В Ленинград!

     Я не был в Питере, можно сказать, что не был и в Ленинграде. Помню, как-то в одна тысяча девятьсот восемь… Вот, зас-с-сада! Написал эту фразу, и тут же представил седого старика в мятом пиджаке перед классом битком набитым скучающими пионерами … Одним словом, в бытность мою инженером-электронщиком (нынче их принято называть не иначе, как “инженер-паяльником”) на одном из оборонных предприятий, одним удивительно жарким летом отправили меня в командировку в Ленинград. Сказалась нехватка электронно-лучевых трубок для графических дисплеев, а выпускали их на каком-то заводе в Выборге. Вызвали меня на ковер к шефу, и радостно сообщили, что я удостоился чести съездить в Выборг за этими деталями, и слегка обалдевшего от неожиданно свалившегося счастья, вывели за порог. Дальше, как тогда и было принято на больших заводах – ”бегунок”, масса подписей людей, совершенно не имевших отношения ни к этой поездке, ни к ее причине, и более того, не имевших понятия о сути и назначении требуемых деталей. Получение командировочного удостоверения в приемной, и суточных из расчета на три дня в кассе. Далее последовали инструкции от шефа, из коих явствовало, что утром во вторник мне надлежит прибыть в Ленинград, в этот же день переправиться в Выборг, там появиться на таком-то заводе, где меня поселят в гостиницу, примут заявку, и переночевав я должен был ехать опять в Ленинград откуда вечерним поездом вернуться домой. Правда, так как у нас есть острая необходимость в срочном ремонте дисплеев, две трубки я должен был привезти с собою, что несколько умерило мой пыл, но не настолько, чтобы отказаться от командировки вовсе.

     На следующий вечер я уже торчал на перроне Южного Вокзала в ожидании поезда, и весь в предвкушении интереснейшей поездки. Знал бы я тогда степень ее интересности, ни за какие коврижки бы не поехал. Меня даже не насторожило то, что вагон оказался плацкартным. “Ну, и что? Ведь я еду в Ленинград!” – подумал я тогда. Подумал я правильно. Именно туда я и ехал. В вагоне было битком. Народ, толкаясь задницами, распихивал узлы, сумки, котомки и чемоданы. Окна не открываются. Душно. Моя полка, разумеется, верхняя. Через некоторое время в вагоне запахло потом, и едой различных способов приготовления, что вызвало у меня чувство отвращения к какой бы то ни было еде вообще, и к вареной курице с картошкой соседей снизу, в частности. У меня с собою была только спортивная сумка, которая играла роль амортизатора между моей головой и подушкой, которую с успехом можно было использовать в качестве оружия массового поражения, в случае нападения супостатов, поскольку своею твердостью она напоминала только что высохшую бетонную блямбу. Проверять ее на вест я благоразумно не стал, поскольку, если бы я ее случайно уронил, то мог запросто покалечить соседей снизу.

     Жарко. Дружно потеем. Снизу доносится как хруст огурцов и лука, так и запах сопровождающий процесс потребления последних. В такой духоте вдруг подумалось о том, что хорошо, что кто-то из обитателей вагона не догадался взять с собою горох в качестве десерта. Мысль мне показалась забавной, и я сдавленно захихикал. Хруст прекратился. Я замолк. Через некоторое время звуки снизу возобновились.

     Часа через полтора в проходе показались щеки проводницы, из недр коих изверглась тирада, которую я попытаюсь донести дословно, далее цитирую: ”Для отъехавших! Так! Ешьте-пейте сколько влезет, но знайте – туалеты еще не работают! Кому надо – есть одеяла!”

     Связь этих двух сообщений меж собой ускользала от моего замутненного жарою рассудка. Первое замечание было встречено гробовым молчанием. Соседи снизу растерянно взирали на, раскинувшуюся костями по столу, курицу, изрядно сдобренную отгрызенными от огурцов попками и огрызками яблок. У меня это известие ни каких эмоций не вызвало, поскольку “есть-пить” мне было не чего, а от всего, что было лишним, мой организм благоразумно освободился еще на кануне моего появления на перроне вокзала. Вторая же часть тирады, исторгнутой голосовыми связками проводницы, вызвала у большинства, вконец ”отъехавших” от жары, страдальцев нервный смех на грани истерического.

     Далее, я уже помню смутно, поскольку на верхней полке было особенно жарко, и душно. Я лежал на жесткой полке, со спортивной сумкой под головою, временами проваливаясь в забытье, и все происходящее вокруг воспринималось мозгом, как горячечный бред.

     Из душного оцепенения меня вывел порыв свежего воздуха, воспринятого легкими, как глоток чистого кислорода, и грудная клетка от глубокого вдоха раздулась так, что затрещали пуговицы на вконец мокрой рубашке. Шум снизу возвестил о скором окончании пытки вагоном-плацкартом. ”Отъехавшие” в спешном порядке хватали вещи и толкаясь, выставив вперед сумки, мелкими шажками семенили по проходу к выходу из вагона.

     Я, нежась в притоке свежего воздуха, решил переждать сутолоку и спокойно выйти последним. Выйдя на перрон Варшавского вокзала, я стоял обдуваемый свежим ветерком, и пытаясь проникнуться осознанием того, что я в Ленинграде. Все попытки были тщетны. Закурил. Все равно не проникся. Пришла мысль, что видимо это не совсем то место, где проникаются вышеуказанным осознанием. В скобках стоит заметить, что на тот момент я имел весьма смутное представление, как ориентироваться в незнакомом городе, а о том где находится город Выборг, и с какого вокзала туда ходят поезда, не имел понятия вовсе. В то время у нас Интернета не было, и информационные ресурсы были весьма ограничены. Доброжелательно настроенная старушка в справочной вокзала мне поведала, что дальнейший мой путь лежит на Финляндский вокзал, и что добраться туда я могу на метро, этот тут рядом, и моя остановка площадь Ленина-Финляндский вокзал.

     Перекусив в буфете пирожком с повидлом за пять копеек и запив его подобием чая, я вооруженный напутствием старушки, перекинув полупустую, легкую сумку через плечо, двинулся прочь с вокзала на поиски станции метро. Честно признаться, я плохо помню, как я шел к этой станции, и что видел по дороге, поскольку в пропитанной потом одежде, помятый, небритый и совершенно не выспавшийся, я чувствовал себя весьма некомфортно. В таком состоянии мне было не до окружающих красот, ежели таковые имелись. Помню только набережную какой-то реки, закрытый на ремонт мост с какими-то крылатыми чудищами, покрашенными золотой краской, лоток в котором продавали сгущенку в банках и кетчуп в бутылках, причем к первой в нагрузку придавались два килограмма лука, а ко второму кило фарша сомнительного происхождения. Пыльный, жаркий, без каких-либо признаков растительности, уходящий куда-то далеко, прямой, как вязальная спица, проспект. Более в первый день о Ленинграде я ничего не запомнил. Также смутно помню и Финляндский вокзал, а как я ехал в электричке до Выборга не помню вообще, поскольку спал.

     Меня разбудили, когда электричка остановилась на вокзале в Выборге. Я зашел в привокзальный туалет, более или менее привел себя в порядок. Сменил одну мятую рубашку на другую, еще более мятую, поскольку присутствие моей головы на сумке в качестве пресс-папье в течении длительного времени, умножило всю мою давешнюю работу с утюгом на ноль. Теперь я вознамерился поесть. Не тут-то было. Мне чертовски не везло. Буфет на вокзале в этот день не работал, работал только ресторан для иностранцев, и магазин ”Березка” для них же. Правда рядом был еще один ресторанчик, но что мог себе там позволить простой советский инженер с трехдневными суточными в кармане, в коем кроме них болталось еще несколько медяков?

     Возложив надежду на буфет при гостинице, я направился прямиком на завод, решив пораньше закончить все дела, дабы оставить больше времени на осмотр местных достопримечательностей. Завод я нашел быстро, поскольку он такой тут был один. Впечатлений от города тоже ни каких, поскольку, во-первых, я торопился, а во вторых – не знал куда смотреть. Единственное запомнилось то, что город низкий, очень широко разбросан и много пьяных финнов.

     Примчавшись на завод, и повинуясь указующему персту вахтерши, я нашел нужный кабинет, где душевно приняли мою заявку, напоили отменным чаем, отметили командировку, вручили две здоровенные и тяжелые коробки, и радостно сообщили, что по вине секретарши Светы, которая со вчерашнего дня числится в декретном отпуске, гостиницу мне не заказали. А, поскольку сейчас в городе гостиниц не много, но если мне повезет, то я смогу там найти свободный номер. С тем меня вежливо и выпроводили. И вот, я стою с двумя коробками и сумкой возле проходной, тихо погружаясь в пучину отчаяния. Ведь мало того, что я остался без ночлега, так я еще совершенно без понятия, где в этом городе находятся гостиницы. Но, нашлись добрые люди, подсказавшие мне и адреса, и ориентиры. Пораскинув соломой, я логически заключил, что с коробками я далеко не уйду, и решаю воспользоваться услугами привокзальных камер хранения. На, вокзал!!!

     С третьей попытки, под пристальным взором, подозрительно прищурившегося сержанта милиции, мне удается запихать одну коробку в ячейку автоматической камеры хранения, при этом коробка почти что приняла форму находящегося в ней предмета. Я сунул в щель монетоприемника монетку и с облегчением захлопнул дверцу, совершенно при этом не задумываясь, как я эту коробку буду оттуда доставать. Вторая коробка во вторую ячейку пошла легче. Сказался опыт первой. Сержант милиции, подождал, пока я захлопну дверцу второй ячейки, и когда я направился к третьей, дабы поместить в ее темное чрево свою сумку, подошел и попросил документы. Я предъявил ему паспорт, командировочное удостоверение, и накладные на то, что я только что запихал в камеру хранения. Он пристально изучал паспорт, временами поглядывая то на меня, то в документ, видимо сличая фотографию с оригиналом. Но, так как оригинал в этот момент выглядел несколько хуже, чем лицо на фотографии, он действовал по принципу “найдите десять различий”. По-видимому, различий было больше, поскольку, изучая накладные и командировку, он так же поглядывал то на меня, то в бумаги, что было, не совсем обычно, поскольку в накладных изображения моего лица не числилось.

     Отдав мне документы, и сказав ”н-н-ну, ладно …” сержант жестом показал, что на этот раз я свободен. И не спускал с меня подозрительного взгляда, пока я не вышел из здания вокзала наружу. Двигаясь по указанным адресам гостиниц, мне опять не удалось полюбоваться достопримечательностями, поскольку уже близился конец дня, и я торопился найти пристанище на ночь. К концу пути я сделал вывод, что самой популярной табличкой на рецепции во всех обойденных мною гостиницах была табличка ”МЕСТ НЕТ”, а у персонала устойчивый иммунитет к мольбам жаждущих ночлега. Делать нечего. На вокзал!!!

     Пока добирался до вокзала, попутно заскочив в какой-то гастроном, дабы купить пару булочек и бутылку шипучки ”Байкал”, ушел последний поезд на Ленинград. Выбора не оставалось. Ночевать придется в зале ожидания. Поскольку в то время мало кто заботился о комфорте ожидающих, то почти все ряды кресел в этом зале являли собою шедевры массового столярного производства, за редким исключением. Исключением являлась пара новеньких рядов, сверкающих хромированными трубками, и пахнущих свежее сваренной пластмассой кресел с виниловыми сиденьями, коим дизайнеры попытались придать форму среднестатистической российской, или еще в то время советской, задницы. Сев на это сиденье, оставалось только догадываться, чья послужила прототипом. Я пересел в деревянное, логично заключив, что если уж и суждено провести ночь в каком-либо из мало комфортабельных кресел, то лучше уж проснуться горбатым, чем потом страдать от приступов геморроя.

     Скажу наперед, выспаться мне не удалось. Бдительный сержант, каждые пятнадцать минут будил меня для проверки документов, видимо опасаясь, что за пятнадцать минут сна, я успею перерисовать паспорт, сменить фамилию, пол, место жительства, а в командировочном удостоверении написать, что я прибыл из Молдавии. Продолжалась эта пытка до самого утра.

     В пять утра я позавтракал булочками и ”Байкалом”, и спустился в привокзальный туалет, дабы попытаться привести себя в порядок. После двух бессонных ночей это было трудно, но хотя бы побрился и почистил зубы, и то ладно. Скоро должен был прийти первый поезд. Я, уже не обращая внимание на состояние коробок и их содержимого, вымахнул их из ячеек камеры хранения. И вот я на перроне в ожидании поезда. Друзья мои! Ни когда ранее, и ни когда в дальнейшем я не испытывал больше такого восторга от вида приближающегося поезда. Никогда ранее, и ни когда в дальнейшем, я не думал, о том, какой, все-таки полезный и удобный вид транспорта - поезд. Какие бесконечно желаемые возможности он открывает, садящимся в его вагоны пассажирам. Поезд – это комфорт, поезд – это возможность поспать несколько часов, поезд – это возможность посмотреть Ленинград. Дальше все просто. Народу утром не много. Я, цепляясь помятыми в хлам коробками за все углы, торопливо протолкался в вагон, и плюхнулся на первое попавшееся сиденье. Боже! С каким наслаждением я вытянул ноги, прислонив свое уставшее тело к стенке, и примостив не менее уставшую голову на импровизированную пирамиду из коробок и спортивной сумки. Я закрыл глаза. А, открыл я их тогда, когда поезд прибыл на Финляндский вокзал.

     Так. Первым делом – буфет! Где у Вас тут …? Спасибо. Скажите, а буфет здесь … ах, уже вижу … вон он! Все равно, спасибо. Купюра. Сдача. О, Бог мой! Ка-к-кая благодать! Какие потрясающе вкусные бутерброды с рыбой! Там даже кусочки сыра попадается. Это не сыр? А, что это? Мне лучше не знать? А, почему? Ну, да ладно. Все равно вкусно. А, горячий кофе … м-м-м-м … напиток Богов! Это не кофе? А, я же … а-а-а … кофейный напиток “Север” с молоком … А, на зубах вроде кофе попадается, крупно помолотый … Ах, это цикорий … Понятия не имею, что это такое, и где оно растет. Ну, да Бог с ними со всеми! Дайте еще два … нет, три … да-да, вот этих, и стакан этого … с цикорием на зубах … Спасибо. Наконец-то я насытился, и начал ощущать вкус того, что ем и пью. Нездорово икнув, и почувствовав вкус ударившего из утробы в нос встречного потока воздуха, я испугался, какую еще кару я на себя навлек, съев все вышеперечисленное.

     Люди, опытные в командировочных поездках, мне порекомендовали взять с собою солидную пачку активированного угля, в качестве лекарства от любой хвори. Слава богу я их послушался. Содержимое двух упаковок из десяти таблеток в каждой перекочевало в мой рот, и было немедленно запито стаканом лимонада ”Буратино”. Язык стал черным. Организм не реагировал. Это вселяло оптимизм. По крайней мере, хоть на душе стало легче, и то ладно. Пищеварительный тракт, подвергшийся неожиданной атаке, тоже вел себя спокойно. И я, в качестве профилактики, решил закрепить сей успех пятью порциями пломбира в вафельном стаканчике, поскольку оно всегда меня выручало в подобных случаях.

    Прибыв снова на Варшавский вокзал, я уже натренированными движениями профессионала, запихал коробки в ячейки автоматической камеры хранения. Коль скоро, мой поезд был вечером, и почти целый день был в моем распоряжении, я решил таки побродить по Ленинграду.

     Погода испортилась. Стало пасмурно. Пошел мелкий дождь. Когда я вышел к первому попавшемуся мостику, остро встал вопрос – куда идти? Ни чего, кроме Невского, на ум не пришло. Сначала я, опрометчиво свернув в первую попавшуюся арку, основательно поплутал по Ленинградским дворикам-колодцам, пока не вывалился на какую-то улицу. У первого же прохожего узнал, как попасть на Невский. Глянув на часы, понимаю, что потерял слишком много времени блуждая по грязным, облупленным дворам, переходя из одной арки в другую. Постоянно поглядывая на часы, дабы не пересечь ”точку невозврата” и не опоздать на поезд, прибываю на Невский. Времени хватает только на то, чтобы прогулочным шагом дойти до Казанского, выкурить пару сигарет сидя на мокрых ступеньках Казанского и надо уже двигать обратно.

     Я уложился вовремя. Подошел к вокзалу, когда в поезд только-только началась посадка. Затащив в вагон, уже окончательно потерявшие свою форму, но надеясь, что не содержание, коробки, я быстро юркнул на верхнюю полку. Боже! Какой мягкой мне показалась, эта подушка, так несправедливо проигнорированная мною по пути сюда! Какой удобной показалась полка, по которой растеклась, заполняя все ее бугры и вмятины, моя до нельзя утомленная, бренная сущность. Поезд тронулся. Чух-чух, чух-чух. Чух-чух, чух-чух. Я блаженно смежил покрасневшие вежды … и с трудом разлепил их уже будучи на моем родном Южном Вокзале. Выйдя на платформу, вдохнув знакомый запах, я почувствовал, что я дома. Что через совсем короткое время меня ждет уют, комфорт, вкусная еда, беспокоящиеся родные и друзья, которым я обязательно буду рассказывать о своей поездке, разумеется, основательно ее приукрасив. Но, это все будет в скором времени. На тот момент главным было то, что оно все-таки будет, и оно в пределах досягаемости … всего в восьми остановках трамвая …