Последний миг последнего человека

Дверь качнулась в сторону и в бирюзовую потрескавшуюся поверхность её посыпались белые лепестки цветов, перемешанные с зелёными сухими листьями и жёлтой травой. Медленным хороводом они пронеслись по коридору, чтобы навсегда замереть на полу гостиной. Так длилось довольно долго, несколько дней, а может даже недель, как будто невидимые посетители приходили к невидимому хозяину дома, из-за неизлечимой болезни прикованному к дивану. Лишь красочные отпечатки выдавали гостей и, если краски способны выражать чувства, то какое чувство затаено здесь? Может, тихая смиренная скорбь о былых временах?

Это длилось не первый год, как только распускались цветы на оставшихся в живых деревьях, обрушивалась страшная засуха, солнце за месяц выжигало практически всё дотла. Горели леса, одаряя мир едким туманом и смрадом паленой шерсти животных, которые в отличие от людей не потеряли рассудок и способность к выживанию. Ветер шумно срывал траву, оставляя чёрные пятна потрескавшейся пустыни. Животные и птицы бесновались, устраивали самоубийственные побоища за укромные бетонные пристанища в городах, их заросшие улицы полнились эхом битв, вопли смерти предвещали о тысячах трупов, иссушенных до костей.

Ром двигался бесшумно. Бородатое, вспотевшее лицо не выражало никаких чувств, жизнь в постоянной опасности развила животный инстинкт быть всегда наготове и ничего не видеть, кроме цели. Когда включался этот инстинкт, выключалось всё лишнее, иррациональное, человеческое. Вода струилась с грязного, мокрого полотенца на голове по шее и спине, смывая пот и одаривая прохладой. Лямки ранца, набитого до отказа всякой всячиной, без привычки натёрли плечи и подмышки до крови, оставив на коже красные синяки.

В этот раз он опоздал. Он не подготовился заранее. Сейчас он решил, что сделал последний заход за едой. Придётся экономить, пару месяцев протянет, а там всё утихнет, можно будет охотиться на ослабевших животных.

Ром на миг остановился у открытой двери, думая, не закрыть ли её, чтобы не мешала сухим, раздражающим скрипом. Окно в коридоре было разбито, и ветер сломал замок, беспрепятственно открывая и закрывая дверь. Ром вошёл внутрь, медленно ступая по листьям, прислушивался. Здесь ничего не изменилось, даже не смотря на обветшалую мебель, даже половица скрипела всё та же, как и много лет назад. У порога гостиной он замер. Прошло много лет, - подумал он. – Слишком много лет, чтобы помнить имена. Как же её звали? Имена выветрились из его памяти, выветрились образы. Он разучился разговаривать, но научился думать, и мысли эти были какими-то особенными, всепоглощающими. Много лет он жил в своей голове.

Как же её звали… Ром потёр грубой ладонью по щеке и провёл языком по её поверхности, как животное, постигающее окружающий мир на ощупь, осязанием и зрением. Слёзы. Это называется слезами. Его прошлая жизнь настолько зыбкая, что в памяти ничего не осталось, кроме чувств.

Много лет назад в этой комнате он в ярости сгрёб вазу с цветами, и та с треском рассыпалась по полу. Он ненавидел эту девушку и благотворил одновременно. Первый раз противоречия такого масштаба разрывали его на куски. Ром, как дьявол воплоти, метал мебель из стороны в сторону, орал самое обидно, что приходило на ум. Он был не в себе. Ещё эта жара. В те майские деньки все сходили с ума от жары, в то время, как он сходил с ума от любви. Потом раздались крики на улице, они вместе вскочили к окну и долго наблюдали, как за стеклом неистовствует толпа, как умирают люди без причины, как рушится привычный мир и обретается новый, еще неведомый. Его рука невольно легла не её, они переглянулись. Но она всё равно ушла, в ту же ночь, как только всё стихло. Навсегда. Чтобы он так легко смог забыть её имя.

Сейчас, стоя у порога, он, конечно же, не помнил этого. Он помнил только чувство утраты. Также как не помнил самую одинокую ночь на свете, в этой же комнате, на этом же диване. Переживший все ужасы Конца, пережив опасные поиски уцелевших, он наконец-то понял, что невольно стал последним человеком на Земле. Всю ночь он ревел, как ребенок. Первая из тысяч, ночь одиночества последнего человека на Земле.

На миг ему показалось, что он вновь в забытии начал орать в пустой комнате сам с собой, как бывало прежде. Потом поспешно выскочил наружу и увидел… людей. Три человека, бегущих прямо на него. А за ними ветер волнами нёс горящую траву. Так начинаются ежегодные чистки вселенной. Только сейчас Ром даже не подумал броситься к погребу в нескольких метрах позади, его вечному убежищу. Вместо этого он, не отрывая взгляда от бегущих, снял рюкзак и медленно опустил его к ногам.

Не может быть! Люди кричали. Он улыбался. Огненная волна приближалась.

Её звали Надежда.

- Её звали Надежда, - повторил он одними губами.