Мир без Бога. Глава третья

Глава третья
Начало круга
За четыре года работы Стас плотно увяз в рутине школьной жизни, а она в нем. Он не мог не убедиться, что всякий день в школе похож на другие: все та же суета, все та же маета. Всякий, даже первое сентября! И учителя, и ученики думают, что это начало чего-то нового, неизвестного; в действительности же это – начало всего лишь очередного круга суеты и маеты.
Коллеги Стаса такую его невеселую мысль, узнай про нее, наверняка бы не одобрили. Математичка Анжела Николаевна прицепилась бы к пустяку: "Начало круга? Но позвольте, разве бывает у этой геометрической фигуры начало?" Завуч Лариса Владимировна покачала бы головой и перевела б тему в область восприятия жизни: "Не нравится мне ваш настрой!" А директор Сергей Степанович, супруг ее, не замедлил бы разразиться еще одним периодом о педагогическом искусстве, о славном его прошлом, где не было места рутине и скуке, а только полету мысли и движению вперед, об унылом настоящем, где дело обстоит противоположным образом; не обошел бы и будущее. Возможно, закончил бы не обычной шуткой: "На вас вся надежда", – а глубокомысленно бы изрек то, о чем думал частенько: "Будущее – интересная, должно быть, вещь. Жаль, мы туда, как в сказочную страну, не попадем. А если попадем, то оно станет настоящим. А настоящее нам неинтересно; вот когда оно по мере времени превращается в прошлое, тогда мы, словно проснувшись, понимаем, что оно не такое уж отвратное. То есть было не таким отвратным". Из этих слов Стас тотчас бы сделал вывод, что у директора каша в голове. Поэтому тот, чтобы не допустить такого конфуза, завершил бы монолог все-таки шуткой, подтвердив в который раз предсказуемость свою в частности и мира в общем.
... Первого сентября 2003 года Стас встал пораньше, тщательно выбрился, поминутно при этом вздыхая, надел приготовленные с вечера парадные рубашку, брюки и туфли и направился в школу, на торжественную линейку. Жил он в четверти часа ходьбы: городок маленький, все рядом.
По дороге Стас был снедаем, где-то глубоко внутри, противоречивыми чувствами. С одной стороны, после летнего безделья – он пробыл в праздности все лето в гостях у двоюродного брата – бытие теперь наполнится если не смыслом, так хотя бы делом, и это радовало; с другой – вся эта наполненность делом уже бывала раньше, и это печалило. На выходе же из души имелись покорность судьбе и спокойствие. По их причине Стас шел не спеша, как и подобает видавшему виды человеку, ничего не ждущему. И размышлял: "Вот и опять начинается эта свистопляска. Уроки, планы уроков, проверка тетрадок, педсоветы... И в такой круговерти – вся жизнь?!"
Стаса обгоняли школьники; те, кто был из его классов, заглядывали в лицо, произносили, с разной степенью почтительности:
– Здравствуйте, Станислав Викторович!
– Здрасьте, Стаслав Викторыч!
Или просто:
– Здрасьте!
Он кивал в ответ; ему казалось, что степенно и солидно, дети считали, что хмуро. Стас даже услышал, как девятиклассник Вася Чумаков, не в меру полный и не в меру остроумный мальчик, обогнав его шагов на десять, сказал на ухо товарищу:
– Русич явно не рад первому сентября: как будто лимон съел. Да, а помнишь этот анекдот: иди съешь лимон, а то рожа больно довольная? – И ребята засмеялись.
Стас приосанился, постарался придать физиономии доброжелательное выражение. Это оказалось кстати: с ним как раз поравнялись две одноклассницы Васьки Чумакова – Таня Ковалева и Оля Ливнева, причем последняя была очень миловидная девушка. Как у любого молодого мужчины, на сердце у Стаса при созерцании девичьей красы расцветали цветы. И на их приветствие он совершенно искренне улыбнулся и позволил себе пошутить:
– Здравствуйте. Готовы писать сочинение "Как я провел лето"?
– Опять? – тоже улыбаясь, спросила Оля Ливнева. – Каждый год одно и то же!
– Такова жизнь, – развел руками Стас.
– Какая грустная жизнь! – задумчиво проговорила Таня Ковалева, и девочки ускорили шаг.
В иное мгновение Стас нашел бы в этой фразе здравое зерно, но только не сейчас. Он был поглощен разглядыванием удаляющихся фигурок девятиклассниц. Как же они выросли и повзрослели за три летних месяца! Уже нет и следа от детской угловатости, вполне оформились в юных дев, по крайней мере на вид сзади. И эти ножки из-под коротеньких юбочек... Особенно длинны и стройны у Оли; Стас в восхищении задержал на них взгляд.
Неожиданно Оля обернулась, и он смутился в опаске, что она догадается, куда он так пристально смотрит. Но она, кажется, ничего не заподозрила, а только опять улыбнулась. "Какая чарующая улыбка! До чего же идут ее белые зубы ее черным волосам, – подумалось Стасу. Тут же он себя одернул: – Ну и глупость насчет зубов. Если б в таком роде мой ученик выразился в сочинении, я снизил бы оценку на четверть балла" (у него была своя система выставления баллов, которую и ученики, и завуч понимали смутно).
За мыслями об Оле он не заметил, как добрался до школьного двора. Там было предсказуемо многолюдно: дети, родители, учителя. И у всех, на кого ни падал взгляд, Стас обнаруживал за внешней приподнятостью настроения надежду на что-то хорошее. Каково же будет их разочарование, когда все они – в особенности ученики – по прошествии времени поймут, что вокруг каждого из них в этот первый день осени всего-то сомкнулся следующий по счету круг суеты и томления духа.
К воодушевленности окружающих Стас относился свысока, хотя этого не показывал. Проходя по двору, с улыбкой принимал поздравления с Днем знаний и поздравлял в ответ. Влившись в толпу коллег, имевшую претензию на шахматный порядок, он вместе со всеми стал дожидаться начала линейки, наперед представляя весь ее ход. Чуть поодаль Стас увидел Веронику. Веронику Всеволодовну, преподавательницу начальных классов. Укололо запоздалое раскаяние: он ни разу не вспомнил о ней за все лето. "Значит, я ее не люблю".
Вероника, словно почувствовав его взгляд, повернулась к нему. Он кивнул ей, она тоже кивнула, подчеркнуто сухо. "Обиделась, – подумал Стас. – Ох, и тяжелый разговор предстоит".
Из динамиков раздались звуки песни "Школьные годы чудесные". Стас обвел глазами пространство. И дети, и взрослые почудились ему удивительно похожими: одежда белый верх, черный низ, цветы в руках, торжественное выражение лиц, готовое уже, в преддверии речи директора, смениться на скучающее. Оно и сменилось, когда Сергей Степанович подошел к микрофону и завел шарманку на полчаса. Из его велеречивых уст рекой полились знакомые каждому, кроме, естественно, первоклашек, слова о значимости школьного периода в жизни человека, о сотворчестве учителей и учеников на уроках и вне их, о великой роли Педагога... Стас слушал, но не слышал. Или слышал, но не слушал. Взглядом выхватил среди девятиклассников Олю Ливневу, то есть ее черные волосы и лоб, остальное заслонил стоявший впереди нее Леша Китаев. Но и этого хватило, чтобы погрузиться в радостные раздумья о ее красоте.
Когда директор наконец закончил, по рядам пронесся вздох облегчения, и долгожданный первый звонок был встречен всеми с несказанным восторгом. Стасом же – с некоторой жалостью, как будто у ребенка отняли понравившуюся игрушку, к которой только начал привыкать.