Слова

Все мои слова сейчас не более, чем игра целлофанового пакетика на ветру. Я подбрасываю в воздух слово и смотрю – полетит, не полетит, зависнет, упадет ли на землю,  покатится по ней, забьется ли в угол. Уж сколько я их вытащила из своего чулана, старых, давно позабытых слов, когда-то кому-то говоренных, а потом спрятанных подальше, чтобы не вспоминать о них, не нанизывать их на губы, и не рассыпать этот бисер в темной и душной ночи, чтобы не липли слова и руки к телу, не закатывались под подушку, не бередили сна.

Выбрала свои сокровища, разложила пред собой и удивилась, что мало сберегла, схоронила. Не хватит мне этих слов , чтобы сплести из них венок, засушить и повесить над своей кроватью. Чтобы можно было проснуться ночью от шумного ветра, влетевшего  в окно и срывающего с венка  мои слова-лепестки. Чтобы кружили они по пустой комнате, словно черные бархатные  мотыли, цепляли друг друга крыльями. И как бы расслышала я в этом шуршании зловещий  голос ужаса, и вспомнила глаза его бешеные. Да только ослепла давно та бездна, что разверзлась посреди апрельской ночи и глянула на меня, желая поглотить. И как же хотелось тогда ее обнять и бессильное тело распластать  в ее алчной пасти .  Ослепла бездна, когда приняла чернь бездонная в свои объятия свет, выжег  он  ее  очи  до самых глазниц, чтобы смотреть не могла более, не искушала и не притягивала своей страшной красотой.  Полетели во все стороны искры, да подхватил их ветер, развеял по миру, а что осталось, успела я собрать, да в фарфоровый сосуд закрыла, от солнца подальше. Храню в темном и прохладном. Как настоится, выпью залпом, не закусывая, пряди волос своих спутанных к лицу приложу, вдохну и лягу  в постель, дожидаться ветра, безмолвная и ослепшая в ночной чернильной тишине.