Свет далекой звезды. Книга 4 Глава 8

СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ

Книга 4: "Ландыши растут не только на Земле"

Глава 8. Мир, который куда-то спешит

   Волк почувствовал, что мир вокруг - деревья, люди, даже само небо таят в себе какую-то тайну. Но какую? - разбираться в этом совершенно не было времени. Потому что рядом коротко вскрикнула женщина, беречь которую всеми силами - даже ценой собственной жизни - велел  ему хозяин и друг. Весна, прижимавшая к груди сонного младенца, отступала от свирепо ухмылявшегося здоровяка. Пес успел обвести взглядом поляну, вокруг которой тянули к небу невообразимо толстые деревья, увитые толстыми лианами. На поляне кипел бой, но  пока никто, кроме этого верзилы, не угрожал хозяйке.
   А здоровяк, раздвинул губы в улыбке уже так широко, что стали видны крепкие, но конечно никак не сравнимые с его, Волка, клыками, зубы. Он был наверное невероятно силен, потому привычно самонадеян. За его спиной звенели, не приближаясь, клинки, и ничто - казалось ему - не могло помешать сейчас схватить красавицу, неведомо откуда взявшуюся посреди леса. А потом отбросить в сторону ребенка, который уставился на него серыми глазенками из-под насупленных сердито бровей, и повалить эту красотку на мягкую травку: рвать на ней одежду и мять нежное податливое тело...
   Это видение, очевидно, так сильно застило его взгляд, что здоровяк даже не успел отметить, в какой момент навстречу ему откуда-то сбоку метнулась серая тень. Тень эта материализовалась в огромного зверя, который порвал горло здоровяка раньше, чем тот успел вскинуть к нему руки. Впрочем эти руки, как бы они не были сильны, ничем не успели бы помочь. Волк одним гигантским прыжком - он сам успел удивиться. насколько легко и мощно это у него получилось - подмял под себя уже мертвого человека. На то, чтобы прижать его к земле, к той самой траве, на которой разбойник так желал недавно развалиться, задавить в зародыше последнюю агонию врага, пес времени терять не стал.
   Весна тоже успела вычеркнуть этого врага из категории опасных. Теперь она стояла, протянув руку вперед - туда, где уже стихал шум битвы. Но совсем не потому, что ярость оставшихся в живых поединщиков утихла. Нет - просто их почти не осталось. Поляну усеивали трупы и раненые - те, что уже не могли даже ползти к пятачку, где  заканчивался бой. И большинство из этих тел были похожи на здоровяка. Таких было гораздо больше, чем тел в темно-синей форме, указывавшей на то, что они принадлежали к какому-то регулярному войску. Точно такая же форма была на двух едва державшихся на ногах воинах, прижавшихся спинами к стволу великана древесного мира. А ведь им еще надо было отражать удары четырех противников, которые - это даже Весна поняла - тоже наносили их из последних сил.
   Кто здесь олицетворял добро, а кто зло? Весна не стала задавать себе этого вопроса. Верзила со страшной разорванной раной на шее, сам того не желая, склонил чашу весов в пользу тех двух, что подпирали спинами громадный ствол. Рука славинки,  указывающая на спины четверки, чуть дрогнула, и громадному псу этого оказалось достаточным, чтобы опять прыгнуть. Теперь пес успел отметить, насколько легко это было сделать; каким невесомым, и в то же время мощным было сейчас его тело. Снести с ног двух соперников, не ожидавших удара сзади;  на лету разорвать еще одну шею, теперь уже под затылком, а потом еще и увернуться от двух сабель, которые поменяли направление движения, изменив в его в сторону нового врага... Все это пес сделал одним движением, ошеломив и тройку оставшихся в живых врагов, одетых в какое-то рванье, и двух их соперников.
   Один из мечников в той же темно-синей форме очевидно этим резким движением головы исчерпал свои силы. Судя по седым волосам и морщинам, избороздившим его лицо, этот человек был далеко не молод. Он сполз по стволу дерева. Сейчас в нем сил оставалось лишь на то, чтобы продолжать с удивлением наблюдать за теми, кто вступил в схватку.
   - Слава Всевышнему Предержащему, что они на нашей стороне, - мысли в голове этого старика тоже пока работали.
   Иное дело второй - совсем молодой мужчина, костюм которого отличали от других более пышное золотое шитье. Он воспользовался той заминкой, и короткой паникой, что внес в ряды врагов первый бросок Волка. Громадный серый пес, какого ни он, ни его пожилой спутник, ни противостоящие им голодранцы никогда в жизни не видели, обрушился на одного из стоящих пока на ногах врагов, опять изумительно ловко увернувшись от  сабли. Парень в мундире с позументами хищно улыбнулся, услышав короткий, явно предсмертный крик разбойника, и нанес свой удар - в голову повернувшегося к страшному зверю врага. Меч глубоко завяз в черепе, и воин едва не выпустил из рук оружие. Он наклонился, наступая ногой в высоком сапоге на грудь поверженного противника, чтобы выдернуть заклинившее в кости лезвие. И тут же отпустил рукоять, бросаясь на залитую кровью траву - вниз и в сторону, потому что сзади раздался чей-то победный клич, а потом страшный хрип, какой мог издать только серьезно раненый человек.
   Оттуда, со скользкой от крови земли, которой он сразу же вымазал свое нарядное одеяние, он с еще большим изумлением увидел, как падает рядом пораженный острой сталью враг. Но не это поразило его. За спиной этого разбойника, который уже не хрипел, стояла с клинком в руке девушка ослепительной красоты. Клинок этот, покрытый дымящейся на воздухе кровью, показывал, что  хрупкая незнакомка только что спасла ему - наследному принцу Барундии Клименту - жизнь. То, что эту самую жизнь принц мог потерять сегодня не один десяток раз, как-то сразу ушло на второй план, и еще дальше - почти забылось. А главным было - раскрасневшееся от медленно исчезающей ярости лицо, которое наклонилось вниз, к принцу, и опять начало заливаться краской, теперь уже от смущения. И девушка, или молодая женщина, заслонилась и от своего смущения, и от самого принца, и от всего мира, встретившего ее так неласково, самым близким, что было у нее - ребенком.
   Владимеж в первый раз показал, что он тоже имеет право как-то выразить свое отношение к происходящему. Нет - он не заревел; мальчик закряхтел, и молодая мать подхватилась, убежала за деревья. Туда же скользнул грозной серой тенью Волк.
   Только теперь принц поднялся, ощущая, как в молодое тренированное тело возвращаются силы. Его соратник, а точнее - наставник по боевым искусствам, старый мечник Крон - тоже стоял на ногах, не решаясь пока оторвать спину от дерева. Рядом застонал враг - тот самый, которого повалил, вмяв в землю, но так и не загрыз огромный зверь. К нему шагнули сразу двое - и принц Климент, и его старый наставник; однако последний тут же охнул, опять привалившись к дереву. Климент тут же повернулся к нему; мечтательное выражение на его лице сменилось тревогой, но старик успокаивающе поднял руку.
   - Не беспокойтесь, Ваше высочество, пустяковая рана.
   - Здесь можно и без высочеств, Крон, - насупился принц, - здесь нет лишних ушей.
   - Даже этих? - Крон, несмотря на рану, улыбнулся, направляя руку теперь в лес, откуда как раз показалась незнакомка с дитем на руках.
   Ребенок молчал; принцу показалось, что он вполне осмысленно разглядывает сейчас его. Словно определяет, чего стоит этот дядька, одетый в синий мундир, заляпанный кровью пополам с землей. И Климент, который блистал и во дворце, и в потешных поединках, вдруг смешался. Словно наследным принцем, будущим хозяином окрестных земель, включая этот самый лес, был не он, а этот несмышленыш. Принц спохватился, вспомнил о тех самых манерах, о которых только что вспоминал. Он отвесил незнакомке глубокий поклон, а затем, выпрямляясь, и утопая в огромных серых глазах, со смущением представился, уповая на ответную любезность - на то, что незнакомка тоже назовет свое имя.
   - Пусть будет благословен тот счастливый случай, что привел тебя, и твоего зверя на помощь нам, прекрасная незнакомка, - он еще раз поклонился, - я, принц Барундии Климент, благодарю тебя, несравненная, за то, что ты сейчас спасла две жизни, которые до самой смерти теперь принадлежат тебе.
   Крон рядом чуть кашлянул, мол: "Говори за себя!", - но принц даже не стал отмахиваться от него. Он впился глазами в лицо незнакомки, которая несомненно очень внимательно выслушала его слова, но никак на них не отреагировала. Точнее заговорила, но совсем коротко. Но принц все же понял - незнакомка не знает языка, на котором говорили и он сам, и его отец, король Барундии Карлайл, и все его подданные.
   - Как это может быть? - поразился он, не отводя взгляда от лица напротив, от этих губ, которые произнесли еще одно короткое слово.
   Девушка при этом легонько стукнула себя ладонью по левой стороне груди (к правой был прижат ребенок) и Климент понял - она назвала свое имя.
   - Весна, - повторил он, чувствуя, как это имя растворяется в душе, чтобы остаться там навсегда - тебя зовут Весна. А это Волк.
   Он повторил и это имя, протянув руку, но так и не решившись потрепать  громадного зверя по голове. Наконец, последним он назвал и младенца, который на звуки собственного имени отозвался очередным покряхтыванием.
   - Владимеж, - это имя было еще чуднее, и принц невольно улыбнулся.
   Он отвернулся, чтобы незнакомка, точнее Весна - ведь он уже знал ее имя - не приняла эту улыбку на свой счет. Ведь именно сейчас она отвернулась, что бы покормить ребенка. Очевидно вот так - почти по-взрослому - малыш сообщал, что он проголодался. Принц, все так же пряча улыбку, отошел, стараясь даже  не слышать причмокивающих звуков. Больно уж не вязались они с тем, что он сейчас собирался делать.
   Враг - единственный оставшийся в живых - так и не встал с земли, не сводя опасливого взгляда с Волка. Он очевидно считал, что с человеком будет гораздо легче договориться; до тех пор, пока не перевел взгляд на склонившегося над ним Клима. Он содрогнулся всем телом - столько ненависти сейчас выплеснулось на него из темно-карих глаз принца. А Климент думал сейчас не только о своей свите, среди которых было немало товарищей еще по детским играм. Нет - его ярость была сейчас вызвана тем, что один из этих оборванцев, сейчас лежащих безобидными кучками тряпья, мог оборвать жизнь Весны. Сам того не заметив, принц уже не мог представить своего существования без ее спокойных глаз, без чуть приоткрытых губ, которые так нежно пропускали в мир незнакомые слова.
   - Однако, - тряхнул он головой, возвращаясь к суровым реалиям жизни, к этой поляне, залитой кровью, - пришла пора узнать,  кто вы такие, и что вам нужно было от наследника престола.
   - Пора, - склонился рядом его старый наставник.
   Он очевидно уже оправился от первой слабости, вызванной раной, которую принц еще не видел. Схватив врага за грудки, за ту рвань, что прикрывала крепкое тело, он вздернул его, усаживая на земле. Ткань действительно оказалась рваниной, не успевшей истлеть совсем немного. Часть ее осталась в руках Крона, открывая изумленным взглядам такой же форменный мундир, что был на самом принце, и его наставнике.
    - Кто ты, и почему ты скрывал вот это? - теперь уже принц вцепился в темно-синий ворот так сильно, что сидевший на траве человек невольно захрипел.
   Однако ни вырываться, ни как-то иначе противодействовать Клименту не стал, помня о Волке, так и не сводящим с него глаз. Более того, пес сейчас глухо заворчал, обнажая острые клыки, на которых уже не было следов крови, и пленник поспешно заговорил, глотая окончания слов.
   - Пощады! Пощади, принц. Я расскажу все; все знаю, а знаю я немало.
   - Говори, - отпустил его одежду Климент и невольно вытирая ладони о собственный мундир.
   - Я Вильм, десятник из корпуса герцога Эргейма...
   - Только не говори, что ты здесь по его приказу, - внушительный, несмотря на молодость, кулак, поднялся кверху, чтобы обрушиться на голову нечестивца, посмевшего сказать недоброе слово в адрес двоюродного брата короля, его самого близкого советника и помощника.
    А еще - доброго друга, с которым король Барундии успел побывать в изгнании, а потом вернул себе трон. И Климент знал, что не будь герцога, вряд ли сейчас у самого принца было бы какое-то наследство. Но темные глаза напротив, которые сейчас стали чуть насмешливыми, словно говорили: "Я не лгу!", и принц внезапно успокоился, кивнул пленнику:
   - Продолжай.
   И Вильм, совсем зачастив, сыпал именами и фактами, показывая, насколько он - простой десятник - был замешан в самой гуще чудовищного заговора. Чудовищного, потому что брат поднял руку на брата; на того, который ни в чем бы ему не отказал, кроме, пожалуй, самого важного - короны.  А Эргейму, как оказалось, именно она и была нужна...
   - Видно, герцогская ему стала жать, - с хорошо различимой ненавистью вздохнул за спиной принца Грон.
   А десятник уже не мог остановиться. Его лицо стало совсем злорадным, когда он почти выкрикнул в лицо принца:
   - Не надо жалеть меня, мальчик. Пожалей себя. Потому что таких, как я, у герцога много. И другие сейчас вырезают лишнюю ветвь на дереве королевского рода.
   Принц похолодел. Он опять не обратил внимания на эту несуразицу - простой десятник не стал бы говорить так цветисто. Он бы просто молчал, а потом - под пытками - заявил бы просто, как любой другой простолюдин, что сейчас убивают, а может быть уже лишили жизни его - принца - отца, мать, младших братьев и сестер. Сильная рука вдруг подвинула его в сторону. Это наставник склонился опять над пленником. Тот дернулся, когда рука схватилась уже за него. Миг - и десятник лишился мундира, оставшись в простой нижней рубашке. А потом и рубашка полетела в сторону, открывая всем белое, лишенное загара тело десятника. А Грон уже тянул палец к знаку, который враг прятал и от ласковых лучей солнца, и от чужих взглядов. На груди солдата едва проглядывала синяя татуировка - двуглавый змей, ставший на хвост.
   - Великий змей, - выдохнул принц, - символ Врага Всевышнего Предержащего и всего сущего. Как смеешь ты, ничтожный, носить этот знак?
   Возмущение принца было понятно. Культ  Проклятого Двухголового змея был запрещен в королевстве еще в незапамятные времена, но его адепты, которых в иных землях было немало, добирались и до Барундии. Принц не отрывал глаз от этого страшного знака; ему вдруг показалось, что обе головы шевельнулись, и начали медленно поворачиваться к нему. Глаза на крохотных головках пресмыкающегося набухли, заполнились жизнью - бездушной, обещающей неотвратимую смерть в ужасных муках. Рука Климента потянулась к рукояти меча, но быстрее оказался Волк. Он вдруг вклинился между двумя воинами - молодым и старым, вильнув плечами вроде совсем незаметно, но так, что не самые слабые люди отлетели в стороны, и уже оттуда в немом изумлении смотрели, как раскрылась огромная пасть зверя. Казалось, что в нее может поместиться вся голова десятника; тот покорно закрыл глаза, подчиняясь неизбежному. Но Волк щелкнул зубами гораздо ниже. Мгновение - и принц увидел, как пару белых ребер, что мелькнули на том месте, где только что синел зловещий знак, залил поток крови. Казалось, вся животворящая жидкость, что текла в жилах Вильма, устремилась сейчас в рану. Десятник стремительно побледнел и опять откинулся на спину, стукнувшись об утоптанную землю затылком.
   Рядом с принцем проворчал, отряхивая от земли и сухой травы мундир, старый Крон:
   - Не хватало, чтобы этот зверь еще людоедом оказался. Гляди, Волк, не отравись этой дрянью.
   Впрочем, бормотал он вполне дружелюбно; не забыл, что именно Волк коренным образом поменял концовку боя на поляне. Старик уже в который раз склонился над пленным; теперь чтобы перевязать ему кровоточащую грудь.
   - Надо ли, - с сомнением в голосе проговорил принц, - все равно его ждет казнь - сразу за два злодеяния.
   - И неизвестно, какое из них тяжелее, - подхватил наставник, - измена своему королю, или служение Двухголовому. Что ж, пусть и ответит за них... потом. А пока он - наш единственный свидетель.
   - Свидетель, - проворчал уже Климент, - кто его будет тащить до ближайшего замка?
   - Главное, чтобы нас в этот замок пустили, - проворчал старый вояка, а тащить его - много чести. Сам дойдет. Что за рана такая смертельная - собачка укусила.
   Волк рядом оскалился, словно улыбнулся. И это не осталось без внимания строго наставника.
   - Хороший пес, - бесстрашно положил он руку на голову пса; широкая ладонь старого воина свободно поместилась меж ушей Волка, еще и место осталось, - если ты еще так же умен, как силен и кровожаден. Может ты теперь, отведав крови с клеймом Двухглавого, сможешь отличить его адептов?
   Он тут замер в изумлении. Огромный пес, не спускавший взгляда с его лица, помедлил, и важно кивнул, словно подтверждая немыслимое предположение.
   - Впрочем, - подумал уже про себя Грон, - с эти зверем, кажется, не может быть ничего немыслимого...
   Ни сил, ни времени отдать последние почести погибшим подданным у принца не было. Он вдруг уверился, что за этим отрядом лжеоборванцев появится другой, посланный нетерпеливым герцогом. Герцогом, который, быть может,  уже надел на голову королевскую корону. Его первым побуждением было вернуться назад, в коронный замок, чтобы скрестить меч уже с главным злодеем. Увы - он тут же признал правоту слов наставника.
   - Никто тебя до герцога не допустит, - бросил тот суровые слова, - свое возмущение и ярость ты сможешь излить разве что на вот  такого же десятника (он кивнул на зашевелившегося Вильма). И это будет последним, что ты сделаешь в своей жизни... Что мы сделаем.
   Принц благодарно кивнул ему и пошел к девушке, которая явно была готова к каким-либо действиям - с такой целеустремленностью горели ее глаза. Климент не был бы так обрадован такой решительностью девушки, если бы знал, куда стремится сейчас Весна. Девушка готова была идти и идти - туда, где ждал ее Свет.
   - Нет! - перебила себя Весна, - он не будет ждать! Он найдет и меня, и Владимежа, и... Волка - как только узнает, где мы. А пока...
   Она улыбнулась парню, который явно был важной персоной - вон какой большой отряд послали на его устранение. И славинка сейчас была очень рада, что они с Волком так вовремя появились на этой поляне. Потому что смотреть в эти карие глаза...  Тут она опять подумала о Свете и смутилась. Нежный румянец покрыл ее щеки, и рядом так же залился краской принц. Может он отнес смущение незнакомки на свой счет? Вслух же принц сказал:
   - Надо идти, милая Весна. Сейчас мы приберем тела наших товарищей - больше ничем помочь мы не в силах, и уйдем подальше от этого места - туда, где сможем найти помощь. И крышу над головой - для тебя и твоего ребенка.
   У Климента чуть не вырвалось: "И нашего ребенка!", и он поспешил к старику, который уже начал скорбное дело. Вдвоем они быстро перетаскали тела под то самое дерево-великан, под которым они должны были погибнуть. Старик еще пробежался по телам врага, которых было втрое больше, чем тех, кто честно сложил голову за своего короля и принца. У каждого - к великому изумлению старого воина - на груди зловеще синел знак Двухголового. Сейчас, на мертвой плоти, они выглядели вполне безобидно, но Грон поспешно одергивал мундиры, что прятались под рваньем. А еще он не побрезговал пошарить по карманам врагов. Старик оглянулся - принц опять любезничал с незнакомкой, и развязал первый кошель. На крепкую ладонь посыпались монеты; золотые, полновесные, совсем недавно отчеканенные двором Баргундии.  Их в кошеле было ровно двадцать - огромные, просто немыслимые деньги для простого солдата. Даже он, наставник самого принца, не мог вспомнить, было ли у него когда-то сразу столько монет. И так было в каждом кошеле. Ровно двадцать. С десятником Вильмом, который тоже лишился платы за жизнь принца, двадцать один.
   Старик усмехнулся, подправив пальцем усы. Он был рад  не этим четырем сотням полновесных монет, которые сейчас приятно оттягивали походный мешок, а тому, что десяток молодежи, который он обучал вместе с принцем, смог оказать достойный отпор опытным воякам. Он оглянулся к дереву, где были бережно уложены девять тел и изумился - опять зверю, какого не каждый решился бы завести в хозяйстве.
   Волк подошел к дереву, обнюхал ближайшее тело (старик даже напрягся, словно ожидал, что пес начнет сейчас пожирать погибшего воина) и тоже повернул голову - к Грону. И тоже - старик готов был поклясться в этом - усмехнулся. Вернее, ощерился в страшно оскале. А потом, неторопливо обойдя это скорбное место, пометил его по углам; так, как это делают волки и собаки. Принц с Весной тоже уставились на это действо. А ребенок на руках славинки вдруг залился смехом и загугукал, протянув руки к Волку.
   -   Не удивлюсь, если дикие звери будут обходить стороной это место до тех пор...
   - До тех пор, пока мы не вернемся чтобы с почестями похоронить вас, - эхом продолжил мысль своего наставника  принц.
   А потом Климент заспешил, заторопил и наставника, и Весну. Славинка кивнула, подумав, впрочем, о том, что такие важные люди делали в лесу, вдали от жилых мест, без лошадей? О том, что в этом мире совсем нет скакунов, ей еще предстояло узнать. Однако в целом мире не было никого, кто смог ей сказать, что за каждый день, что проходит в ее родном франском государстве, здесь, в Баргундии, как и везде в этом мире, проходит восемь...