Белый туман

 
Ей не спалось. Вроде все было хорошо: и вчерашняя удачная охота, все сыты, довольны. Какой-то непонятный холодок нудел под ложечкой, заставлял принюхиваться, вслушиваться в темный лес, беспокоиться.
Напарник, уже старый, спал чуть сзади, иногда поднимал тяжелую голову на неспокойную подругу, вздыхал и снова опускал ее на лапы. Поодаль, лежали  дети: два переярка и четыре прибылых.
Вчера, с утра, еще по оттепели, отбили от стада молодого лося. Ей, пока волк насел на телка сзади, удалось резануть по артерии на шее, и было все кончено. Старшие дети поработали, похватали лосика за ляжки, а уже на упавшего и обессиленного, накинулись всей семьей.
Попировали, оставив на мокром снегу кровавое месиво и почти съеденного бычка.
Она не повела стаю далеко. Забились в глухой низинный ольшаник и устроились на отдых.
Во второй половине дня полетел мокрый снег вперемешку с редким дождем и присыпал следы, а ночью, сверкнув умирающей луной, пробежал над землей молодой морозец. Звонкая ледяная корка покрыла  снег. Над ней повис плотный замороженный белый туман.
Под утро сон сморил на мгновение  и она, уютно свернувшись, накрыв нос хвостом, провалилась в бездну небытия. Очнулась от звука ломающегося тонкого стекла, вскинулась и увидела, как укладывается на лежке один из переярков. Она все поняла и, рыча, бросилась на него, сбила с ног и больно ударила зубами по морде. Тот заскулил, прижался к земле и затих.
Вот откуда такая тревога, предчувствие беды. Ушли под снег и исчезли, будто пропали. Ледяная корка должна была задолго предупредить об опасности. Нет, не утерпел волчонок, сбегал к остаткам лося, полакомился, тем самым обнаружив свой след. И надо было ей уснуть….
***
То, что в Талдомский район из Тверской области зашли волки, стало известно еще накануне – кто-то видел следы стаи, и направлялись они в сторону Апсаревского урочища, лесным клочком расположившегося среди совхозных полей. Это было вчера, а сегодня утром уже хрустел шинами мой Газ-69 с командой охотников по охотугодьям.
Настроения не было, погода была не благоприятная, ледяная корка, образовавшаяся на снегу не оставляла надежды на удачную охоту. Да еще было неизвестно, задержались ли волки в районе или прошли насквозь.
Разрезали район пополам  и углубились в двенадцатый егерский обход. Подъехав к силосной яме и укрывшись за ней от ветра, решили осмотреться.
-Валентин! Взгляни ка на Апсарево… Там, справа, перед мелиоративной канавой, береза…..-
Слава Черных, егерь, протянул мне бинокль.
Подправив под свои глаза оптику, я нашел березу и увидел на ней черных птиц, неспокойных, суетящихся, то и дело срывающихся с веток, пикирующих к земле и снова взлетавших.
-Есть, кого-то задавили! Едем!- Попрыгали в машину и тихо заторопились в нужном направлении.
ВОроны, ворОны, сороки  недовольно заорали и расселись неподалеку, кося на нарушителей их трапезы. Стараясь не шуметь,  я вылез из машины, подкрался к месту трагедии. Разобраться в обстановке не составляло трудностей. То, что волки были здесь ночью, выдавал одиночный след, облепленный мелкими ледяными осколками. Пришел и ушел. Один. Но все указывало на то, что здесь орудовала стая. Вернувшись в машину, доложил обстановку. Надо было быстро затянуть урочище флажками. Трудность заключалась в том, что по правилам надо было бы углубиться в лес, чтобы за флажками не просматривалось чистое пространство поля, а это значит, что пришлось бы давить застывшую корку снега – слишком шумно и долго. Решили рискнуть и протянуть флажки по краю леса. Молча высаживали охотников с катушками, которые развешивали флажки на заиндевевшие ветки, толстые стебли оставшегося былинника,  на все, что попадало под руку, лишь бы быстрее, догоняя друг друга, вглядываясь вперед, боясь увидеть выходной след волков.
Красный пунктир побежал по опушке по краю обводной канавы.
Успели! Теперь уже не таясь, поправили флажки по всему периметру. Затянули почти шесть километров. Расставились. Один человек пошел в загон.
***
Стая слышала машину давно, но волчица не торопилась уводить выводок - людского говора слышно не было, а к звуку работающих машин уже попривыкли. И только тогда, когда стали слышны голоса, волчица прыжками рванулась на ветер, за ней последовали все волки. Внезапно волчица отпрянула в сторону и остановилась. Стая, налетая друг на друга, сбилась в кучу. Метрах в десяти впереди над землей на уровне глаз, трепыхались на ветру темные непонятные предметы. От них пахло чем-то резким и человеком. Секунду помешкав, волчица повела стаю вдоль флажков, и тут же правый ее бок  обожгло, а из-за небольшой елочки так громыхнуло два раза подряд, что заложило уши. Бежавший сзади переярок взвыл, и, скуля, завертелся на месте.  Волки, уже не соблюдая порядка, бросились врассыпную. Грохот слышался со всех сторон. Лес  наполнился людскими криками, выстрелами, снег окрасился кровью. За полчаса все было кончено. В последний момент, ошалевшая от выстрелов и визга раненых сородичей, запаха родной крови, прикусывая ободранный картечью бок, волчица бросилась на противный запах и такие страшные шевелящиеся предметы. Здесь флажки упали почти на снег,  сорвавшись с, не выдержавшей ветки. Повизгивая от страха и боли, она огромным прыжком перемахнула препятствие, запачкав желтым снег.
Тогда она два дня ждала чуда - может быть кто-то остался из стаи, и догонит ее по следам. Ее пытались снова затянуть флажками, но она не стала испытывать судьбу и ушла сразу подальше в глухие тверские болота.
Волчица долго болела. Выщипывала твердые картечины из под кожи, зализывала раны. Боль потихоньку успокоилась, разорванная кожа загрубела  розовыми швами, проплешины подернулись мягкой подпушью. Иногда, в сырую холодную погоду, щемили в правой лопатке  свинцовые комочки, затянувшиеся плотью и навсегда оставшиеся в ее теле. Постепенно силы вернулись к ней. Пристроившись к стаду кабанов, перезимовала, оставив свинье одного поросенка из когда-то большого выводка. Весной потравила зеленкой паразитов, накопившихся за зиму, пожировала на птичьих кладках, подавила хлопунцов. Кожа на теле расправилась, в мышцах появилась бывшая уверенность.
Она несколько раз находила чужие стаи, кочевала с ними, но не смогла смириться со вторыми ролями и свыклась с одиночеством.
Прошло четыре года. Толи из-за болезни, толи уже от старости, к ней  не приходило чувство потребности в материнстве, и к этому она привыкла. А тут, как-то, в конце января, солнечным морозным утром,  пробежала дрожь по соскам с левой стороны,  и она, неприлично раскорячившись, ткнулась носом в пах и застыдилась услышанному в себе, подняла морду к солнцу, задышала, прищурив глаза, высунув язык и заулыбалась.
Ночью она обозначила себя голосом и в течение двух дней нашла гонную стаю, которая еще не распалась, но переярки уже заявляли свои претензии, получая трепку от вожака. Горячей молнией она ворвалась к чужакам и увела за собой крупного, лобастого тинейджера. Молодой волк пытался заигрывать с волчицей, выказывая знаки внимания, играл с ней, закидывал на нее передние  лапы, скреб когтями снег,  тыкался носом в бока. Четыре  дня еще не подпускала его к себе волчица и вдруг сама прогнулась перед ним, положила голову на снег и, отскочив в сторону, увлекла за еловый подрост, на небольшую полянку. За трое суток, в горячке, пролетела любовь, а на четвертые, молодой неожиданно встретился с оскаленной, со сморщенной верхней губой,  мордой волчицы, обнажившей еще крепкие белые клыки. Он, вопреки волчьим законам, больше был ей не нужен.
В марте волчица оборудовала нору под выворотом огромной сосны, поднявшей на корнях толстый слой песка. Место было сухое, на возвышенности. Подходы были скрыты густым сосновым мелятником и буреломом.
В начале апреля родились  щенки, всего два  – первый, появившийся на свет, был крупным кобельком, второй оказался самочкой, такой нежизнеспособной, что волчица в первый же день отнесла его подальше от логова и спрятала в ветках лесного хлама, тут же забыв о нем. Сына облизала и подтолкнула к сочащемуся молоком соску. Тот довольно зачмокал. Молока хватало, и мать несколько дней не бросала малыша. Проголодавшись, отлучилась не на долго, выследила на току зазевавшуюся копалуху, и пополнила запас сил. Потом она кормила его полупереварившейся пищей  и, наконец, вывела  на охоту. Первой добычей был маленький еще полосатившийся детеныш кабана, которого волчица просто выхватила из стада и чуть придавила. Волчонок сразу показал, кто есть кто и трепал поросенка, до тех пор, пока тот не испустил дух. После чего и был съеден.
К началу зимы волки промышляли уже на пару – не примыкали ни к одной стае, держались независимо, особняком. Пара была смелой, дерзкой и беспощадной.
***
Охота на копытных была закончена. Закрыты все лицензии. В угодьях стало тихо. И тем более странным показалось сообщение  о виденных следах лося проложивших кровавую строчку через дорогу в Апсаревском урочище.
В тот же день, выписав разрешение на добор подранка, я выехал на указанное место. То, что удалось выяснить по следам, повергло в шок. Лосиха, кровянила снег задними ногами, которые здОрово приволакива. Пройдя в глубь леса метров семьдесят я увидел ее стоящую, прислонившуюся к стволу ольхи. Рассмотрел животное в оптический прицел и понял, что у лосихи порваны сухожилия задних ног. Это насторожило. Стал обходить корову стороной и обнаружил свежую набитую лисью тропу и тут же в завале наткнулся на недоеденную тушу лосенка. Следы волков уходили на запад в чащобник.
Быстро вернулся к машине и уехал подальше. Набрав на телефоне номер егеря, объяснил ему, что надо делать, сколько брать флажков, собрать группу охотников. Через три с половиной часа, уже в сумерках, оклад был затянут во флажки. Выходных следов волков не было.
***
Странное чувство ностальгии преследовало волчицу. Оно давно не давало ей покоя. Ее тянуло в то далекое время, когда она была счастлива, в то урочище, где семья еще была в полном составе, все были живы и здоровы, где она, пересилив страх, первый раз ушла из мертвой петли. Может быть, ее тянуло туда осознание вины за смерть стаи?
И, подчинившись этому чувству, она привела сына в то прошлое, в тот лес, в настоящее. Найдя лосиху с лосенком, волчица, со свойственной ей дерзостью, нырнула той под живот, рванула сухожилие на задней ноге животного. Сын атаковал корову с головы и,  получив копытом передней ноги лосихи в бок, полетел в снег. Этого мгновения хватило волчице, чтобы разорвать сухожилие на второй ноге жертвы. Лосиха осела на задние ноги и, трясясь всем телом, негромко мычала. Лосенок смотрел на мать и ничего не понимал. Одним прыжком матерая очутилась на шее несчастного и вгрызлась в основание черепа. У лосенка подломились ноги, и он рухнул в снег.
Два дня волки не спеша кормились теленком, а лосиха, обездвиженная, почти лишенная возможности передвижения, ходила неподалеку и наблюдала сквозь белый туман тоски, поселившийся в усталых глазах, за происходящим. Волчица законсервировала лосиху, намереваясь покончить с ней после того как будет съеден ее теленок.
***
Илюшин Толик, был охотником никудышным, но парнем компанейским, добрым и не обидчивым. Славился тем, что плохо стрелял и, будучи поставленным в самое плохое место (абы куда -. все равно здесь зверь не пойдет), странным образом притягивал к себе животных. Они выходили на него с завидным постоянством. Он стрелял, а мы потом день или два преследовали подранков. То ранит лося по заду и тот истекает кровью, пока его добирают. То перебьет животному нижнюю челюсть, а нам догоняй. Его бранили жуткими словами, а он только застенчиво улыбался. Вот и сейчас его поставили к одинокой толстой сосне на опушке леса, спиной к полю, где темнел зеленой краской 69ый ГАЗон. В глаза било ослепительное солнце. Утро  выдалось на славу, с легким морозцем.  На темно коричневой коре сосны запарИло.
Не громко крикнули, и все стихло, притаилось.
***
Волчица, почуяв неладное, постояла, вслушиваясь и понеслась галопом с места лежки. Молодой последовал за ней. В этот раз она не стала раздумывать, и сразу пошла на флажки. Они висели высоко и, вжавшись брюхом в снег, нырнула под них. Свалилась в мелиоративную канаву, помчалась по ней. Сзади раздался выстрел, волчица обернулась и не обнаружила сына. Отбежав с километр, забралась на бетонную стену силосной ямы, устремила взгляд на лес, оставшийся сзади.
Около часа она пролежала в ожидании и, отчаянно взвизгнув, полетела обратно своим следом, снова залезла в оклад и засеменила искать волчонка.
***
Выстрел прозвучал давно, стояла тишина. Толик прислонился спиной к теплому стволу и, съехав по нему на снег, придремал. Встрепенулся от неприятного холодка страха и тут же услышал недалекое дыхание зверя, очнулся и широко открытыми испуганными глазами увидел, как к нему приближается  волчица. Она прыгнула. Толик, загородившись ружьем, нажал сразу два спуска. Волчицу откинуло в сторону, и она, уже мертвой, упала в снег.
 Ее глаза заслезились и подернулись белым туманом.
***
Лосиху обнаружили лежащей в снегу. Подняться она уже не могла.