Аннушкины блины

1.
Мы любили Аннушкины блины. И что она такое в них добавляла? Брали рецепт, пробовали печь дома – не то! А у неё это кушанье было выше всяческих похвал. Впрочем, всё у неё всегда было сготовлено от души: вкусно, сытно. И мы шумной компанией усаживались за стол, выдвинув его на середину комнаты. Она всегда так открыто радовалась нам…
А потом в руках у Аннушки непременно появлялся баян, и мы пели, плясали до устали, поглядывая, не слишком ли уморили хозяйку. Перед уходом мы всё перемывали и прибирали, и она, проводив нас до дверей, с улыбкой глядела вслед: «Звоните!»
Конечно, мы звонили. С телефоном она была всегда рядом. И всё-таки общение это было поверхностным и ни к чему не обязывало: мы перечисляли свои новости, затем  выслушивали немногочисленные Аннушкины, заканчивали традиционно погодой. Всё в рамках приятельских отношений, над которыми не дуют тревожные ветры.
И однажды я не выдержала: как ни хороши и сладки были Аннушкины блины, но за ними – целая жизнь! Да и какая она для меня Аннушка? Анна Андреевна, моим родителям ровесница. И между нами не только разница лет, но и пропасть пережитого ею. Я должна знать её прошлое, раз уж свела нас судьба.
С букетом цветов я пришла к ней 23 февраля, чтобы побыть вдвоём, без песен, без шума. И мы сидели глаза в глаза и вместе вглядывались далеко-далеко назад…

2.
Одним из первых светлых воспоминаний пришло то, в котором отец дарит своей дочке Анюте гармошку. У них в гомельской деревушке любили музыку, на скрипках играли. Даже фамилию Анна Андреевна пронесла через жизнь музыкальную, от отца унаследованную, – Баян. Словно бы была она дана ей со значением, со смыслом.
И когда пришли в деревню немцы, главное, что берегла Анюта, это свою гармонь. Трижды переходила их Уболоть из рук в руки, а население пряталось в болоте, куда только местные и знали тропу. Подхватывала Анюта в эти страшные минуты сестёр да кое-какие тряпки и убегала, слыша за спиной собачий лай. И оттого, что в узелке была драгоценная гармошка, становилось легче и спокойней.
Там, в лесу, пришлось деревенским провести целый год. Жили в землянках. Бегали украдкой на свои огороды, чтобы собрать посаженное. Невдомёк было тогда Анюте, что не помереть с голода помогли им в тот год партизаны; что бесконечно занимавшаяся шитьём мать делала это для партизан; что корзины с картошкой, которые Анюта носила в соседнюю деревню, содержали сведения для партизан.
Однажды полицаи схватили её и заперли в подвале – толкнули так, что едва спину не переломили. Видно, не судьба была ей погибнуть тогда, другое написано было на роду.
И оно пришло в облике солдат-освободителей. Столько было их тогда в лесу, что показалось на радостях – новая роща выросла! Ах, как счастливо, как легко ей тогда игралось! «Распрягайте, хлопцы, коней!..»
Она сидела высоко на возу, озирая оттуда отдыхавших бойцов. И протянул командир руки, принял Анюту своими сильными ладонями и сказал, держа на весу: «А что, дочурка, пойдём с нами добивать фашистов?!»
Отец отпустил её, обняв: «Иди защищай Родину ты, коли я не могу…» И Анюта Баян ушла с советскими войсками дальше, на запад. Было ей в ту пору четырнадцать лет.

3.
Если кто-то думает, что армия это только геройские битвы, то ошибается. Нужно было солдат и обстирать, и обштопать. И терпеливо выполняли это такие отряды, как тот, в котором служила Анюта. Целую армию Рокоссовского обслуживал он. Сколько белья прошло через женские руки, никем не сосчитано; но руки эти делали поистине святое дело, не давая воинам забывать о тепле родного дома.
А Анюта со своей гармошкой появлялась всегда там, где нужно было вселить в людей бодрость и оптимизм. И улыбка, которая тоже была тогда оружием в борьбе с врагами, навсегда стала для Анны Андреевны средством борьбы с трудностями. После того, что привелось видеть на фронте, после того, как миновал их отряд Освенцим и землю, покрытую штабелями трупов…что ещё более ужасное могла приготовить судьба?!
Вышло так, что контузило Аню. На добром и верном Пирате скакала она с донесением, и подорвался конь, и упала она без сознания. Было это на территории нынешней Польши. Потом были полгода госпиталя, операции, чтобы спасти зрение. Так и встретила Анюта День Победы на больничной койке.
Вернулась в родную деревню с мечтой учиться музыке. Но где и как? Тут – на счастье, на беду ли – узнала о наборе на стройку в Эстонию. Туда и прибыла. Хотелось быть полезной стране. И она помогала, чем могла, на строительстве, работала не хуже других и на полях, когда приходилось убирать урожай.
…То поле вико-овсяной смеси  оказалось для неё роковым. Не в руках полицаев, не на фронте, а здесь, в первый мирный год, настигла её судьба. Вместе с покалеченными ступнями в один миг навсегда исчезли из её жизни танцы, на которые собиралась вечером с девчонками, и многие другие радости.
Она срывала потом повязки, объявляла голодовку: началась гангрена, и ноги отняли выше колен…Если был в тот миг какой-то свет в её жизни, то он светит и теперь – ярко-оранжевый, с запахом мандаринов. Никогда больше никакие заморские плоды не пахли так сильно, так жизнепризывно!
 Много позже узнала Анюта, что приносила их после операции женщина, назвавшаяся мамой. Какая мама?! Она и была-то всего лет на десять старше Анны, но вышло так, что именно она помогла её духу родиться заново.
– Анюта, – сказала названная мать, – ты подумай: ведь можно  ж и т ь !
И Анюта Баян стала жить. Домой не вернулась, выбрала Вологду. Трудно начиналось, трудно привыкалось…но стоит ли об этом? Она поняла главное: человек сам не подозревает,  с к о л ь к о  он может вынести!

4.
Воистину! Она сидела передо мной, и, несмотря на тяжесть вспоминаемого, лицо её то и дело освещала улыбка. И в полумраке, который опустился на город за те часы, что мы проговорили, от этой улыбки становилось светлее.
Я знала, что на одной площадке с нею жили её добровольные шефы. В тёплую пору сосед подходил под её окошко на первом этаже и стукал условным сигналом: принимай, Анна Андреевна, провизию с доставкой на дом! А в квартирке у неё всегда была такая чистота и порядок такой, что все дивились. А чему, собственно? И не такое человеку под силу!
На самом видном, на самом почётном месте стоял у Анны Андреевны баян. Не тот, не фронтовой, конечно, но тоже дорогая живая вещь. Многие годы подыгрывал он настроению своей хозяйки, оттеняя радость или грусть. А однажды… взяла она его в руки – и только что прочитанные стихи вдруг запелись!
«К Вологодской кремлёвской стене /Я сегодня пришла на рассвете / Первой солнышко ясное встретить / И спросить его наедине: / Неужели ещё поколенья / Отдадут свои жизни войне?»
Как, почему вдруг зазвучали именно эти строки, неведомо, но ясно, что через десятилетия вот таким эхом отозвалась в Анне Андреевне военная её биография.
Не удалось ей выучиться музыке, но была она в Вологде известным самодеятельным композитором, не раз удостаивалась дипломов на смотрах. Значит, смеялась, есть ещё порох в пороховницах! Потому нашлось в квартирке место и для пианино – не зря ведь подарил ей отец музыкальную фамилию…
Вот такая история, давняя уже. Но не могла она не вспомниться в преддверии очередного юбилея нашей Победы. Аннушкиной Победы тоже. Эх, как бы она заиграла теперь! Каких блинов напекла бы нам!..