Так осы ж! Два сюжета

Домашнее чтение
               
В те, давние годы, офицер-артиллерист Игорь Подпругин любил навещать своего деда по матери Михаила Елистратовича Осадчука. Кряжистый, седоусый, стриженный под «козака-запорожца» дед «Михайло», со своей «супружницей» Ольгой Матвеевной, жили в небольшом Кубанском хуторе.  Двое их сыновей и три дочери поселились от них отдельно. Младший Андрей – здесь же, в хуторе. Старший Степан в поисках лучшей жизни завербовался на нефтеразработки аж в самое Заполярье. Дочери с семьями обосновались тоже не близко. Из-за отдалённости и по другим причинам дети навещали родителей редко. А потому каждый их приезд, равно как прибытие другой родни, был для старых Осадчуков подобием праздника. Вот и тогда внука-капитана Игоря, с его молоденькой женой Любочкой, трёхлетней доченькой Верочкой, Михайло с Матвеевной встретили мгновенно загоревшимися радостью лицами, бурей чувств, воскликов и суматошных движений.
- Ой-ёй-ёй! Оцэ так гости! – споткнувшись о пустое корыто, бросился к Игорю дед и, обхватив того ещё крепкими, клешнястыми руками, зататакал на своём Кубанском языке:
- Та ище с жиночкой, та й с правнучёчкой!..
- А жиночка, Любочка, - перебивая его и целуя молодицу, загомонила Матвеевна, - та така ж красива! Ну, як артистка из кина!
И тут же, подхватив на руки удивлённо наблюдающую за всем и всеми Верочку, продолжила:
- Доча то вся в маму! Як куколка, писаная-нарисованная. Проходьте во двор, гостиньки, любезнаи.

Стоял конец августа. День – синеоко-золотистый. И жаркий. Пока Матвеевна с Любочкой готовили стол, под навесом во дворе, дед увлёк Игоря в обход своего «имения». Захвативший службу ещё в царской Русской армии, воевавший в Советской, он часто сравнивал старое с новым.
- А скажити мэни, товарищ капитан, - обходя делянку, с крупными, кое-где потрескавшимися  от спелости помидорами, оглянулся он на внука, - почёму раньше у офицеров-артиллеристов сапоги были со шпорами, а теперь без них? Што, дорого стоють?
- Шутите, дедуня? – захохотал Игорь. – Нынешние-то орудия, с радарами, не на конной тяге. На механизированной…

По дорожке, над которой гнулись ветви с плодами яблонь, груш и слив, вышли к прохладной запруде. Тут расставив подошвы, сдвинув на затылок соломенную шляпу-бриль, дед Михайло с гордостью похвастал:
- Глянь, внук, яка у нас богатая красота!

Место впрямь открылось чудное. Вдали – скошенный изумрудный луг, с башнями стогов и зелёными купавами перелесков. Поближе – крутой берег запруды. Плакучие вербы спустили до самой воды свои гибкие, длинные косы-ветви. А на светлой водной глади, то тут, то там слышатся звонкие всплески, с бесшумно расходящимися кругами. То рыба свою добычу схватывает. Игорь искренне пожалел сыновей и дочерей Осадчуков. То есть – своих дядьёв и тёток, а также -  свою мать, которые  подолгу не находят возможностей, чтобы хотя бы раз в году навещать родные места.

Сели за стол. На нём – всё лучшее, что было в доме. От сготовленного Матвеевной вкуснейшего борща, со сметанкой, в который по желанию можно бросить ещё и стручок острого перца, до её же домашней колбаски, поджаристых, с укропчиком рыбок-пескариков, вареников, пирожков, сахаристо-мясистых помидор, наливных яблок и медово-сочных, краснобоких груш.
Опять же, по обыкновению, над столом и особенно над этими грушами, завились, загудели желто-полосатые осы.
- Ото мало вам сада! – недовольно взмахнула Матвеевна полотенцем.
- Не махай! – строго прикрикнул Михайло. – А то они со зла всех тут искусають.

Сам осторожно,  пальцами убрал со своей полной, суриковой от загара щеки любопытно ползающую по ней осу. Между тем, назойливые твари уже весьма заинтересовались и гостями. Одна из этих прелестных, с тонко перетянутой  талией особ, вползла в Игорев стакан, с остатками вишнёвой наливки. Пока он её вытряхивал, другая села на нежную щёчку «правнучёчки» Верочки. Мама-Любочка, не удержавшись, взмахнула над осой ладонью. Та, вмиг скрючившись, жиганула малышку под самый глаз и завилась над побелевшим лицом самой мамы. Но вскрик Верочки, её жалобный плач отвлекли Любочку и от осы, и всего прочего.
- Верочка, доченька, тебе больно? – схватила она на руки трущую щеку девочку. – Надо что-то холодное прикласть! - обеспокоенно взглянула на Матвеевну.
Бабуля, несмотря на всю свою степенную дородность, живо метнулась в дом.
- Ледок из холодильника, - подала она Любочке завёрнутые в марлю кристаллы льда.
Помогло. Верочка умолкла. Только спросила:
- Мамочка, я не умру?
- Да нет, что ты, доченька! – горячо, нежно целуя её, засмеялась Любочка и, передавая дочь на руки тоже встревоженного Игоря, побежала в дом, к чемодану.
В нём была её дорожная аптечка.

Плач и слёзы «правнучёчки», обеспокоенность «внучёчки» враз смахнули с дедуни Махайла всё его благодушие к осам. Выхватив из под сарая лопату, он по-молодому рванул под стоявшее шагах в десяти роскошное грушевое дерево. На нём, сгибая ветви, обильно красовались эти самые любимые не только людьми, но и осами плоды. Осы селились тут роями, в невесть кем и как вырытых норах. Все предпринимаемые до этого дедом попытки законопатить рои под землёй, залить их водой желаемого результата не давали. Однако расстроенный не на шутку теперь, он начал яростно копать землю и бросать её туда, где над норами густо мельтешили осиные стаи. Не прошло однако и минуты, как он сам, вместе с лопатой, окутался плотным клубом жаливших его ос. Убегая с «поля боя» и волоча на себе этот гудящий осиный тулуп, он, превозмогая боль, завопил:
- Быстро в хату! Всех покусають!
Сам же, в одежде, вместе с осами, бросился под холодный душ.

К вечеру и без того полное лицо старого Михайла стало намного полнее. Глаза превратились в щёлки. Сивые усы растопорщились от щёк.
- Ото я тэпэр, як самурай! – смурно усмехнулся он, глянув в зеркало.
Будучи по специальности врачом-терапевтом, Любочка припомнила всё, что приемлемо для лечения от укусов ос и даже – пчёл. «Зарядив» шприц,  впрыснула засмущавшемуся дедуне в мягкое место кубик какой-то непривычно пахнущей жидкости. Заставила его проглотить таблетку димедрола. Слава Богу, на следующий день ему полегчало. Верочка тоже отошла от укуса. Но за столом теперь собирались на закрытой веранде.

Через несколько дней гости собрались в обратный путь. Горячо поблагодарив стариков за гостеприимство и, глядя им в прослезившиеся глаза, Игорь пообещал приехать к ним опять следующим летом. Ну, что ж, в старости время летит быстро. Месяц за месяцем, и настало оно, новое лето. Уже июнь, а гостей нет. Середина июля – нет. Совсем расстроились было старые Осадчуки, да вдруг «любезнаи гостиньки» заявляются снова в конце августа. К самому Успению Богородицы. Та же радость встречи, всклики, объятия, поцелуи… Разговорились. Оказалось, задержка с приездом произошла  из-за того, что Игорь со дня на день ждал приказа о досрочном присвоении ему звания майора. После – в первую очередь поехал «представиться» в новом звании своим родителям. Потом – дедушке и бабушке по отцу. А уж от них отправились к Осадчукам.
- Субординация! – понимающе улыбнулся дед Михайло.
- Она! – кивнул внук, радуясь, что между ним  и дедом  полное понимание.

Сели во дворе, за тот же стол, под тем же навесом. 
- А оски нас не покусают? – оглядев  обилие стола, спросила заметно повзрослевшая Верочка.
- Не, деточка, - ласково улыбнулся ей Михайло, - типерь не покусають. И ни одна слёзонька из глазок твоих больше не покажиться.

А Игорь первым заметил, что на столе нет тех самых краснобоких груш-медовок.
- Не уродили? – поинтересовался он.
- Та не! Спилил я грушу, - невозмутимо ответил дед. – Спилил и выкорчевал.
- Зачем?! – подскочил на своём месте Игорь.
- Так осы ж! – ошалело уставился на него Михайло: мол, вырос  до майора, а такой непонятливый.

+            +           +

СОРОКА-БЕЛОБОКА

С детства помнится шутливая, звонкая припевка:

Ты, сорока-белобока, научи меня летать.
Не высоко, не далёко, так чтоб маменьку видать.

Житейская правда здесь в том, что сорока, как у неё принято, обитает в одном, облюбованном ею месте. Скажем, в вашем сельском саду. Или на дачном участке. Тут она строит своё причудливое гнездо, высиживает птенцов, охотится и… блюдёт свой особый сорочий порядок. При этом она строга, пунктуальна и придирчива в каждой мелочи своей среды обитания. Знакомый дачник Фёдор поведал мне такую историю.

Перед его дачным домом, рядом с умывальником, стоит столик. На него, прежде чем  начать работу, хозяин обычно клал свои наручные часы. Но в тот день положил их не на столик, а на скамейку, у теплицы. В ней он занялся подвязкой помидор. Вскоре, через открытую дверь, до него  стал доноситься беспокойный стрекот поселившейся здесь, с ранней весны, сороки. Вскоре свой стрекот сорока перевела в смесь металлического скрежета с собачьим воем. Наконец, шумно хлопая крыльями, распуская веером длинный хвост, она внезапно шлёпнулась прямо на скамейку с часами. А, выскочив наружу, Фёдор увидел поразившую его картинку: сорока, с зажатыми в клюве часами устремилась в большой соседский сад. Там, опять же, тяжело, неуклюже плюхнулась на широкую, гибкую ветвь высокой, старой яблони. Часы в клюве не удержались, выпали и, пролетев метра полтора, зацепились блестящим браслетом за тонкий сук.

Часы для Фёдора – дорогие. Сын из Англии привёз ко Дню его, Фёдорова, рождения. Жаль, если сорока унесёт их теперь в качестве игрушки для своих сорочат. Соседа на участке не было. Спрашивать разрешения на посещение чужого сада было не у кого. Да и некогда. Поэтому Фёдор самовольно перелез через забор, подошёл к яблоне. Вспомнив детство, стал взбираться наверх, к тонкому сухому сучочку, на котором поблёскивали его заморские часы. Но, когда он готов был уже протянуть к ним руку, пристально наблюдающая за ним плутовка-сорока, противно скрежетнув, сорвалась с места, ловко подхватила снова клювом   понравившуюся ей вещицу и, часто махая короткими крыльями, полетела вон из сада.

Мысленно Фёдор навсегда распрощался с подарком сына. И был приятно удивлён… Нет, он был просто ошарашен, когда, проходя вечером мимо столика, увидел   лежащие на нём свои часы. Они находились там, где Фёдор чаще всего их и оставлял.  Позже, в одной телепередаче, он услышит рассказ опытного орнитолога. Оказывается, некоторые особенно заметные предметы служат сорокам своего рода маяками в местах их проживания. Не исключено: обнаружив тогда «непорядок» с местоположением часов, сорока-белобока приняла соответствующие меры. Как говорится, каждой вещи – своё место.

20 июля 2016 года, г. Кимры.