Всего лишь одна история. Главы I - V

"Одна история, рассказанная между двумя десятками лимериков Э. Лира".
Глава I.
Порт. Маяк. Потеря сознания.

"Сидя в лодке, старик из Намюра
Восклицал: «Наконец я на море!»
Услыхав: «Вы на суше!»,
Он едва Богу душу
Не отдал от досады и горя".

Утро стоит начинать с чая.
Об этом Мистер Марсель твердил Миссис Марсель каждый день перед тем, как уйти на маяк и провести там около пяти часов.
Миссис Марсель подобное «хобби» не одобряла — она считала, что обслуживание вышки пустое дело. Во-первых, она лишь внешне походила на маяк. Во-вторых, навигационная система кораблей уже несколько веков не нуждалась в наличии маяка на берегу. Но Мистер Марсель упрямо ходил туда каждый день, и каждый день он выполнял один и тот же ритуал.

Восемь утра — подъем. Осознание себя в куске зеркала, висящем над тумбой.
Девять утра — завтрак. Мистер Марсель предпочитал земное английское меню: чай, вареное яйцо, ломоть черного хлеба, соль и газету, пусть и не первой свежести.
Десять утра — расчесывание усов.
Далее Мистер Марсель надевал старинный цилиндр, который не разваливался лишь благодаря десятку пестрых заплат, и, учтиво попрощавшись с женой и двумя очаровательными сорванцами, отправлялся в сторону Порта.
Маяк действительно не походил на привычное землянам сооружение — он был лишь частью Ковчега Криоса, оборудованием, которое после удара о Экиа-Нова пришло в непригодность. Местные энтузиасты слепили маяк из упавших останков, и его ждала бы участь всех наспех собранных произведений искусства, если бы не Мистер Марсель. Воспитанный в духе традиций, он пообещал себе, что станет смотрителем Маяка, как и его пра-пра-пра-пра… дедушка, Джони Джон Старший.
Кто, если не Мистер Марсель?

После ежедневной уборки Мистер Марсель любовно проверял фонарь, который почему-то упорно продолжал светить несмотря ни на что, обедал тем, что ему послала Миссис Марсель, и погружался в чтение. Больше всего Марсель любил поэзию, поэтому неудивительно, что спустя годы поглощения рифм он и сам стал писать небольшие лимерики, которые по вечерам зачитывал детям.
Иногда Мистер Марсель, как он изволил выражаться, хулиганил: поворачивал вентиль, ослаблял крепление и направлял луч света в сторону города. Первым делом тот указывал на Улицу Красных Фонарей, так что вусмерть пьяные матросы лицезрели столб света с небес, падающий на бордель «Семь Девиц».

«И если это не знак, то что?» — думали они и с трепетом в груди бежали в объятия портовых девиц.

Еще немного повернуть вентиль — и свет указывает на бар «Рыбий хребет», прекрасное место для тех, кому не хватает в крови виски, фосфора и проблем.
Центральный ринг спонтанных боев среди матросов любой категории, деловой центр для переговоров торговцев рыбой и, конечно, колыбель любимого местными блюда — «Пороха» или сушеного рыбьего хвоста под специями.
Любимого и практически единственного, ты как ни старайся, а в портовом «городке» из еды в основном рыба.
До таможенного пункта и складских помещений луч уже дотягивался с трудом. Все-таки куски Криоса технически не являлись маяком и не были рассчитаны на охват в триста шестьдесят градусов.
Иногда Мистер Марсель устраивался на открытой площадке с чашечкой чая и задумчиво наблюдал за небом — интересно, какой она была, Земля? Такого же цвета там было море? Также матросы бежали на свет? Также пах рыбой чай?
Дни летели беззаботно, один за другим.
Мистер Марсель вставал каждое утро, причесывал усы, надевал цилиндр и с авоськой в руках бодро шагал в сторону маяка.
Пока однажды его привычный ритм жизни не прервал один случай.

Летом, в сто двадцать пятом году от Исхода, в пятнадцать часов дня, Мистер Марсель смазывал вентиль, когда вдруг услышал странный шум.
Шум отчетливо напоминал треск ступенек, а, как известно, никто кроме Мистера Марселя не мог в сей час подниматься на верхний этаж. Убедившись в том, что сам он уже как пять часов находится у фонаря, Мистер Марсель заглянул в люк.
Из люка на него удивленно взирал господин, чей цилиндр был в состоянии даже худшем, чем цилиндр смотрителя.

— Добрый день, — поздоровался Мистер Марсель. Все-таки он был потомственным англичанином, а значит помнил про учтивость, даже если его изволят грабить.
— И тебе не хворать. Ну-ка, подвинься, Отец, я с трудом сюда добрался.
Мужчина грузно вывалился на площадку подле лестницы и, оправив жилетку, воззрился на Марселя. Тот ждал. Потом неловко заметил:
— Бабочка.
— Что — бабочка?
— Вы ее зажали.
— А. Да.
Мужчина поднял голову и бабочка, намертво вбитая иглой в горло, затрепетала. Марсель сглотнул.
— Вот что. Я немного не ожидал, что тут кто-то изволит шляться вообще. Позвольте спросить — а что вы здесь делаете?
— Служу, мистер…
— Сезам.
— Мистер Сезам. Я смотритель маяка, уже много лет.
— Вот как.

Сезам почесал макушку.
— И тебе за это платят?
— Нет, конечно. По вечерам я чищу рыбу и мою посуду в небольшой лавке у дома.
— Дети есть?
— Да, мистер Сезам. Двое. Два мальчика.
— Эх. У меня тоже есть дочка.

Замешкавшись на секунду, Сезам уселся на место Марселя и шумно отхлебнул чаю. Отплевавшись, он спросил про жену, потом про быт Марселя. Пошутил разок про усы. Наконец, смотритель не выдержал:
— Да, это все очень занятно, но Вы так и не сказали, что Вам нужно и почему
у Вас игла торчит из шеи.
— Разве? Вот незадача, разрази меня трупная оса. Мой дорогой Марсель, — Сезам с трудом поднялся и поправил сползающие штаны. — Ты пойми, я лично не хотел приходить. Мне как-то не вперлось лезть на непонятную башню самому, но мой помощник оказался слабаком и свалился где-то на третьем этаже с лестницы, вопя что-то про страх высоты. Забавно, правда? Наверное, у него голова так съехала после того, как он с Ковчега об Экиа-Нова ударился.
— Но ведь это было сто двадцать пять лет назад…
— Собственно, — Сезам обнял Марселя за плеч. — Пришлось ползти сюда самому, пока этот идиот не заблевал мне всю жилетку. А залез я сюда ради вот этого. Ради хренового фонаря. А знаешь почему, Маркиз?
— Марсель.
— Да, вероятно, ты прав. Потому что внутри этого фонарика — кристалл. И очень хороший кристалл. Редкой хорошести. Эта мразь светит уже… сколько ты сказал? Сто двадцать пять лет? И до сих пор с ним все нормально. Поэтому я пришел забрать эту лампочку к себе домой.
— Вы не можете! Этот фонарь — душа маяка. Он должен остаться здесь, это его дом.
— Эй, ты. Полегче. Это всего лишь стекляшка.
— Нет, мистер Сезам. Я уверен, что этот фонарь — живой!
— Ох, да что за чушь ты несешь.
Сезам встал с кресла и шагнул в сторону фонаря, но дорогу ему перегородил Мистер Марсель — усы его топорщились от гнева, жилистые руки тряслись.
Он был полон решимости защищать маяк. Сезам вздохнул — ну, почему он должен делать всю грязную работу? Ну, что это такое. Он же старший. У него же даже подчиненные есть.
Одной рукой Сезам поднял Марселя за шиворот, второй достал из кармана
обрубок сигареты и сунул его в рот.
— Послушай меня, парень, — процедил Сезам сквозь зубы. — Я вообще добрый. И ничего не имею против рабочего народа. Но мне нужен этот кристалл, а ты мешаешь мне пройти и не даешь достать спички, а я очень хочу курить.
— Не позволю забрать кристалл. Маяк… должен светить. Хотя бы один маяк на планете должен гореть.
— Ладно, как скажешь, Мистер Марсель. Я совершенно не злюсь. И ты не злись.

Сказал Сезам и с силой ударил Марселя об стену. Тот, хоть и не ожидал подобного выпада, благоразумно потерял сознание.
Решив, что смотритель больше не представляет никакой угрозы, Сезам подошел к фонарю, без особых усилий открутил гигантское стекло и, осторожно накрыв кристалл цилиндром, вытащил его наружу. Цилиндр Сезам укутал в плотный мешок, но даже через него казалось, что внутри лежит украденная с неба звезда.
Вот и все, и никаких проблем. Живой фонарь он нашел, видите ли. И чего только не привидится от постоянного запаха рыбы. Да, старик?
Мистер Марсель не ответил.
Часы на башне пробили три часа и тридцать минут.

Когда они отстучали пять раз, Миссис Марсель подняла тревогу.
Смотрителя обнаружили почти сразу — с глубокой ссадиной на лбу, без любимого цилиндра на голове, но живого.
На все расспросы о том, что случилось, он тихо смотрел в сторону моря, вздыхал, тер шею и молча заваривал чай.

"Жадный джентльмен из города Броды
Беспрестанно жевал бутерброды.
Но приводит к беде
Непрерывность в еде –
Лопнул джентльмен из города Броды".

***

Глава II.
Ножки, Ножики и Спички.
 
"Окунь, пойманный мисс из Гошена,
Не имел чешуи совершенно.
«Ах ты мой дурачок!» –
Извлекая крючок,
Промурлыкала мисс из Гошена".

Бакалейная Лавка Рыжего Ника выделялась среди прочих огромной вывеской, гордо гласящей:
«БАКАЛЕЙНАЯ ЛАВКА РЫЖЕГО НИКА ЕДИНСТВЕННАЯ ЛАВКА
ГДЕ НЕ ВОНЯЕТ У РЫЖЕГО НИКА ЗАХОДИ ТУТ».

Но, несмотря на ее наличие, Рыжий Ник не чувствовал себя счастливым.
Ведь даже такая вывеска не помогла ему привлечь внимание Той Самой, Единственной и Несравненной.
Избранницу звали Острогоная Калли и она была акробаткой в местном шапито.
Большеглазая, грациозная, изящная, похожая на фарфоровую статуэтку, с черными как смоль волосами, Калли — любимица публики. После каждого выступления она получает десятки букетов от поклонников, сотни признаний в любви, и какое ей может быть дело до скромного продавца? Даже если он упрямо оставляет у ее дверей лучшие товары из своей лавки — то корзинку солью засыпет, то самые крепкие спички, привезенные из самого Ренима, достанет, то мешок крупы с запиской подарит. Мечта, а не молодой человек.
Но сердце Калли оставалось холодным. Ей, почему-то, больше нравились лилии и розы, чем действительно полезные в хозяйстве вещи.
Однажды, после очередного оглушенного аплодисментами вечера, Остроногая, надев свои любимые каблучки, выскочила из гримерки еще до того, как к ней выстроилась очередь, и быстро застучала в сторону черного хода. Именно в этот момент Рыжий Ник, набравшись храбрости в семьдесят градусов, вышел с другой стороны коридора: он хотел признаться гимнастке в любви и предложить ей руку, сердце и половину своей лавки. Он даже письмо написал, чтобы в самый ответственный момент не запутаться в словах. Что-то вроде:

«Дорогая Калли! Ты самая красивая женщина из всех женщин. Ты напоминаешь мне спичку — а я люблю спички. Мне очень нравится, как ты шагаешь по канату и сгибаешься не в ту сторону, хоть это и выглядит странно. Я не пропустил ни одного твоего выступления, поэтому точно знаю, что ты выдерживаешь большие нагрузки. А раз так, значит, из тебя выйдет прекрасная владелица бакалейной лавки! Я мечтаю увидеть, как ты будешь перебирать гречку своими нежными пальцами, ведь они очень красивые, как и вся ты.
Ты самая непорочная, чистая и добрая девушка во всех семи государствах!
Я люблю тебя, Остроногая Калли.
Твой Рыжий Ник».

Ник несколько раз перечитал свое послание и остался доволен. Нужно только доставить его адресату, но адресат почему-то очень быстро бежал в сторону запасного выхода. Нику стало любопытно, да и уверенность у него в крови так и бурлила, так что, после недолгих раздумий, он отправился вслед за Калли.
Каблучки ритмично отсчитывали шаги по асфальту. Ник с трудом за ними успевал, иногда неловко прячась, пригибаясь, если Калли сворачивала в очередной переулок.
Погода портилась — для Экиа-Нова это новостью не было, но от проблем этот факт не избавлял. Может, именно поэтому Остроногая так торопится — не хочет потеряться в тумане или попасть под дождь. Вот только зачем ей этот район? Приличные девушки, тем более красивые, не ходят танцевать под красные огни.
Может, Калли спешит к кому-то на помощь?
Ник с трудом успел пригнуться, когда девушка резко остановилась и огляделась. Вокруг никого не было, и, едва каблуки замолкли, стало ясно, насколько на улице тихо.

«Как перед бурей», — подумал Ник и почувствовал себя худо. Видимо, уверенность начала выветриваться. Уже и не особо хотелось письмо передавать, однако, бежать назад сейчас слишком опасно. Надо подождать, когда Калли перестанет так нервно осматриваться и все поглядывать по сторонам.
Минуты тикали, ветер усиливался. Из-за красного приталенного пальто силуэт гимнастки напоминал рвущийся с ветки осенний лист. Ник высунул из-за мусорного бака острый нос, поправил кепку и вздохнул — какая же она красивая. Ни дать ни взять огонек свечи в темноте колышется, а тонкие ножки на каблучках словно фитилек.
И воск хороший. Дорогой.
Но не успел Рыжий Ник погрузиться в расчеты, сколько бы стоили свечи, если бы их продавала лишь Калли и какой бы катастрофой это грозило человечеству, как в свете фонаря образовался еще один силуэт. Далеко не столь притягательных форм.
Калли встрепенулась и кинулась в объятия незнакомца.
Ник сжал зубы: он продавец простой, но что такое ревность знал даже он, и сейчас он чувствовал, как через его сердце проходит игла, и не простая, а упавшая с самого Криоса.
Ник подполз поближе.

— Простите, простите месье Форвард, я просто не могла быть раньше. Выступление зависит не только от меня.
— Мы не должны опаздывать. Вперед, он будет рад тебя видеть. Идем, душа наша.
«Форвард. Странное у него имя, не местный, что ли».
Погода продолжала портиться. Рыжий Ник продолжал ползти и прятаться за углы, пока его вели его вглубь улицы Красных Фонарей.
Наконец они остановились у невзрачной двери, над которой висел старомодный неработающий фонарь.
— Здесь?
— Да. Главное, не бойся. Помни, что ты хороша собой и можешь быть ему полезна. Ты ведь взяла?..
— Да, конечно.
Петли скрипнули, путники вошли внутрь. Ник посмотрел на небо — черная туча над ним закручивалась воронкой, что молодой человек счел знаком, хоть и не добрым, но все-таки знаком. Поэтому решил рискнуть и осторожно приоткрыл дверь. Кажется, они прошли дальше и не закрыли за собой. Хорошо.
Сердце стучало как бешеное — будут ли его бить ногами лишь за то, что он преследует любовь всей своей жизни? Сможет ли он объясниться? А что, если Калли обманом сюда заманили? Тогда надо ее спасти.
Эта мысль успокоила Ника. Хоть Рыжий был и не очень умным, он был добрым малым с большим сердцем и со средним размером ботинок.
В конце небольшого бархатного коридорчика висел старый занавес, за которым явно шла оживленная беседа.
— Это немыслимо. Вы серьезно думаете, что какая-то проститутка сумеет заменить мне Полярную Звезду?
— Не какая-то, а лучшая в Экс-Тера.
— Да хоть личная девочка мэра. Месье Форвард, я жду объяснений.
— Мистер Донаван, Вы спешите с выводами. Мы не просто так позвали Калли. Мы наблюдали за ней, прежде чем решились на знакомство. И когда оно свершилось, поняли, что не ошиблись — Калли изумительная девушка, с широкой душой и с прекрасной растяжкой. Просто чудо. На сегодняшний день она - проверенный сторонник Мистера Донавана. Преданность нельзя купить.
— Она проститутка. Она продается, а вместе с ней — и все ее достоинства, будь это преданность или умение делать «шпагат орла». Но я не просил Вас о рекомендациях. Я спросил, как она сможет мне заменить конкретный кристалл. Вы ведь ради этого меня вызвали.
— Да, да. Доставай, девочка.

Ник прильнул к небольшой дырке в занавесе, чтобы увидеть, о чем идет речь.
Калли, судя по выражению лица, ничуть не смущенная тем, что ее назвали «проституткой», вытащила из под пальто ожерелье — тяжелое и невероятно притягательное. В комнате ненадолго воцарилась тишина.
— Оно красивое. Но не сравнится с кристаллом, который недавно украли. Тот походил на звезду, а это — лишь женская прихоть.
Лицо Форварда недовольно вытянулось. Он не ожидал, что Донаван так холодно отреагирует.
— Послушайте, это достаточно дорогой подарок. Калли, душа наша, получила его от одного из своих безмозглых поклонников и сразу сообщила об этом нам.
— Ну и дура.
Тут уже не выдержала Остроногая.
— Почему я дура?
— Потому что раскидываться кристаллами в наше время — глупость. Их, знаете ли, ограниченное количество и каждый из них уникален по-своему. Это вам не минералы, которые когда-то выковыривали из Земли. Это смесь органики и неорганики. Организмы, чьи возможности даже сейчас не раскрыты полностью. Да, батарейки — но только ли?
— Мне казалось, вопрос с ними закрыт, и они не…
— Так это все? Вот это ожерелье?
— Хорошо. Хорошо, Мистер Донаван. А что насчет вот этого?

Ник чуть было не завалился вперед, пытаясь увидеть сразу всех участников сцены.
Мистер Форвард, мужчина, закутанный в зеленый полушубок, достал из широких штанин коробочку и, недовольно пыхтя, кинул ее Донавану.
Последнего Ник так и не смог рассмотреть — он сидел напротив камина, почти спиной к занавесу, но реакция у него была неплохой, раз он сумел поймать коробку. Крышка с щелчком открылась.

— Это уже интереснее. Давно он у вас?
— Очень. Нашли его в бурю, где-то в районе портов. Как раз провожали девочек на точку и…
— Месье Форвард. Я прощу Вам Вашу некомпетентность лишь в том случае, если вы отдадите мне два кристалла сразу.
— За двойную цену.
— Ну, нет. Добраться сюда для меня тоже было непросто, и Звезда все еще стоит больше, чем вы оба, вместе взятые.
— Это угроза.
— Нет. Можете идти.
— Если Вы не собираетесь платить двойную цену, то отдайте мне обратно кристалл.
— С чего бы? Это же просто стекляшка, которую Вы нашли.
— Мы привыкли к этой стекляшке. Да и раз она Вам зачем-то нужна, значит, что-то с ней не так. Мы не тупые.
Донаван рассмеялся и от его смеха Нику стало хуже, чем было, уж очень этот
смех напоминал собачий лай.
— Не тупые. Но все еще не гении, явно. Иначе бы сообразили, что о догадках вслух не говорят.
— А это угроза?
— Это она, верно, — кивнул Донаван, и в свете камина на секунду что-то сверкнуло. — Знаете, очень жаль, что Вы привели девчонку, да еще — как Вы сказали? — преданную мне. Могли бы просто собирать дань со своих малышек и приносить ее сюда, и никаких проблем. А теперь придется...
— Мы думали, что Донаван достаточно щедр, чтобы вознаградить преданность.
— Ах, вот как. Калли надеялась на повышение? Надоело раздвигать ноги в цирке?
— Есть такое, — сжала губы Калли. — Да и вообще. Я думаю, что я стою больше, чем Вы изволили выразиться. У меня есть еще украшения — и их будут приносить дальше. Возможно, я попрошу кого-нибудь… принести мне звезду с неба. Так Вы назвали этот кристалл?
— Полярная Звезда. Я хранил ее в маяке, но, боюсь, кто-то решил, что кристалл — его собственность. Подозреваю, что это проделки старого лиса, Фикса. Опустился до банального воровства.
— Ну, вот видите. Я просто пообещаю себя тому, кто принесет мне Полярную Звезду. Всю себя.
— Вы действительно цените свои умения достаточно высоко. Это похвально.

Ник отпрянул и тихо зашагал спиной в сторону двери. Он был оглушен.
Полярная Звезда. Значит, если он достанет этот кристалл, то Калли согласится стать его женой. Она же это имела в виду, верно? Конечно, тут явно что-то ужасное происходит, какой-то человек называет его любимую девушку грубейшим словом, а никто и не говорит ничего.
Но он попросит Калли перестать с ними общаться.
Она поймет. Только надо достать для нее звезду, чтобы она его выслушала. Тот парень со странным смехом сказал, что кристалл был на маяке. А кто не знает, что все, что касается маяка, находится в компетенции Марселя? Уж сколько раз ему миссис Марсель жаловалась, что у ее мужа абсолютно ненормальное хобби — грех не запомнить. Правда, он ее давно не видел, но вряд ли они переехали. Так что нужно просто найти их и спросить, и дело в шляпе!
Воздух на улице застыл.
Ник посмотрел вверх — небо было абсолютно черным.

— Но если Калли ценит себя в стоимость Звезды, то чего стоите Вы, Форвард? Стоп. Одну минуту. Девочка, иди сюда. Сними пальто и присядь поближе.
— Верните кристалл.
— Возьмите вон ту пачку, что лежит на столе, — и хватит с Вас.
— Здесь за один.
— И?
— Или платите двойную цену, или отдавайте кристалл, Донаван, иначе мы...
Чернильный купол раскололся молнией надвое, через секунду грянул гром.
Рыжий Ник кинулся бежать, наспех расстегивая пальто, чтобы укрыть им голову.
На Экиа-Нова началась гроза.

— Слушай, Калли. У меня к тебе очень важный вопрос. У тебя нет аллергии
на моллюсков?

"Виртуозная леди из Карса,
Чьим искусством весь мир восторгался,
Ловит щук на мормышку,
Взявши арфу под мышку,
К вящей радости жителей Карса".

***

Глава III.
Мало слов о Большом человеке.

«Тише! – крикнул старик из Кордобы,–
Там щебечет птенец средь чащобы!»
«Он совсем еще мал?»
«Я бы так не сказал!
Он раз в пять больше этой чащобы!»

— Ну, что ты, дорогой мой. Я совершенно не злюсь.
Абигейл вздохнула и отлипла от двери. Дальше можно было не подслушивать. Обычно, если отец произносит эту фразу, его собеседника в скором времени ждала скоропостижная смерть.
Можно было идти за шваброй и ведром.
Примерно через пятнадцать минут Сезам ударил кружкой об стол и смачно рыгнул.
— Моя дорогая Абигейл, он сам напросился, ты же знаешь, я добр как, мать его, кашалот во время спаривания.
— Я не уверена, что это хорошее определение.
— Ох, да ладно, — Сезам закурил. — Можно было бы догадаться, что если врать Отцу, Отец рад не будет. Я вежливо попросил Карла прислать мне мальчишку с информацией о новой сделке в Северной части шахт, а Карл, видно, не расслышал и прислал мне ребят с обрезами. Все потому, что он фанат ретардов. У них одни обрезы на уме.
— Бабочка.
— Что — бабочка?
— Ты ее зажал.
Сезам приподнял голову и бабочка, пришпиленная к горлу иглой, вяло затрепыхалась. На масляном подбородке отпечаталась нежная пыльца. Странно, что Карл так и не осознал до конца, что к человеку с подобным аксессуаром на шее присылать убийц нелогично. Что-то может пойти не так.
Часы пробили восемь вечера.
Надо отмыть пол от крови.
Скоро приедет Баскет.
Мистер Баскет был другом и личным советником семьи, абсолютно не похожим на Сезама. Если Баскет выбирал классический стиль «бетовских козырьков», то предпочтения Сезама в одежде могли вывести из равновесия даже человека, видевшего свою пожилую мать голой. Котелок кошмарного бутылочного цвета не мог отвлечь от пропитанной потом жилетки, надетой на голое тело. А жилетка была ненамного мягче, чем армейские ботинки, которые Сезам не чистил с тех пор, как впервые сумел в них влезть. То есть примерно с десяток лет назад, когда только вышел из тюрьмы и нашел себе обувь на первом попавшемся пьяном матросе.

— Сезам, — Баскет осторожно сел на стул напротив начальника. — У нас возникли непредвиденные проблемы.
— У нас? — Спросил Сезам. — Мне казалось, у меня проблем нет. А если и есть, то только предвиденные.
— У нас, — когда Баскет нервничал, он начинал походить на оглушенную рыбу. — Потому что сделка сорвалась, и мы потеряли весь товар, а не часть.
— Из-за кого она сорвалась?
— Чарли.
— Ах, Чарли-Чарли, — хрипло рассмеялся Сезам. — Он же слизняк. Как он мог что-либо сорвать? Помнишь Салли? Он ведь даже не смог сорвать ее цветок, а ты про сделку в гигантский масштабах. А ведь Салли шлюха.
— То, что у Чарли не вяжется с леди…
— Со шлюхой.
— Неважно, речь о женщине. Это не значит, что он не может помешать нам. Достаточно было перехватить товар и смыться с ним из города.
— И что, никаких нитей?
— Ну уж. Ты меня недооцениваешь. Конечно, мы нашли нить, которая вела к Чарли. Это была веревка, а ее второй конец был привязан к камню. Чарли кормит рыб в водах Беты.
— А товар?
— А вот товара в водах нет. И в Экс-Тере его тоже нет.
Баскет протянул Сезаму сигару, но тот покачал головой и дожевал остатки своей.
— Нам нужно, мой дорогой Бас, всего лишь вытащить всю грязь со дна и пропустить ее через сито. Кто-то да расколется. Не все захотят уйти вслед за Чарли. Ну, ты же знаешь, «Котелки» не спорят со старшим смены Сезамом.
— А если Чарли связался с кем-то вне нашей компетенции?
— Вне? — удивился Сезам. — Что значит вне?
Но не успел Баскет открыть рот, как в комнату, спотыкаясь и всхлипывая, вбежала Абигейл.
— Отец! Простите, но… отец, отец, шахту взорвали!
— Какую шахту?...
— Они взорвали «Святую Марту»! Они взорвали «Святую Марту»! — закричала Абигейл и разрыдалась.
Сезам потушил бычок о котелок и поправил бабочку.
— Знаешь, что я думаю, мой дорогой Баскет? Кажется, я впервые действительно разозлился.

"Чрезвычабельный джентльмен в Женеве,
Что бывал столь ужасен во гневе,
Снял носки и штиблеты,
Дабы сесть на диету
И не быть столь ужасным во гневе".

***

Глава IV.
Человек, которого все слушали очень внимательно

"Жил на свете старик в бороде.
Говорил он: «Я знал, быть беде.
Две совы, три чижа
И четыре стрижа
Свили гнезда в моей бороде»".

— Какое неприятное недоразумение, — заключил Капитан Полиции Честер Блю и посмотрел вниз.
Дыра в земле была глубиной примерно с пятьдесят метров, по крайней мере, по ощущениям. Лично он измерениями заниматься не собирался, для этого существовали Скип и остальные. Капитана волновала другая проблема, которая неслась в его сторону недовольным, брызжущим слюной паровозом.
Нужно его остановить.
— Стоп, Сезам, — Честер поднял руку как раз вовремя, чтобы старший смены успел затормозить перед самым обрывом и сообразить, кто перед ним.
— А, начальник! Не узнал! Вы уже здесь. А я что-то издалека Вас попутал с местными. Вы бы это, приоделись, что ли. С Вашим-то статусом.
— Не вижу необходимости. Торопились?
— Естественно. Родные казематы, прибежал как доложили. Ох, матерь Земля, ничего не осталось от служебки, Вы только посмотрите на эти разрушения, вот же они… Какие ж они…
— Успокойтесь. Это, безусловно, катастрофа, но мы раскроем это дело. Пройдемте пока, складские помещения не задело.
— Просто не верится.
— Мне тоже, — ответил Честер и оглянулся на воронку.
Взрыв на шахте «Святая Марта» просто не мог быть случайностью. Она была самой прочной, самой проверенной, штольни укреплены, все пути и ответвления проходят несколько раз на дню. И, судя по панике бегущих в разные стороны рабочих, они тоже не ожидали, что «Марта» уязвима. Замять общественный резонанс будет очень непросто. Сложнее, чем успокоить Сезама.
Тот уже начал приходить в себя и пожевывал обрубок сигареты.
— Если так подумать, мы давно с Вами не виделись, капитан.
— Повода не было. Однако, раз уж мы встретились, я все у Вас хотел спросить…
— Да?
— Кому кроме меня Вы отправляли подарки на праздники?
— А почему Вы…
— Потому что мне пришло кружевное черное белье. Шелковое, если не ошибаюсь. Смею предположить, что изначально так задумано не было. Или?...
Лицо Сезама покрылось некрасивыми красными пятнами.
— Нет! Я не хотел, это не вам, мой помощник все перепутал. Он дегенерат. Он абсолютный дегенерат. Ужасающе неловко, да? — нервно засмеялся Сезам. — Вы же не обиделись, правда?
— Нет, — флегматично ответил Честер. — Белье действительно хорошего качества. А кому отправился мой презент?
— Видимо… видимо, мадам Дю Пон. Ох, черт.
— Что такое?
— Я вспомнил, что я планировал для Вас.
— Надеюсь, ей понравилось. Вы же присылали мне хороший подарок?
— Конечно. Это...
— Вот и ладненько. При необходимости, зайдите ко мне — я выдам Вам весь комплект женского белья.

Стоящая недалеко толпа полицейских подняла головы, Честер неслышно улыбнулся, а Сезам вновь покраснел. Как можно было перепутать Честера Блю и мадам Дю Пон? Они вообще не пересекаются, слишком разные у них характеры и жизни.
Капитан Честер Блю — порядочный семьянин и настоящий законник, из тех, что должны были исчезнуть с лица планет еще до Исхода. Непробиваемо честен, но честен в большей степени перед собой. Имеет принципы, уютный домик и привычку полировать ложки, если жена ревнует, когда он задерживается на работе. Они с ней вместе уже около сорока лет, но она все не может поверить, что существуют мужчины, которые не изменяют. Никто в городе не может в это поверить.
Интересно, сколько ложек пришлось отполировать Честеру, чтобы выдержать волну ненависти, исходящую от его жены, когда она увидела чужой лифчик?

— А теперь к делу. Данные мы пока собираем, взрыв не похож на природную катастрофу, есть пострадавшие и погибшие. Пока я как мог огородил территорию, но боюсь, что известие уже просочилось в Город, и у Вас могут возникнуть проблемы. Как у старшего смены, разумеется. Одна бумажная волокита чего стоит.
— Вы как всегда безэмоциональны.
— Это не я. Это мое лицо. Очень полезно, когда приходит время вести пересчет трупов.
— Капитан, — к ним подбежал молодой полицейский и неуклюже отдал честь. — Здесь женщина, хочет знать, что с ее мужем.
— Ох, началось. Сейчас таких полно будет. Вот тебе проверка на прочность — иди скажи, что мы работаем, и пока ничего неизвестно.
— Но она плачет!
— Конечно, она плачет. Иди, не стой как истукан. Сейчас еще прибегут, так что можешь заранее звать подкрепление.
— Ох уж эти женщины, — вздохнул Сезам. — Они всегда столь эмоциональны.
— Вам ли не знать.
Капитан свернул в сторону складов, Сезам шел чуть позади, не рискуя обгонять начальство. Дело было не в страхе — дело было в старой дружбе и даже в уважении к личности Честера.
По пути их останавливали полицейские, иногда — шахтеры, увидевшие Сезама и спешащие узнать, что произошло. В случившееся еще не до конца верилось. «Святая Марта» была недосягаема, прочна и любима лично семьей Сезама.
Какой самоубийца мог решиться на провокацию?

— Я уверен, что это Карл.
— Доказательства.
— Он меня всегда пытается подставить.
— Это не доказательства. Если я буду выдвигать обвинения в сторону всех, кто Вас не любит, мне придется посадить половину города. Причем, скорее всего, женскую.
— А старик Норфлок?
— Что — старик Норфлок?
— Как он отреагировал?
— Рвет и мечет, скорее всего. Я с ним еще не разговаривал. Не думаю, что в его планы входили настолько масштабные расходы.
— Ни в чьи не входили.
Когда Капитан и Сезам вплотную подошли к складским помещениям, к ним подбежал Скип. «Левая рука», как звал его Честер, так как до «правой» он еще не дорос. Слишком он был рассеянным. Старательным, но рассеянным.
— Тут такое дело, — начал Скип и протянул Капитану сумку. — От устройства остался достаточно приличный кусок, и мне сказали показать Вам.
— Показать мне? С этим должны разбираться подрывники, разве нет?
Честер достал остатки бомбы, и Сезам зло выплюнул кусок сигареты.
— Вы только посмотрите! Какие хамы! Да я их в порошок сотру! — взревел он и ударил кулаком в дверь так, что бедняга рухнула. — Подлецы! Какие подлецы! Калибан, слепой кусок дерьма, он там что — подался в помощницы к Госпоже, раз не заметил, что у него на заводе творится?

Блю не обращал внимания ни на разрушения, которые Сезам создавал вокруг себя по мере пламенного монолога, ни на Скипа, который пытался вжаться в ближайшую, еще целую, стену.
Его больше интересовал материал, из которого была сделана бомба. Он осторожно осматривал ее со всех сторон.
— Мистер Блю…
— Да, Скип?
— А что происходит?
— Думаю, мистер Сезам отметил качество обработки материала. Такую можно было взять лишь в одном месте. Вы разобрались с людьми?
— Работы еще много, но…
— Но если что — обращайтесь. Организовать места в госпитале, выступить с официальной речью, с этим, думаю, справится и мэр. Он любит себя показать. А мне нужно съездить на завод и отдать распоряжение по поводу промышленной зоны. Хотя. Давайте сейчас. Понимаю, что надо согласовать с Бонгом, но я беру на себя всю ответственность, — Честер сделал паузу, так как в этот момент Сезам дошел до окон, и те слишком громко хрустели. — Объявите тревогу. У нас теракт. Усилить охрану, оцепить место преступления, наряд для меня. Сезам!

— …И я вытащу из них эти трубы и вгоню им их в…
— Сезам!
— Что?
— Закройся. Твоя дочь в безопасности?
— Она с Баскетом.
— Поезжай к ней. Не высовывайтесь пока. И, пожалуйста, прекрати все ломать.
Или делай это поближе к эпицентру взрыва. Я ненавижу бумажную волокиту.

"Тщетный джентльмен из штата Пенджаб
Ненавидел лягушек и жаб.
И пришлось его дочкам
По трясинам и кочкам
Днем и ночью ловить этих жаб".

***

Глава V.
Лэсли.

"Скурпулительный джентльмен из Диттена,
Вел себя деликатно, но бдительно.
И однажды он в луже
Двух утят обнаружил,
Что скрывались в окрестностях Диттена".

Скажем прямо: Лэсли не отличался большим умом.
Но даже он немного забеспокоился, когда после обеда их всех вежливо попросили остаться на местах.
— Прошу минуточку внимания! Эй, вы! Потише! Кхм. Так вот. Недавно в нашем добром городе произошел неприятный случай…
— Неприятный случай, — заворчали справа от Лэсли. — У Мари вся семья погибла, она до сих пор отойти не может. А они потом оправдываются, значит.
— ...сейчас ведется расследование. И мы, естественно, хотели бы помочь в этом деле нашей доблестной полиции. Позвольте представить вам — Капитан Честер Блю.

Ропот затих. Лэсли осторожно поднял взгляд: на лестнице действительно стоял знаменитый капитан, и вид у него был чрезвычайно суровый. Честер неторопливо откашлялся.
— Я прошу прощения, что вынужден отнимать ваше драгоценное время отдыха, но наше время, увы, не терпит. Как сказал сегодняшний старший в смене, ведется расследование. Одна из нитей ведет сюда, на завод Калибана.

Начались тихие перешептывания. Голос справа от Лэсли снова начал возмущаться положением дел в стране, так что парень чуть было не пропустил следующие слова Капитана.
— Естественно, полиция не собирается никого обвинять голословно, и вам не стоит опасаться за свои жизнь и свободу. Наоборот, мы надеемся на сотрудничество и понимание со стороны честного рабочего народа, ведь произошедшая трагедия касается всех нас. Поэтому начнем с простого: пожалуйста, если кому-то что-то известно, если хоть кто-то видел нечто подозрительное, любое отклонение от обычного режима, поднимите руку. В этом нет ничего страшного. Я лично буду чрезвычайно признателен.

Никакой реакции. Как мог оценить Лэсли, Капитана слишком сильно боялись. Штольцу и самому было страшно: когда он было поднял руку, Честер как раз посмотрел в его сторону, и Лэсли, мгновенно взмокнув, сделал вид, что поправляет кепку. Ну, в самом деле. Вряд ли под «подозрительным» Капитан имел в виду то, о чем вздумал сказать ему Лэсли. Мелочи, на самом деле. Чего беспокоить такого человека.

— Хорошо, — подвел итог Честер и всем в столовой стало неловко, будто каждый подвел капитана лично. — Тогда мы займемся осмотром помещений, пока, если же кто-то о чем-то вспомнит, сообщите немедленно. Приятного всем отдыха.

Какой уж тут теперь отдых.
Оглушенный всплеском адреналина, Лэсли, так и не доев свой обед, направился в сторону выхода. Как только Капитан скрылся за дверью, все вокруг резко разразились догадками и горячими речами, но Лэсли было не до них.
Может, стоило сказать Честеру?..

Все началось примерно месяц назад.
Лэсли Штольц, достаточно посредственный шлифовщик металлов, как обычно закрывал смену последним. Не потому, что он слишком сильно любил свою работу, а потому, что ни черта не успевал, и приходилось задерживаться после гудка. В этот раз заказ был особенно большим, так что когда Лэсли уложил последний кусок на весы, завод уже два часа как стоял пустым.
Штольц вздохнул — тяжело быть раздолбаем. Или от начальства получишь, или от жены. Жена у него хорошая. Крепкая такая. С тяжелым кулаком.
Лэсли уже собрался уходить, когда заметил, что на панели управления горит красная кнопка. Где-то открыта дверь, которая открытой в такое время быть не должна. В начале Штольц подумал, что это он что-то забыл сделать, но нет, проблема не в его отделе. Собственно говоря, раз это не его отдел, то и дело не его. Мало ли кто там чем занимается? Странно, конечно.
Но пути начальства неисповедимы, — решил Штольц и отправился домой
получать подзатыльник от жены.
В другой раз, когда Лэсли перевозил готовый материал на склад, он заметил, что место, куда он обычно все сгружал, уже кто-то занял. Причем непонятными мешками с неизвестной маркировкой. Нет, ему, конечно, не жалко, но неужели нельзя подумать о других? Он здесь не первый год работает, уже все знают, что Штольц кладет именно на это место. В обязательном порядке.
Лэсли скинул всё кое-как и осторожно заглянул в плохо завязанный мешок, чтобы узнать, из какого сектора беспредельщик. В мешках была руда — вот что удивительно. Вся руда в таком виде должна находиться в «Грязной зоне», зоне первичной обработки, а не в Средней, «черной», зоне.
Примерно через неделю Лэсли стало казаться, что у него паранойя: в самом
деле, неужели он один замечает эти странные мелочи? То руда в неположенном месте, то свет горит там, где не надо, то шум на заводе по ночам. Хлопающие двери, открытый люк подвального помещения, того, что на улице, во дворе, кому оно вообще могло понадобиться? Этим подвалом не пользуются со времен… с давно.
Про ночные хождения ему охранник жаловался. Правда, тот утверждал, что это души призраков звенят цепями, но паранойя Лэсли шептала ему, что это не призраки.
Это очень неспокойные люди, у которых дома нет жен, детей и которым не грозит сокращение зарплаты за прогулки в неположенном месте.
Потом все прекратилось. Резко. Даже слишком.
Прошла еще неделя, другая, и Штольц решил, что ему все показалось. Переработал, перепил, последний подзатыльник был слишком крепким. Да мало ли что это было? Не его отдел — не его дело.
И вот он — взрыв на «Святой Марте». Об этом судачит весь город, за каждым ужином, все строят свои теории и делятся догадками, однако, капитан полиции приходит именно к ним. Приходит и спрашивает, не видели ли чего необычного.
Ну, тут как сказать. Подвал открыт, начальник. Непорядок. И я слышал, как
дверь скрипит, которая должна быть закрыта.
Да его засмеют, стоит ему только рот открыть. Вот напорись он на лужу крови или на размазанные по стенке мозги — тут можно заявить, что что-то пошло не так. Доказательства налицо, так сказать. Налицо, на полу и чуток по оборудованию.
Но — нет.
В итоге Лэсли смолчал.
Весь день на заводе продолжались проверки, с территории никого не выпускали, даже если срочно нужно было помочь больной маме. К концу дня почти все рабочие из подразделения, где работал Лэсли, оказались в большом зале, надеясь увидеть начальника завода мистера Калибана.
Калибан личность неординарная. Вы в жизни не скажете, что он начальник гигантского завода, увидев его в первый раз. Взлохмаченные донельзя волосы, криво застегнутый пиджак, вечное отсутствие галстука. И вовсе не из-за растерянности — Калибану просто все равно как он выглядит. У него слишком много дел. Он изобретатель-экспериментатор, погруженный в свое дело с дотошным вниманием и бурей эмоций. Если у Калибана что-то не получалось, об этом узнавали все и очень быстро. Всегда на работе, всегда в своем бюро, под боком у самого большого цеха, в механизмах и образцах металла. Что удивительно, неуправляемая модель поведения Калибана не отпугнула от него людей. Наоборот, рабочие очень уважали и любили ученого, который умудрялся в один день изобрести новый вид обработки металла, взорвать кастрюлю, поздравить сотрудников с очередным праздником, наорать на дверь и при этом не забывал руководить заводом без сучка и задоринки. Весь механизм работал. Калибан — необходимый элемент системы, наставник, который может решить любую проблему.
Например, договориться с полицией. На это надеялись сегодня рабочие, включая Лэсли. В какой-то момент толпа расступилась: в офис к Калибану направлялся Честер. В голове Штольца мелькнула мысль все рассказать капитану хотя бы в этот раз, но он вновь промолчал. Только подошел поближе, чтобы видеть происходящее.

Честер Блю уверенно постучал в дверь.
Никто не ответил.
Честер Блю постучал увереннее — и снова тишина в ответ.
Тогда капитан резко потянул на себя дверь.
Рабочие предусмотрительно сделали шаг назад. Честер непонимающе посмотрел на толпу. Толпа отвела взгляд. Честер шагнул в проем. Железная нитка натянулась. Капитан Честер Блю позволил себе ругательство, прежде чем упасть лицом вниз. Мистер Калибан не узнал голос и выругался в ответ.
Лэсли Штольц снял головной убор.

— Позвольте уточнить, мистер Калибан. «В» или «На»? — подчеркнуто вежливо спросил Честер, потирая ушибленное колено.
— Да в корень вас, неужели это сложно — понять, что… о. О. О, Честер Блю. Я вас не узнал.
— Ничего страшного, вы не первый. Видимо, богатым буду.
— Да, может быть, не знаю. Я, конечно, дико извиняюсь, но вы сорвали мой эксперимент!
— Это не самая большая Ваша проблема, — сказал Честер и закрыл дверь.

Что происходило дальше — об этом данные разнятся. Кто-то говорит, что это была настоящая словесная дуэль, кто-то воодушевленно рассказывает про звон битой посуды, некоторые перешептываются о настоящей драке между начальником завода и капитаном полиции. Но правда куда тривиальнее: ни один рабочий не разобрал ни слова из того, о чем говорили мужчины. Единственное, в чем был уверен каждый — так это что пока Честер Блю говорил, Калибан молчал. Потом он даже позволял себе повышать голос, но, естественно, пока Честер снова не брал слово.
Из офиса мистер Калибан вышел в расстроенных чувствах.

— Все свободны, — сказал он и оглядел подчиненных. — Идите домой, я тут дальше сам разберусь.
Видимо, Калибану крепко досталось, раз у него все пуговицы оказались застегнутыми в нужном порядке.
Разговор был тяжелым, в этом Лэсли не ошибся. Но не потому, что Честер задел часть системы сигнализации и ударился лицом об пол.
Калибан не мог поверить, что на его заводе кто-то тайком изготовлял материалы для прибора по активации кристаллов такого качества и такой направленности. А по словам Честера и судя по тому, что он показал, подобную обработку могли провести только на этом заводе.
А если нет, то везли из-за границы.
А если так — то дело пахнет провокацией, войной и другими вещами, которые будут очень сильно отвлекать от работы.
Пока ведется расследование, завод в покое точно не оставят.
Сон Лэсли Штольца в эту ночь был неспокойным: ему снились хлопанье дверей, чей-то смех за спиной и открытый люк в подвал.

На следующий день на заводе не было ни одного рабочего, который чувствовал бы себя в своей тарелке. Смолкли веселые разговоры, прекратились задержки в столовой, ведь кому захочется шутить, когда на тебя в упор смотрит полицейский? Когда тебе неуютно тебе и несмешно. А полиция была всюду, у каждой двери. Они назвали это «дополнительными мерами», но Лэсли видел все как сверхмеру. Будто завод собираются как минимум закрыть за штамповку взрывчатых устройств в гигантских количествах. Неудивительно, что как только раздался вечерний гудок, Штольц поспешил домой. Он даже предпочел получить за недоделанную работу утром, только бы не стать «подозрительным», ведь ясное дело, что если засидеться допоздна, то ты точно виновен.
В дом Лэсли почти вбежал.

— Милая, я дома, извини, что не зашел к бакалейщику…
— Лэсли Штольц?
— Капитан Честер Блю?... — застыл Лэсли.
За обеденным столом сидел капитан полиции и с довольным видом доедал бутерброд. Позади Честера стояла жена Лэсли — Акка, удивительно красиво одетая, с невыносимо прилизанной прической. Дети Штольца сидели с другого края стола, и иначе как «шелковыми» их охарактеризовать было нельзя.
Идеальная картина, в которую, правда, не вписывался Лэсли.
— Да, это я. Ваша жена чудесно готовит.
— Ну. Да, у нее бывает ин...
Акка злобно сверкнула глазами.
— Каждый день бывает. А Вы?..
— Я к Вам по делу. Вы присаживайтесь, не стесняйтесь. Кстати, детки тоже чудо. Хотят работать в полиции.
Вчера они хотели работать на заводе. Как мало детям нужно, чтобы обрести нового кумира.
— Они такие, да. М, — Лэсли снял шляпу и осторожно сел на край стула. — Чем обязаны?
— Знаете, мистер Штольц. Когда я только пришел на завод, мне показалось, что вы собирались поднять руку и о чем-то мне сообщить. Это так?
— Эм, ну… тут такое дело. Я не уверен. То есть… это пустяки, понимаете?
— Ничего. Нам сейчас важен каждый пустяк. Каждый, мистер Штольц. Поэтому, если вы видели хоть что-то подозрительное...

Лэсли вздрогнул: ему показалось, что за его спиной кто-то смеется, но позади была только дверь. Он вздохнул, почесал макушку, кивнул и начал рассказывать. Обо всем.
Честер записал данные, поблагодарил хозяев и, к восхищению детей, подарил каждому из них по леденцу. Близнецы мгновенно пообещали, что будут служить закону и тут же чуть было не подрались за право обладать сразу двумя конфетами.

— Всего доброго, мистер Штольц. Вы нам очень помогли.
— Не за что, Капитан.
Дверь захлопнулась. Пунцовый, как свекла, Лэсли медленно повернулся к жене.
— Ты представляешь? Меня. Поблагодарил. Сам. Честер. Блю. Представляешь!
— Просто невероятно! Он и еду мою похвалил, между прочим, в отличие от тебя, неблагодарная ты скотина! Ох, надо срочно добежать до Анны, она всегда говорила, что я не могу тушить мясо! Посмотрим, что она на это скажет.
— Погоди ты! Доставай вино, нужно это отметить. Просто невероятно. Дети, прекратите драться!
Акка кинулась в подвал, и, как только она скрылась на кухне, во входную дверь резко постучали.
— Наверное, это Капитан. Хотел уточнить что-то еще у вашего папы, — подмигнул Лэсли малышам, поправил воротник и, широко улыбаясь, распахнул дверь. — Да, мистер Блю, чем мо...
Близняшек звали Говард и Рита, и последнее, что они видели в своей жизни, — это упавшего навзничь отца, из головы которого торчал топор.
И незнакомца, который зашел в дом и тихо повернул за собой ключ.

"Жизнестойкий старик в голубом,
Резал окорок длинным серпом.
И кричал: «Господа!
Я намерен всегда
Резать окорок только серпом!»"

***

Примечания:
Серия "Путешествие по Экиа-Нова"
Соавтор: Зейферт Р. Э.
Иллюстрации: https://vk.com/ikki_kot
В тексте использованы лимерики Эварда Лира.