Письмо 3

Однажды, Rioja, я останусь одна. Однажды, зимой, сойду с ума. Сойду, что сверну в черный двор колодца каменного, ровной уверенной поступью в сапогах надраенных.
И волны волос в кольца змей обернутся, в стоп-кадре зависнут и вокруг шеи сплетутся, когда из окошка машины мне громко свиснут и ужаснутся, узрев мое новое «я».
И не пьяная, возвращаясь с гостей, где от врагов в пересудах, не осталось костей, вдыхая кристаллы, летящие с неба, во мне вдруг раскинется море неги, к горлу подкатит волной и затопит все бессмысленные слова. И тогда за мной словно тень иль сестра моя нАзванная, пойдет, полетит молва, что девка отвязная, сумасшедшая, Кем-то наказанная, а потому одна. Значит, бойтесь глаз ее серых, взгляда беглого, не щадящего самых смелых, белой кожи и тонких запястий, запасайтесь молитвами от разный напастей, и забудьте имя Ея. Дайте ей вас запомнить смеющихся, плачущих, в бессилии беснующихся, любимых и любящих зря.
Так будет, Rioja, со мной и однажды, когда я устану от вечной жажды выпивать все, что льется с неба, из телефона, изо рта соседа, из радио, из болтливого деда, из врущих мужей и обманутых жен, из мальчиков и девочек на «Пежо» — льется и вытравляет всю мою нежность. А оттого я в чувствах небрежна, беспощадна и нередко не сдержанна. Потому что отравлена я.