Студент Вареников в Петербурге

История эта произошла несколько лет назад, в 20... году. Впрочем, читатель, совсем неважно, когда именно студент Вареников блуждал по узким, дурно пахнущим улочкам Сенного округа; каждый год кто-нибудь (и совсем не обязательно турист) попадает в ловушку Грибоедовского канала, рвется из его заколдованного круга к своему дому - с разной долей успеха.

Итак, студент Вареников. 17 лет от роду, только-только приехавший из  города Кинешма  Ивановской губернии и поступивший в электротехнический. В Петербург его провожали всей семьёй - родители, само собой, брат, сестра с мужем и детьми, незамужняя тётка Люся и ее очередной хахаль Вадим. Тётя Люся, маленькая, полная блондинка, меняла хахалей регулярно - ей очень хотелось замуж, а попадавшиеся ей мужики на эту роль не годились, не соответствуя каким-то таинственным, известным одной Люсе критериям. Тем не менее, хахаль Вадим пришел на семейное торжество и сказал Речь.

- Ты, Константин, первый из Варениковых, который получит высшее образование. Не по-срами честь семьи!

После чего он сел и, вооружившись вилкой, погрузился в крабовый салат, фирменное блюдо мамы Варениковой.

- Учись, Константин, добросовестно, - добавил отец Вареников, утирая усы после стопки водки. - Не то быть тебе в армии.

- С хулиганами не связывайся, - добавила мама Вареникова, проливая слезы. - Деньгами не швыряйся.

- С девочками познакомишься, о презервативе не забывай, -  добавил брат Вареников. Заметив осуждающие взгляды женской половины семейства, он пожал плечами и добавил: - А что? Константин - взрослый человек!

И вот, вооруженный такими советами и напутствиями, студент Вареников прибыл в культурную столицу.

Но, собственно говоря, речь ведётся не о том, как Константин устраивался на новом месте жительства, как ходил на занятия да привыкал к новым правилам. Это у него было совершенно точно также как и у всех других первокурсников. Как и все, он обратился к комендантше с жалобой на неработающий водопровод, как и все в свой первый же свободный вечер полез на крышу, чтобы, как и остальные, стоя над каменной пропастью, смотреть на извилистые улочки, по которым бегали маленькие озабоченные люди, и кричать: "Я на крыше в Питере!"

Так вот, как автор вам уже сообщил, все это Вареников проделывал, как и все. И, собственно говоря, как и многие другие до него и после, однажды он заблудился.

Одним ранним сентябрьским вечером, когда солнце в Петербурге ещё светит всем желающим, не желая скрываться за обычным для города грязно-серым маревом, в которое кутается осеннее, зимнее, да и весеннее тоже, питерское небо, Вареников возвращался домой, в общежитие на реке Карповке (знаменитой своими мистическими происшествиями не менее Петропавловки или Литейного моста... Да, кстати о Литейном мосте. Говорят старожилы, там, на этом мосту, является всем желающим призрак некой ведьмы, по слухам, Анисьи Колобковой  30 лет. Говорят, замуровали ее в опоры моста ещё во времена Бирона, но почему-то никто и в расчет не берет, что сам мост возвели только в 1879 году, какой уж там Бирон… Вот Атакан-камень, кровавый камень Октябрьской луны лежит под черными водами Невы, требуя для себя человеческих жертв. Оттого сердобольные бабушки, покинув свои уютные коммуналки, стоят на мосту, льют в воду красное вино да бормочут что-то, умилостивляя злого духа).

Да, о чем это я? Возвращался Вареников домой, в спартанскую свою комнату в общежитии, которую делил он с другими такими же юношами, из кинотеатра, что на Сенной. Все люди как делают? Вышли из “Пика” да и нырнули в метро, откуда до самой Петроградки и не выныривают, но студент наш был большим любителем пеших прогулок, ибо такой красоты в своей Кинешме он не видел; там красота другая. Каменные дома, северный модерн да эклектизм завораживали душу Вареникова, склонную к историческим мечтаниям. Иногда и он задумывался о том, что лучше бы ему изучать историю, а не радиоэлектронику, но тут в игру вступали соображения совсем другого толка, для которых, впрочем не время сейчас.

Ах, не о жизненном выборе Вареникова 17 лет от роду сейчас пойдет речь!  Сейчас речь пойдет о том, что, перешед Кокушкин мост, студент направил стопы свои вдоль набережной, как последний деревенщина, заглядываясь то на толстых ангелочков над крыльцом магазина “Улыбка радуги”, то на бородатые физиономии на углу Вознесенского и прочие десюдепорты. Ах, как Вареникову хотелось снять комнатку в таком доме, обязательно с маленьким балкончиком с витыми перилами, и обязательно чтобы с видом на канал или хотя бы на Мойку, и чтобы ходили маленькие  кораблики с туристами, а гид обязательно чтобы говорил: “ Посмотрите, пожалуйста, налево. В этом доме…” А туристы, глядючи налево, видели бы Вареникова на этом его балконе и говори-ли себе: “Живут же люди…” И веяло от этой мысли чем-то возвышенным, эдаким вдохновенным петербуржским декадансом…

Домик такой, вполне подходящий Косте Вареникову, отыскался на углу Вознесенского и  Казначейской, этакая круглая башенка, с круговым же балконом с витыми пузатыми перилами, колоннами и прочими виноградами на стенах. В башенку вела видавшая виды деревянная дверь с затертым граффити на створках. И глядел дом почти на канал, а еще на другой дом, с обвалившейся штукатуркой, и попахивало на улице не совсем по-столичному, но воображать о жизни в старинном доме студенту никто не запрещал.

Полюбовавшись на своё предполагаемое жилище, Вареников направился по Казначейской дальше, все более удаляясь от канала Грибоедова, свернул в Столярный а оттуда свернул ещё раз, на Гражданскую, по-прежнему держа путь прочь от Грибоедова. Я это ещё раз повторяю, чтобы напомнить тебе, читатель, что Вареников, хоть и не петербуржец, топографическим кретинизмом не страдал, и был у него некий встроенный компас, следуя которому он мог выбраться из самого дикого леса прямо в нужное ему место.

Итак, студент Вареников из Столярного свернул вправо, на Гражданскую, и, с прежним восхищением наблюдая каменные дома с портиками и лепниной, заглядывая в мрачные арки, где воображение его рисовало анфиладу милых, немного запущенных проходных двориков, неспешно продвигался вперёд, и никто, ни внутренний голос его, ни встроенный навигатор  не сказали ему: “Стой, Костя, стой! Разве ты можешь быть уверен, что попадешь туда, куда идёшь? Разве ты у себя в Кинешме, Костя? Здесь, в Петербурге, все не так, как в Кинешме, и то, что кажется прямым, как стрела Чингачгука, здесь может оказаться скорее тессерактом…” Нет, никто так не сказал Вареникову, и оттого, выйдя к Демидову мосту, перекинувшемуся через Грибоедов, он был несказанно удивлен. Прохожие невозмутимо торопились мимо студента в Гривцов переулок или через мост к Сенной; невозмутимо же взирал на Вареникова дом-утюг, от одного взгляда на который голова кружилась и начинала думать об четвертом измерении и искривлении пространства. Впрочем, студент Вареников, хоть и был неприятно удивлен таким поворотом событий, пока ещё и не подозревал,что, кроме всего прочего, это ещё и коварный поворот петербургских улиц. Пожав плечами, он повернулся спиной к мосту, каналу и дому-утюгу и снова зашагал по Гражданской, в обратную сторону, уже меньше внимания уделяя архитектурным достоинствам Сенного округа.

Впрочем, во второй раз достигнув дома Раскольникова, Вареников снова остановился что-бы повнимательнее разглядеть горельеф и Федора Михайловича, изображённого на нем, очень похожего, по мнению студента на отца Пимена с его последним сказаньем, а заодно изучить памятную табличку с отметкой о наводнении 1824 года. Чуточку повздыхав о том, что в наши прагматичные времена не бывает таких захватывающих событий, как наводнение, и не будет у него, Вареникова, шанса подобно венецианскому гондольеру, на лодочке подплыть к окнам во втором этаже, усадить в свою лодочку Юльку из 32 группы и увезти ее подальше, в закат от опасностей и неудобств петербургской осени,  он направился дальше от Грибоедова канала. Однако же, как ни странно, через пять минут он снова оказался у канала, правда, не у Демидова моста, а у Вознесенского. Вот этот дом с колоннами и бородачами над окнами, печные трубы на другой стороне канала, стоя на крышах домов, тыкали в небо своими толстыми пальцами и - да-да, без всякого сомнения, темные воды, текущие неведомо куда, то ли влево, то ли вправо, принадлежали ни Мойке, ни, тем более, Фонтанке, а все тому же Грибоедову.

На этот раз Вареников не стал спешить; он остановился на углу Гражданской и Вознесенского и задумался. “Если я иду от канала, - думал он, - логично было бы предположить, что, идя по прямой, я, в конце концов, приду куда-то в другое место. Например, на Мойку”. Он оглянулся и подозрительно посмотрел вдоль Гражданской, готовый увидеть тот самый подвох, что заставил его дважды пробежать мимо дома Раскольникова, но ничего так и не увидел.  Улица была прямой, как мысли первоклассника, ничегошеньки не скрывала, да и негде ей было скрыть свои внезапные повороты-развороты. В конце ее, в сгущающихся сумерках, Вареников с трудом разглядел зелёные пока ещё метёлки неизвестных ему деревьев и старинный дом, построенный в те ещё времена, когда люди никуда не спешили и могли себе позволить украшать свои жилища антефиксами, маскаронами и черт знает чем ещё. Студент Вареников ничего не имел против вот этих вот архитектурных излишеств, но ему хотелось быть уверенным, что сегодня он попадет домой. Собравшись, сосредоточившись и вернувшись с романтических небес на грешную землю осеннего вечера, завтрашнего семинара, пронизывающего ветра с канала и двух мужчин самого нерусского вида, он пошел по Гражданской назад, прочь от Грибоедова.

Ты, уважаемый читатель, коренной (или не коренной) петербуржец, верно, догадываешься, что произошло потом. Для всех же остальных, жителей других прекрасных городов и городков Руси, я говорю. Вареников снова оказался на канале Грибоедова, у Демидова моста. Прохожие уже не толпились вокруг Вареникова, изгнанные с улиц вечерним холодом, сумерками, ветром и собирающимися над Сенным округом весьма недружелюбными тучами; автомобили равнодушно проезжали мимо, и не было им дела до Вареникова, до его растерянности и его досады на самого себя.

Вареников ещё прошёлся по Гражданской, ожидая почему-то, что уж на этот раз все будет иначе, и он вырвется из заколдованного круга куда-нибудь, на Мойку ли, на Невский или обратно на Сенную площадь - ему, собственно, было уже все равно. Но прямые, как стрела, искренние и ничего не таящие улицы Петербурга не слушают молитв или богов и духов; они безжалостны, неколебимо и глухи к мольбам страждущих. Уже сотни лет они стоят так, как стоят и ничто не в силах изменить их; разве что землетрясение, но отчаявшийся Вареников не смог бы потрясти округу и на полбалла.

Начинал моросить мелкий, как из пульверизатора дождик, противный и холодный. В сумерках  фонари и окна домов, которыми он так восхищался ещё полтора часа назад, мрачно и ехидно подмигивали студенту, но никак они не могли помочь Вареникову выбраться из безжалостных объятий Грибоедова канала. Разозлившись на Гражданскую улицу, студент Вареников решился наказать ее. Злобно поглядев в её сторону, он отвернулся и зашагал к Казначейской. Гражданская, само собою, на его негодование никак не отреагировала. Ее дома не провалились в преисподнюю, ее мостовая не превратилась в пепел, трещины на ее асфальте так и остались трещинами.

Почему-то решив, что вторая улица окажется к нему добрее, Вареников и по ней пробежался несколько раз. Но теперь даже присмотренные им башенка с балконом и граффити не порадовала его взор; мимо нее несчастный студент прошёл три раза…

Но не стоит переживать за Константина Вареникова 17 лет от роду. Не сгинул он среди прямых как спицы, завитках улиц Сенного округа, не сошёл он с ума, не совершил самоубийства или упаси боже, убийства, хотя, как казалось ему, был он к этому близок. Просветление, осенившее его промозглое, как осенний ветер на Троицком мосту, отчаяние, на минуту осветило и Грибоедов канал, и оба моста, меж которыми Вареников метался столько уже времени. Погрозив кулаком проклятому месту, он пересёк Кокушкин мост и направился к метро.

Кто был виноват в этих блужданиях - то ли его незнание петербуржских улиц, то ли зло-вредный дух Федора Михайловича, то ли тектонический разлом, который, как утверждают некоторые исследователи, располагается как раз в этом районе города, то ли ещё что-то - Вареников так и не узнал. Да и не важно это было для него, как и не важно тебе, читатель. Но помни, что, выходя на прогулку по старому Петербургу, стоит захватить с собой карту города. Только карта сможет изгнать злых духов, чье единственное занятие - путать дорогу добропорядочных туристов.