Звезды над Мангазейским морем 24

Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2017/05/10/504

Ворона, зажатая планками серкана, отчаянно пыталась освободить свою голову из ловушки. Птица, махая и хлопая крыльями, подпрыгивала, рвалась из стороны в сторону, билась о берег. Ремешок, привязанный к серкану, натягивался и раскачивал колышек, который с каждым мгновением норовил выскочить из глины.
Яна, запнувшись, упав лицом в прибрежную грязь, наступая коленями на подол и путаясь в нем, отчаянно поползла к пойманной птице.
– Кар! – прокричала ворона и, дернувшись назад, вырвала колышек.
Но шея птицы все еще была зажата. И она, крутясь и барахтаясь, свалилась с берега в воду, а за ней не раздумывая плюхнулась в студеную круговерть и ворожея.
Отчаянно схватив перепуганную дико голосящую ворону обеими руками, Яна почувствовала, как сильное течение потащило ее на глубину.
Не намокшая длинная юбка вспучилась и, поднявшись пузырем на поверхность, закрыла видимость.
Ворожея, отчаянно барахтаясь, но не выпуская из рук пойманную птицу, попыталась понять, в какой стороне берег. Женщина навалилась на спину, изо всей силы толкнула ногами мутную бездну, и тут же ударилась головой о ветви берегового тальника.
Перевернувшись на живот, она ухватилась за ветвь, другой рукой погрузив орущую добычу под воду.
Так, повиснув на ветвях и подождав, пока ворона захлебнется, женщина пробыла в воде приблизительно четверть часа. Холода атаманша уже не чувствовала. Протока гнала шугу, проплывающие холодные льдинки больно царапали лицо и шею. Берег в этом месте был довольно высок, и женщина с ужасом осознала, что в длинной намокшей юбке, да еще с вороной в руке, ей не взобраться по мокрому, вязкому глиняному яру.
Оставалось одно – отпустить ветку и плыть по течению до пологого места, которое должно было быть на повороте протоки. Поворот же заканчивался впадением в основную реку, и женщину могло снести течением на другую сторону, чего и опасалась Яна.


***
КУРСК

Афанасий Мезенцев собирался в дальнюю дорогу. Холопы, уложив в сани вещи, нетерпеливо притопывали лаптями около саней, меся нехитрой обувкой еще толком не застывшую грязь на обочине.
Боярин, оставляя хозяйство под присмотр старшего брата жены и уезжая надолго, наказывал жене, как вести хозяйство, как не залезть в долги.
Кроме обычного дорожного скарба, в сани аккуратнейшим образом были сложены замысловатые и невиданные до сей поры предметы, которые приобрел боярин еще летом у итальянского мастера. Особой гордостью старосты Курска пребывал прибор нониус, для которого, по распоряжению Афанасия, был изготовлен футляр. Еще одними предметами восхищения других картографов была трубка Галилея и гномон.
По тому времени, инструмент, собранный в корзинке саней, стоил не менее двух деревень вместе со смердами и холопами. А судя по скудному достатку старосты, то и его самого в придачу.
Потому и толпились, невзирая на ненастную погодку, зеваки Курска, обсуждая важность государственных дел, доверенных их земляку.
– Ну, с Богом! – вздохнул боярин и, задрав полы шубы, подошел к саням. Кряхтя да вздыхая, уселся он на солому.
Холоп, встав на задний облучок, поверх головы старосты щелкнул кнутом. Запряженная лошадь стронула сани, и полозья заскользили, разбрызгивая на запорошенную первым снежком обочину ледышки грязи.
– Но! Ашла, родимая! – прикрикнул на невзрачную почтовую лошаденку Устин.
– По указу государя, быть тебе, Афанасий, к ледоставу на Москве, – вспомнил боярин наказ отца молодого государя.


***
ЯМАЛ

Гостомысл, присев рядом с Ванюшкой, нежно погладил его по волосам.
– Поправляйся, отрок. Наказал я давеча Никитию смолы тобе дать каменной. Не смог я допустить твоей погибели. Как на ноги твердо станешь, пойдешь с Мамаром провожать посла до Камы. А опосля домой в урман ступайте. До Пелыма доберетесь, а там ужо не заплутаете. Проследи, Ванюшка, чтоб ворожея смолу отдала, ничего не утаила. Ты ей серьги передашь за нее. Но возьмет ли она их, ей решать.
– Как же я найду ее, отче? Легче в стогу сена иголку отыскать, – попытался возразить Иван.
– Не перечь старшим, внимай, что тобе сказывают, – перебил его Гостомысл, – ноги сами тобя приведут туды, куды надобно. Это с виду земля большая, а дорог-то на ней – раз-два и обчелся. На стойбище встретишься ты не токмо с ворожеей, будет тобе знакомство и с боярином, что послан государем для составления списка рек и дорог Сибири. Бубен ему не кажите, на платке ворожеи вышивка имеется, а место схрона клада атамана и бабы златой не будет указано. Вот с этого платка пущай список и делает.
– Как же так? Ворожея, да не срисовала сии места важные?
– Срисовала, срисовала, плутовка, – усмехнулся в бороду князь, – да кровью они измажутся до вашего прихода. Найдут ее обмороженную, обессиленную, в урмане вогуличи. Когда вещи сымать с нее станут да отрывать ткань с кровью запекшейся, порвут они нити вышивки – как раз в нужном месте и порвут. А остальное пущай списывает боярин. Надобен такой чертеж людям. Пора крепко в Сибири встать русам и словенам.
– Все-то, ты, отче, предвидишь, – восхитился Ванюшка, – а вот мою судьбу не желаешь мне поведать.
– Ты ее сам испытаешь и познаешь, Ванечка. Времени у тобя теперича предостаточно. Триста лет тобе на роду писано, – ласково улыбнулся князь и растворился в дымке.


***

Иван с трудом приоткрыл опухшие веки. От едкого дыма навернулись слезы. Он вытащил руку из-под шкуры и смахнул слезинки.
Разглядев у чувала дремлющего Мамара, больной слабым голосом вымолвил:
– Мамарка, да не топил бы ты рыбой, так чадит, что дышать нечем.
– А чем топить-то ашо, Ваня? Вяленый чебак дюже ладно горит, добрее, чем мокрый хворост. Его ведьм почитай два десятка мешков воевода оставил, все одно прошлогодний, – ответил машинально шаман и тут же, встрепенувшись, подполз по шкурам к Ивану.
– Ванюшка! Братка мой! Очнулся! Радость-то какая!
– Да погодь ты, Мамарка! – прокашлялся Ваня. – Князь Алексей где?
– Ушел он в Тобольск. Ведьм мороз-то крепчает. Им хоть бы до Березовского острожка на стругах успеть добраться. Вон как метет-то, – приоткрыв полу завеси, пояснил другу молодой шаман.
В приоткрытую полу ворвался снежный вихрь. Огонь в чувале заволновался и пустил большое облако едкого дыма.
– Да прикрой ты полог, окаянный, задохнемся же, – взмолился Ваня, залезая с головой под шкуру.
Мамар прикрыл вход, и облако дыма, устремившись под свод, потянулось в макадан .


***
ПУТЬ К ПЕЧОРЕ

Вся мокрая и перепачканная в глине Яна, тяжело дыша, ввалилась в пещеру, бросив перед собой улов.
– Сейчас, милай, отдышусь, и будут нам щи, хоть рубахи полощи, – выдавила из себя атаманша и вдруг залилась сумасшедшим смехом. Глаза у нее округлились и выкатились из орбит. – Ну, шельма! Чуть не утопла из-за нее! Ах! Ах! Помала я стерву! Ха-ха!
Емелька, очнувшись, испуганно поджал ноги.
– Ты, часом, не того? – крутанув пальцем у виска, прошептал сын пересохшими губами.
– Того! Того! Ха! Ха! Будет нам уха из петуха!
И, успокоившись, стуча зубами от холода, приказала:
– Ну-ка! Повернись к стенке, мне переодеться в сухую одёжу надобно.
Емелька с усилием отвернулся к стене.
– До ледостава еще далеко, лед крепкий нужон, чтоб в путь нам тронуться. Одной вороны-то нам токмо на седмицу и хватит, и то коли растянуть лакомство. А что дальше кушать бум? Ума не приложу, – вздохнула женщина, выжимая юбку.
Яна, услыхав чавканье, резко обернулась. Емелька, спустившись на пол, с обезумевшим видом, даваясь и срыгивая, сплевывая перья на пол, грыз сырую ворону.


***

На следующей неделе выпал снег, покрыв Край Земли белой пеленой. Забереги сковало. И только в саженях полста от берега еще колыхались волны.
Иван окреп. Он сам, без помощи Мамара, уже выходил из чума. Закутавшись в верблюжье одеяло, часами сидел Иван на нартах, наблюдая за застывающим Мангазейским морем. Казалось, никакие земные дела молодого человека больше не интересовали. Рисуя под ногами узоры тростью, он отрешенно смотрел на производимые им же иероглифы.
Молодой шаман, принимая близко к сердцу отрешенность друга, пару раз пытался отвлечь его от мрачных дум. Но Иван, односложно ответив на любой вопрос Мамарки, вновь уходил в себя.
– Триста лет жить, как ворону. Да за что же наказание-то такое? – упрямо твердил любимец Никития и Гостомысла. – С кем останусь-то я? Вот и матушка почила. Мамар, Айша и Ксения ужо старее меня выглядят, а ведьм я на дюжину годков всех старше.
– Ты же, Ваня, желаешь найти народу доброго царя? Вот и ищи, на то тобе богами три жизни и дарено, – как-то подсев к своему любимцу и обняв его, молвил Никитий.
– И найду! И помогу ему царем стать!
– Царей хороших не бывает, – усмехнулся волхв, – а вот справедливого государя, может, и сыщешь. Впрочем, они все добрые, пока зубами к стенке. Готовься, Ванюша, в дорогу дальнюю. Индусу смолу добудешь, что ворожея у Казимира умыкнула. Ему ведьм ужо давно пора в свой Индостан уйти, а он не может без снадобья возвратиться домой. Инглизы захватывают Дравению, и чтоб выгнать завоевателей, надобны обученные воины. А кто их обучит лучше врага? – улыбнулся Никитий и продолжил: – Вот и задумал Гаджи-Ата каверзу одну, перво-наперво склонить родовых старейшин, чтоб в войско захватчиков молодежь свою отдавали. А как инглизы опорой своей сипаев сделают, дадут им в руки оружие, так и восстанут индусы супротив пришельцев.
– Умно придумал отец Гаджи, – уяснив смысл задуманного, восхитился Иван, – токмо бы поддержали его старейшины, ведьм они-то супротив энтого.
– Для того и пойдет индус на землю предков, дабы убедить в обратном. Тут в лоб не ударишь, хитрость нужна. Уж больно силен враг у них.




Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/06/19/530