Сибирячка Варвара

Было уже довольно поздно, обманчивое апрельское солнце давно ушло в свои покои, Варвара лежала на старой, измученной ржавчиной, кушетке и тихонько стонала. Она не сильно обращала внимания на других, находившихся на разных стадиях, женщин, - колющие и давящие импульсы влажной плоти мучили ее, заставляли вертеться на спине, словно она была дряхлой обезумевшей старухой, начисто лишенной сна.
Варвара пыталась отвлечься, она изучала стены, гладкие подоконники и перекрашенные миллионы раз, словно постаревшие хамелеоны, больничные тумбочки старой районной больницы, построенной во времена Хрущева и начисто забытой Богом после унылых Горбачевских реформ. 

При каждом новом толчке ребенка, который эгоистически стучался изнутри, она клала руки на свой огромный, похожий на кубанский арбуз живот и немного массировала его. Она делала вращательные движения руками, предвкушая долгожданное знакомство, гладила его, по совету своей тетки Тамары, искушенной в этих вопросах многодетной матери. А Варвара в свои 37 рожала в первый раз в жизни.
Варя услышала за стеной голос акушера Альтова, того самого, который по слухам загубил уже 6 детей, а по другим, объясняющим все слухам, был братом местного прокурора, значит лимит на детскую смертность был еще не исчерпан. Она взяла стакан с тумбочки, жадно проглотила прохладную воду, попыталась забыть про акушера – взяла телефон и, что есть силы сжала его в руках. Потом она взяла модный глянцевый журнал, рассказывающий о женском счастье, полистала страницы, познакомилась с милыми пластилиновыми улыбками местных красавиц. Когда она увидела фотомодель Николь в теплом убаюкивающем свитере, по замыслу фотографа точно подчеркивающим счастливую беременность, то вырвала с мясом страницу, скомкала бумагу, но не успела ничего сделать дальше – больно, очень больно. Она схватила подушку, немного взбила ее, положила под поясницу, потом снова забрала под голову, наконец, от резкого, как жизнь и смерть, опустошения забылась.
Варя окончательно пришла в себя в операционной, отрезвилась, увидев возле себя акушера Альтова со стальным зажимом в руках, похожего на работника СС. Варя хотела что-то сказать, возразить, но не успела. Тужься, дура, тужься, она прорычала вопль раненой волчицы, больно, зверски больно, еще сильнее напрягла уставшие бедра, провела ногтями по холодной кушеточной плите и, наконец, победила, победила, так она поняла, снова уйдя в сон, почувствовав, как одно сердце зажигает другое бенгальским огнем Великого Творца.
Истерзанная судьбой Варя тихо спала в палате. Она еще не знала, что Альтов уже занес в специальный журнал мертворождения седьмого по счету, не знала, что рожать она больше не сможет. Обманчивое апрельское солнце осветило окно, в больнице медленно начиналась  суета. Варя проснулась, ей снилась искушенная в вопросах деторождения многодетная мать, тетя Тамара.