Скоро кончится лето

 

Отец позвонил неожиданно:
- Мы с мамой решили продать дачу. Съездишь, посмотришь, что там и как?
Я ехал по трассе, и думал, когда был на родительской даче в последний раз... Всё не было времени: институт, армия, переезд в другой город, всё какие - то дела...

Узкая песчаная улица и калитка в зарослях сирени.
Я неспеша поднялся по лестнице, вспоминая , как забытую мелодию, скрип каждой ступеньки. Подойдя к фанерной двери с небольшим окошком, вставил ключ, попытался открыть , не получилось. Нажимаю сильнее на потертую медную ручку, и давлю на фанерное полотно плечом. От сквозняка форточка хлопает , а выцветшая ситцевая занавеска взвивается , словно приветствуя - наконец-то ты вернулся !
Я отодвинул штору, и солнечные лучи осветили карту мира на стене и яркий домотканый коврик на полу.
Присев на краешек кровати, я огляделся. За многие годы ничего здесь не изменилось, все - как прежде . Всё... , кроме меня.

Я провел рукой по столу у окна. На ладони появился пыльный серый след. Три ящика, которые можно закрыть на ключ - сколько моих детских тайн было заперто здесь от взрослых глаз...Огрызок деревянного карандаша покатился по фанерке, стрелка старого компаса , сначала дернулась, а затем вернулась на место, я задвинул нижний ящик, и выдвинул средний - пусто. Я запустил в него руку, и в щелке в глубине нащупал ключ. Вставил ключик в замочную скважину верхнего ящичка, повернул и медленно потянул на себя. Старый стол, словно выдохнул, и нехотя, скрипя, отпустил ящик.
Пожелтевшая от времени газета "Смена". Я аккуратно вытащил сложенный бумажный листок и развернул. "21 августа 1990 года."

Отец приехал тогда из города и протянул мне эту газету: - Прочти.
Я сильно удивился, но газету взял. Развернул и побледнел. Знакомый до боли портрет в траурной рамке и вокруг - на весь разворот - тексты стихов и песен. Мне захотелось закричать:
- Нет! Враньё!!! Этого не может быть!!!!
Но я словно окаменел, не было сил сказать что либо, в горле стоял комок, молча сложив газету, я вышел из дома.
- Куда? А ужинать? - крикнула в след бабушка.
Но я не слышал её, я прошёл несколько домов и свернул во двор к Димке. Друг детства сидел на крыльце, и клеил велосипедную камеру. Я опустился рядом и выдохнул:
- Умер Цой. Шесть дней уже...

Через час мы сидели у костра. Вся наша компания собралась. Даже Машка пришла... Родной голос пел нам из динамиков магнитофона, мы пели вместе с ним, потом сели батарейки, и мы пели под гитару, уже одни, без него, пока костер не догорел, и холодный воздух августовской ночи не начал пробирать до костей.
Свет фонарей тускло освещал улицу , мы шли тихо, охрипшие, поникшие, поселок спал. Я пошёл провожать Машку, мы дошли до ее дома, и она вдруг спросила:
- Зайдешь? Мои в городе, чаю попьем.

На веранде над абажуром летали ночные мотыльки, чай согревал. Я вдруг увидел, что глаза у Маши полны слёз.
- Ты плачешь?
- Цоя нет больше...
- Да, - но есть мы, Машка, есть мы!
Я подошёл к ней вплотную и прошептал в ухо:
- Магнитофон сломался,
Я сижу в тишине, чему и рад вполне.
Я жду ответа, больше надежд нету.
Скоро кончится лето. Это...-

Маша улыбнулась, я продолжил :
- И так уйдут за годом год,
так и жизнь пройдет,
И в сотый раз маслом вниз упадет бутерброд.
Но может будет хоть день,
Может будет хоть час, когда нам повезет.
Я жду ответа, больше надежд нету.
Скоро кончится лето. Это...

Она молчала, а потом тихо сказала:
- А я уезжаю завтра. Лето закончилось.
Я взял её за плечи, повернул к себе, золотистая прядка выбилась из под плетеного обруча, я поправил ее и прикоснулся губами к слезинке на щеке.
- Маша, лето закончилось, но у нас всё впереди...

Последнее лето детства... Впереди была новая, счастливая жизнь... Нам так казалось...

Возвращался в город я уже за полночь . За окном автомобиля мелькали деревеньки, леса, поля, и родной голос пел мне снова, что перемен требуют наши сердца...