Уборщица

Много у нас есть людей, которые по старой советской привычке любят попинать интеллигенцию. Советские времена кончились, но интеллигенция, хотя и умирающая, осталась. А есть еще "зажравшиеся москвичи" - счастливые люди, которые живут в загазованном машинами новых россиян городе, застроенном их нелепыми созданиями, и теперь  еще  и лишены возможности заниматься любимым делом. Потому что любимых работ не должно быть,  а есть то, по примеру американцев, ненавидимое место, куда ты должен таскаться, чтобы обеспечить свое существование. Если человек  работник умственного труда и москвич, то это самый ненавидимый нашими согражданами человек, особенно согражданами, которые носили или носят погоны. Ненавидимые и сами ненавидят тех, кто сделал из их родного города помойку  и застроил это место уродливыми и противоестественными для здорового сознания каменными сфинксами. Так что бедный москвич, одевая на кончик носа сломанные очки, иной раз, выйдя из метро, не понимает, где очутился, и, напрягая зрение,  пытается с помощью оптики опознать что-то знакомое. Сфинксы и кентавры растут  очень быстро. Но большего всего раздражает недобитков, что их город стал перевалочным пунктов для креативных людей из глубинки. За один присест уехать в Лондон не получается. Приходится ехать в ненавистную Москву, чтобы зарабатывать билет до Хитроу. Я удивляюсь, как эти зажравшиеся недобитки еще не объединились в какую-нибудь тайную организацию и не открыли бы террор против новых европейцев.
Одну такую гражданку, окончившую в советское время Литературный институт и писавшую стихи в толстых журналах, я удостоился недавно лицезреть. К тому же, конечно, москвичку. Москвичка, пишущая профессионально стихи - за этим проглядывается  бурная молодость в советское время, которая, разумеется, и была. Но время укротило страсти, теперь уже ненужными кажутся ночные собрания, чтения стихов на прокуренной кухне, откровения. А перестройка все расставила по местам. Можно, конечно, было писать стихи и публиковать их в толстых журналах и дальше, но читать журналы перестали, как и платить за публикации заметные деньги. Справедливость восторжествовала: если у тебя есть деньги, ты можешь завалить рынок своими виршами, организовать демонстрацию по TV, получать премии и т.д. и вот ты уже великий. Но сколько надо заплатить денег, чтобы уверить тебя в этом самого?
И вот моет, назовем ее Полиной, так казалось, она и хотела, чтобы ее называли, как будто бы еще в ранней юности прозрела, что ее придется мыть полы: Полина - полы. Моет полы, где за это платят: в храме, СИЗО, где еще придется. Моет, пишет стихи и в глубине души надеется на посмертную славу. Ее выгоняют капризные работодатели, а она снова моет. Многим из нас приходится заниматься чем-то подобным, и где-то внутри мы думаем, что придет человек, который удивится этому несоответствию: выдающийся человек моет полы. Но миру глубоко безразлично такое несоответствие. И такой человек не приходит.
  Как-то я зашел чтобы что-то съесть в "Му-му" или "Грабли".  Там мое внимание привлекла одна уборщица. Не то чтобы она была неловкой или замедленной, но  совершенно явно чувствовалось два высших образования и знание нескольких языках. Так и хотелось сказать: возьмите, пожалуйста эту тарелочку, а вот грязная вилка. Благодарю вас!"
 И петербуржец Пушкин, может, сегодня писал бы свои стихи,  служа в дальнем гарнизоне в чине прапорщика, а вырвавшись в город, с завистью бы смотрел на корешки книг выдающегося поэта Булгарина. И никто бы никогда не заметил бы тут никакого несоответствия.
- Вы же, Полина, имеете диплом редактора. А роль женщины после перестройки в литературе не просто возросла, а стала космически огромной. Только женщины пишут детективы, только женщины редактируют книги, только  женщины собирают шедевры на любую тему из интернет-ресурсов. Вот вам деньги... И известность.
Но она молчит. И верно, думает, что я лучше буду мыть полы, раз уж Полина, чем писать бездарные стихи на заказ. И надеется на посмертное признание. Гордость профессиональной уборщицы.