Вместе

Меня давно трудно чем-либо удивить, но одному удивляться не перестану – сколько же в людях непостоянства! Когда-то они говорили мне – пусти корни, остепенись, а сейчас до хрипоты кричат: «Уезжай!», готовые просверлить непонимающими взглядами дыру в моей голове. Когда-то… Кажется, совсем недавно, но если подумать – за это время целое поколение успело вырасти под однообразные советы, что пора бы остепениться. «Ты как цыган, без Родины и флага. Перекати-поле – куда ветер веет, туда и катишься. Куда ты катишься?..» - Слышал я в свой адрес столько лет. В чем-то критики мои, надо признать, были правы – с флагами носиться никогда привычки не имел, лозунгов не кричал, врагов не искал – к чему утруждаться, если они найдутся и сами? А ветер носил меня, да – как случается в молодости с теми, кто имел смелость выглянуть из-под тяжелого родительского крыла и с удивлением увидеть, что впереди простирается мир.

«Ты точно скатишься!» - говорили те, кто напоминал собой нерушимые камни, обросшие мхом рутины, и потому недвижимые. Но их рассуждения были мне смешны. Я не такой, я не камень – поэтому катиться в принципе не мое. Мое – лететь, куда вздумается, и в этом, наверное, смысл. Или нет смысла вовсе, ну и что с того?
Я менял города с тех пор, как получил аттестат. Менял людей и работу, менял автобусы на поезда, леса на моря, мотели на палатки, автострады на бездорожье. Мне казалось, я все могу изменить, даже солнце на дождь, если потребуется. Я все мог, но ни к чему не стремился. Конечная цель – это ведь маяк посреди темноты. А моя жизнь вся состояла из света. Из вспышек бесчисленных мгновений, напоминающих или звезды, сливающиеся под конец в одно огромное солнце, или, как минимум, ночную оживленную магистраль. А может, и то и другое. Я наслаждался процессом, наплевав на результат. И ни о чем не жалел, как сейчас не жалею, что остался.
Почему остался?.. У кого случались влюбленности с первого взгляда, тот меня поймет. В людей влюбляться мне, пожалуй, не доводилось. Это случилось с городом. Как бы описать ощущение поточнее? Наверное, слов не хватит, ну и пусть. Когда я впервые прошел по мощеной брусчаткой улице, вдыхая запах отмытого недавним дождем камня, смешанный с ароматом кофе из ближайшей кофейни, глядя, разинув рот, на фасады и окна, в которых так необыкновенно играло солнце, и краем уха угадывая звон трамвая позади себя, я сразу понял, что чувствую. Чувствую себя и в гостях, и дома одновременно. Меня чуть не сбил тот трамвай, но только ведь это не в счет, это не стерло с моего лица улыбки. Тогда-то мне и захотелось остаться здесь навсегда. Глупость – скажете, а я не буду спорить. Не знаю, умно или нет, но все эти годы я был счастлив.
Вот же она – та самая кофейня, сразу и не узнать. Каждый гвоздь в ее заколоченных фанерой окнах, кажется, вошел в меня, оставив раны не смертельные, но досадно ноющие. Жаль, когда твои воспоминания вот так стираются из реальности. Начинаешь сомневаться – а не придумал ли все это? Да если и придумал, ничего. Все равно было прекрасно, и остается по-прежнему.

Помню, чтобы надежнее здесь закрепиться, я даже в институт поступил. Профессию выбрал совершенно случайно, с закрытыми глазами ткнув пальцем в список приемной комиссии. Так я и стал учителем географии. Поразительное совпадение– я всегда хотел увидеть мир, преодолевая тысячи километров дорог, а тогда судьбе стало угодно, чтобы я рассказывал о нем многим юным, удивленным глазам, которым только предстоит посмотреть на него из-под родительского крыла. Я был доволен, ведь все мои, покоренные и нет, дороги каждый день были со мной, пронизывая карты меридианами и параллелями. Потому, наверное, не тянуло вдруг сорваться в путь, как бесчисленное количество раз случалось ранее.

Но это я забегаю вперед. Поначалу были лекции и экзамены, и опять много людей – новых и разных. Кому-то я казался странным, кто-то казался странным мне. С кем-то было весело, с кем-то спокойно. С одними все время учебы мы были на ножах, других я даже не замечал, и сейчас бы точно не вспомнил. Были бессонные ночи, которые теперь вспоминаются с грустью. Никогда бы не подумал, что попытки выучить материал семестра за ночь, сопровождавшиеся отчаянием и злостью – то на себя, то на ситуацию в целом, когда-либо вызовут ностальгию. Когда текст учебника начинал сливаться в пятно, я снова заваривал чай и выходил на улицу курить, в надежде, что прохладный воздух немного приведет в чувство. И он приводил. А когда я поднимал голову вверх, то видел звезды. Каждый раз смотрел на них, потеряв ощущение времени, да и, пожалуй, пространства, восхищенно и слегка растерянно, не замечая, что сигарета давно истлела. Интересно, удастся ли теперь дождаться ночи?..

А вот и парк. Как ни в чем не бывало зеленый. Раньше, возле самого входа, была палатка с мороженым, а сейчас неестественно пусто. Так много стало в последнее время пустоты… Казалось бы, принести ее невозможно, ибо пустота есть ничто. Но приносят, умудряются – те, что кричали: «Без Родины и флага», и теперь схватили первый попавшийся флаг. Пытаются заполнить куском материи внутреннюю пустоту, не замечая, что оставляют ее вокруг. Сомнительный обмен, но им так не кажется.
Людей нет – будто вымерли. Иногда кто-то быстро мелькает мимо. А раньше здесь было средоточие безмятежности. Никто не торопился, словно на спешку в этом месте был наложен негласный запрет. Все эти карусели еще недавно работали, а теперь пугают, изредка издавая протяжный скрип и заставляя ускорить шаг. Я пытался не замечать, обходить, заменять образами памяти то, во что превратилась реальность. Но сейчас решил осознать. Вот к чему эта моя прогулка – я хочу посмотреть. Столкнуться с новой реальностью лицом к лицу, принять удар и выдержать его. Чего бояться – ведь это по-прежнему мой город. Он за мной и со мной. Я его люблю, а значит, мы будем вместе, что бы ни случилось. В горе и в радости, и как там дальше?..
Здесь, на площади, раньше проходили школьные линейки. Помню себя, молодого учителя в жутко неудобном костюме и галстуке, удавкой сжавшем шею. Я еще не признавал себя в этой роли с поразительным упорством. Я – учитель? Нет, бред какой-то. Все боялся потерять свободу под заезженные песенки про первый звонок и наивные стишки, с запинками читаемые первоклашками в микрофон. Потом только понял, что ее не теряют, если, конечно, сами этого не хотят. И успокоился. А что теперь?.. На ближайшем столбе ветер, словно в насмешку, треплет листовку о свободе.
Первая линейка… Кажется, это тоже было недавно. Но недавно я встретил собственного ученика в военной форме, и понял – нет, давно. Через пять лет мне исполнится полвека. Исполнится ли? А разве так важно?
Мне казалось, тот ученик посмотрел на меня уважительно по привычке, тут же сменив взгляд на осуждающий. «Ни вашим, ни нашим» - в последнее время часто говорили обо мне. И я этим гордился. Быть «нашим» в такой же форме (что возраст мой далеко перевалил за призывной, ни для кого не имело значения – здешняя «армия» больше напоминала махновщину или партизанщину), и таким же автоматом убивать тех, кого назвали «не нашими»? Помнится, этому парню, да и всему его классу я рассказывал о редких животных, которые вымирают по вине человечества – браконьеров, загрязнения среды и так далее. Говорил, что жизнь – наивысшая ценность, и нужно беречь ее в любых проявлениях, и по глазам видел – все понимают. Что же случилось теперь? Почему они готовы убивать людей, и записывать в предатели тех, кто этого делать не хочет?

Я думал, будет дождь, но облака рассеиваются. Солнце снова играет в витражном окне, и какая-то смелая птица нарушает тишину. Тишина здесь стоит давно. О вечных пробках, да и вообще уличном движении все позабыли с тех пор, когда в городе кончился бензин. Да и не только. В который раз собираюсь зайти в магазин за сахаром, но через секунду вспоминаю, что сахара тоже нет. Однако, обидно – кофе и так остались пара ложек, и пить его придется без малейшего удовольствия.
Нет, дождь, кажется, будет – откуда-то доносится грохот. Или это не гром? Какая разница? Ведь повлиять я не могу ни на то, ни на другое.

Солнце светит все смелее, бросая блики на сочную, пока не слишком запыленную листву. Невероятно. Эту аллею кленов мы посадили с учениками. До сих пор в голове не укладывается – мы каждый день ходили проверять, ничего ли не случилось с деревцами, принялись ли, никто ли не сломал. А теперь они дарят тень и обнимают небо… Сорву, пожалуй, лист, и положу в книгу. На память о тех временах? Нет, об этих.
Грохот сменился протяжным воем сирены. Странно как. Учебные тревоги раньше были по-настоящему тревожными. Теперь не учебная, но мне все равно. Не страшно не потому, что не верится – я много раз видел, что остается в местах попадания снаряда. Упрямство, наверное, и нежелание смириться всему виной или причиной.
Рев в небе нарастает. Одна стальная, смертоносная, рукотворная птица, пронеслась надо мной, совершая над соседним кварталом разворот.

«Уходите!»
«Беги!»
Мимо, следуя стрелке с надписью «Бомбоубежище» пронеслись несколько испуганных людей. Спасибо, но нет. Почему я должен от чего-то бегать и трястись от страха в холодной каменной норе, я ведь дома! Это мой город! Сумасшествие, не иначе.
До дома, кстати, оставалось метров сто. Много или мало? Что-то подсказывало – недостижимо. Значит, и ночь недостижима, и возраст в полвека. За ночь особенно обидно – я понял, что давно не смотрел на звезды.
Земля вздрогнула – сколько же у нее терпения?.. Сколько милосердия, если она до сих пор нас не уничтожила. Не перестаю удивляться. Столько металла в нее падает… Громкий свист. Я тоже падаю? Кажется, да.
Хорошо, что на спину. Теперь я вижу небо сквозь зелень кленовых листьев, и чувствую, что один из них еще зажат в моей руке. Отчего бы не посмотреть на небо сейчас, ведь когда еще придется? Такое печально-синее... След от ракеты разрезал его, но не испортил. Тепловые ловушки похожи на фейерверк. Или огни вечереющей автострады.

Боли совершенно не чувствую, только что-то густое изнутри наполняет горло. Но это ведь не в счет, это не сотрет с моего лица улыбки. Глупость, наверное, сейчас улыбаться, хотя, почему бы и нет? Если повернуть голову, кровь будет вытекать изо рта, и я еще несколько минут смогу видеть, как солнце играет в окнах пятиэтажки.
Будь в моей жизни маяк, конечная цель или нечто подобное, я бы сейчас, наверное, умирал не от ран, а от горя, что этого не достиг. А так – я совершенно ни о чем не жалею. Не жалею, что был, и что остался. Точнее, остались. Мой город и я. Вместе и в горе и в радости. И как там дальше? Пока смерть…