Ночной чай

Призрак нашей любви приходит ко мне за ночным чаем. Обычно это происходит в сырую ночь, когда в глухом замшелом лесу трубчатым ртом высасывает из неба лунный свет лишайник кладония.
Неприкаянный фантом – с костяными руками, волосами, напоминающими тенёту, с глазами цвета разбавленного молока, в рубище, садится на угол кровати. Самым длинным из пяти пальцев – указательным, он делает в воздухе невидимый маленький разрез. Через это отверстие на пол начинают сыпаться сны - одинакового размера, похожие на цветки репейника - мягкие прозрачные «ежики». Еще ни разу мне не удалось их сосчитать, но призрак знает, когда нужно остановить поток сновидений и пальцем затыкает вход оттуда. Откуда ни возьмись в руке моего гостя возникает корявый белый посох, его острым концом он перебирает сны, как будто вместо них перед ним шаят еще не остывшие угли.
Выбрав понравившийся, опять же непонятно, как, поскольку на вид «ежи» ничем не отличаются друг от друга, призрак кладет его на подушку.
На миллионы мелких осколков-спор рассыпается сон – серебряными лунными блестками оседает на волосы, скатывается по ним микроскопической пылью и погружает голову в горький полынный дурман. Наливаются тяжестью веки, дыхание становится легче воздуха, размыкаются губы в истоме, и на вдохе тело бесследно растворятся под одеялом, исчезает, словно и не было его никогда.
Тонкая пленчатая оболочка – это все, что от меня остается. Если взять на руки, рассмотреть ближе, то окажется живая плацента.

Ее мой гость выставит под утренний дождь, потом высушит под полуденным солнцем до схожести с куском старой шагреневой кожи, разломает и заварит в молоке единорога, не доводя до кипения. Сольет смесь в черный сосуд из толстого стекла и прицепит к нему берестяную бирку, на которой нацарапает «От слез, ломоты в теле и страшных снов, ночной испарины и горячки. Принимать с осторожностью, по три капли на сердце, на ночь».