Гуси-лебеди. Полнолуние волков

ЧАСТЬ 1. ДЕНЬ АНГЕЛА

Случаются в жизни дни, события которых с тупой, неумолимой настойчивостью обращают человека к мысли об …автомате Калашникова.

1

День тот начался с ночи. И поначалу, вроде бы, — вполне благоприятно. Даже удачно. В полночь, в начале новых суток, Иван Ильич посмотрел в сети, на сайте железных дорог, обновление наличия билетов, и ожидание его вполне оправдалось: желанный им билет он смог приобрести. Дело в том, что, в северные края, куда Ильич в очередной весенний раз собрался, с билетами была вечная проблема. Из-за постоянных брОней для вахтовиков. И поезда в ту глухомань ходили — один через сутки. Но, по опыту Ильич знал, что в день отъезда билет возможно купить из невостребованной брони. Так вышло и на сей раз. Ключевой вопрос отъезда был решён. Сегодня в 23—00 он, на ближайшие полгода, поменяет, наконец, тесную, суетную Москву на простор, сакральную статичность и малолюдье Русского севера.

Пребывал Ильич уже в том благородном возрасте, когда у мужика, правильно сладившего свою жизнь, появляются первые внуки. Но, — ещё далеко до той поры, когда ему начнут уступать место в трамвае. Когда страсти и порывы душевные уже поулеглись. В мировоззрении всё более утверждается екклезиастовское: «Суета сует. Всё-суета и томление духа», а обязательная часть жизненной программы уже добросовестно исполнена. И возможно теперь позволить себе маленькую роскошь: «пожить для себя». А «для себя» Ильич хотел теперь совсем не многого: проводить короткое северное лето в какой-нибудь обойдённой «цивилизацией» дальней поморской деревеньке. Бродить белыми, ворожбиными ночами по заброшенным, заросшим луговыми травами полям и перелескам. Плавать на лодке со спинингом по рыбным затонам. Да в сезон походить с ружьём лесными охотничьими тропами. Не столько — добычи ради, сколь — удовлетворения охотничьей страсти — для…
А охотником Ильич был азартным. И, — со стажем. Отец сызмальства заразил его этой страстью. Вешний гомон гусиных клиньев над просыпающейся тундрой, жёлто-багряное разноцветье осенних, таёжных глухоманей, лесные утиные озёра, остывающие перекатистые реки… Холод, дожди пополам со снегом, утренние заморозки на рубиновых брусничниках в светлых сосновых борах, звонкий лай вислоухого рыжего гончака на утренней заре и — всепоглощающий, неутомимый охотничий азарт…
— Эти воспоминания и картины по-юношески волновали и манили Ивана Ильича, возрасту вопреки. И нынче, когда с южных широт на заполярную тундру Каниного Носа двигалась потихоньку весна, и тянулась туда, с зимовок, водоплавающая дичь, вслед за ними на беломорский край земли влекла и Ильича его охотничья страсть.

И к отбытию всё уже было собрано загодя. И билет вожделенный был наконец приобретён. Но, до вечернего отъезда предстоял ещё полноформатный рабочий день в столице. Очень непростой.

2

Трудился Иван Ильич ныне простым курьером в интернет — магазине. Не первую зиму уже. И, — не первую весну — уезжал. Чтоб осенью вернуться в столицу. Пережить очередную зиму, подрабатывая курьерством. И нынче он уже был собран и готов к старту в высокие широты, но, поскольку, из-за сложностей с билетами ясности с днём отъезда не было, он продолжал ежедневно ходить на работу. Владелица магазина, Оля, посвящённая в его намерения относительно ближайшего скоропостижного отъезда (осложнённого неопределённостью точной его даты) продолжала выдавать ему задания ежевечерне, на каждый последующий день. И вот, дата отъезда определилась. Но, прежде чем уехать, Ильичу предстояло ещё развезти полученные накануне, заказы.
«Закон подлости» в этой жизни, однако ж, никто не отменял. Проблемы у Ивана Ильича начались прямо с утра.

В качестве адреса первой доставки был указан некий офис, место работы заказчика. Но, прибыв туда к началу рабочего дня, Ильич заказчика там не застал. Он явился час спустя и, явно, — с тяжёлого «бодуна». Он с трудом вникал в причины прихода Ильича: «Какой заказ? Кому?…» Потеряв на нём совсем не лишние полтора часа, Ильич далее поехал уже — «на взводе».

«Дикарь и философ, стоящие на разных полюсах общественного развития, одинаково страшатся собственности». В прежнюю свою, «бизнесменскую», бытность Ильич вычитал это, кажется, у Бальзака. Тогда эта фраза многое ему, в себе, объяснила. Почему его не удовлетворяет комфортная, обустроенная жизнь. Почему вполне благополучное, налаженное, прибыльное дело его тяготит. Простым оказалось объяснение: его философский склад души жил в постоянном внутреннем противоречии с меркантилизированным бытиём. И позже, когда наступила наконец возможность «забить на всё» (дети выросли, определились по жизни), — он с лёгкостью это сделал. Жадное, стремительно завоёвывающее Мир божество по имени Биз Нес навсегда потеряло в лице Ильича своего адепта. Но этот добровольный спуск вниз на социальном лифте привнёс в жизнь Ильича и необходимость непосредственного общения с обитателями этого «низа». Типичным представителем коих и был первый похмельный заказчик последнего, перед отъездом, рабочего дня Ильича.

3

Теперь Иван Ильич вынужден был спешить. Чтобы успеть исполнить остальную часть своего курьерского задания на этот день.
Следующий заказ, прежде чем доставить его по адресу, надо было получить на оптовом складе. И ждать там пришлось в курьерской очереди — тоже, дольше обычного. Что, конечно же, усугубило раздражённость Ильича. Получал он там сувенирное электронное устройство китайского производства. И, по опыту прежних доставок, знал: процент брака среди них — существенный. Потому, будучи человеком старой закалки, ответственным, он проверял их на работоспособность при получении на складе. Для проверки он попросил складского молодого гастарбайтера — таджика, принёсшего ему из складских недр его заказ, позвать местного специалиста Васю, прежде уже проверявшего ему аналогичные штучки. Таджик уже повернулся, было, чтобы идти звать Васю. Но тут неожиданно в дело встряла девица-невеличка, странноватого вида, в толстенных выпуклых очках.
Глаза её, за очками, выглядели огромными и выпученными. Как у мультяшечной дочки морского царя. («Корабли лежат разбиты. Сундуки лежат набиты»). Девица тоже получала свой заказ рядом, за стойкой. (Видимо, тоже — курьерствовала). «А они не обязаны Вам ничего проверять. Они должны только выдать Вам заказ» — громко заявила Ильичу «дочка морского царя» (Хоть её никто ни о чём не спрашивал). Гастарбайтер, услышав об этом своём праве, вернулся к стойке. Но Ильич, уже потихоньку закипая, продолжал настаивать на вызове Васи. Таджик, нехотя, пошёл. Но, тут же вернулся и заявил, что Васю он не отыскал. «А Вы можете, в течение двух недель неисправный заказ потом вернуть или обменять» — не унималась осведомлённая пучеглазая девица. «Деточка! — сорвался-таки Ильич — А занималась бы ты своими делами! И не лезла б в чужие, когда тебя об этом не просят!»
Реакция девицы была совершенно неожиданной. Её …начало заметно трясти: «Я Вам помочь хотела, а ТЫ!!!… Я тебе щас морду разобью!!!» — истерично взвизгнула она и сделал шаг к Ильичу.
…Бли-ин! Ильич …испугался. Если б перед ним была бы особь мужского пола, ему было б понятно, как себя повести. Но, …как реагировать на истеричную агрессию неадекватной девицы, в дочери ему годящейся? Архаичное совковое воспитание намертво закрепило в его моральных принципах непреодолимое табу на рукоприкладство по отношению к девушке. К тому же, несколько телекамер слежения были нацелены на пространство у складской стойки. Ильича ужаснула одна лишь мысль, что потом эту дикую сцену кто-нибудь выложит в сеть, на «ютуб». Увидят знакомые, дети, внучка… От такого позора потом — только застрелиться. В общем, Ильич испугался. И растерялся. И, если б девица, и вправду вцепилась бы ему в лицо, он, вряд ли дал бы ей отпор.
Но истеричка на драку не решилась. Вероятно, по причине своей малорослости. Чтоб достать до лица Ивана Ильича, ей бы пришлось ещё и подпрыгивать.

Меж тем, за девицу решил вступиться гастарбайтер — таджик: «Как ви с девюшкой разгавариваете?!»

— …И где он в этом …глубоководном существе усмотрел девушку? К тому ж, не вполне здоровой на голову, если судить по явной несоразмерности и буйству её реакции. Впрочем, как писал Морис Дрюон: «Для юнцов и монахов не существует некрасивых женщин». А женская глупость, для них — лишь дополнительное удобство.

У Ильича всё же хватило здравомыслия, обуздать эмоции. И поспешить ретироваться. От греха. Он забрал свой заказ, так и оставшийся не проверенным, и повёз заказчику «кота в мешке». «Авось — работает»…

4

В такие моменты Иван Ильич почти сожалел, что расстался со своим прежним, предпринимательским бытиём. Ибо формальное понижение социального статуса имело побочным эффектом и соответствующее к нему отношение со стороны контингента, ни умом, ни воспитанием не обременённого. С коим раньше Ильичу доводилось общаться, по преимуществу, апосредованно. (Пучеглазая девица со склада была бы в той жизни явлением совершенно невозможным). Теперь же, в его курьерской ипостаси, каждый юный складской бездельник обращался к нему запросто: «Иван». Ильич никак к этому не мог привыкнуть. Хоть и понимал, конечно: это — мода теперь такая. «Тлетворное влияние Запада».

Впервые с этой новомодной формой общения Ильич познакомился несколько лет назад. Тогда к нему на приморскую дачу приехала студентка журфака МГУ с компанией сокурсников. В школе она была одноклассницей младшего сына Ивана Ильича. И Ильич, в ту пору, часто отвозил их вместе в школу и — обратно. И именно от неё и её студенческой кампании Ильич впервые услышал обращёние к нему: «Иван».

Юнцы, перемещаясь по владениям Ильича, чирикали, как воробьи: «Иван! А гамак тут можно повесить? Иван! А молоко когда принесут? Иван! Иван!…» От этого неугомонного тинейджерского «Иван» хотелось …ужаться, скукожиться до размеров незаметных. Чтоб соседи не увидели, что это к нему так поколение NEXT обращается. Бог весть ведь, чего подумают.
Умом-то Ильич понимал конечно, что такая «демократичная» форма обращения — не есть проявление невоспитанности ребят. Это — лишь следование новомодным столичным поветриям. Но, всё равно, было неприятно. Вроде — «от горшка» был, для неё, «дядь-Вань». А тут вдруг: «Иван». Ильич подавлял внутренний протест. Молчал. А сказать очень хотелось: «Дашечка! Я же — не Джон и не Крис. (И что у них там — за имена такие?! В детстве, половина знакомых Ильичу дворовых псов состояла из Джеков. А другая — из Грэев). По факту своего рождения русским, я наделён именем — отчеством. И обращение: „Иван“, со стороны младшей по возрасту, для восприятия русского отдаёт высокомерием и лакейской уничижительностью». Не сказал. Гости ведь…

Впрочем, бесцеремонное «Иван» было теперь, конечно, — лишь неприятной мелочью. Тренингом для смирения суетной гордыни. Но, вот заключительный перед отъездом трудовой день оказался щедр на существенно более болезненные неприятности.

Ильич ехал с очередной доставкой, по очередному адресу. «Ничего, ничего. — старался успокоить он себя — Я — жив, здоров и, почти, свободен. Заказы развезти успеваю. И сегодняшним вечером уеду из Москвы на целых полгода». Не зная ещё, что уготованные ему на этот день злоключения лишь начинались, он, чтобы вернуть себе душевное равновесие, старался, под стук колёс вагона метро, думать о приятном, успокаивающем. О близком — грядущем. О тех диких северных краях и местах, куда он нынешним вечером намеревался наконец уехать.

В начале своей дауншифтерской стези Ильич поселился, было, у моря тёплого. Но, через пару сезонов, понял: это место под Солнцем — не для него. Жара и скука скоро притомили Ивана Ильича. И, если атавистическую, «дикарскую» часть его натуры югА, в общем, устраивали, то философская её ипостась ностальгировала по снегам и лесам северной Руси. Дилемма была решена в пользу философа. Монотонно комфортный, праздный юг был покинут. Социальные антагонисты в метафорических образах «дикаря и философа, стоящих на разных полюсах общественного развития» (по Бальзаку) в душе Ильича постепенно сближались…

5

«Кот в мешке», к облегчению Ильича, оказался работоспособным. Но к заказчику в очередной офис он прибыл уже во время обеденного перерыва. И ожидание его окончания ещё усугубило его курьерский временной расклад до состояния цейтнота. До этого момента Ильич спешил. А теперь надо было ОЧЕНЬ спешить.

К согласованному времени очередной доставки он уже сильно опоздал. Заказчик теперь ехал по своим делам. И предложил ему пересечься в городе, у Павелецкого вокзала.
Поднявшись из метро, Ильич вышел на улицу, к краю проезжей части и стал напряжённо вглядываться в несущийся слева поток машин, высматривая в нём белый форд, на котором обещал подъехать сюда заказчик. Внезапно мощным, неожиданным толчком справа он был выбит, выкинут прямо на проезжую часть. На его счастье, в этот момент в потоке был разрыв. Машин на полосе, куда он упал, не оказалось. Ильич успел подняться прежде, чем они опять засвистели мимо него. Со своей возможной гибелью он разминулся буквально секундами. Кто-то, похоже, в этот день всерьёз за него взялся…

Оглянувшись, Ильич увидел, кто его только что чуть не отправил на тот свет. Это был невероятно грязный, словно оштукатуренный, микроавтобус. Он двигался по обочине задом. И сбил Ильича, смотревшего, в это время, в противоположную сторону.
По заляпанному номеру Ильич всё же разобрал: микроавтобус привёз на себе в Москву эту грязь из «Азиатского подбрюшья» (по выражению Солженицына).

— Тебя кто так, на ощупь, ездить научил, дятел?! — рванув правую дверь автобуса, заорал Ильич.
— А …чё ти там стаишь? Я тибя не видел. — ответствовал авто-гость столицы.
— А ты заднее стекло поскобли, чурка! Может тогда будешь что-то видеть!

На «чурку» гость из Азии решил обидеться. Начал хамить ответно.
«Ах ты урод!» С этими словами Ильич побежал вперёд вдоль проезжей части к пешеходному переходу. Там, на противоположной стороне виднелась стоящая машина ГИБДД. У перехода Ильич остановился, ожидая, когда переключится светофор. Азиат из своего микроавтобуса это видел. И о намерениях Ильича догадался. Видимо, общение с ГАИшниками в его планы никак не входило. И он, пока ему горел зелёный, счёл за благо по-быстрому с места происшествия уехать.
Тут подъехал и заказчик на белом форде. Ильич вынужден был переключиться на свои курьерские дела. И потом, в состоянии до крайности возбуждённом, усугублённом жаждой отмщения (вымещения) поехал дальше.

6

Оставалась ещё одна доставка. Последняя. Но добираться по адресу надо было далеко. В район, Ильичу совсем не знакомый.
Был уже вечерний час пик, когда Ильич, следуя на адрес заказчика, поднялся из метро и подошёл к остановке маршруток. Народ возвращался с работы и «хвост» людской на маршрутку была внушительный. Когда его очередь наконец подошла, и Ильич вошёл в микроавтобус, свободным там оставалось лишь одно место. Его Иван Ильич и занял. Плату за проезд водитель взимал наличными. Но в салоне был установлен и валидатор. А у Ильича была карточка с несколькими, ещё не использованными поездками. Ею он и расплатился. (Не пропадать же добру).

День, однако ж, был — точно — не его. Кто-то незримый, за спиной Ильича, не унимался в кознях.

После того, как Ильич прогнал через валидатор карточку и уселся в маршрутке, водитель, пожилой кавказец, обратился к нему: «Мэсто маладому чэлавэку уступите. Он раньше зашёл». «Маладой чэлавэк», невесть откуда взявшийся, был очень молодой. Лет 17-ти. Ильич, однако, возражать не стал. («Да хрен с ним. Постою»). Юнец уселся на его место и заплатил водителю наличными. (Наверное, в этом и было дело). Маршрутка, однако ж, продолжала стоять на месте. После некоторой паузы, водитель опять обратился к Ильичу: «Выходите. Стоя нэльзя ехать».

…Мля-а! Это было уже — через край. Все эмоции этого грёбаного дня выплеснулись в сознание Ильича одним мощным приступом ярости. «Да –щас я выйду! Возвращай мне деньги за проезд. Я уже расплатился карточкой!».
У кавказца, видать, тоже был тяжёлый день. Он, по ходу разборки с Ильичом, тоже заметно «заводился». «Будэм стоять, пока нэ выйдешь» — повысил он голос.
— А ты иди, выкини меня — тоже повысил тон Ильич. А то стоять, ждать долго придётся. (А про себя уже радостно-нетерпеливо думал: «Ну иди сюда, сука! Мне ведь только этого и надо! Повод, хоть кому-то сегодня фейс начистить!»).

Маршрутка притихла. С интересом наблюдала. Ждала зрелища: «Что-то будет».
Конфликт явно пошёл вразнос. Очевидно было, что ни Ильич, ни водитель уже не отступят.

…Разрулила ситуацию девушка, одна из пассажирок маршрутки. Видя, что два стареющих …чудака на букву «М» неминуемо сейчас начнут бодаться, она молча встала и вышла из маршрутки. Освободив место для Ивана Ильича. «…Дай тебе Бог жениха хорошего» — подумал ей вслед Ильич и крикнул водителю: «Ну всё! Стоячих нет! Все сели. Езжай давай!
Немного помедлив, кавказец тронулся. …Наверное, и он мысленно пожелал мудрой девочке хорошего жениха…

7

Последний заказчик (и) жили на каких-то дальних московских задворках. От маршрутки пришлось ещё долго топать пешком, искать улицу, дом… Потом тащиться по лестнице до верхнего этажа старой панельной хрущёвки до нужной квартиры… И Ильич даже не удивился и не возмутился, когда из этой квартиры (при нём созвонившись) его переадресовали в другой дом, другую квартиру. Уставший, отупевший от враждебных происков дня он без эмоций выслушал новый адрес и потопал туда. Он был в нескольких кварталах от прежнего.

Опять пешком поднялся на верхний этаж. И …наконец-то вручил клиенту последний в этом курьерском сезоне заказ.

Клиент объяснил Ивану Ильичу, как от его дома пройти до улицы, где есть автобусная остановка, с которой можно доехать до метро.

«Невыносимая лёгкость бытия». Наверное так уместно описать состояние Ильича, когда он вышел из квартиры последнего клиента на лестничную площадку. «Ну, — всё, всё! — с великим облегчением думал он спускаясь вниз по лестнице. — Этот чёртов день наконец-то закончился. Я — свободен и цел. Я доставил все заказы. И мне не исцарапала лицо прибабахнутая девица. Меня не размазала по асфальту машина. Я не подрался с водителем маршрутки. И не попал в полицейский „обезьянник“. Свободен и цел! Теперь — только за рюкзаком заехать, потом — на вокзал и — Гуд бай, Москва, гуд бай!»
…Увы. Это было — …не всё. Это было — вовсе ещё не всё. И — совсем даже ещё не всё. Ильич это понял, спустившись лишь ещё на пару лестничных маршей вниз.

8

На площадке этажом ниже дверь в одну из квартир была почему-то приоткрыта. Иван Ильич прошёл, было, мимо и продолжил спускаться по лестнице далее. Но тут снизу, навстречу ему вырулила кампания из трёх крепких молодых мужчин, примерно тридцатилетних. Ребята были заметно — в подпитии. Один из троицы сразу обратил внимание на приоткрытую дверь. «А чё это у матери дверь открыта?… А ну-ка держите это чмо!» — (Это он — про Ильича дружкам крикнул и кинулся вверх по лестнице в открытую квартиру).
«А вот это, наверное — всё — как-то очень спокойно подумал Иван Ильич. — Если там, в квартире, — какой-то криминал, или что-то в этом роде (а, в рамках логики событий прошедшего дня, там — стопудово — „что-то в этом роде“), то парни свяжут это (уже связали) со мной. Разбираться, слушать ничего не станут. Просто „замесят“ меня, на эмоциях, здесь же, на площадке, и — ВСЁ. Весь тут сюжетец. Прямо, как у Толстого: смерть Ивана Ильича». Второй раз за день «бледная с косой» замаячила перед Ильичом. Решать надо было быстро. Счёт опять шёл на секунды. Сделав шаг назад, вверх на ступеньку от парней, преграждавших ему дорогу вниз, Ильич резко ногой ударил в грудь того, что стоял чуть ближе к нему. Копившиеся в Иване Ильиче весь этот день негативные эмоции конвертировались наконец в действие. Парень, никак не ожидавший от него такой прыти, раскинув руки полетел навзничь, увлекая за собой и второго, стоявшего сзади, сбоку от него. С глухим смачным звуком парни приложились в падении своими затылками к бетонному полу межмаршевой лестничной площадки. «Только бы — не до смерти!» — перепрыгнув через упавших и устремляясь вниз на бегу подумал Ильич.

9

Но, достигнув входной двери подъезда внизу он, однако ж, не стал сразу выскакивать на улицу. А нырнул под нижний лестничный марш. Затаился, прислушался. Погони не было. Сверху слышались слабые стоны и оханья. «Живые, слава Богу» — подумал Ильич. Затем раздался истеричный крик (видимо, того, кто бегал в квартиру): «Порву! С-сука!»

— Только не в этот раз — мысленно ответил ему Иван Ильич. — Двое-то — уже не бойцы. А от одного, скорее всего, отобьюсь.

Тут уместно будет упомянуть, что, в своё время армейскую службу молодой Ильич проходил в одной …очень жаркой (во всех смыслах) стране. Служба та много — чему его научила. И за формой своей физической он очень следил. Так что, шансы отбиться у него были вполне реальные. Парень сильно ошибался, называя Ильича чмом.

Продолжая прислушиваться, Иван Ильич быстро снял с себя свой старенький китайский пуховик и вывернул его на изнанку. (Вот когда оказалась востребованной его двусторонность. Теперь из светло-серого он стал чёрным). Погони по-прежнему не было. Видать, на верху ситуация сложилась какая-то серьёзная. Решив не искушать далее судьбу, Ильич вышел из подъезда и, стараясь сохранять внешнее спокойствие, чтобы не привлекать к себе внимания, пошёл через дворы к улице, где должна была быть автобусная остановка.

10

На жёлтой табличке остановки был обозначен один — единственный автобусный маршрут. А сама остановка была пуста. Пустынной так же была и вся видимая часть улицы. Ни машин, ни людей…

Иван Ильич стоял на остановке, ждал. Периодически осматриваясь, прислушиваясь, всё ещё опасаясь возможного преследования. Ожидание его, однако ж, затягивалось. Прошло минут сорок. А автобуса всё не было. И на улице по-прежнему не появлялись ни прохожие, ни автомобили. Что, для Москвы, выглядело крайне не обычным и странным. («А я, вообще, — в Москве ли?» — даже усомнился, было, Ильич).

Но тут столь долго пустовавшую улицу оживило, наконец, своим появлением, одинокое авто. Белый БМВ показался из-за поворота. Приблизившись к остановке, где, в ожидании автобуса, мёрз Иван Ильич, авто изящно сманеврировало, остановилось. С лёгким жужжанием опустилось правое стекло, и из салона раздался женский голос: «Подвезти куда»? Ильич огляделся. Кроме него на остановке по-прежнему никого не было. Значит, предложение было адресовано ему. И ситуация сия была …ну совершенно невероятной. Мысль Ивана Ильича метнулась, было, затравленно: «В чём тут коварство?! Что ещё этот сучий день мне уготовил?». Но её внезапно сменила другая, устало — апатичная: «А! Будь — что будет». Он шагнул к машине. За рулём была русоволосая девушка лет двадцати трёх — четырёх.

— …Ну, к какому-нибудь метро поближе. Если по пути.
— Славянский бульвар подойдёт?
— Вполне. (Да хоть Жулебино! На какую-нибудь бы ветку попасть).

Садясь в машину, Иван Ильич невольно отметил про себя первое впечатление: её глаза. Они были необычно светлыми. И, словно бы, подсвеченные изнутри. Радужка их была — лишь чуть голубоватой. «Чудь белоглазая. Даже, если это — очередная неприятность, то начинается она …чертовски приятно».

На лобовом стекле BMW, на кронштейне зеркала заднего вида — деревянные чётки с деревянным же крестиком. (Ильич на это тоже обратил внимание. Старик Конфуций сказал в своё время:«Знаки и символы управляют нашим миром, а не слова или закон».Символика или атрибутика, наличествующая в авто, красноречиво характеризуют его владельца. Если в нём — иконки или обереги (пусть — языческие), — это одно. А, если — болтающиеся на подвесках безделушки: котики — собачки — это совсем другое).
Машина тронулась. Умотанный событиями дня, Ильич с трудом пытался подобрать какую-нибудь тему для дорожного разговора. «…Что-то я сейчас не припомню никак, когда же меня в предыдущий раз девушки подвозили» — начал, было, он, но девушка мягко остановила его мыслительные потуги: «Знаю — знаю. Я …музыку включу. Можно?»

…То была — присказка. Сказка — впереди.

11

«Какая чуткая, тактичная BMW-шница. — подумал про неё Иван Ильич. Увидела сразу, поняла, что ему — не до трёпов пустопорожних сейчас. И сама, деликатно так, избавила его от этой пассажирской обязанности. Только …что-то в ней странно. Необычно. Впрочем, …нормальная-то и не подобрала бы вечером на остановке незнакомого мужика.» (В этот момент Ильич уловил на лице авто-леди чуть заметную ироничную улыбку).

«А правда, когда же меня прежде подвозили женщины?» — продолжал размышлять о своём Ильич. — Кажется, это — …вообще случилось сегодня впервые. Денёк, однако ж, сегодня выдался». Ему, впрочем, припомнилась одна похожая история. Из далёкой юности.

Тогда он, ещё — московский студент (В ту пору — просто Иван), ехал навестить свою мать. В райцентре опоздал на последний рейсовый автобус и шагал по просёлочной дороге в мамино село пешком. Вскоре его обогнал мотоциклист на крутейшей, по тем временам, ЯВЕ. (По неформальному статусу, ЯВА в те годы — то же, что ныне BMW).
Подняв шлейф пыли, ЯВА остановилась впереди Ивана. «Садись! Подвезу» — звонко крикнул мотоциклист. (На вид — совсем ещё юный. Лет шестнадцати, насколько его лицо можно было разглядеть за бликующим стеклом шлема).

Ехали быстро. С ветерком. Второго шлема у мотоциклиста не оказалось. И ветерок тот встречный надувал куртку мотоциклиста и задорно трепал светлую гриву ивановых волос. Но, на одной из дорожных неровностей ЯВУ подкинуло. Чтобы удержаться на сидении, Иван рефлекторно ухватился руками за торс мотоциклиста и …чуть не свалился с мотоцикла от неожиданности. Ибо, под своими руками, под курткой мотоциклиста он ощутил …две упругие выпуклости.
ЯВА, коротко визгнув тормозами, остановилась. …«Слезай!»
— Послушай! Да мне и голову не приходило, что ты — девчонка!
— Слезай!

Обдав Ивана дорожной пылью, Мотоциклистка на ЯВЕ умчалась вперёд. А несколькими минутами позже пролетела мимо в обратном направлении. «Я бы тебя довезла! Но у меня бензина мало!» — на ходу прокричала она Ивану.
— Да ладно. И — на том спасибо — подумал ей вслед Иван. Километра два осталось. Дойду.

Больше подобных авто-услуг со стороны женщин в долгой жизни Ильича как-то не случалось. «А всё же, почему она меня взялась подвезти? — размышлял он. — Не знакомый ведь, не молод, не мачо… Может, это — новый способ клиентов снимать? Да — какие на автобусных остановках клиенты!? Смех один. Да и не похожа она на путану. Взгляд осмысленный. Глубокий, умный. И — совсем без макияжа. Наверное, чья-нибудь скучающая дочка так развлекается. А бибику дорогую папа подарил. Или «папик»…». Он опять засёк на её лице чуть заметную ироничную улыбку. («Мысли она мои читает, что ли?…»)

12

…А в салоне БМВ звучала музыка. Она накатила мягко, ненавязчиво из аудиосистем авто. Поглощённый своими мыслями, Ильич не сразу ею проникся. А это было что-то божественное. Такой красоты он не слышал ни до, ни после того вечера. (Да и не запомнил её совершенно. Память сохранила лишь общее впечатление от неё, восторженно-торжественное). Музыка эта смывала с души Ильича состояние загнанности, затравленности. Стирала все гадости, унижения, коварства и обиды прошедшего дня. Расправляла её, бережно, но решительно. Как опытный костоправ расправляет скрюченного недугом калеку. Релакс — слишком бедное слово, чтобы передать то, что переживал сейчас Ильич. Может… эйфорию обновления? Тоже, вроде, — не шибко удачно выразился. Напыщенно как-то. Ну, мои способности тут, видимо, упёрлись в свой предел…

Трек, меж тем закончился и, после паузы начал воспроизводиться второй. Столь же божественно — целительный…

Ильич обратил внимание на манеру вождения девушки. Она была …нет, не агрессивной. Точнее её было бы назвать …изящно дерзкой. В достаточно плотном потоке белый БМВ легко, без суеты, обходил машину за машиной. Ильич даже испытал некое подобие зависти. Его манера вождения, несмотря на солидный стаж, таким изяществом похвалиться не могла.

Но закончился и второй музыкальный трек. И его сменил лекторский голос: «Сегодня мы поговорим с вами о познании. О путях познания, о его формах».
«Ну, ясно — разочарованно подумал, было, Иван Ильич. — Она, похоже, — приверженка какого-то новомодного „истинного“ учения. Сейчас она начнёт „открывать мне глаза“ и агитировать вступать в адепты к её гуру». Меж тем, голос лектора, его интонации показались ему очень знакомыми. «Кто это?» — спросил он у девушки.
— Это профессор Осипов.
— ?! Удивительно. (Изумление Ильича, и впрямь, было велико).
— И что же Вас так удивляет?
— …Разрыв шаблона, как модно нынче говорить. Несоответствие твоего возраста и моего стереотипного представления об аудитории Осипова. Среди моих знакомых есть люди, слушающие богословские лекции профессора. Но все эти люди — уже в солидном возрасте.

— …Никто ведь не знает определённо пути своей Судьбы. Вполне может случиться так, что я окажусь ТАМ раньше ваших знакомых. (При этих словах девушка взглядом указала в небеса). Зачем же мне откладывать на более солидный возраст то, что мне интересно уже сейчас?…

Не найдя, что ответить, Иван Ильич промолчал. Затем взглянул на часы.
«Торопитесь?» — перехватила его взгляд девушка.
— На поезд сегодня. Но, время ещё есть.
— И в какие края едете?
— В самые северные. Заполярные.
— В Подсолнечное царство? Куда сейчас с южных краёв гуси-лебеди на гнездовья слетаются?
— …Ну, да. А почему «Подслонечное»?
— Так там же сейчас полярный день наступает. Земля заполярная несколько месяцев будет теперь под незаходящим солнцем пребывать.
— Это — да. Одно из самых прекрасных, сказочных явлений нашей природы. Каждый год жду наступления белоночной поры, чтоб уехать туда.
— Только — ради белых ночей?
— Не только. На охоту вот, сейчас поеду.
Девушка надолго замолчала. Потом неожиданно предложила: «А давайте я Вас на вокзал отвезу. Всё равно ведь катаюсь».

13

…Самые чистые, искренние радости в жизни — нечаянные. Ильич, было, уже с тоской представлял себе, что вот сейчас у метро он покинет белый БМВ, расстанется с его необыкновенной хозяйкой и, одинокий, будет трястись в неуютном, грохочущем вагоне до дома. Но вечер, видимо, решил выплатить ему моральную компенсацию за все его мытарства прошедшего дня. Расставание с загадочной философичной авто-леди нежданно откладывалось.

«…Что Вы на меня так посмотрели? Я что-то не то сказала?»
— Тебя …специально что ли послали ко мне? Из какой-нибудь небесной армии спасения?
— Да …просто совпало. Случайно оказались в одно время в одном месте. — Девушка, довольная, улыбнулась.

Ильич картинно изобразил, будто заглядывает ей за спину.
— Что Вы там увидели?
— Пытаюсь разглядеть твои крылья.
— Ага! Ожидаете крылья увидеть. А вдруг там — метла?
— (О! А ангелы, оказывается, и кокетству — не чужды). Метла, конечно, складная. С телескопической ручкой и с навигатором?
— Да я больше — по старинке, по магнитному полю ориентируюсь. Как гуси-лебеди.
— (И чувство юмора — при ней).

— Мне ехать — то теперь куда?
— Сначала на Полежаевскую. Я вещи заберу. Потом — на Ярославский вокзал, если тебе — не в напряг.
Они заехали за вещами Ивана Ильича. И отправились к трём вокзалам.

— А почему Вы охотитесь? — спросила девушка.
— …Честно говоря, не понял вопроса. Что значит почему? Почему люди солдатиков коллекционируют? Или аквариумных рыбок разводят? Это — страсть, увлечение.
— Но увлечение охотой ведь связано с тем, что охотники убивают свою добычу. А я думаю: любая жизнь, любые её проявления — неприкосновенны. Чтобы чью-то жизнь отнять, нужно иметь для этого серьёзные причины.
— И какие же причины, по-твоему, следует считать серьёзными?
— Защиту, добычу пропитания.
— Так, охотясь, люди и добывают пропитание!
— Но, Вы ведь не голодаете. Продукты в городских супермаркетах покупаете. Для Вас охота — не вопрос выживания, а лишь развлечение. А это …безнравственно, по-моему.
— (Ясно. Она — из «Гринпис»). Да, я ж там по нескольку месяцев живу. Какие супермаркеты!? Только охотой да рыбалкой и питаюсь.
— Ну, не мне, наверное, об этом судить. Я, собственно, сейчас вот о чём думаю: по славянским древним ведическим представлениям, «у Нави нет тела». Но души умерших могут посещать наш мир, видеть нас, пользуясь телами и глазами других живых существ. В славянской же мифологии, в сказках этими …глазами Нави обычно служат дикие водоплавающие птицы. Утки, гуси, лебеди… — (Ильич вдруг живо, щемяще вспомнил, как иногда, какими глазами смотрят на него подранки). — Ирий, кстати, (славянский рай) находится в стране «Вечного дня». Может, это — Север и есть?…

14

Они уже подъехали к площади трёх вокзалов. Поискав место на парковке, БМВ остановился. До 23–х часов, времени отправления поезда Ивана Ильича оставался ещё почти час. И уходить Ильич не спешил.
— …А знаешь, несколько лет назад, холодной ненастной осенью, умерла моя мама. Жизнь прожила не просто. Трудно. А умерла легко, во сне. Схоронили мы её в середине октября. А зимой, в конце декабря, однажды утром мне неожиданно позвонил брат: «Иван! Мне сон сегодня приснился. Цветной!»

Далее — рассказ брата. Довольно сбивчивый от сильных впечатлений его сна.

— Мать приснилась! Молодая! Лет тридцати пяти. Там… — (я видел!) — деревья растут! Там …люди ходят! Водопад вдали виден!
Спросил у неё, как ей там? Она ответила, что жизнь (!) в общем, похожа на нашу. Только время… (здесь брат ответа не понял. Но что-то со временем обстоит там — не так, как у нас. ОТЛИЧИЯ КАКИЕ-ТО ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ! (Я предположил: может, время там течёт в …обратном направлении? От старости к младенчеству. Чтобы человек потом мог вновь телесно родиться в нашем мире…)

Брат спросил ещё простодушно: «Мама! А Бог есть?» И, как я понял со слов брата, она, против её желания, не смогла ответить на этот вопрос. По-видимому, из-за существующего на эту тему некоего высшего запрета.

Ещё мама сказала, что она …просится (!) отпустить её навестить нас. Ей …не позволяют (!). Но она продолжает проситься. Говорит, что …всё равно ведь она вернётся назад! Никуда не денется…

…Можно, конечно, сон сей объяснить фамильной шизой. Но… проснулся брат от шума за входной дверью. (Здесь я ещё раз обращаю снимание на время года и погодные условия события: было раннее утро. Около шести часов. Темень на улице. Зима. Мороз — под 30 градусов).
Открыв дверь, брат увидел …дикую утку. Она отбивалась от бесхозной собачонки, живущей в их подъезде… ОТКУДА?! НОЧЬЮ! ЗИМОЙ! В 30-ГРАДУСНЫЙ МОРОЗ в его подъезд, ему под дверь, могла прилететь дикая утка?!. Это — в 300 км. от Москвы. Конец декабря. Все водоёмы в округе там давно были подо льдом. А утка не была ни раненной, ни больной. Летала потом по квартире.

…Месяц, может, спустя заехал к брату. Об утке почему-то даже спросить не решался. Но, когда уже уходил, она сама …неожиданно и требовательно закричала, закрякала в ванной! (Её там поселили).

…Зашёл… Посмотрели друг на друга…

…А весной её выпустили на ближайшей речке. Взлетела, покружила… Вернулась ещё. Села на воду. Потом… улетела. Насовсем.

…Не присочинил ничего.
Но, история эта имела продолжение. В прошлом году путешествовал по северо-русским глухоманям, искал место, где была деревня маминого детства. Деревни уж нет. И места, где стояли дома, отмечены теперь лишь прямоугольниками зарослей крапивы и иван-чая. Она была на берегу реки с удивительно поэтичным названием: Ночная Черняница. И, пока я там был, в прибрежной траве всё время призывно крякала утка. Я её не видел. И внимания особого на её крякания не обратил. Но, когда вечером я оттуда уходил и проходил мимо большой лужи на заброшенном поле, утка неожиданно плюхнулась в неё, совсем рядом со мной. Она, плавая кругами, всё на меня смотрела, а я смотрел на неё. ...А утром я нашёл птичье перо под "дворником" своей машины...

Девушка молчала. В задумчивости глядела сквозь лобовое стекло куда-то в вечерний сумрак города…

«Однако, мне пора — после затянувшейся паузы сказал Ильич. — Спасибо за помощь. За то, что мы оба сегодня оказались в одно время, в одном месте. Бог даст — встретимся ещё.

— Никто не знает пути своей Судьбы. Может, в другой раз Вы меня вовремя увезёте. От моих проблем.
— Да — с радостью и готовностью. Удачи тебе!
— Вам — лёгкой дороги.

Ильич вышел из авто, забрал из багажника свой охотничий рюкзак и потопал в подземный переход к вокзалу.

«…Может, у неё, помимо метлы с навигатором, ещё и …телефон имеется?» Но в машине об этом спросить — показалось ему совершенно неуместным. Смахивало бы на пошловатую претензию на флирт. А теперь спрашивать было — уже и поздно. Белое авто изящной шашечкой стремительно удалялось в сторону Садового кольца…

15

Ночью, на верхней полке плацкартного вагона Ильичу снился белый БМВ, несущийся по ночной Москве. И, летящий за ним полупрозрачный гусиный клин. Призрачная стая, словно почётный экскорт сопровождения, повторяла за БМВ все его перестройки и манёвры в потоке. «Никто ведь не знает определённо пути своей Судьбы» — звучали, сквозь сон, в ушах Ильича её слова. — Никто не знает…»

Проснувшись утром, под монотонный стук вагонных колёс, Иван Ильич открыл на смартфоне новостную ленту яндекса. И внимание его сразу же привлекло следующее сообщение:

«Ночное ДТП в столице.
Вчера, в 23—00, в районе трёх вокзалов водитель авто-фуры выехал под запрещающий сигнал светофора на перекрёсток и совершил столкновение с легковым автомобилем БМВ белого цвета. Девушка, водитель легковушки, погибла на месте»

«…Вот и всё — как-то опустошённо подумал Иван Ильич. — Как просто и буднично. Никто не знает пути своей Судьбы. И где, в каких мирах этим путям суждено пересечься. Никто не знает…»

…Добравшись, наконец, на перекладных до диких охотничьих просторов полуострова Канин Нос Ильич не устроил там скрадок, как в прежние охотничьи сезоны. Не выставил профили. Он просто ходил, не таясь, с ружьём на плече. Размышлял, философствовал, наслаждаясь весной, докатившейся и до заполярной тундры. Всё вспоминал несущийся по ночной Москве БМВ из своего дорожного сна и призрачный клин гусиной стаи, летящий за ним. И птицы, возвратившиеся в родное Подсолнечное царство на гнездовья, его почти не опасались. Подпускали близко. Будто понимали: что-то в Иване Ильиче, в его мировоззрении существенно изменилось. Нынче он не стреляет…

ЧАСТЬ 2.

ПОЛНОЛУНИЕ ВОЛКОВ.

— …Не спится?
— Луна-то какая! Яркая, полная. Море мерцает. А в степи — таинственно. Маняще, влекуще — светло.
— Ага. И цикады, по этому поводу, дают нынче особенно грандиозный концерт. Слышишь, как прямо над тобой, в тёмной кроне легкомысленно растрёпанной южанки-акации, вдохновенно и звонко солирует какой-то виртуоз? А все остальные цикады Млечного Пути ему аккомпанируют.
— Слышу, да. Этот хор миллиардов ночных крымских цикад, наверное, и есть — истинная форма Безмолвия Вселенной. Спать в такую ночь — противоестественно.
— А сегодняшнее полнолуние ещё и особенное. Волчье. От того и в степь влечёт.
— …Я тебя не вижу. Но я тебя узнаЮ.
— Приятно слышать. Значит, мне нет нужды материализовываться.
— Только вчера тебя вспоминал. На подъезде к Крымской паромной переправе увидел лебединую стаю на лимане. И вспомнил наш разговор. Тот, московский, в апреле. В твоём белом BMW.
— Я услышала.
— А знаешь, недавно в сети на ленте попался мне тест один, нумерологический. По нему выходит, что мой Хранитель — мужского пола.
— Для меня более естественна моя женская природа. А тебе приятнее видеть меня женщиной. …Или я ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Я очень надеялся, что в тот раз я увидел тебя — настоящую. А тест этот — очередная лажа. С потолка кем-то списанная. С облегчением констатирую сейчас, что и я не ошибся.

— …Однако, полночь скоро. Идём.
— …Куда?
— Так — в степь. Ты же чувствуешь, что тебя влечёт туда? Наверное, не впервые. Каждое, поди, полнолуние тянет. Это — рецессивная, не осознаваемая часть твоей природы так себя проявляет. И нынешняя ночь даёт тебе шанс эту сторону своей натуры почувствовать, испытать в яви. Нож с собой прихвати.
— …Нож?! Какой?
— Да — без разницы. Любой, кухонный. Важно, чтоб им когда-либо, хоть однажды, резали плоть. Мясо, там, разделывали, или птицу…
— У местных днём сало солёное купил. Резал им. Подойдёт?
— Вполне. Ну, идём.
……………………………………………………………
— …А крылья у тебя — таки есть. А в прошлый раз говорила, что на метле летаешь.
— Это я — так, кокетничала.
— Наверное, мне достался самый обаятельный Хранитель. Или — я ему…
— Льстить изволишь? В следующей жизни можем поменяться. Я буду земной женщиной, а ты — моим Хранителем.
— А вариант, когда оба — земные, возможен?
— Ты ведь — змееносец.
— и что?
— Рождённые под этим знаком живут свою последнюю земную жизнь. Исчерпал ты свой лимит. …А многих уроков, увы, так и не выучил…
— …Твоя гибель тогда меня потрясла.
— Просто миссия моя была исполнена.
— ?! И в чём же она заключалась? Довезти меня до вокзала?
— Ну да.
— Ты …смеёшься что ли надо мной?
— Парень, из тех, с кем ты столкнулся в подъезде, появился на той остановке спустя минуту после того, как мы оттуда уехали. И он был вооружён.
— Почему же так важно было меня спасти?
— Спасти, как раз, было — не важно. Важно было тебя остановить. Эту цель и преследовала вся цепь неприятностей того дня. Ничего в вашем мире просто так не происходит. Все случайности, это - не понятые вами закономерности. Ты ведь на охоту собирался. И, сам того не ведая, убил бы… Впрочем, лучше тебе этого и не знать. А я решила, что с тобой можно просто поговорить. Ты поймёшь. И сам откажешься от охоты. Так ведь всё и получилось. Я справилась…
- Для меня это -очередной повод восхититься моим Хранителем.
- Опять льстишь?
- Отнюдь. В моей жизни ведь столько всего было! Сплошной экстрим. Как-то на досуге, припомнив институтский курс теории вероятностей и случаи, когда я мог погибнуть, подсчитал, какова вероятность того, что я ...до сих пор жив. Так вот, значащая цифра появилась только после пятого нуля после запятой. Говоря проще, вероятность  этого факта, по теории, - практически нулевая. Но, я жив. И никаких иных разумных объяснений этому, кроме помощи моего Хранителя я не вижу.
- ...Истинный расклад пути Судьбы человека существенно сложнее. На самом деле от меня зависит далеко не всё. Но, мне приятна твоя признательность. 
- А знаешь, я вспомнил, где я тебя видел прежде. Ещё в Москве, после того, как мы расстались, у меня возникло чувство, что ранее я тебя уже встречал. А вот недавно вспомнил, где.
- Неужели вспомнил? Ну-ка, ну-ка.
- Там, Где прошло моё детство, была заброшенная церковь. Однажды, ещё ребёнком, я в неё зашёл. Храм тогда использовался под хранилище удобрений. Купол был чёрным от копоти, все фрески содраны или закрашены. Но в правом от входа углу одна фреска сохранилась. Т.е., она тоже была закрашена белой известью. Но побелка с неё осыпалась. На фреске была изображена в полный рост золотоволосая светлоглазая женщина. Небесно- красивая. И лик её, взгляд были удивительно живыми. Сразу возникло ощущение контакта, мысленного диалога с нею. Диалога без слов и внятных мыслей. Сознание лишь ощущало его, диалога, наличие. А смысл, содержание воспринимались непосредственно подсознанием. Потом меня периодически влекло в эту церковь, к этому изображению. В детстве я потом ещё много раз туда приходил.
 А недавно, когда вспомнил об этом, полез в интернет, погуглил. Церковь эта теперь восстанавливается. И на сайте размещены фотографии этапов реставрации, в т.ч. и фото изначального, внутреннего  её состояния. Но там,на фото, на месте той фрески из моего детства, было ...совершенно другое изображение. Тоже - фигура в полный рост. Но это - совсем другой, библейский персонаж, написанный в классическом иконописном стиле. Никаких разумных объяснений такой "замены" я тоже не вижу. Только мистические.
- Я ...отмолчусь, ладно? Не могу об этом ничего говорить. 

— …Я, конечно же, сплю. Но, хочу думать, что — нет. Вроде, места знакомые. И, в то же время, в лунном свете они выглядят сказочными. Трава вот, не зелёная, а серебристая. Колышется беззвучно и бликует под луной. Понимаю, что происходящее — не реально. Но хочется, чтобы оно оказалось явью.
— Тебя что-то смущает?
— Просто впечатления переполняют. И предвкушение, предчувствие близости ещё более потрясающих событий.
— Мы уже почти к ним пришли. К этим событиям. Ты ИХ видишь? Вон, впереди тёмные силуэты?
— Это …волки?!
— Они — такие же, как и ты. Одной с тобою природы. Только они уже — «по ту сторону ножа». Смотри: они тоже увидели тебя. Втягивают влажными носами воздух, чуют, узнают «своего». Иди же к ним.
— …?! Как?
— Ты нож ещё не посеял? Воткни его в землю поглубже. И кувыркнись через него. Станешь — одного с ними обличья.
— …А потом!?
— Стая тебя примет. Гуляй, наслаждайся новизной ощущений в своей новой ипостаси. (Быть может, она покажется тебе более аутентичной, более естественной для тебя). Нынешняя ночь — ваша.
— А ты?
— Мне с тобой нельзя. (Нельзя было мне и тебя в это дело втягивать. Но… Ты ведь никому не расскажешь?…). Я подожду тебя здесь, у твоего ножа. Чтобы тебе легче было его найти. Возвращение обратно возможно лишь таким же путём.
…Ты ведь …ЗАХОЧЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ?…

The end