Основной инстинкт

Когда маленький папа был совсем маленьким, его упорно пытались заставить бегать по берегу Десны без трусов. Десну тех 50-60-х годов можно смело назвать временной летней еврейской республикой, слегка смягчая народный язык, закрепивший за этими местами более смачный эпитет - «жидовский курорт». Прозвище это было дано из-за дикого количества еврейских семей из Киева, отдыхавших каждое лето в ведомственных фанерных домиках, построенных на заросших ивами песчаных отмелях, и в крестьянских хатах. Последние по-гоголевски былинно и беспорядочно белели меловыми своими боками сквозь фруктовые сады в прибрежных сёлах, чередой сменявших друг друга вверх по течению реки вплоть до самого древнего города Чернигова.  Какие-то профессора медицины ещё чуть ли не до революции авторитетно постановили, что Десна отличается богатыми йодистыми выделениями и это полезно для подверженных простудам и туберкулёзу лёгких всех заморенных "шлымазлов" Киевской губернии, находящихся на попечении огонь-и-воду прошедших еврейских бабушек, равнодушных (до появления собственных внуков) коровистых  мамаш и хватких и всё могущих достать из под земли отцов, которые всегда, даже в эти летние месяцы, были «на работе». Отец маленького папы был совсем другим, мама тоже всегда работала, но бабушка была «такая» и поэтому маленького папу стали вывозить на Десну с четырёх лет, и два-три месяца в году воды и йоды Десны оказывали своё благотворное влияние на носоглотку и лёгкие маленького папы, что не мешало ему сопливеть и болеть все остальные месяцы осеннее- зимнего городского бытия.

И тогда же, года в 3-4, как и сказано в начале, взрослые всё время пытались снять с него трусы (чтобы всё тело принимало воздушные ванны, и ребёнок не ходил в мокрых трусах). Но он не давался, поскольку знал уже из садика, что самое страшное наказание для ребёнка – это когда за серьёзную провинность (типа отказа от еды или нежелания спать после обеда) воспитательница и две нянечки – жестокие воняющие потом садистки с сардоническими ухмылками на толстых рожах – раздевали догола ребёнка и бросали его без одеяла на кровать. Быть голым – это плохо, стыдно и порицаемо общественным мнением,- так, но в других, естественно, понятиях определял для себя это маленький папа и никогда не снимал трусы на пляже при всех.

Он, конечно, замечал бросающиеся в глаза отличия между коричневыми под солнцем девочками и мальчиками, стайками носившимися без ничего по мелкой воде, подгоняемые речным ветерком и порывами собственного воображения. (Скорее всего, это были «гойские» дети, поскольку большинство заморышей Моисеева закона содержались под тентами в белых войлочных панамах с бахромой, казалось бы, приросших к их курчавым головам, как ветхая одежда к телам древних печенегов). То, что девочки писают «из попы» маленький папа тоже знал из садика, поскольку туалет у детей был общий. Однако в целом эти различия его волновали мало. За исключением, разве что, уже тогда появившегося чувства мужского превосходства. Ведь можно пописать, не снимая трусов и не садясь, обнажая беззащитно попу глазам окружающей социальной среды. Маленький папа завидовал лишь свободе этих голых детей.

Так проходило раннее детство, в течение которого отношения полов совсем не занимали маленького папу. Воспитываемый бабушкой вдали от улицы, он мало общался с детьми, знавшими в его возрасте гораздо больше, потому что вращались они, в  виду полного бесприсмотра, в среде более старших и отчаянно фантазирующих вслух подростков. Вот отчего он очень поздно, лет в 11, узнал, откуда берутся дети и как называется «это» у девчонок. Рассказ, однако, не столько об истории взросления и полового само-воспитания маленького папы, сколько об очень раннем переживании, которое только годы и годы спустя он определил, как «первый стук в дверь».

Лет в шесть и за год до школы маленький папа научился читать. Бабушка очень гордилась этим фактом. Во-первых «мы» утёрли нос Хотимским, а во-вторых, чего маленький папа тогда не знал, бабушке самой удалось за все детство и юность закончить только четыре класса «хедера» в родной Мотовиловке, (что не мешало ей, однако, поглощать книги с дикой скоростью и «обо всём суждение иметь»). Ранние таланты маленького папы были бабушкиной компенсацией за прерванное революцией и гражданской войной образование.

Первой самостоятельно прочтённой книгой в жизни маленького папы был хорошо иллюстрированный томик сказок братьев Гримм. (Как в хорошее жаркое, плохого не клали маленькому папе – хорошее клали). Книга эта имела и важное воспитательное значение. Надо заметить на полях, что в отличие от русских народных сказок, прославляющих везение и случай, сказки немецких и «прочих шведских» писателей были весьма дидактичны и прославляли всячески протестантский взгляд на мир, как поприще постоянного служения на благо других людей и во славу господа. Вот почему у Гофмана, у братьев Гримм и у датчанина Андерсена награду получают не Иваны-дураки с Емелями, случайно выудившими из реки жизни свою удачу, а добропорядочные, добросердечные, усердные в своём тщании брошенные или незаконные дети, падчерицы, смекалистые солдаты и подмастерья.

В книге братьев Гримм, которую сам прочёл тогда маленький папа, была сказка, где была именно такая, правильная до мозга костей девочка, которая росла у плохой мачехи, работала, не покладая рук, и что-то там такое хорошее сделала для бедного странника или старушки, что, в результате, сорвала весь банк, стала богатой наследницей и потом вышла замуж за графа или принца. Текст сказки завершался рисунком – розеткой в центре страницы, на котором изображалась эта старательная девочка в белом фартуке, выметающая пыль большой метлой. Маленькому папе понравилась эта девочка и её история. Он ведь тоже правильно воспитывался в полезном труде и поэтому любил помогать бабушке и отцу, когда тот давал ему держать молоток или гвозди («Не давай ребёнку гвозди! он их проглотит!!»). Чаще, чем другие сказки, он перечитывал сказку о девочке и рассматривал рисунки. Но вот, однажды случилось «это».

Листнув последнюю страницу любимой истории, маленький папа, в который раз, окинул взглядом свою героиню, столбом вздымавшую пыль с полу с помощью метлы. И вдруг его окатило волной смущения и стыда. Причиной тому были босые ноги девочки. Он не мог отвести взгляда от голых икр, босых пяток и тщательно прорисованных пальчиков, а когда бабушка зашла из кухни в комнату, стыдливо закрыл книгу. Несомненно, это переживание было запретным. Ещё более запретным, чем быть голым. Он это чувствовал и больше не рассматривал картинки при всех, боясь себя выдать. Только оставаясь один, он украдкой подсматривал в заветную страницу, (особый трепет у него вызывала именно эта обнажённость ступней и пальцев), борясь со стыдом и уступая в борьбе с ним какому-то пугающему и более сильному зову. Потом книгу вернули в библиотеку. Потом, уже в подростковом возрасте, было другое – игральные карты с голыми женщинами. Но сильнее всего было то самое первое переживание рисунка из сказок братьев Гримм.

Автор: Феликс Лебедь

Реховот, Израиль

Апрель, 2009