинные нежные ручки обвились вокруг меня.
Букет очень быстро оказался в вазочке, украшенной кольцами еще Московской Олимпиады, а Татьяна повела меня к столу. Чудненько. И наконец-то я растянулся на кровати. Уф. Хорошо.
Мне бы хотелось проводить с Татьяной все дни и ночи, не расставаясь ни на миг. Но зазвенел будильник. Труба зовет. И хоть прекраснейшая женщина на свете кружилась вокруг меня, подавая в постель чашку дымящегося утреннего кофе, мысли моментально переключились на работу. Последние сутки дали нам уже многое. Другими словами, мертвая голова начала говорить. Мы уже знаем, что убитого звали АлександрМарков. Что его убийца, кроме всего прочего, ограбил квартиру. И, значит, у нас появилась прекраснейшая возможность выявить его при реализации краденных вещей. Я мечтательно зажмурился. Как было бы хорошо завтра утром проснуться в этой, же постели, уже зная, кто и почему убил этого Маркова. И интуиция подсказывала мне, что именно так все и будет.


ГЛАВА 5. Мы идем по следу мертвой головы


Не заезжая в райотдел, я приехал на завод «Ростсельмаш», где последние два года работал Александр Марков. По дороге от проходной добрался до цеха ковкого чугуна. И вот в диспетчерской я пообщался с мастером Виктором Кондратьевым и с другими рабочими из бригады, в которой трудился Марков. Узнав о гибели Александра, люди притихли, но, честно говоря, сильного горя у кого-то я не обнаружил. Понимаю, что особой любовью он здесь не пользовался.
— Сам по себе был парень, — подтверждает мое мнение мастер, — от звонка и до звонка на участке, а как смена кончилась так и все... У нас-то коллектив компанейский: собираемся, время вместе проводим, он никогда с нами не отдыхал. Поначалу звали, а потом и звать перестали...
— У Нинки новоселье было, — кивает на подругу девушка в синем рабочем халатике, — вся бригада собралась, он один не пришел. А специально с ним разговаривали, пригласили. Пообещал и не явился. Так потом даже извиняться не стал.
В принципе, это или примерно это я знал и раньше. Но в кармане у меня был акт экспертизы, сообщающей, что убийство было совершено в воскресенье от 19 до 21 часа.
— Никто не знает, чем Марков занимался в выходные?
— Да он никогда на такие темы не разговаривал. Мы каждую смену в двух шагах друг от друга простаивали и никогда ни о чем отвлеченном не говорил. Не были мы для него подходящей компанией, — с грустью говорит пожилой мужчина.
— У него вообще друзей не было. Он людей не любил, — добавил молодой парень с едва заметным шрамом над бровью.
— Постойте, постойте. Вы говорите, что в воскресенье его убили? Так видел же я его именно в воскресенье. Я с утреца к тестю ездил, передать надо было кое-что, он на Станиславского живет, а потом в «Старый причал» спустился, пивка попить. Две кружечки выпил, повторить пошел к бармену и вдруг вижу... Марков наш. И не один! — невысокий мужчина лет 50 обвел присутствующих взглядом, — ни в жизнь не догадаетесь с кем? Баба — высший класс! Ноги от ушей растут, длинные белые волосы! Я чуть и осадок не выпал. Вот, думаю, какую женщину наш жмурик откопал.
Это уже становится интересным. Прямо из кабинета начальника цеха звоню в райотдел и передаю Роме полученную информацию. Голос у моего напарника такой, что будто он только сегодня приехал из поселка с названием «Большой бодун». Но ноги в руки и в «Старый причал» пить пиво.
Когда я возвращаюсь в отдел, Ромы еще нет. Видно, пиво хорошее сегодня завезли. Вообще, он любит это заведение. И ему там везет. Уже несколько раз, удобно устроившись в уголке и неспешно попивая пивко, слушал очередного хвастуна, рассказывавшего где и когда он грабил или воровал. И тихо уходил вслед за этим хвастуном, выяснял, куда он направляется и, как правило, когда тот уже доставал из кармана домашний ключ, лихо вцеплялся ему в горло и надевал наручники. Самое интересное, что, как минимум, в половине случаев хвастовство оказывалось правдой. Что же касается другой половины, то за язык их никто не тянул и лучше бы они под пиво рассказывали дружкам, как в пруду под Ростовом выловили форель!
Ратников вернулся через час, да не один, а с барменом.
— Знакомься, Макс, это Костя,- представил он нас друг другу, — Костя — это просто бесценный свидетель. Хорошо помнит Маркова и тех, с кем он бывал в «Причале».
Угостив бармена чашкой кофе, прошу рассказывать.
Значит так, мужчину на фотографии я помню хорошо. Приходил он к нам несколько лет, чаще всего, раз в неделю, по воскресеньям. Как правило, был один, и того, чтобы с кем-то знакомился в баре, не припомню. Брал две кружки, потом повторял. Выпивал он много, по 6-8 кружек и уходил. Но дважды он меня удивил. Месяца два назад пришел он к нам вдвоем с мужиком. Крепкий такой, черноглазый, ну, в общем, такой, которого в хорошем обществе не принимают. Есть в нем что-то такое… Я ведь им пиво наливал, так этот чуть скандал не устроил, все кричал, что я ему не полную кружку налил. Где-то с час они попили, причем, не только пиво, потом мы под столом два пузыря от яблочного нашли. Так вот, с час они спокойно пиво пили, а потом разборка у них началась. Этот про какую-то Наташу кричал, что так не оставит, отомстит за нее. А потом стал бить нашего постоянного посетителя. Я думал вообще убьет. Подбежал к ним, хотел успокоить. Но этот на меня глянул так сердито и говорит: «Иди лучше пиво наливай. Мы уже закончили», потом к этому повернулся, сказал: «Я вас обоих зарою!», развернулся и пошел к выходу. А этот малость очухался и тоже ушел.
— А теперь, Костя, про воскресенье расскажи! — попросил Рома. Но наш собеседник оказался словоохотливым и за язык тянуть его не нужно было.
— Где-то в час дня он пришел к нам с симпатичной блондинкой. Женщина, действительно, что надо. Ноги как у манекенщицы, глаза огромные, губки такие полненькие. Он за ней очень ухаживал, Наташенькой, кажется, называл. Красавица, но не в моем вкусе. Что-то вульгарное в ней, неприятное. И в глазах у нее не просто что-то злое, а как будто лед в них…
— Жестокость?
— Да. Вот именно. Жестокость у нее в глазах.
Мысли, сделав несколько кругов в голове, пришли к одному выводу: Татьяну я увижу раньше, чем планировал. Выяснив по телефону, что она меня ждет, обращаюсь к бармену.
— Костя, нам придется сейчас съездить в одно место. Посмотрите на одну фотографию, может, кого-то узнаете…
И вот он — долгожданный миг. Константин, подойдя к висящей на стене фотографии в комнате Татьяны, сразу тычет пальцем в девушку со светлыми волосами.
— Это Наташа Десятникова, — поясняет удивленная всем этим хозяйка.
А Костя продолжает осматривать фотографию. Его взгляд останавливается на крепком широкоплечем парне, стоящем в третьем ряду около Маркова.
— Вот он приходил с ним в бар, и он же его избил!
— Это на него похоже, — говорит Татьяна, — Саша Кретов никогда ни с кем разговаривать не умел. Вместо языка у него были кулаки.
— А теперь думай, — сказал я Татьяне, когда Костя уехал, — что могло связывать эту троицу: Маркова, Кретова и Десятникову.
— Что связывает? Я слышала, Наташка с Кретовым поженились, но, точно не знаю. Вообще, одноклассников не выбирают. Кретов с самого детства был просто быдлом. Он сильнее был одноклассников и всех бил. Его боялись. Но а, Наташа, в него влюбилась. Я не знаю, как в такого человека можно влюбиться, но чужая душа потемки. Наташе понравилось, что Кретова все боятся, считала его каким-то сказочным героем. А он был никем. Отбирал деньги у одноклассников и младших, даже в раздевалке по карманам шнырял. И ловили его на этом не раз. А Марков? Какое к ним имеет отношение? Не знаю. Он всегда боялся Кретова, был у него шестеркой. Но участия в мероприятиях не принимал. Вообще, домашний был. Друзей близких не было, да и ни в каких общественных делах не участвовал.
— А мог ли Кретов убить Маркова?
— Кретов любого мог убить, кто послабее его. И не думаю, чтобы он сейчас изменился.
Прямо от Татьяны звоню в адресный стол. Бдительная телефонистка просит назвать пароль, который доказывает, что звонит, действительно, сотрудник милиции и помочь ему нужно немедленно. А паролями служат русские города.
— Это Грановский, Нью-Йорк! — решаю я пошутить.
— Какой Нью-Йорк? Ты что Марк издеваешься?
— Ладно, не злись, Чебоксары.
–Вот так бы и сразу. А то Нью-Йорк, Нью-Йорк… Еще раз так пошутишь…
Она диктует мне адреса. Точнее, адрес. Они прописаны в одной квартире. Значит, Татьяна , не ошиблась, сообщив мне о их свадьбе. Тут же набираю телефон райотдела. Связываюсь с Шаляпиным. Докладываю о результатах расследования. Шеф довольно угукает. А под конец:
— А у нас и для тебя новость есть. На рынке взяли парня, торговавшего вещами Маркова. Мамаша приезжала. Опознание уже провели. У них в камере сидит. Твоего как ты сказал фамилия?
— Кретов.
–Тут у нас тоже Кретов. Это он голубчик. Ты сейчас не хочешь допрос провести? Тогда распоряжусь, чтоб в отдел доставили. Но я думаю, что лучше не спешить. Пусть ночку в камере проведет, подумает о себе любимом, и о том, что совершил.
— Вы правы, конечно! Пусть попереживает! А утречком я все у него узнаю.
Узнаю. Но завтра. А сегодня –Татьяна! Однако, последний штрих. Звоню на рынок и связавшим с оперуполномоченным уголовного розыска отделения на Центральном рынке Вадиком Самбурян договорился, что он «подсадил» в комнату для задержанных пару — тройку бомжей поярче и поактивней.. Чтоб у Кретова ночка выдалась ну очень «спокойная». Вадик всё понял и пообещал сделать всё в лучшем виде. Вот теперь кажется всё.


Глава 6. В которой мы оказываемся почти у цели


Бывают расследования, которые тянутся месяцами и даже годами. Но на этот раз мы, пожалуй, обошлись всего несколькими днями. Рано утром в понедельник была найдена отрезанная голова, а сегодня, в четверг, я уже встречаюсь с главным подозреваемым. Вот он сидит через стол от меня. Ночь в камере явно не пошла ему на пользу. Щетина на щеках и подбородке, растрепанные волосы, какая-то затравленность во взгляде. Похоже, Вадик постарался на славу. С меня причитается. Но тут же ловлю себя на мысли, что и в обычной ситуации этот тип не отличался элегантностью, не слишком следит за собой. Беседу с ним решаю начать предельно вежливо:
— Ну что, урод, сам все рассказывать будешь?
— О чем? — пропускает он урода мимо ушей.
— О вещичках, что ты вчера на улице Сиверса на толчке сбыть пытался?
— А чего о них говорить. Мои вещи, захотел продать.
— Твои говоришь?
— Ты чего в непонятку играешь, сказал же мои. Надоели, разонравились.
— И в размере уменьшились. Они же на три размера меньше, чем те, что ты носишь.
— Ты че, тупой? Потому и продаю, что размер не подходит. Я купил на руках, пытался померить, вижу, не подходит. Потому и продаю. Я же и сказал, размер не тот, поэтому они мне и не понравились.
— Скажи-ка, Александр Иванович, а чем ты занимался в понедельник?
— Ты опер на понт меня не бери! — он срывается на крик. Ясно, что мой вопрос погладил его против шерсти. — Ничего незаконного я не делал, слышишь, начальник, слышишь? А чем занимался во вторник, ты же во вторник спрашивал?
— До вторника мы еще доберемся. А пока поговорим о понедельнике. Вспомнишь сам или подсказать?
— Да тем же, что и всегда. Проснулся утром, пошел на улицу прошвырнуться, с корешами схлестнулся, пива с водярой раздавили, потом домой в отключку, покемарил, к вечеру проснулся, снова с корешами…
— Так у тебя каждый день проходит?
— А если да? Имею право.
— Ладно, можешь не говорить. Сейчас мы тебе одну бумажку покажем.
Выхожу в соседний кабинет. Рома уже, как мы и договаривались, на фирменном бланке напечатал результаты экспертизы, подтверждающей, что в квартире на Каширской улице, где жил Марков, найдено множество отпечатков пальцев Кретова. И в тот самый момент, когда я зашел в кабинет, размашисто расписывался за эксперта. Конечно, у нас такой экспертизы нет. Но ведь этот урод об этом не знает? И увидев такую бумажку, должен захлопать глазами. И если он совершил убийство, то, скорее всего, признается в краже.
Возвращаюсь в кабинет вместе с Романом. Кретов со страхом смотрит на новое действующее лицо, закономерно подозревая, что приход нового человека грозит ему какими-то неприятностями. Я подчеркнуто официально обращаюсь к напарнику.
— Товарищ эксперт ознакомьте нас пожалуйста с результатами вашего исследования.
И Рома удивительно сухим бесстрастным голосом зачитывает текст, который мы утром сочиняли с ним на пару. Для Кретова — это удар. Он моргает своими тупыми пустыми глазками, в которых, как рассказывала его одноклассница Татьяна, никогда не было ничего человеческого. Угораздило же мою подружку ходить в один класс с этим… Даже слово подобрать сложно: быдлом, дебилом, нелюдем… Сейчас у него глаза бегают по комнате, рука непроизвольно лезет наверх и чешет затылок. В общем, идет сложный мыслительный процесс. Я могу и подождать. Наконец задержанный принимает решение:
— Хочу сделать чистосердечное признание! — важным тоном он мне сообщает и тут же не выдерживает, — оно мне зачтется?
— Смотря в чем признаешься. Но вообще-то в твоем положении торг не уместен.
— Ладно, вижу, что нечего запираться. Была, не была! Пиши! Утром в понедельник я с хаты выгреб, с корешами на стрелку поканать думал. Иду по лестнице и вдруг лежит что-то на подоконнике в подъезде. Я глядь туда — куртка. Я, значит, обшманал ее. Ксива там, ну это, паспорт с адресом, ключи. Ну, я помозговал малость, забыл видимо, хозяин, надо помочь, отнести домой. Я поехал на автобусе, свои копейки за проезд заплатил, нашел дом, квартиру. На мой звонок никто не открыл. Ну я это, ключ вставил, дверь открыл, чтобы куртку вернуть и, в натуре говорю, нашло что-то на меня, как затмение какое-то, вот и почистил квартирку. Пиши мне чистосердечку! Все так было, в натуре! Чужого на себя не беру, а за свое и отсидеть не жалко. А, может, мне условно дадут? Признание чистосердечное зачтут?
Я не спешу отвечать на вопрос. Только что этот урод сделал просто колоссальную ошибку, но сам об этом не знает. Ведь Марков не прописывался в квартире сестры и, следовательно, в его паспорте записан старый адрес. Молодой опер или неопытный следователь сразу бы схватился за это несоответствие, но я решил воздействовать по-другому. Взять быка за рога сразу, как говорят испанские тореадоры. Лениво только поинтересовался:
— А ты запомнил, чья фамилия была в паспорте?
— Ты думаешь, у меня не голова, а дом советов? — приободрился Кретов. А я незаметненько локотком так тихонько поддел кипу лежащих на столе объемных дел и со страшным стуком они повалились на пол. Моего собеседника чуть кондрашка не хватила. Он даже подпрыгнул, неестественно вжав от страха голову в плечи. Ну, все, думаю, нервишки у него ни к черту. Следовательно, приступаем к варианту «Б» заранее разработанного плана. Набираю номер по внутреннему телефону и, дождавшись, пока там возьмут трубку, отключаюсь. Это было условным сигналом. Если бы я сказал хоть одно слово, коллеги бы приступили к выполнению действий варианта А.
Через полминуты к нам в кабинет тяжело вваливается оперуполномоченный Юрка Талалаев. Мордоворот под два метра, плечи — в косую сажень, бицепсы — как футбольные мячи. Сам Рэмбо рядом с ним смотрелся бы мальчиком для битья. Рукава Юркиной рубахи предусмотрительно закатаны.
— Здорово, Марк! — приветствует он меня и опускает кулак на стол, после чего я внимательно разглядываю стол, проверяя, не рассыпался ли он. Это уже лишнее. Так сказать, сверх плана. А Юрка продолжает:
— Чего-то у меня настроение паршивое. Получил такую клизьму от начальства, что так и хочется кого-нибудь замочить, — он занимает боксерскую стойку и наносит несколько ударов по воображаемому противнику, которыми элементарно можно было бы пробить кирпичную стенку. Юрин взгляд неожиданно натыкается на Кретова:
— Слышь, Марк, а это у тебя кто такой? Можно, я с ним поработаю?
— Да нет, Юра, товарищ уже признается, что был на квартире Маркова.
— Признается? — нараспев протянул Юра и, подскочив к Кретову, схватил его за грудки и резким движением поднял со стула, — признается, говоришь? И в том, что родственника, приятеля детских игр, замочил, признается? И в том, что потом разрезал тело на мелкие части, тоже признается?
Глаза у Юры горят, на лице выражение дикого бешенства. В то же время он незаметно подталкивает меня локтем, напоминая, что пора и мне выходить на сцену. Я бросаюсь между ними, создаю впечатление, какого труда мне стоит оттолкнуть Юру… И тут же поворачиваюсь к задержанному:
— Ты не финти! Отрезав голову, по волосам не плачут. Вещи Маркова найдены у тебя, отпечатков твоих пальцев в его квартире выше крыши, свидетелей, видевших вашу драку в пивбаре, навалом! За убийство с особой жестокостью ты, может, и вышку получишь. Но до суда еще дожить надо. А некоторые наши опера очень не любят, таких зверей как ты! Очень не любят! Так что лучше тебе со мной разговаривать, а не с ним. И ты мне сейчас, сию же минуту расскажешь всю правду, от начала и до конца! Понял? И если мне покажется, что в какой-то мелочи меня хочешь обмануть, то выйду из кабинета, а он зайдет! И я не понесу никакой ответственности за то, что он с тобой сделает!
Выталкиваю Юру из кабинета, снова поворачиваюсь к Кретову:
— Ты все понял?
— Это не я его убил. Это все жена, — поднял он на меня глаза затравленной собаки.
— Ну, начинается, я не я и хата не моя. Ты, значит, божья коровка невинная, а она — тварь подлая, так, что ли? Ладно, — демонстративно встаю, — схожу-ка за Юрой, попробуй ему это рассказать.
— Подождите! Клянусь, правду говорю! Это она, она, стерва! Из мести она его, дура!
— Что ты мелешь, какая месть?
— Как на духу, все скажу! Не повезло мне в жизни! Страшную ошибку сделал — на этой стерве женился. Да она не просто стервой оказалась, а еще и проституткой! Изменяла мне на каждом шагу. С любым встречным, можно сказать. Я долго терпел, но в конце не выдержал. Встретился с другом детства, Сашей Марковым, это еще в апреле было, зашли с ним в «Старый причал» пивка попить. Вот он и признался мне, как с женой моей спал, как они за моей спиной кувыркались на постели. Узнав все это, я приехал домой и объяснил Наташке, что между нами все кончено, раз она даже с моим другом мне изменила! Ушел я от нее, к матери переселился. А в воскресенье звонит мне вечером, приезжай, говорит, — вопрос жизни и смерти. Ну, я приперся как последний идиот. А там Сашка, уже остывать стал. Наташка кричит, это она, дескать, из-за меня, чтоб доказать, что не любит Маркова. Я хотел сразу в милицию бежать с заявлением, но, извините меня, не смог на родную жену такое сообщить. Какая ни какая, но все-таки, жена она мне. Не развелись-то мы еще. А как мое поведение называется: недоносительство или соучастие? В любом случае, я готов понести самую серьезную ответственность.
— А что с телом сделали?
— Это она сама рубила. Пока я ехал к ней с Коммунистического, где маманя живет, в район главного железнодорожного вокзала, где у Наташки квартира, она уже и место придумала, где зарыть — в лесопосадке за путями. Она порубила, сложили на тележку и повезли. Но когда через рельсы перебирались, тележка опрокинулась. Кульки разлетелись, а голова в сторону откатилась. Мы второпях не заметили, что главное-то потеряли. А когда зарывать стали, хватились, Наташка сильно запереживала, а я ей говорю: «Не бойся, Ожить она не могла!»
Кретов даже попробовал улыбнуться своей шутке. Не скрывая отвращения к этому негодяю, протянул ему листки бумаги и ручку:
— Пиши! Все, что рассказал! Подробно! И не дай Бог, что-то забудешь…
Кретов стал быстро строчить, покрывая листок ровными строчками. От напряжения он даже кончик языка высунул… Ну и тип! Так спокойно говорить о смерти хорошего знакомого и даже пытаться иронизировать по этому поводу. После даже вынужденного общения с ним необходимо принять душ.
— Теперь число, подпись… А место захоронения показать можешь?
— Конечно. На всю жизнь запомнил. На какие нам с вами муки приходится идти из-за этих стерв…
— Что ты сказал, урод? Нам с вами? Ты что нас приравнивать вздумал?
И чтобы не сорваться и, действительно, не отвести душу, надавав ему тумаков и затрещин, отправляю его в камеру. А сам уединяюсь с Ромой и Юрой и пьем крепкий кофе. Это просто необходимо.
— Сейчас поедем на выводку, он место покажет, где закапывали. На всякий случай, ты, Юра, с нами поедешь. А то вдруг на месте память подведет.
— Без проблем! Но не думаю, чтоб он чего-то забыл. Страха на него мы здорово нагнали.
— Через несколько минут звоню следователю прокуратуры Сильницкому:
— Клиент решил нас порадовать. Горит желанием место показать, где Маркова зарывал. Сейчас выезжаем. Ты с нами?
— Конечно. Заедешь за мной? Так он, что сознался?
— Пока нет. На жену валит. Еще посмотрим, кто из них. Но после обнаружения тела он уже в кусты не уйдет.
В качестве понятых уговариваю поехать с нами двух мужиков, стоящих в очереди в паспортный отдел. Гарантирую после возвращения провести их без очереди. Два бомжика, доставленные в дежурное отделение, сойдут за землекопов. Единственная проблема возникает с поездкой одного из участковых, которые ссылаются на массу неотложных дел. Показываю пальцем на одного из участковых:
— Едешь ты!
— Да у меня дела! — знаю, какие дела, карты-то я сразу заметил, хоть на них и газета почти мгновенно опустилась.
— Значит, не едешь? Ну, я к Шаляпину пошел. Знаешь, какую арию он по этому поводу споет?
Поняв, что это будет за ария, и к каким последствиям лично для него это может привести, участковый встал и потянулся за фуражкой. Садимся в машину. Бомжи прийти в себя от гордости не могут — впервые в жизни едут на нормальных сидениях, а не сзади в зарешеченном загончике для задержанных. Сейчас туда погружаем Кретова. Он оттуда руководит Валерой, объясняя, куда поворачивать. И вот наконец мы на месте. Кретов моментально находит место и гордо показывает рукой. Бомжи лопатами вгрызаются в грунт. Очень скоро на поверхности оказывается то, что еще недавно было туловищем Маркова. Один из понятых, отойдя на пару шагов, наклоняется над кустами. Его тошнит. Второй покрепче, но тоже старается отвести глаза, не смотреть на это…
Я запираюсь в кабинете с Ромой и Юрой. К нам заходит Захарченко. Минипланерка или просто мозговая атака? Если мы еще и не полностью раскрыли преступление, то уж, во всяком случае, на пороге его раскрытия. Совершенно бесспорно, что убийство совершил кто-то из супругов: Десятникова или Кретов. Но кто конкретно? Тип, конечно, Кретов пренеприятнейший, но, может, он рассказал правду? Был ли у него мотив для убийства? Измена? Но тогда он не стал бы ждать два месяца, а прикончил бы Маркова прямо в пивном баре, когда тот признался ему во всем. Слишком недалеким и тупым кажется Кретов для того, чтобы заранее запланировать убийство и готовиться к нему два месяца. Хотя, бывает, всякое. Очень многое, если не все, даст первый же допрос Десятниковой. К нему надо очень серьезно подготовиться. Вариант с Юрочкой не годится. Не тот случай. Как может себя повести Наталья? Продумываем версии, стараемся учесть все возможные и даже невозможные варианты действий, наметить наши действия.
— И все-таки я не думаю, что она будет запираться, — говорю окружающим, — по всем данным выходит, что она боготворит своего мерзавца. И она не даст ему сесть за то преступление, которое совершила она.
— Может быть и другой вариант, — вслух думает Рома, — если она так сильно любит этого козла, то она может взять на себя его грех!
— Это тоже возможно. Что же, ждать осталось недолго. Машина с оперуполномоченными за Десятниковой уже пошла. Когда уже вышел из кабинета, меня окрикнул Шаляпин. Он уже все знал — экстрасенс видать!
— Если честно, Марк, то и раньше я тебя считал очень умным, — решает шеф сделать комплимент, — но думал, что ты больше драться и стрелять любишь. А вот думать, размышлять, анализировать… Вижу, что ошибался. Ты добился большого прогресса. Это отлично. Так держи и дальше! Но и о старых успехах не забывай. Ты вот в тире последний раз сколько выбил?
— 98 из 100.
— Молодец. Я верю в тебя. Только никогда не останавливайся на достигнутом.
Даже он признал мои достижения, значит, не только я знаю себе цену. Головой прижимаюсь к оконному стеклу. Предвечерний сумрак. И сейчас из этого полумрака вырвется наша машина, доставившая на допрос Наталью Десятникову. Одноклассницу моей Татьяны. Только бы она не бросилась в бега.


ГЛАВА 7. В которой мы получаем первое признание в убийстве


Все четыре дня, прошедшие с убийства, Наташа ждала, что за ней приедут. Внутренняя интуиция подсказывала, что следователи окажутся толковыми и быстро раскроют преступление. Наташа не собиралась бежать, чтобы скрываться от ответственности. Зачем? За все, что сделано, нужно платить. Как часто ей об этом говорили родители… Милая мамочка, папа… Если бы они несколько лет назад не погибли в той ужасной автокатастрофе, когда огромный «Камаз» раздавил их беленький «Жигуленок», то, может быть, все было бы по другому. И сегодня она не ждала бы звонка или стука в дверь, даже крика: «Откройте, милиция!» Она представила, что эти крики раздадутся ночью, перебудят весь подъезд, а потом бабушки на скамейке станут качать головами, вспоминая, что когда-то Наташа была такой хорошей девочкой. От этой мысли стало неприятно и она передернула плечами. Нет, она конечно откроет. Она не скроется. Она ответит за то, что сделала. Ведь она посягнула на самое святое — на человеческую жизнь, данную Богом. И за это должна расплатиться сполна. Но она представляла отвратительную ухмылку этого поганого козла Маркова и понимала, что если бы все можно было повторить, она бы снова расправилась с ним. Да, ему Бог дал жизнь. Но разве Бог хотел, чтобы Саша Марков превратился в столь мерзкую гниду? В противную жабу, попытавшуюся разлучить ее с самым лучшим парнем на свете, с мужем, с любимым, с тем, кого она будет любить вечно! Марков замахнулся на их любовь, влез в нее своими грязными лапами, растоптал то, что было так дорого им обоим… И он ответил за это! А теперь еще ответит и она сама. Пусть! Но неужели суд не поймет, что по-другому она просто не могла поступить?
Чайник закипел. Наташа налила себе чашку кофе, с ногами забралась в кресло, уперлась подбородком в колени и отхлебнула ароматный напиток…
Все началось два месяца назад. Придя с работы, муж жестоко до полусмерти избил Наташу, сообщив, что встретился с Марковым и тот рассказал ему, что спал с ней. Сашка (по иронии судьбы оба действующих лица были Сашами) оставил ее полумертвую, всю в крови и ушел жить к матери. В случившемся девушка обвиняла только себя. Ну привел Сашка новую женщину, ну выгнал ее, Наташу, из дома. Ну и что? Надо было понять, что это мимолетное увлечение, что оно скоро пройдет и Сашенька вновь вспомнит о своей Наташке. Надо было подождать. Только подождать. И все было бы нормально. А она уже через две недели после разрыва с мужем поддалась этому Маркову, напилась с ним до беспамятства, а очнулась уже в постели. Как она могла? Без устали виня себя и обдумывая случившееся, Наташа все больше с возмущением начинала думать о Маркове. Как он мог растрепать Сашеньке, скотина безмозглая… За все время Сашенька ни разу не зашел даже поинтересоваться, осталась ли Наташа жива после преподанных уроков воспитания и с расстояния он казался ей безвинно пострадавшим сказочным романтическим героем. И с ним, с лучшим мужчиной на свете, ее разлучил этот негодяй Марков. Мысли о мести все чаще посещали голову, а затем и засели в ней невынимаемой занозой. В конце-концов желание мести стало смыслом ее жизни. Как именно Наташа ему отомстит, она пока не думала. Не думала она и об убийстве. Но она знала то — ее месть будет самой жестокой и он, этот недоделанный козел, запомнит этот воспитательный урок на всю оставшуюся жизнь. В конечном счете, смутные идеи превратились в нечто оформленное и осязаемое. Но для претворения идеи в жизнь требовалось выждать время — сначала нужно было вновь стать красивой, а лицо обезображивали синяки и ссадины. Ждать пришлось полтора месяца. И только тогда, когда глянув в зеркало Наташа смогла назвать себя такой же красивой и привлекательной, как прежде, она отправилась к Маркову в гости. Ей повезло, что на улице перед подъездом повстречалась с мамой Маркова — Авдотьей Никитичной. Увидев ее, Наташа с грустью подумала, как быстро бегут годы. Несколько лет назад, когда та частенько заходила в школу и Наташа видела ее почти ежедневно, Авдотья Никитична выглядела намного моложе. «С таким сыночком жизнь не в радость», подумала девушка. А Никитична, увидев Наташу, засияла и бросилась к ней:
— Как живешь, Наташенька? Давно не заходила к нам…
— Да все некогда, все дела, — стала оправдываться Наташа.
— Ну а уж как бы Сашенька радовался, повстречав такую красавицу! Он не здесь живет, а в квартире сестры, на Каширской. Заходи к нему в гости! — Авдотья Никитична стала совать ей листок с адресом.
— Да неудобно, сколько не виделись, — отнекивалась Наташа, пряча листок с адресом в сумочку, — а он все на старом месте работает?
— Да, все еще на Сельмаше. Но он в хорошую бригаду попал, работает только в первой смене. Так что ежедневно в шесть уже дома. Так что не стесняйся, заходи, ты ведь помнишь, какой он скромный? С девушками даже не встречается. Видимо, от него я и не дождусь уже внучат…
О Сашиной скромности Наташа имела собственное мнение. Переспав с девушкой, тут же начать об этом рассказывать — это, видимо, и есть одно из проявлений скромности. Так сказать, скромность по-маркову. Но… так или иначе… на следующий день уже в начале шестого по Каширской улице прохаживалась столь ослепительная блондинка, что даже проезжавшие машины тормозили и приветствовали ее гудками. Бедра обтягивала удивительно короткая юбочка, в громадный вырез блузки выглядывали два сооблазнительнейших полушария, а на лицо была нанесена самая боевая раскраска. Конечно же, это была Наташа. Ждать ей пришлось недолго.
— Натаха! А ты что здесь делаешь? — окликнул ее Марков. Наташа сразу заметила едва уловимую обеспокоенность в его голосе. И хоть ей страшно захотелось врезать кулаком прямо в этот слюнявый рот, запустить свои пальцы с длинными наманикюренными ногтями в эти покрытые еще подростковой сыпью жирные щеки и рвать, кромсать эту отвратительную кожу, заставляя этого козла орать от боли, она изобразила на лице радостную улыбку.
— У подруги была, домой возвращаюсь. А ты что тут делаешь?
По появившейся на его лице улыбке она поняла, что Саша отбросил свои подозрения.
— Я живу в этом доме. Нет, нет, даже не проси. Мы столько не виделись и я тебя никуда не отпущу. Идем пиво пить, — он повелительно взял девушку за руку, и они двинулись в сторону ближайшей пивной. Наташа была довольна. Ее план срабатывал. Остались только так называемые технические мелочи. Но неужели можно быть дурным? Ведь даже о кошке говорят, что она знает, чье мясо съела. Саша просто не понимал, какую злость может испытывать к нему идущая рядом с ним смеющаяся над его шутками блондинка.
Через несколько минут они уже сидели за уютным столиком. Перед ними стояли кружки с янтарным напитком, украшенным взбитыми сливками пены, которая, казалось, просто не хотела оседать на дно. И они пили, старательно дуя на нее и отгоняя к центру кружки. Саша разорился на вяленую воблу и громко чавкал на весь пивовар. Наташе было просто противно находиться с ним рядом. Но, обворожительно улыбаясь, она рассказывала, что окончательно рассталась с мужем и теперь свободна, как ветер.
— А почему вы расстались? У вас же такая дружная семья была, — Наташе казалось, что в его голосе вновь появилось подозрение, и она постаралась его окончательно рассеять:
— Какой-то козел сказал мужу, что у него был роман со мной и он ему поверил. Я не стала даже выяснять, что это за негодяй и Саша мне его не назвал. Да и мне не интересно, кто это был. Раз Сашка поверил в эту ложь, это его проблемы.
После этого Саша уже не стеснялся. Одной рукой он обнимал Наташу за плечи, дыша на нее отвратительно-гнилым запахом из-за рта, а другой под столиком тискал ее колени, с каждой минутой забираясь все выше и выше.
Когда они вышли из бара, было уже поздно. Ночь вступала в свои права. Было темно, как у негра в… Саша привлек Наташу к себе и потянулся к ней своими губами. Наташа игриво шлепнула его ладонью по щеке.
— Не спеши, не спеши. У нас с тобой все еще неясно. Понимаешь, после разрыва с мужем я не хочу ошибиться снова. Давай хоть чуть лучше узнаем друг друга?
— Сколько мне ждать? — хриплым от нетерпения голосом спросил Саша.
— Ну хотя бы до следующей встречи. Ладной? — Наташа нежно поцеловала Сашу, который выглядел не то что обиженным, а скорее, удивленным.
— Значит, мы сейчас не пойдем ко мне, — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес Саша.
— Ну, ты же настоящий мужчина. А настоящий мужчина должен уметь ждать. Ты согласен со мной, правда ведь? А я тебе обещаю, что нашу следующую встречу мы окончим у меня дома.
— Слово? — Саша вновь потянулся к ней и Наташа опять отстранилась.
Два дня до воскресенья, когда они договорились встретиться вновь, пролетели быстро. И в назначенный час Наташа увидела Сашу под самым памятником у входа в парк имени Горького. Вместо букета цветов он держал в руке уже на половину пустую бутылку пива.
— Будешь? — протянул он ей бутылку вместо «здрасте».
С трудом подавив брезгливость, Наташа нежно отвела его руку:
— Я ведь тебе обещала, что сегодня все будет нормально? Так что идем ко мне.
— Идем! — радостно согласился Саша, — а хотя нет, мы сначала в пивбар, а уже оттуда к тебе. Ладно?
— Чудик, у меня дома и водка, и шампанское…
— А я хочу пиво. Хочу! — капризно подчеркнул Саша и Наташе стало ясно, что он уже на веселе.
Уже в баре выяснилось, что Саша забыл дома деньги, и платить за пиво придется ей. Затем Саша сообщил, что не любит пить пиво без креветок и выжидательно уставился на Наташу. Она заплатила и за них, внутренне послав своего кавалера к черту и подумав о той несчастной, которой может достаться подобное золото. А Саша наглел не по часам, а по минутам. Вот он отодвинул от себя пачку «Нашей марки».
— Не могу я курить эту дрянь. Натаха, у бармена там «Мальборо» по-моему имеется. А, солнышко, я тебя потом отблагодарю! — и послал ей воздушный поцелуй.
Как он меня планирует благодарить, уж не в постели ли, с неприязнью подумала Наташа. Он вообще, по-моему считает, что завоевал мою любовь. Как до него только мысль такая дошла? Ну и дебил…
После четвертой кружки Наташа стала бояться, что кавалер напьется столь сильно, что домой его придется нести. Нет, такого я допустить не могу. Да и не хотелось ей отыгрываться на пьяном. «Он должен на всю жизнь запомнить, как я его накажу. А спьяну он проспится утром и сообразить ничего не сможет!», пронеслось в голове. И она решила сыграть на его природной трусости. Увидев входящего в бар бугая почти двухметрового роста, Наташа быстро пригнулась и зашептала:
— Закрой меня от того верзилы. Это Сашкин друг. После нашего разрыва он уже дважды приставал ко мне, уговаривал жить с ним. На последней встрече сказал, что убьет любого парня, с которым меня увидит. Ты ведь с ним не справишься? Давай тихо уходить.
Второй раз просить не пришлось. Саша выскочил из бара, словно ошпаренный. Наташа еле его догнала. И вот, наконец, свершилось. Они, совершенно одни, сидели у Наташи дома. На столе стояла бутылка шампанского, на специальном блюде ждали своей очереди пирожные из «Золотого колоса». Наташа наслаждалась мыслью о том, что сейчас произойдет. Судя по всему, Саша наслаждался тоже, правда, он не имел никакого представления, что его ждет… А Наташа открыла шампанское, разлила по бокалам и, когда они выпили быстро села Саше на колени. С трудом подавляя отвращение, стала его гладить, ласкать, целовать.
— Ну что милая? Идем в кроватку? — спросил Саша.
— Пойдем, милый, пойдем! Но можно я попрошу тебя об одном?
— Проси.
— Смотрела на днях у подруги по видику порнофильм. Там главная героиня прежде чем сойтись с любимым, связывала его, а потом они такое блаженство испытывали! Так хочется попробовать, доставь мне удовольствие, а?
— Ты хочешь меня связать?
— Да ты сам такой кайф получишь, какой никогда не получал! Потом сам просить будешь.
— Ну ладно, посмотрим, чего ты там увидела.
Наташа не смогла скрыть торжествующей улыбки. все шло по плану. Быстро достав заранее заготовленные веревки, она крепко накрепко стянула Сашины кисти и ноги пониже колен и даже подергала для верности.
— Ну что, начинай! А то я уже тебя захотел, — улыбнулся Саша, но встретившись с Наташей взглядом, оторопел — вместо любви он прочитал в ее глазах уже нескрываемую ненависть. А Наташа просто торжествовала. Начала она с пощечины, причем, удар был настолько силен, что Саша даже нелепо дрыгнул связанными ногами.
— Я кричать буду! Звать на помощь!
— Кричи, сколько хочешь. Соседи на дачу уехали, а с улицы тебя никто не услышит, но на всякий случай Наташа прибавила звук магнитофона.
— Что ты хочешь? — уставился Саша на нее.
— Сначала поговорить — удобно устроившись в кресле, ответила Наташа, — например, узнать, зачем ты, козел поганый, сказал Саше, что трахал меня?
— Ой, да это пьяный треп был. Прости…
— Говори! — подскочив к связанному, она дважды наотмашь ударила его по лицу — говори, или я за тебя не ручаюсь!
— Говорить? А ты очень хочешь правду узнать? Вдруг она тебе не понравится?
— Я долго буду ждать?
— Ладно, воля твоя. Но мне тебя разочаровать придется. Ты, наверное, думаешь, что я в тебя влюбился в школе? Думаешь! Я знаю! А вот и нет! — Саша глупо хихикнул, — я ненавидел твоего миленького с первого класса. Он меня бил, а я не мог дать сдачу. Я долго думал, как ему отомстить. И понял, что моя месть — это ты! Когда я тебя трахал, кайфовал вовсе не оттого, что мне на тебе так хорошо было. Я кайфовал потому, что представлял его рожу, когда он узнает об этом! Видела бы ты его рожу, когда он услышал! Забавно! Он ведь тебя выгнал? И он теперь один! Значит, я победил!
— А ты обо мне думал?
— А кто ты мне такая, чтобы я о тебе думал? Если бы нужно было, я бы родную сестричку подставил. А ты кто? Одноклассница? Тьфу! Растереть и выплюнуть. Ну а теперь развязывай меня быстрее, узнала и утрись этой правдой, а я еще пойду пивка попью!
— У тебя же денег нет?
— Ну, ты и дура. Все у меня есть! А если девочка хочет потрахаться и еще платит за это, я не против. Ну, давай. Развязывай.
— Значит, ты сказал Саше, что трахал меня, сказал?
— Сказал, ну и что теперь?
— А то, что теперь трахать тебя буду я!
Наташа подошла к шкафу и что-то достала из него, искоса глянув на Сашу. Он лежал на полу, но из-зо всех сил крутил головой, стремясь увидеть, что именно делает Наташа. Рассмеявшись, она показал ему напоминающую пояс резинку с прикрепленным к ней предметом.
— Это же член! — воскликнул парень.
— А ты думал, что я тебя языком трахать буду?
Не слушая Сашиных криков, просьб не делать этого и простить его, Наташа не спеша. с видимым удовольствием, продолжила приготовление к экзекуции. Подтащила стул и толкнула на него Сашу так, что он перегнулся через него, подставив ей свой оттопыренный зад. Затем просунула под него руку, расстегивая ремень и пуговицы. Когда она резким движение стащила с его зада брюки с трусами, Саша заплакал. Но ей абсолютно не было его жаль. Было противно смотреть на льющего крокодиловы слезы парня, с которым когда-то на свою беду она провела ночь. Наташа не спеша закрепила на бедрах резинку так, что прикрепленный к ней предмет оказался спереди. Там, где, в принципе, он и должен находиться. Конечно, с поправкой на пол.
— Перестань выть! Я начинаю! И думай о том, что натворил!
Опыта в подобных делах у Наташи не было. И хоть она руками раздвинула Сашины ягодицы, открывая проход, предмет никак не хотел протискиваться в узкую щель. Тем более, что Саша все время ерзал и вертелся, стараясь не допустить проникновения. Но, наконец, предмет все-таки проскочил туда, куда она его заталкивала. Саша громко вскрикнул и она, наклонившись над ним. схватила его бедра и, прижав их к себе, медленно стала качаться. Вперед-назад, вперед-назад…
— Ты орешь не от боли! Прекрати немедленно!
Неожиданно связанный парень изловчился и сумел немного переместиться. Предмет вырвался наружу. Наташу охватило бешенство:
— Ах ты так! — она со всей силы врезала ему ладонью по заднице. Взгляд упал на лежащий, на полу ремень от Сашиных брюк. Она схватила его и с остервенением стала хлестать его по заду. На местах ударов расцветали багровые рубцы. С каждым замахом этот парень казался ей все более и более отвратительным. Он даже наказание не может достойно принять! Отложила ремень Наташа минут через десять. Она вновь раздвинула его ягодицы и заново вставила предмет в открывшееся отверстие. На этот раз все прошло нормально. Боясь новой порки, Саша старался не кричать и не мешал Наташе осуществлять задуманное до конца. Он только негромко противно выл и этот вой бесил Наташу больше всего. Тем более, что было непонятно, почему он воет: от боли, стыда или страха? Наташа трудилась молча, наконец, сделав резкое движение и вогнав в Сашину щель предмет до основания, и подождав немного, она медленно вышла из него. Наказание тоже должно иметь границы. Она отстегнула резинку и развязала Сашу.
— Ты все понял? — спросила Наташа, когда он уже натянул брюки и застегнул ремень .
— Да я на тебя в милицию заявлю! Тебя посадят!
Наташе стало смешно при мысли, что здоровый и крепкий парень придет в милицию с заявлением, что его изнасиловала женщина. Отсмеявшись, она предложила:
— На столе шампанское с пирожными. Не пропадать же добру. Ешь и пей!
Наташа была удовлетворена осуществленной местью и уже не испытывала к этому подобию мужчины ненависти. Саша не заставил себя просить вторично. Налил и выпил стакан шампанского, захрустел пирожным.
— Ты не знаешь, чем именно сейчас занимается твой любимый Сашенька?
— Нет, а что?
— Ничего. Но я тебе скажу: или он квасит с подзаборными алкашами или отсыпается после кваса, одно из двух. И, конечно же, у него нет на сегодня алиби.
— К чему ты это? — Наташа еще не поняла, куда он клонит.
— К чему? — он рассмеялся, — ты вот думаешь, что мне отомстила? Правда, ведь думаешь? Как-то я в книге фразу интересную прочитал: «раздался девичий крик, постепенно переходящий в женский». Вот и у тебя так. Твоя месть постепенно переходит в мою! Ты ничего не поняла?
— Нет!
— В милиции я расскажу, что вы вдвоем меня изнасиловали. Следы на заднице довольно отчетливы. Не скоро сойдут. А кто знает, кто меня бил? Я скажу — Сашенька. И никто не докажет обратного. И знаешь, что с ним будет? По этапу пойдет, голубчик, по этапу. А по секрету скажу тебе, что на зоне не любят тех, кто по этой статье идет. Там его в первый же день опустят. Вот как ты меня снасильничала, так и Сашеньку твоего любименького каждый день насильничать будут. От восхода до заката…
Он явно что-то хотел сказать еще. Но он говорил это женщине, влюбленной как кошка, которую любовь превращает в львицу. И не успел досказать. Наташа сама не поняла, как в ее руке оказалась бутылка от шампанского, как она поднялась над головой этого мерзавца и с глухим стуком опустилась на нее. Потом еще раз. Еще. Бутылка на его голове вдруг как бы взорвалась, вспыхнув тысячами разлетающихся, словно искорки, осколков. А Саша лежал на полу. Из затылка текла кровь, образуя темный круг вокруг головы, лежащей на полу. Глаза, бессмысленно глядели в потолок. Наташа смотрела на Сашу и только постепенно стала понимать, что натворила.
Саша вернулся домой через час. Наташа все это время глушила водку, глядя на убитого. Когда Саша увидел тело, то пришел в ярость:
— Ты что, паскуда, меня позвала, чтобы на меня свалить, чтоб меня вместо тебя обвинили?
Первый удар пришелся в нос, второй в глаз, третьим Саша разбил ей губы. Он продолжал ее бить, но она уже ничего не чувствовала. Потеряла сознание.
Пришла в себя Наташа поздно ночью. Открыв глаза, увидела рядом Сашеньку. Он злобно заговорил:
— Очухалась уже, убийца! И как я только с тобой связался когда-то…
Он снова поднял кулак, но, видно, передумал и опустил. Наташа огляделась. Тела в комнате уже не было.
— Потеряла? Прибить бы тебя! Разделал я его на кухне, на столе. Все по мешкам распихал. Голову туда, руки сюда и так далее. Собирайся, здесь же не оставим, поедем, зароем где-нибудь эту поганку…
Вот так все и было. Именно так убеждала она сама себя. Неожиданно зазвенел звонок. Идя к двери, Наташа сразу поняла, кто это приехал. Она распахнула дверь и увидев сотрудников милиции, даже не удивилась.
— Долго вы что-то! Я раньше вас ждала…


ГЛАВА 8. В которой ставится точка в деле о мертвой голове


Летнее солнце заглядывает в окна нашего кабинета. Такая классная погода! Заехать бы за Танюшкой и махнуть бы с ней на левбердон, поваляться на пляже, поесть шашлыков, выпить пивка… Вроде бы можно радоваться. Дело-то практически закончено, раскрыто. Что еще надо? Наталья Десятникова созналась в совершении убийства. Александр Кретов подтвердил ее показания. И можно было бы передавать дело в суд и рапортовать наверх о раскрытии еще одного преступления. Но не дает нам это сделать одно маленькое «но». Одна бумажка, акт экспертизы, который опровергает сказанное Десятниковой. Она ведь утверждает, что убила Маркова ударом бутылки по голове. А экспертиза показывает, что смерть наступила от проникающего ножевого ранения в сердце. И у нас нет никаких оснований не доверять экспертизе. И это был не нож, а шило.
Конечно, нам необходимо орудие преступления с отпечатками пальцев. Где его мог выбросить убийца, будь то Десятникова, Кретов или кто-то третий, еще не известный нам? Квартиру Десятниковой мы обыскали всю, как говорится, вдоль и поперек. Орудия преступления там нет. Где же его выбросил убийца? По маршруту тележки, когда везли части тела Маркова или позже, где-нибудь в другом месте? Интуиция и опыт подсказывают, что настоящий убийца не станет оставлять при себе орудие убийства, а значит, выкинул его по дороге от дома Десятниковой до лесопосадки, где были захоронены останки Маркова. Сейчас всю эту дорогу и ее окрестности прочесывают наши сотрудники во главе с оперуполномоченным Сашей Захватовым. И мы, как манны небесной, ждем его звонка с сообщением, что орудие найдено.
Но телефон молчит. И мы с Ромой Ратниковым идем в мозговую атаку. Как случилось, что мы допустили какую-то ошибку? В чем и где? Пытаемся выяснить это в споре, в обмене мыслями, в поиске одного, но такого важного решения. Итак, как произошло, что в цепи событий появилось новое звено, поставившее под сомнение результаты всей нашей работы? В принципе, в ладных и вроде бы правдивых показаниях Десятниковой и Кретова есть только одно противоречие. Видимо, от него и надо плясать. Десятникова уверяет, что после приезда Кретова вырубилась, отключилась и пришла в себя, когда тот уже разделал труп. Сам же Кретов уверяет, что труп разделывала Десятникова, а он сидел рядом и смотрел, как она этим занимается. Кто и почему врет? Трудно предположить, что человек, признавшийся в самом убийстве, будет отрицать меньшее — участие в разделке трупа. Это просто нелогично. И вроде бы нет у Десятниковой мотива врать в этом деле. Так…так… А какой мотив есть у Кретова? Так вот же он! Мотив появляется при условии, что Десятникова не убила, а только оглушила Маркова, и он потом пришел в себя. И кто-то его прикончил. Но кто? Думается, это была не Десятникова. Бутылкой или шилом — для суда это не существенная разница и она прекрасно это понимает. Значит, это Кретов? Если он лжет, то в этой лжи чувствуется логика. Если мы проверим, что Десятникова не отключалась и все время была с ним, то это, конечно, представляет ему стопроцентное алиби. Ой, как нужено это орудие. И желательно с отпечатками пальцев.
Звонок производит эффект разорвавшегося снаряда. Мы бросаемся к нему, вдвоем хватаем трубку и вместе слышим донельзя счастливый голос Сашка Захватова:
–Мы нашли нож-стилет с пластиковой рукояткой, очень тонкий, практически шило с бурыми пятнами, напоминающими кровь!
— Немедленно его на экспертизу! Пусть исследуют отпечатки!
В принципе, мы уже и сами догадываемся, чьи отпечатки будут обнаружены на ноже. И мы не ошибаемся.
На следующее утро провожу новый допрос Кретова. Рядом со мной слегка провинившийся в прошлый раз Юрка. Его стараний не хватило для того, чтобы заставить этого морального урода говорить правду. Ну что же… Посмотрим, что будет сегодня. Вводят Кретова. Он садится за стол напротив нас. Юра молчит, грозно сжав кулаки и кидая на Кретова взгляды, напоминающие те, которые коты бросают на воробьев. Я встаю:
— Ты наверно подумал, Кретов , что мы прошлый раз с тобой обо всем договорились. Получается, ты ничего не понял. Я говорил, что вранья не люблю? Говорил! Больше я с тобой время терять не буду. А работать с тобой будет он, — показываю на Юру, который встает, многозначительно распрямляет плечи, поигрывая бицепсами..
Уже от двери вижу, как этот мерзавец Кретов, бледнеет, испуганно втягивает голову в плечи. Похоже, что он уже созрел для нашей психологической атаки, тем более что не имеет никакого представления о том, что нам уже известно. Быстрым шагом возвращаюсь к столу:
— Почему не сказал, что зарезал Маркова ножом? Почему врал, что Десятникова разделывала труп? — съежившись, он глядит на меня и Юру, который может прямо здесь кинуться на него. Не давая Кретову обдумать ситуацию, хватаю его за грудь и поворачиваю к Юре — мне уйти? Ему расскажешь, почему на ноже отпечатки твоих пальцев?
Чтобы он не подумал, что мы блефуем, достаю из ящика стола нож-стилет и показываю. Кретов бледнеет и, похоже, сейчас грохнется на пол. Но признается ли? Статья-то расстрельная… Я решаю резко сменить тактику.
— Юра, — оборачиваюсь к партнеру, — а тебе нужно его признание?
— Нет, не нужно. Без него даже лучше работать с ним будет, — размахнувшись, Юра наносит по воображаемому противнику просто нокаутирующий удар, способный свалить с ног огромного буйвола.
— Мне тоже его признание уже (делаю ударение «уже») ненужно! Так что, наверное, пусть отправляется в камеру. Я его вызывать больше не буду. Но ты, если захочешь, вызовешь, поговоришь, вдруг все-таки захочет правду сказать…
Кретов ошарашен и изумлен. Секунд 15 молчит, затем даже как бы с обидой в голосе спрашивает:
— А почему вам не нужно мое признание?
— Почему, спрашиваешь? — снова наступаю на него, — да потому, что акты экспертизы тебя разоблачают, просто за уши притягивают к убийству. Этого достаточно для суда и суду уже не нужно твое признание!
Присаживаюсь в кресло и уже спокойно продолжаю:
— Вот акт экспертизы, свидетельствующий, что убийство совершено не бутылкой, как вы с Десятниковой нас убеждали, а ножом! У тебя какие-то претензии к экспертам есть? Нет. Тогда слушай дальше. Вот этот нож, что я тебе показал, найден неподалеку от места захоронения Маркова. Вот экспертиза, доказывающая, что убийство совершенно именно им. А вот дактокарта. Сам читать будешь? Мне веришь? На этом ноже только твои отпечатки. Ни Десятникова, ни кто-то другой его никогда не трогали. Все ясно? Можешь не признаваться. Этого достаточно для суда. А если еще учесть твою драку с ним в «Старом причале», то, что ты ограбил его квартиру, что из-за него с женой расстался… Все уже ясно!
— Все, все? — переспросил он меня, не скрывая тоски в голосе.
Одно не ясно, — загадочно улыбнулся я Кретову, — приговор не ясен. Но тут уже все от тебя зависит. Но, знаешь, могу совет дать. Когда судья станет думать, к вышке тебя приговаривать за убийство с особой жестокостью или ограничиться годками десятью, он обязательно подумает, а осознал ли гражданин Кретов свою вину, понял ли, что натворил? Если ты к тому времени признаешься, то, может и решит, что раскаиваешься ты. А если не признаешься… Ну ты взрослый человек, сам все понимать должен.
Закуриваю. Так сладко-сладко затягиваюсь сигаретой. Поворачиваюсь к Юре и начинаем разговор, не имеющий никакого отношения к Кретову. А наш индюк молчит, думает… Наконец, минуты через три:
— Подумал я. Все скажу. Он только пусть уйдет, — показывает на Юру.
— Как прошлый раз скажешь?
— Нет. Правду…
Он, оказывается, знал новый адрес Маркова. Было ему известно и что в доме находится дорогой магнитофон, да и другие ценные вещи, которые можно всегда выгодно продать. При виде мертвого Маркова, Кретов сразу е решил посетить его квартиру. Тем более, что ключ был у Маркова в кармане. Но пока он предавался сладостным размышлениям о выпавшем на его долю богатстве, «покойник» зашевелился. Наталья только оглушила его бутылкой.
— Теперь, я понимаю, что сделал большую ошибку, — поделился Кретов с нами свои раздумьями, — надо было его бутылкой по голове добить! Тогда бы вы ни за что не докопались бы до истины. Эта дура пошла бы за убийство. А я в сторонке, сбоку… Но все так неожиданно произошло. Он лежал и вдруг начал приподниматься. А я даже ключи у него из кармана не вытащил. Что делать? У меня просто времени не было все хорошо обдумать. Нож у меня на столе лежал, я его схватил и кончил этого дурака. Все мгновенно произошло. А моя дуреха как лежала в отключке, так и осталась лежать… И ничего не заподозрила. До сих пор считает, что убила бедного Шурика Маркова.
— Тебе ее не жалко?
— На совесть только давить не надо. Жалко, конечно, но своя-то рубашка поближе к телу…


Эпилог


Ну, вот и все. Тайна мертвой головы раскрыта окончательно. Честно говоря, я очень рад, что убийцей оказался Кретов, а не Десятникова. Хоть она пережила настоящий шок, узнав от нас, что произошло на самом деле. Она, действительно, любила Кретова, хоть и не понятно за что. Ведь она ничего от него не видела, кроме побоев и оскорблений. Не зря народная мудрость гласит: любовь зла, полюбишь и козла… А если еще и мозги у нее работают не в ту сторону. Узнав, что ее любимого обвиняют в убийстве, Наталья бухнулась перед нами на колени, умоляла не привлекать ее Сашеньку, а все дело повесить на нее… Кричала, что хочет все взять на себя… Видать больная!
Мне надо до конца дня все успеть: передать все материалы в прокуратуру следователю, написать подробную справку руководству. И не обращая внимания на суету Романа и Юрки, я сел и начал со второго:спокойно написал обо всем рапорт. Всё. Наша работа окончена. Дело раскрыто. Дальше вопросы следствия. А потом и суда. И сегодня мы себе можем позволить немного расслабиться, так как завтра нас будет ждать уже новые дела, так как типы наподобие Кретова никак не переведутся. Задумался.
А когда очнулся, то ребята с ехидной улыбками смотрели на меня. Я что вслух говорил? Совсем заработался.
— Ну ладно, орлы, давайте по 50 и я отчаливаю! Татьяна ждет! — сообщаю друзьям и по хитрым глазам этой «банды» понимаю, что до моей встречи с любимой остается, по меньшей мере, три по 50.