Ароматы России

Прочитал недавно пост про «ароматы, посвященные России» — речь, конечно, не о запахах вокзалов и спортзалов, которые ты знаешь с рождения, потому что они были в родительской ДНК — а о престижной парфюмерии. В описании своей продукции разные бренды активно используют классические импринты вроде малины, Сибири, черного чая, который льется из золотого самовара в большую щедрую чашку на слоу-мо посреди бескрайней тайги с одной семьей на квадратный гектар и психоделическим миражом Казанского собора на фоне карликовой растительности. Я тут, конечно, кое-что додумал, но суть примерно такая. Мне стало интересно: а какой же аромат у меня ассоциируется с родиной? Чем она пахнет? Особенно сейчас, когда я провел некоторое время вдали от нее, и, по идее, должен чувствовать все детальнее и глубже.

Я заглянул в свою персональную бездну памяти — которая, кстати, выглядит, как бесконечная бело-зеленая лестница с трубой мусоропровода и такими, знаете, узенькими окошками на каждом этаже — перенюхал все мои школьные тетрадочки, все проездные и корочки, все заправки и пятитысячные купюры, а также фантики от жвачек и угловые булочные, включая ту, где теперь йога и стретчинг — перебрал все лифчики и трусики, начиная с середины двухтысячных, все кафешки и репетиционные точки, и, уже почти отчаявшись, на самом дне моей гулкой панельной тридцатитрехэтажки я обнаружил ее — помятую, сплющенную, выцветшую и почти неотличимую от плиточного рисунка, лежащую в контуре давно высохшей лужи, опустошенную, первую, лучшую.

Мой аромат, посвященный России — это аромат 0,33-литровой банки пепси, купленной за четыре талона в гастрономе рядом с папиным секретным НИИ и открытой (на пару с сестрой), вернее, взломанной дедушкиными плоскогубцами в обход правила рычага, посреди торжественно пустого стола на кухне ранних 90-х, под напряженными взглядами всей семьи, под синим абажуром, за тонкой занавеской, в прозрачной снежной дали с ровными рядами жилых кварталов.

Шипучие брызги летят из надорванной банки (в слоу-мо, конечно же), оседают на семейных фотках (еще чб) и розовых (с мороза) щеках, мама кричит (питч даун): «То-о-олько смотри-и-ите, холо-о-о-одная!», ты верещишь: «Дай отпить!», сестра отвечает: «Да подожди!», нескончаемая нота — не чая, не малины, не Сибири и не сальной свечи — но малоизученной, загадочной темной материи, начинается на кончике твоего языка и продолжается в будущее, где ты растешь, поступаешь, матереешь, садишься за руль, качаешь «Во все тяжкие», голосуешь, выбираешь, протестуешь, пакуешься, уезжаешь—

И позже, сидя на пустом океанском пляже, ты тянешь свой протеин шейк из спортивной бутылочки, смотришь на горизонт с его неподвижными баржами и мачтами и, слегка поморщившись, думаешь — эх, мать, скучаю по тебе, скучаю.