Валька теряет отца

отрывок из ненаписанного романа


К лету 1963 года все братья разъехалась кто куда. Юрий и Геннадий в поисках лучшей жизни подались в Свердловск, Борис служил в армии, а Виктор продолжал жить с матерью и вести от него приходили крайне редко. Валентин, которому только исполнилось 17 лет, заканчивал учёбу в Кунгурском автомеханическом техникуме. Ему осталось пройти практику и написать дипломную работу. Практику учащиеся техникума проходили по распределению на предприятиях Кунгура и Перми, кому как повезёт.
Отец его, Григорий Иосифович, продолжал работать в кунгурском локомотивном депо. Не смотря на тяжелый труд, заработки железнодорожников в ту пору были на порядок выше, чем в целом по городу, а пенсия была не за горами.
– Валентин, ты бы в огороде полил что ли, – сказал Григорий, выглядывая в окно. – Глянь, как солнце палит. Пожжёт всё… И Клавдия жалуется, ты ей совсем не помогаешь.
– Помогаю, когда могу, – ответил Валька, валяясь на кровати с книгой.
Не прошло и года, как в доме объявилась Клавдия. Отец познакомился с ней где-то на работе, и вот, решили жить вместе. Поначалу Валька не был против, отец еще мужик крепкий, в доме без женской руки тяжело. Но постепенно присутствие в доме чужого человека стало не на шутку напрягать. Ко всему, Клавдия начала заводить свои порядки и делала это втихаря, когда отец был на работе. Но лишь Григорий возвращался домой, начинала источать ласку и радушие. Этакая двуличность выводила Вальку из себя, но он терпел.
– Ты еще во вторник обещал забор покрасить. А уже четверг на дворе.
– Бать, мне Штильмарка только на один день дали почитать. 20 страниц осталось, я дочитаю и покрашу.
– Свежо предание, да верится с трудом! – нахмурился отец и вышел из комнаты.
Валька искал глазами строчку, на которой оставил чтение, но вдруг услышал из кухни приглушенный голос Клавдии:
– Вот… Что я говорила… И так целый день. Что его не попросишь, всё потом да некогда, а я одна по дому мечусь. У меня ведь не сто рук.
«Вот дрянь баба!» – думал Валентин. – «Ведь ни разу ко мне не подходила… И вообще, кто она такая, чтобы здесь командовать?!» – Он сел и бросил книгу на подушку. – «Будет вам забор».
– Ты куда это собрался? – спросил отец, когда Валентин завязывал шнурки.
– Забор красить! – буркнул он в ответ.
– Ты бы еще пуще вырядился… и галстук прицепил – соседей смешить.
Никакой забор красить Валентин не стал, а прямиком отправился к своему другу Генке Митрофанову, с которым вечером договорились идти на танцы. Танцевать из них никто не собирался, да и не умел, но по вечерам на танцплощадке собирался весь цвет местной молодежи. Те, кто постарше, крутили любовь под пластинки патефона, а кто возрастом пока не вышел, приходили просто постоять в сторонке и поглазеть, как бы зрительно участвуя в этом празднике жизни.
А для местной шпаны танцплощадка что дом родной. Куда еще идти пацанам, если весь район либо в кино, либо здесь. Здесь жизнь, здесь можно потрепаться по-взрослому, не стесняясь в выражениях, можно подраться с «залетными» за «своих» девчонок и также по-взрослому выпить вина. Напускной бравады было хоть отбавляй!.. А чего стоили долгожданные провожания до дому, где и раскручивались самые страстные романы.
Валька не относил себя к шпане, но и в «активисты» не лез. Для него, как и для многих, это было единственное понятное и доступное вечернее времяпровождение. А еще ему приглянулась девушка, которая с недавних пор стала появляться на танцах, но пока не танцевала, а лишь стояла в сторонке с подружками. Валентин узнал, что её зовут Марина и ей 15 лет. И хотя он считал себя взрослым, очень стеснялся и не мог к ней подойти.
– Здравствуй, дядя Ваня!
– И тебе не хворать, – просипел в ответ Иван Алексеевич, отец Генки. – Куды собрались-то?
– На танцы.
– Меня с собой возьмёте? – хохотнул старый солдат, похлопав ладонью по деревянной ноге.
– Возьмём. А тебя тетя Маша отпустит? – улыбнулся в ответ Валентин, взглядом указывая ветерану на жену, которая скрывая смех в ладошку, стояла у него за спиной.
– Да пущай идёт, костылями своими помашет!... – хохотнула она.
На смех из маленькой комнаты появился Генка:
– Здорово! Ты чё так рано?
– Да Клавдия с отцом заели. – Валентин прошел в комнату, уселся на кровать и начал разглядывать репродукцию «Утро в сосновом бору», словно видел её впервые в жизни. – Давай вина бабахнем?
– Давай, – встрепенулся Генка. – У тебя деньги есть?
– Позавчера стипендию давали… – Валька вытащил деньги из кармана брюк. 
– А я у бати поллитру самогонки слил…
– Тогда гуляем!
… До танцплощадки они в тот вечер всё-таки добрались, но слишком поздно, когда все уже разошлись. А наутро Валентин имел тяжелый разговор с отцом.

– Ты что же это творишь, стервец? Совсем распоясался?... Пьешь без меры… По ночам бродишь невесть где… Клавдия говорит, заявился под утро, всех собак в округе взбаламутил.
«Она расскажет, ты ей больше верь…» - Валентин уткнулся в подушку и молча выслу-шивал нотации отца.
– Помощи от тебя не дождешься. Забор третий день покрасить не можешь. Мне в доме лодыри и бездельники не нужны.
– Да дался вам этот забор. Сказал покрашу, значит покрашу.
– А веры тебе, сынок, ни на грош. Ты и вчера обещал, и позавчера…
– Ни и ладно! Живи со своей… – Валька вскочил с кровати и стал натягивать штаны. – А я сам как-нибудь проживу! Не пропаду!
Григорий Иосифович замолчал. Валька еще что-то говорил и говорил, а отец молча смотрел на него. И только по глазам можно было понять, как больно и тоскливо было ему сейчас.

Несмотря на будний день, в техникуме почти никого не было.
– Яков Дмитриевич! Яков Дмитриевич! Подождите… – Валентин бросился в след заместителю директора Синельникову, человеку богатырского телосложения и такого же характера.
– Метёлкин? Тебе чего?
– Яков Дмитриевич, меня на РМЗ определили на практику, а мне нужно, чтобы с общежитием.
– С общежитием только в Перми, да и закончилось распределение уже.
– Я знаю, но у меня обстоятельства…
– Какие еще обстоятельства? – нахмурился зам.директора. – Давай, рассказывай…
Валька понял, что сейчас лучше не врать, и честно рассказал и про мачеху, и как поссорился с отцом, утаив только эпизод про вчерашнюю пьянку.
– Да, ситуация… Только не дело это, Валентин, с отцом ругаться и от трудностей бе-гать, – задумчиво сказал Яков Дмитриевич, но подвинув телефонный аппарат поближе, доба-вил: – Ладно, попробуем помочь горю твоему.
Через пару минут он дозвонился до отдела кадров Пермского оптико-механического завода:
– Здравствуйте, это вас из Кунгура беспокоят. Мы направили к вам 10 практикантов. Одиннадцатого возьмете? Что? Без места в общежитии? Ничего, потеснятся… потеснятся, говорю! Спасибо.
– Ты сейчас бегом в канцелярию, пока Зинаида Матвеевна не ушла. Скажешь, что от меня, пусть выпишет тебя направление. А в общежитии с ребятами сам договаривайся.
– Спасибо, огромное, Яков Дмитриевич.
– И чтобы с отцом помирился! – Грозно прикрикнул в след убегавшему Вальке богатырь.

Мы пропустим следующие полгода, пока Валентин жил и работал в Перми. Скажу лишь, что это была классическая рабочая общага где-то на улице Мира с тараканами, выпивкой и песнями под гитару. Спали сначала как придётся, а потом выменяли у коменданта за бутылку старую кровать и матрац. Впрочем, деньги Валька старался понапрасну не тратить и с нетерпением дожидался конца практики, чтобы вернуться домой, положить деньги на стол перед отцом и сказать: «Батя, извини меня, но я не бездельник. Вот тебе мой заработок. Это тебе на расходы.»
Пару раз Валентин на выходные приезжал в Кунгур, чтобы увидеть Марину, с которой он-таки осмелился познакомиться, но дом свой старательно обходил стороной, говоря себе: «Не время. Рано…» Ночевал, как всегда, у Генки, а к понедельнику возвращался в Пермь. Последний раз он приезжал «домой» на Новый год.

В конце февраля 1964 года Валентин ступил на перрон станции Кунгур, утяжеленный внушительной пачкой заработанных денег. Была самая середина рабочего дня. Резонно смекнув, что отец вернется только вечером, а общаться с Клавдией ему не с руки, он решил сначала зайти к Митрофановым.
– Наше вам!
– И наше вам! – друг встретил его с распростертыми объятиями. – Есть хочешь?
– Не, – вежливо отказался Валентин. – Лучше расскажи, как тут Марина поживает, ни с кем не гуляет?
Генка, оставленный на период отсутствия негласным «опекуном» Марины, многозначительно начал:
– Ходил тут один огрызок, весь козырный из себя…
– Ну, не тяни…
– Да ты его знаешь, Лёха Горюнов, стиляга долбанный.
– И чё?
– Ничё… Вломил ему по гребню пару раз, он дорогу и забыл. Так что всё в ажуре… С тебя бутылка.
– Не вопрос! Я до магазина и обратно…. Только я сегодня чуток совсем, – вспомнив о грядущей встрече с отцом, сказал Валентин.

– А Марина про тебя спрашивала… Спрашивала, когда вернешься, – многозначительным полушёпотом говорил захмелевший Генка. – Будто сама не знает.
– А она и не знает, – ответил Валентин. – Я ей спецом не говорил. И обещаний никаких не требовал.
– Так какого лешего меня припахал бдеть… тьфу, бдить… или бдеть… Как правильно?
– А такого… Обещала – не обещала, а пригляд нужен.
– Тебя хрен поймешь, Вал! Всех запутал.
В комнату Генки вошел Иван Алексеевич, вернувшийся из деревни от родственников. Валька слышал, как подъезжали дровни и как храпела Заря – старая пегая кляча, помнившая еще Наполеона Бонапарта:
– Здор;во, молодежь! Что отмечаем?
– Бать, Валька с практики вернулся из Перми, - Генка вскочил, освобождая отцу место и плеснув в стакан креплёного вина.
– Понятно. Ты, Валька, у нас заночуешь, как всегда?
– Я домой, дядя Ваня. Мне с отцом встретиться надо, он уж, поди, вернулся с работы, - засобирался Валентин. За разговорами про Марину он не заметил, как уже стемнело.
– Так уехал он, – ответил Иван Алексеевич.
– Кто уехал? – Не понял Валентин.
– Отец твой… Григорий Иосифович.
– Как уехал? Куда? – Валя не оставлял надежды, что всё это – розыгрыш дяди Вани.
– Да не знаю я… В Пермь, кажись. Продал дом со всем барахлом и уехал.
Наспех набросив пальто, Валентин бежал в сторону своего дома. Вот он, родненький… От дома Митрофановых от него был всего один квартал. Откинув потайную задвижку, он отпер двери в сени, и собирался пройти в дом, как наперерез ему бросилась черная неизвестная псина. Он стремительно выскочил обратно и забарабанил по двери кулаком.
В доме зашевелились.
– Кто там? – раздался незнакомый женский голос.
– Это мой дом, я здесь живу! – Крикнул Валька первое, что пришло на ум. – Откройте.
– А ну не шуми. А то милицию позову. Дом этот мы купили. И я тебе не открою, ходят тут всякие…
– А предыдущий хозяин, Григорий Иосифович Метелкин… Где его искать? Я сын его, Валентин…
– Он про то ничего не сказал. Сказал, что срочно деньги нужны, в Пермь переезжает. –  Давай, иди отсюда, – голос стал звучать помягче. – А то ведь и впрямь милицию позову.

Идти было некуда. Ноги сами побрели к дому Митрофановых.
– Как так, дядя Ваня? Даже не сказал, где его искать, – Валька был не просто растерян, он был подавлен. – Куда я теперь? Мне же еще диплом писать… Хорошо, если в общаге место дадут, а если нет?
–  Ты, Валь, вот что, –  старый вояка тронул его за плечо. –  Ты нос не вешай. Ты Генке всегда как брат был, а мне как сын. У Генки места много. Тут раскладушку поставим. Живи у нас сколько хочешь… Генка, ты ж не против?
– Я только «за»! – вскинул обе руки вверх Генка.
Валентин опять растерялся. Второй раз за вечер его развернуло на 180 градусов.
– Дядя Ваня, спасибо. Только, дядя Ваня, вы деньги возьмите… на продукты. – Он протянул Митрофанову-старшему пачку денег, приготовленную для отца.
– Ты это брось, Валька! Чай, не война, не голодаем. Но если пить с Генкой начнете безбожно, не обессудь. Как родного сына вожжой отхожу.
– Ну, это завсегда пожалуйста, - улыбнулся Валентин.
Так и зажил он в доме Ивана Алексеевича приёмным сыном. Здесь отметил своё совершеннолетие, здесь получал диплом, и отсюда уходил в армию. Но это, как говорится, уже совсем другая история…

А отца Валя месяца через три случайно встретил в электричке. Тот рассказал ему, что из Перми пришел срочный приказ о расформировании кунгурского депо, где он работал. Всех, кто подлежал увольнению, приглашали переводом в Пермь и обещали трудоустроить по специальности в пермском депо. Григорию Иосифовичу оставалось три года до пенсии, и он решился на переезд. Буквально в первый же месяц появилась возможность построить кооперативную квартиру, и были нужны деньги на первый взнос. Потому и был срочно продан дом, и нового адреса пока не было.
– Вы все повзрослели, разлетелись кто куда, – рассказывал в последствии сыновьям Григорий Иосифович. – А мне тогда вашими поисками заниматься было некогда. Я знал, что в каждом из вас крепкий запас работоспособности и порядочности, что не пропадете. Потому и не волновался особо.

Вы спросите, а при чем здесь Марина?
Марина дождалась Валентина из армии и в 1969 году вышла за него замуж, а в мае 1970-го родился я.


20 мая 2017 г.
Пермь