Кардиограмма любви

Глава 1

   Мужчина не должен плакать. Никогда. С тех пор, как он осознал, что стал мужчиной, он взял на себя ответственность за проявление эмоций. Слезы не должны покидать частокол ресниц, не должны окроплять мешки под глазами, не должны катиться по бритым щекам. Ни при каких обстоятельствах они не должны появляться наружу. Даже сейчас, когда мужчина сидит возле больничной кровати.
   Мужчина не должен распускать нюни. Это не достойно его. Терпеть, стиснуть зубы и перенаправить эмоции в другое русло… Но не плакать! Нет! Мужчина должен злиться, бесноваться, искать виновных. Почему же тогда взгляд его застыл и напоминает осколки упавшей сосульки? И вот-вот эти осколки начнут таять.
   Рука гладит поручень кровати, похожий на выбеленную берцовую кость. Гладить можно – плакать нельзя. Нельзя показывать чувства, ведь могут зайти и увидеть «железного начальника» со следами влаги на щеках. За белой, как саван, дверью находятся не меньше пять сослуживцев. Пяток людей, которые слетелись, чтобы увидеть исполнительного директора в таком бедственном положении. Чтобы появились поводы для сплетен.
   Мужчина проводит рукой по короткому ежику пепельных волос. Сколько седых добавилось? Явно немало. После той ночи три дня назад, когда жена вспылила и выскочила из дома…
   Мужчины не плачут…
   На кого она похожа сейчас? На куклу вуду, в которую вкололи множество игл, и от них ползут матовые змейки капельниц? На корень мандрагоры, у которого колдунья оторвала два нижних корешка?
   Да, теперь на месте длинных ног находится пустота… Как муж объяснит это жене, когда она проснется? Как взглянет в глаза? Ведь они хотели сделать так много. Хотели рождения детей, хотели начать бегать по утрам, хотели в отпуск побродить по улочкам Парижа, хотели…
   А проснется ли? Выйдет из тяжелого состояния, грозящего смертью. Выйдет из комы?
   Похожа на пилота сверхскоростного самолета, респиратор которого идет к аппарату искусственной вентиляции легких? Или похожа на египетскую жену фараона, которую забальзамировали, обмотали бинтами и вот-вот опустят в саркофаг?
   Какая она будет после снятия бинтов? Останется ли она прежней?
   Мужчины не плачут. Длинные ресницы не дают упасть горячей влаге. Он вытирает глаза. Это лишь соринка, это не слезы! Прямой нос шмыгает, а желваки вздуваются буграми. Подтянутый и моложавый, на вид не больше тридцати, он всегда гордился тем, что мог пройти по улице и чуть возвышаться над женой, когда та одевала туфли на высоком каблуке. Да, нашел чем гордиться. Теперь он всегда будет над ней возвышаться.
   Он должен оставаться спокойным. Он должен сдерживаться. Он должен…
   Мужчины не плачут…
   Нет. Его глаза должны оставаться сухими, сердце горячим, а разум холодным. Он не должен показывать эмоций, ведь он же Курихин. Генеральный директор концерна «Тансер». Человек с несгибаемой волей и алмазным стержнем вместо позвоночника. Человек-гранит, человек-хром…
   Человек, который в одном миге от того, чтобы упасть на белоснежную простыню и разрыдаться…
   Мужчина не должен плакать. Тем более он не должен плакать, когда звучит телефонный звонок, а на мониторе высвечивается лицо главного заместителя. Леонид Михайлович Лупарев обладает способностью звонить в самое неудобное время. Сейчас он тоже не упускает возможности подтвердить свою репутацию.
   – Да, Курихин на связи.
   – Сергей Павлович, это вас Лупарев беспокоит. Вам удобно говорить?
   Вот ведь знает, что директор поехал в больницу к жене. Знает, что лучше сейчас не беспокоить. Знает и всё равно звонит.
   – Слушаю, – вздыхает мужчина в больничной палате. – Что случилось?
   – Я хочу извиниться, что отрываю вас, но это дело не требующее отлагательств. Если бы я сам…
   – Я тебя когда-нибудь уволю. Ты можешь изъяснятся четко?
   – Мне и в самом деле…
   – Михалыч, короче!
   – У меня в кабинете сидит налоговый инспектор и просит уточнить данные о прибыли за февраль…
   – С-с-с… – у мужчины получается сдержаться. – Слушай, а в другое время никак нельзя? Я сейчас возле Татьяны.
   – Я тысячу раз извиняюсь, но на нас могут наложить существенные штрафы. Дело в нескольких цифрах, а труда по разгребанию…
   – Ладно, сейчас.
   Мужчина достает из внутреннего кармана блокнотик в кожаном переплете. Тот самый блокнот, который подарила жена, когда они были на конференции в Дании. На обложке вытеснен одноногий оловянный солдатик, а воздушная балерина протягивает к нему тонкие ручки. «Мin favorit» – всего два слова на коже. «Мой любимый». Подарила в качестве сувенира единственному мужу. Маленький, романтический подарок.
   Мужчина не должен плакать. Мужчина должен быть стойким, как этот оловянный солдатик! Вот только балерина уже не спляшет ему на своих стройных ножках…
   Кажется, что это было только вчера. Но блокнот уже наполовину заполнен убористым текстом. Понятные только одному Сергею крючки и цифры. Он диктует. Уточняет и откладывает блокнот на столик возле постели.
   – Всё?
   – Как там Татьяна Васильевна? – после небольшой заминки спрашивает Леонид Михайлович.
   – Ещё не приходила в себя. Она… Кхм. Ладно, у тебя всё?
   – Да, извините.
   Прямоугольник телефона издает жалобный писк, будто протестует против прекращения разговора.
   Мужчина снова впивается взглядом в жену. Сейчас она кажется такой беззащитной, как ромашка на каменистом склоне – пойдет сильный дождь и её смоет прочь. Как удержать её? Если можно отдать часть своей жизни для того, чтобы поднять Татьяну с постели, то отдал бы. Без раздумий отдал. Лишь бы она снова говорила, улыбалась, любила его.
   Палата клиники «Миракс» обставлена самым дорогим оборудованием. Аппарат искусственной вентиляции легких бесперебойно закачивает воздух в легкие Татьяны. Кардиомонитор рисует горы и их пики не могут не радовать. Их пики – результат сердечной деятельности Татьяны. Она жива, пока рисуются горы. Провода, капельницы, гудение и попискивание. Как Татьяна может спать при таком шуме? Она должна проснуться!
   Мужчина не должен плакать…
   Если бы можно было вернуть эти три дня назад. Он ни за что бы не дал ей уйти, ни за что не дал хлопнуть дверью и сесть в машину. Ни за что!
  Функциональная кровать похожа на плот. На этом плоту единственная пассажирка, которая борется с течением жизни и пытается выжить. Сергей где-то читал, что люди в коме слышат других людей, тех, кто находится рядом. А вдруг?
   – Милая, прости меня за те слова… – мужчина аккуратно касается женской руки. Касается в том месте, где из-под бинтов виден островок розовой кожи. – Я не понимал, что говорю. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда была рядом. Ты одна лишь мне нужна… Прости меня. Слышишь? Я не могу… так виноват перед тобой. Что же ты молчишь?
   Татьяна молчит, как молчит ромашка на каменистом склоне. Молчит и не хочет отвечать мужу.
   Мужчина не должен плакать. Особенно он не должен плакать, когда в дверь раздается вежливый стук. Сергей глубоко вздыхает и поворачивается.
   – Простите, время посещения заканчивается. Скоро обед и массаж, этого родным лучше не видеть. И к больной ещё хотели зайти сослуживцы, но… – в одиночную палату входит медсестра.
   Симпатичная темноволосая девушка лет двадцати, ей очень идет медицинский колпак. Сергей кивает и встает со стула. Его жена не шевелится, так и остается лежать в своем затянувшемся сне.
  – Вы знаете, я скажу коллегам, чтобы они зашли в следующий раз. И это, Светлана… присмотрите, пожалуйста, за тем, чтобы у жены было всё самое лучшее, – оранжевая купюра покидает тонкую пачку, вынутую из кармана и прячется в нагрудном кармане медсестры. Прячется как раз за бейджиком, который утверждает, что девушку зовут Светлана Кирова.
   – Ну что вы, не надо. У нас хорошая зарплата, – смущается девушка и пытается вынуть купюру обратно.
   – Это лично вам. Прошу вас принять как оплату труда от меня, а не от больницы, – Сергей останавливает руку девушки.
   Мужчина не должен плакать. Он должен кинуть взгляд на лежащую в коме жену и выйти из палаты. Он должен ответить на вопросы о самочувствии и попросить не беспокоить супругу. Он должен в очередной раз выслушать слова соболезнования. Лживые? Правдивые? Он не должен сейчас об этом думать. Мужчина должен покивать в ответ и приободрить коллег какой-нибудь хорошей новостью. Если новостей хороших нет, то должен соврать, что под его ладонью дернулся палец жены. Но он не должен плакать.
   – Сергей Павлович, если мы можем чем-нибудь помочь… – начальница отдела по рекламе, Людмила Тереньтева, кладет на плечо ухоженную ладонь.
   Сергей чувствует легкий аромат сирени и кедрового ореха. Темноволосая Людмила не раз задерживала на нем взгляд томных голубых глаз. Скорее всего это линзы, ведь не может у человека быть таких глубоких пронзающих светло-синих огоньков. Очаровательное создание тридцати с лишним лет. Бизнес-леди.
   – Да, Сергей Павлович, вы только скажите… – вторым плечом завладевает Наталья Мирошниченко, главный бухгалтер. Запах сливок с ирисами. О таких говорят, что умом её наградил Бог, а телом Сатана. Красивая и умная женщина. Может, поэтому и не везет ей с мужчинами.
   – Мы с девочками всегда рады выручить любимого начальника, – ноздрей касается сандал и красная смородина. Лопаток касается ещё одна нежная рука. Сергей чувствует, как тонкие пальцы чуть сжимаются, словно ногти хотят впиться в шерстяную ткань костюма и сорвать его. Дана Фалеева, главный юрист его концерна. Красотой тоже не обделена.
   – Спасибо, дамы. Но я думаю, что справлюсь сам, – Сергей слегка поводит плечами. Женские руки остаются на месте.
   Сергей делает порывистый шаг вперед и чувствует, что свободен. Ещё двое сотрудников молчаливо расступаются. В их руках любимые цветы Татьяны. Весь концерн знает, что его жена любит полевые цветы, вот и сейчас в руках начальника производства и коммерческого директора не дорогие и шикарные розы, а обычные васильки, колокольчики, лютики и свечки люпина. В руках Кирилла Петровича ещё и кожаный ежедневник, который он только что закрыл.
   Кожаный ежедневник, Сергей смотрит на него, пока мужчины скупо выражают свои соболезнования. Какая-то мысль жужжит на грани слышимости, словно комар в темной комнате. Мысль также не дает покоя, и Сергей кладет руку на грудь. На внутренний карман. Блокнотик! Он же забыл его в палате.
   – Извините, коллеги, я сейчас должен вернуться. Спасибо за цветы, я сейчас попрошу, чтобы их поставили в воду.
   Два букета, точно такие же, как любила рвать Татьяна, когда они выбирались на редкие пикники. Когда отключали телефоны и теряли связь со всем миром на несколько часов. И в эти моменты весь мир уходил куда-то прочь. Лишь они двое и обязательный букетик цветов. Спроси у Сергея – чем пахнут луговые цветы, и он сразу же скажет, что руками Татьяны и солнцем.
    Похоже, в глазах Сергея что-то такое появляется, если три женщины расступаются с озадаченным видом. Он проходит в палату, где медсестра Светлана подготавливает зонд для кормления.
   – Прошу прощения. Я тут забыл свой блокнот. Вы позволите?
   – Да-да, конечно.
   Сергей забирает коричневую книжечку и кивает на букеты в руках.
   – Я пока положу их на стул. Потом получится найти для них какую-нибудь баночку с водой?
   – Да, я поставлю их в воду, не волнуйтесь. Мне тоже нравятся полевые цветы, – улыбается Светлана и Сергей невольно отмечает про себя, какие очаровательные ямочки появляются при сверкании белоснежных зубов.
   – Моя жена тоже любит их… Кто знает, вдруг их аромат вернет её? И…
   Светлана старается не смотреть на него, отводит взгляд, теребит зонд в руках, и в этот момент Сергей понимает, что он мешает ей. Медсестра почему-то чувствует себя неудобно в его присутствии, словно не знает – как себя вести. Это из-за того, что он сунул ей деньги? Неужели ещё остались такие честные люди? Отдай кому-нибудь из троих за дверью – заберут и даже не будут жеманничать, а эта…
   – Извините, я приду завтра. Всего доброго.
   – До свидания, – облегченно выдыхает девушка.
   – Любимая, до завтра, – обращается мужчина к лежащей жене.
   Он ждет пару секунд. Надеется, что произойдет чудо и Татьяна оживет. Но увы, чуда не происходит.
   Дальше он едет на рабочее место, где разные люди от него чего-то хотят. Плохая идея. Он честно пытается понять, пытается помочь, но почему-то не может. Перед глазами постоянно возникает лежащее тело жены. Кое-как он спихивает дела на заместителей и уходит с работы.
    Квартира встречает пустотой. Той самой тянущей пустотой, какая образуется при посещении заброшенных зданий. Ведь здесь недавно были люди, звучал смех и лились разговоры, а теперь пятикомнатная квартира пуста. Дорогая мебель? Кому она нужна, если на неё нельзя сесть с Татьяной. Дорогая техника? Да выбросить её, если нет радости готовки с женой. Дорогие полы? Взломать и расколотить, если по ним больше не будут ступать ножки жены… А они больше не будут ступать по этим полам… Никогда.
   Сергей проходит в спальню, вытаскивает из кармана блокнотик и бросает его на прикроватный столик. Сейчас бы уснуть и, хотя бы во сне, увидеть Татьяну. Мужчина уже не сдерживает слез. Он уже может себе это позволить. Он один. Возможно, именно из-за слез он промахивается и блокнот падает на пол. Книжечка распахивается и…
   Сердце начинает учащенно биться, когда в блокнотике он видит два слова. Этих слов не должно быть. Просто не может быть, ведь ещё в больнице напротив колонки с цифрами белел незаполненный листочек. А теперь эта белизна нарушилась двумя словами. И почерк именно Татьяны, такую завитушку над буквой «З» рисовала только она.
  Всего два слова: «За что?»
   




Интермедия

   – Где я? Ау!
   – Здесь…
   – Где это «здесь» и кто вы?
   – Здесь – это изнанка того мира, к которому ты привыкла. Здесь – это место, в которое ты приходила во снах. Здесь – это второй твой дом.
   – А кто вы?
   – Я тот, кого люди обычно называют ангелом-хранителем. Я тот, кто шел за тобой всю жизнь, охраняя и предостерегая от опасности. Вот от последней не смог уберечь… Увы, и я не всесилен.
   – А почему всё белое и где моё тело? Почему я слышу только ваш голос, но ничего не вижу? Я ослепла?
   – Нет, это предбанник изнаночного мира, если хочешь, то назови его «Чистилище». Место, где душа решает – куда ей отправиться дальше.
   – Но я же не умерла?
   – Нет, твой муж не дает тебе этого сделать.
   – Сережка? Где он? Как он?
   – Он в реальном мире. Он любит тебя… Очень сильно любит. Из-за этой любви ты и оказалась здесь.