Свет далекой звезды. Книга 4 Глава 11

СВЕТ ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЫ

Книга 4: "Ландыши растут не только на Земле"


Глава 11. Королева Барундии

   Замок, к которому, наконец, вышел маленький отряд во главе с принцем Климентом, принадлежал захудалому баронскому роду. Нет - регалий и историй о великих битвах, что выиграли его прежние властители, было хоть отбавляй - вот только денег это барону Хольму, нынешнему хозяину замка и окружавших ему земель, приносило мало. Точнее совсем не приносило. В королевском замке он не был уже очень давно. И наследного принца, что сейчас стоял перед закрытыми воротами в компании подозрительных людей, помнил еще мальчишкой.
   Хольм еще раз оглядел маленький отряд, где выделялся не только принц, смотревший сейчас требовательно снизу на стену замка, где размышлял барон, но и ослепительная красавица - из тех, что с годами становится все красивее и царственней. Вот ее, несмотря на ребенка, что держала в руках незнакомка, он бы пустил с большим удовольствием.
   - А это что еще за зверюга? - он перевел взгляд на пса, что прижимался к боку женщины; он тут же поправил себя, - скорее не к боку, а к плечу.
   Пес словно почувствовал, что именно о нем сейчас думает владетельный барон, и глухо зарычал, показав белоснежные клыки. Рядом отшатнулся явно устрашенный Пикап - советник барона, давно взявший в руки управление хозяйством замка. И, надо признать, в его руках это самое хозяйство ожило, хотя до былого великолепия было еще очень далеко. Барон в последнее время начал ревниво поглядывать на то, с какой поспешностью слуги, и даже стражники бросаются выполнять команды этого невзрачного человечка, всегда одетого в какую-то хламиду бурого цвета. Чего нельзя было отнять у Пикапа - и это тоже признавал барон Хольм - управляющий из казны не крал, никакими предосудительными делами не занимался, но...
   Вот и сейчас он раньше самого барона выкрикнул вниз, к стражникам, что ждали команду у ворот:
   - Не пускать! Не открывать ни в коем случае!
   Это выкрик перебил громовой голос возмущенного барона:
   - Открыть немедленно, сучьи дети!
   Ворота заскрипели, а барон остановился взглядом на слуге, посмевшем возомнить себя господином. О том, что сам Хольм только что прикидывал, нужно ли пускать в замок принца, у которого не осталось никакого наследства, он постарался забыть.
   - Кажется, тут кто-то забыл, кто хозяин в этом замке, - не обещающим ничего доброго процедил барон сквозь зубы низко склонившемуся управителю, - забыл, из какой грязи я тебя вытащил, ничтожный?! Хочешь обратно?
   Фигурка в хламиде пригнулась еще ниже к земле. Что скрывало сейчас лицо Пикапа - глубокое покаяние, или, напротив, злобную гримасу, барон так никогда и не узнал. Потому что на эту фигурку налетел серый громадный смерч, вызвавший короткий крик Пикапа, и тугую струю крови, которая забрызгала сапоги Хольма. Барон в растерянности моргнул, забыв и о мече на боку, и о стражниках, что ждали его команды рядом. Его вниманием полностью завладел пес, грозно рычавший над трупом. Это было понятно всякому, кто увидел  громадные клыки, сейчас кроваво-красные, и то, что осталось от шеи Пикапа.
   Рядом остановился принц, первым (после Волка, конечно) взбежавший по крутой каменной лестнице.
   - Что себе позволяет ваш пес, сир? - забывшийся Хольм, в чье лицо возвращалась кровь вместе с обычным бурым цветом кожи, назвал гостя королевским титулом, первым в государстве.
   Климент, если и отметил это, не подал никакого вида. Но на вопрос хозяина замка ответил.
   - Во первых, это не мой пес, уважаемый Хольм, так что просить прощения за его самоуправство не буду, - голос принца налился силой, и барон вдруг решил, что его оговорка была совсем не случайной, - а во-вторых... Смотрите, барон!
   Климент нагнулся телом, которое уже перестало содрогаться в предсмертных судорогах, и рванул на себя темную хламиду. Рывок принца был настолько силен, что труп буквально подпрыгнул на камнях, а большая часть того, что Пикап носил не снимая, осталась в руках наследника престола. Его палец ткнулся в обнаженную незагорелую грудь управителя, и стражники с громким вздохом отступили. Барон не мог позволить себе такого явного выражения ужаса на лице, но и он внутри содрогнулся, когда увидел чуть выше правого соска эмблему двухглавого змея.
   - Да, - сурово заметил принц, - враг Всевышнего Предержащего и всего сущего свил гнездо в твоем замке, барон Хольм.
   Лицо барона, того не желавшего, покрыло выражение глубокой вины, а потом смертельной бледности, опять сменившей здоровый румянец на щеках. Потому что покажи Климент сейчас тем же пальцем, что по-прежнему указывал на татуировку, на хозяина замка, и собственные воины поднимут его на копья. Или сбросят с высокой стены замка, или... Впрочем, способов умерщвления себе подобных барон знал много, и не время было сейчас вспоминать их. Молодой сюзерен, а это не вызывало теперь сомнения даже у Хольма, отдал новый приказ.
   - Собрать всех внизу. Всех - до единого человека.
   Барон бросился вниз, подальше и от Климента, и от страшного пса. Он едва разминулся на узкой лестнице с девушкой, что приживала к себе ребенка. Но теперь красоту незнакомки он отметил мельком. Его больше поразил взгляд мальчика, что проводил его вниз, до самой площадки, выложенной громадными каменными плитами. Хольм даже оглянулся, чтобы убедиться - ему не привиделось; младенец на вид не больше двух лет о роду смотрел на него с тем же повелительным выражением, что и принц. И барон припусти вприпрыжку, почему-то уверенный, что когда-нибудь ему придется выполнять приказы и этого мальчугана.
   Вдоль нестройных рядов обитателей замка, которых вот так - собранных вместе - и сам барон видел впервые, он шел вместе с принцем. А впереди вышагивал громадный пес, заставлявший одним своим видом и слуг, и даже стражников испуганно вытягиваться в струнку. Волк дошел до последнего  и обернулся с немым вопросом. Принц озвучил его:
   - Это все?
   Барон, грозно сверкнув очами, передал этот вопрос дальше, командиру стражников, что тут же шагнул к нему.
   - Вроде все, - неуверенно протянул пожилой седоусый воин, - хотя нет, каштеляна не вижу.
   Каштелян был почти полной копией мертвого управителя; последний и определил когда-то его на это теплое местечко. Принц тут же отвел взгляд от стражника; реакция Волка была еще более стремительной. Он словно понимал уже слова незнакомого языка. Климент успел увидеть только кончик серого хвоста, исчезающего за неприкрытыми воротами замка.
   Пес вернулся совсем скоро - с шапочкой того же бурого цвета, что и у управителя, и клыками, запачканными новой порцией крови, которые он показал всем, деланно зевнув. Барон тут же послал прислужников на поиски тела, а затем заметался по замку, чего не делал уже давно. Ведь надо было принять и разместить так, чтобы оценили гости, верховенство которых он безоговорочно признал - принц, его  спутница, и младенец, ее сын, который провожал хлопоты хозяина внимательным, и - как показалось теперь барону - чуть насмешливым взглядом.
  А поздно вечером, после обильного ужина, на который гости, несмотря на долгие дни блуждания по дремучим зарослям - а таких дней набралось почти три десятка - не набросились с голодными глазами, принц собрал самых доверенных лиц. Здесь был его старый наставник, барон с начальником стражи, Весна, которая понимала уже немало слов местного языка. Ну и конечно Владимеж - которого мать не отпускала от себя дальше, чем видели ее глаза. Сейчас двухлетний мальчуган играл с Волком, который позволял ему все - даже лезть ручонками в страшную пасть.
   Весна улыбнулась и повернула голову к принцу, который как раз объяснял, что усилиями громадного пса они и не терпели лишений, по крайней мере что касается еды. Волк исправно - каждый вечер - исчезал ненадолго в зарослях и неизменно возвращался с дичью - оленем, подсвинком, или другим зверем, которых в этих мало хоженых местах было очень много.
   Затем речь Климента плавно перешла к его планам, в которых этот замок, и его барон служили отправной точкой.
   - Соберу баронов, - строго посмотрел он на Хольма, и тот послушно кивнул, - их стражников, и пойду на Старград, на столицу. И не только ради трона и короны. Именно там свили свое гнездо сторонники Двухглавого. Там мы их и сотрем с лица земли - так, как это сделал сегодня Волк.
   Все оглянулись на пса, на которого залез малыш; в груди барона что-то колыхнулось. То самое чувство, что взыграло в нем, когда он впервые увидел незнакомку. Видимо Весна тоже думала о чем-то подобном; в этом мире она безоговорочно могла доверять лишь Волку, да - с некоторых пор - принцу Клименту.   Потому она поддержала его:
   - Правильно. И я иду с тобой.
   Наследник престола в общем-то не возражал; более того, в присутствии этой женщины он, казалось ему самому, мог свернуть горы. Но вот ребенок... Будь в замке те удивительные животные, о которых в один из долгих вечеров у костра рассказывала Весна, и на которых в ином мире люди ездили верхом, не утруждая ног в дальних переходах, проблемы бы не было. Здесь же, как рассказал не менее изумленной славинке принц, было прежде еще более удобное и быстрое средство передвижения - драконы.
   - Драконы!? - вскричала тогда Весна, - они же бывают только в сказках!
   Потом она слушала удивительные истории, действительно похожие на сказку. О том, как огромные летающие животные, не менее разумные, чем люди, мирно  сосуществовали рядом. И даже - за ответные услуги - помогали двуногим преодолевать расстояния между городами и странами. А потом, в один день, драконы исчезли. Почему? Не мог сказать никто. С тех пор великой удачей, предзнаменованием великого события служило появление в небесных просторах над обитаемыми землями крылатых красавцев.
   - Да, красавцев, - кивнул на вопрос в глазах Весны принц, - они были прекрасны, особенно в полете. И тот день, когда они исчезли, стал одним из самых черных в истории...
   - Понесу его на руках, - упрямо вскинула голову Весна, - к тому же Волк без меня никуда не пойдет.
   - Даже если его об этом попросит хозяйка? - прищурил глаза хозяин замка.
   - А я ему не хозяйка, - рассмеялась Весна, - а хозяин - настоящий хозяин - в последний раз отдавал ему приказ ни на шаг не отходить от нас с Владимежем.
   Ее улыбка не потухла при воспоминании о Свете; более того - она стала совсем мечтательной. Весна вдруг представила, что сейчас, в эту минуту - в двери залы, освещенной пламенем факелов, войдет Свет, и... все проблемы будут сразу решены. И дверь действительно открылась, но увы - это был лишь прислужник, который принес еще целую охапку новых факелов. Он вдруг воскликнул в изумлении, показывая этой охапкой, а больше физиономией в сторону догорающего камина. Там, как оказалось, сама собой разрешилась проблема, которая только недавно казалась неразрешимой.
   Волк теперь стоял; а на его спине, совсем не придерживаясь ручонками, сидел с довольной улыбкой мальчуган. Пес словно ждал, когда общее внимание переключится на него, потому что сделал шаг, второй, а потом пробежался легкой рысцой, достойной самого лучшего иноходца, вдоль длинной стены залы. Владимеж на его спине заливисто рассмеялся, и следом радостно вскричала Весна:
   - Вот! Вот так он и поедет с нами. Сошьем ему седло, или что другое...
   - Седло? - переспросил удивленно принц?
   - Ну да. Вы ведь раньше драконов тоже чем-то седлали? Или так, на голых спинах ездили?
   - Не знаю, - пожал плечами Климент, оглядываясь на наставника и пытаясь вспомнить старинные гравюры, что остались с давних времен, - кажется, что-то такое было...
   Ночью барон, действительно проверявший, как несут охрану сановных гостей стражники, прошел мимо комнаты, в которую определили Весну с ребенком. Волк, лежащий у порога, поднял голову задолго до того, как сипло дышащий Хольм подошел к двери. Клыков пес обнажать не стал, но дрожанием губы показал, что другой охраны здесь не нужно, и что даже барону сейчас не будет позволено нарушить сон гостей. Картины в голове пожилого хозяина, одна соблазнительней другой, сразу растаяли, однако какое-то томление в членах все же осталось, и он, глубоко вздохнув, отправился в собственную спальню, где на всякий случай его постель грела смазливая служанка. Этим ее услуги сегодняшней ночью и ограничились, потому что перед глазами барона стояло прекрасное лицо Весны, и с мыслями о ней Хольм  уснул.
   Утром барон показал с той же стены, на которой встречал принца и его малую свиту, отряд в два десятка стражников, который выстроились перед воротами, и сейчас салютовали особе королевской крови поднятием копий и недружными криками.
   - Это все, что я могу дать, мой принц, - Хольм вздохнул, - как только ты бросишь клич на Старград, я присоединюсь к твоему войску, с остатками своей стражи.
   Что еще хотел сказать, или пообещать принцу барон, так и осталось неизвестным, потому что все вдруг вздрогнули от громкого счастливого детского крика. Барон аж подпрыгнул на месте, поворачиваясь к Владимежу. Остальные уже смотрели на ребенка, на его протянутую к небу ручонку, а потом на прекрасное видение - сразу три громадных разумных рептилии летели чуть в стороне, едва помахивая крыльями. Ведущий дракон словно услышал крик мальчишки, потому что дрогнул крылом чуть по иному, и маленький клин нарушил до того идеальную прямолинейную траекторию. Люди внизу - и на стене, и под ней, и в окнах замка - в благоговении замерли, пока тройка драконов описывала широкий круг над замком. А потом, когда три точки исчезли в синеве неба, разразились громкими крикам и, в котором на удивление отчетливо прозвучали слова принца Климента:
   - Вот оно, знамение! Значит дело, что мы сегодня начинаем, угодно Всевышнему Предержащему  и всему сущему...
   Весна не переставала удивляться новому миру. Если здесь и происходила смена времен года, то где-то в другом месте, не там, где правили короли Барундии. Эта земля словно была создана для любви, для жизни в радости, в совсем необременительной работе. Ведь она требовала совсем немного заботы о себе, и неизменно щедро одаряла земледельцев. А тем, кто ленился приложить к ней руки, тоже относилась по-матерински - готова была накормить дикими плодами и дичью, что во множестве водилась в дремучих лесах.
   Между тем и Барундию, и соседние страны регулярно сотрясали войны. Кто-то, или что-то словно взялось регулировать население этого прекрасного мира, чтобы оно не переросло какой-то критической точки, когда людям стало бы тесно в рамках этого мира.
   - Впрочем, - Климент улыбнулся, посмотрев, как ловко Владимеж управляется со своим необычным скакуном, и махнул в сторону садящегося за горизонт солнца, - в последнее время там появилась сила, которая  объединила уже несколько государств. Но какой ценой?!
   - Ту говоришь о Двухглавом?
   - О нем, о проклятом культе! Уже больше ста лет прошло, как люди в первый раз услышали об этом исчадии, которое - как говорят - действительно существует. Еще говорят, и этим слухам не доверять нельзя, потому что вести принесли люди проверенные, что высшие служители Двухглавого обладают какой-то неестественной силой. Чуть ли не повелевают стихиями. А для этого нужны жертвы, великие жертвы.
   - Человеческие? - недрогнувшим голосом спросила славинка.
   - Именно так, - кивнул помрачневший принц, - и жертв таких становится все больше и больше. Вот почему этим отродьям тьмы нужны новые земли, а точнее, новые подданные. Говорят - опять таки очень знающие люди - что жертвы эти столь мучительны, что даже представить их себе в здравом уме невозможно. Потому нам и нужно спешить - собрать войско и подступить к столице, пока все там не перешли под руку Двухглавого. Пока не перешли...
   Он надолго замолчал, а потом решительно тряхнул головой.
   - В таком случае мы предадим столицу огню, вместе со всеми его жителями...
   Бароны северо-востока, самой малонаселенной части государства, один за другим склоняли головы перед наследником престола. Впереди его растущего войска неслась весть об удивительном звере, перед которым трепещет сам Двухглавый. И это служило лучше, чем золото, которого у принца пока не было, и стражи, которой пока было ох как мало. А рядом с первой вестью летела другая - об удивительной красавице и ее  младенце, который владел  способностью призывать драконов. Над последним заявлением и принц, и Весна, услышавшие его в первом же замке, ворота которого перед ними торжественно открылись, немало посмеялись. Однако уже через день, когда поутру подросший на полтора десятка стражников отряд уже готов был тронуться к следующему барону, драконы действительно появились над замком и сделали круг почета над ним. Были ли эти три красавца теми, же, что почтили своим пролетом замок Хольма, не имело никакого значения.
   Бароны теперь выходили навстречу кортежу; встречали Климента с Весной как настоящую королевскую чету. Случались и казусы - когда им выделяли лучшие в замке апартаменты - общие для двоих, точнее для троих, считая ребенка. Тогда сердце принца сладко замирало, и он старался не смотреть в сторону славинки, чтобы не обидеть той неприкрытой надеждой, что заполняла его душу. А Весна только грустно улыбалась. Она, как и прежде, жила другой надеждой - что вот сейчас откроется дверь...
   Работы для Волка, кроме той, что он с удовольствием исполнял, неся на себе такого легкого сына своего друга ми хозяина, практически не было. Лишь в первое время от него с трудом оттащили, для допросов, и последующего справедливого наказания, нескольких адептов Двухглавого, что он опознал. Потом их не стало. А бароны с удивлением узнавали, что исчезали безвозвратно самые, казалось, доверенные и незаменимые помощники.
   Наконец весь северо-восток показался под рукой наследника престола. А из других краев страны непрерывным потоком прибывали гонцы от баронов юга, запада; таких глухих концов государства, о которых принц Климент никогда и не слышал. Он понимал, что не его личность, и не приверженность престолу двигала сейчас чувствами владетелей баронств. Страх перед культом Двухглавого; перед чудовищем, которое не делает различий, кого пожрать - простого слугу, или сиятельного господина - толкало сейчас этих обычно очень осторожных и таких гордых дворян в ряды его войска. Только из центра - из Старграда, и немногих замков, что окружали его непроходимой цепью, не было вестей. И чем ближе подходило сборное войско, какого уже давно не собирали  под свои знамена короли Барундии, к столице, тем мрачнее становился принц.
   Последний замок, что стоял неприступной твердыней в двух днях пути от Старграда, был пуст. Если не считать, конечно, десятков тел, что нашли стражники в подвалах. Первый из них, сунувшийся в подземное хранилище, тут же вывалился оттуда с безумием во взоре.
   - Там, там.., - бормотал он, тряся головой, не в состоянии выговорить что-то более вразумительное.
   Никто из его соратников, а этот несомненно храбрый воин состоял сейчас в ближней охране принца, не захотел добровольно спуститься вслед за ним в подвал. Храбрее всех оказался пес, который незаметно для всех исчез за железной дверью, ведущей вниз, и появился, когда Климент обводил взглядом побледневших стражников, выбирая наименее, на его взгляд, впечатлительных.
   Наружу Волк выбрался гораздо медленней. Шерсть на его загривке стояла дыбом, а в глазах казалось застыл вопрос:
   - Что же вы люди, за твари такие, что сами своих так...
   И тогда Климент, понимая, что от него окружающие ждут какого-то необычного решения, сам шагнул за порог, во тьму. Под рукой у него оказалась жесткая шерсть пса, который не побоялся составить ему компанию, еще раз увидеть то, чего не должно было быть ни в одном из миров Вселенной. Но это было, и принц, чувствуя, как у него поднимаются дыбом волосы, обходил ряды мертвых тел, которых чей-то извращенные разум разместил на столбах, что поддерживали потолок подвала. Разместил посредством громадных гвоздей-костылей, пробивших и мягкую плоть, и твердый камень. Но не они были причиной смерти этих мужчин и женщин, детей и стариков. Что-то убило из раньше, и это "что-то" было гораздо мучительней, чем физические страдания. На Климента сейчас смотрели пустые глаза; все, как один, мученики до конца своих страданий видели еще и мучения своих близких. Теперь же они словно спрашивали у наследника:
   - За что?! За какие грехи рода человеческого нам досталось все это?
   И принц не выдержал, бежал было наружу, понимая, что до конца своих дней не забудет удивленное, несмотря на страдание, личико ребенка, который вдруг пошевелился на столбе. Ему преградил путь Волк. Грозное рычание показало принцу, что ему не почудилось, что малыш действительно жив, и что ему нужна срочная помощь.
   На этот призыв желающие спуститься в подвал нашлись. Сразу несколько стражников ломанулись вперед, а раньше всех - Весна, которую принц не успел перехватить. Она и сняла со столба ребенка, который очевидно уже не чувствовал боли, когда стражники расшатывали костыли, засевшие в камне. И это было благом, потому что лицо мальчика, который по возрасту был наверное не старше Владимежа, вдруг покинуло выражение немыслимого страдания. Он уже во дворе замка, где столпились стражники, открыл глаза и внезапно улыбнулся, забыв и о боли, и о том, что ему довелось пережить совсем недавно. Мальчик прошептал женщине, склонившейся над ним: "Мама", - и опять забылся в забытьи. Но уже не таком кошмарном.
   Этот мальчик стал теперь знаменем наступавших на столицу. С его именем - Гром - стражники лезли на высокие стены, падали с них, пронзенные стрелами и покалеченные громадными валунами. Герцог Эргейм не покинул, как надеялся принц, Старград. Видно, ему очень понравилось носить королевскую корону. Так думал Климент, и, как оказалось, думал напрасно. Герцог оказался пусть не храбрым, но весьма предусмотрительным человеком. Он вполне реально оценивал свои силы и силы племянника. Знал, что за стенами Старграда вполне сможет продержаться - столько, сколько нужно. Если не вмешаются жители столицы. Увы - для герцога, ныне короля, и его приспешников, слуг Двухглавого - принц слишком быстро собрал войско и подступил к столице. У адептов страшного культа, а сам Эргейм тоже был в их числе, просто не хватило времени. Так же, как устроить гигантскую гекатомбу в городе.
   Третий приступ оказался успешным. Все с тем же кличем стражники принца все таки забрались на стены, чтобы уже там включиться в уже разгоревшуюся схватку. Силы теперь были несопоставимы, но ни один из воинов герцога не сложил оружия. Забирая с собой в мир, откуда нет возврата, врагов, они гибли один за другим, пока наконец не протрубила победно труба, возвещавшая о полной победе. Принц тоже был на стене. Он рубился в первом ряду, самому себе твердя, что только так - с кровью врага, со своими ранами, оказавшимися не очень серьезными, он сможет надеть на голову корону предков.
 Главной наградой для него стало выражение лица Весны, которая бросилась к нему с неподдельным участием. В руках у девушки были какие-то бинты и мази, а в глазах настоящая тревога за близкого человека. Климент так не радовался, даже когда нашел корону - в тронном зале, пришпиленной к стене острым кинжалом. Почему герцог не прихватил реликвию с собой? Что он хотел сказать эти зловещим знаком? Принц бродил с короной в руках по опустевшему дворцу в сопровождении стражников и улыбался, вспоминая легкие прикосновения рук Весны. Он готов был терпеть боль бесконечно, лишь бы за ним ухаживала Весна.
   Наконец он очнулся от грез; притворно нахмурился и показал кинжалом, который до сих пор держал в руках:
   - Кто это?
   Прямо перед ним стоял человек, лица которого не было видно под накидкой бурого цвета. Да и весь наряд этого безумца, в которого уже нацелились копья стражников, говорил, что перед наследником стоит один из адептов Двухглавого, неведомо как уцелевший в недавней мясорубке. Человек этот не произнес ни единого слова; он даже не пошевелился, иначе его сразу же пронзили бы острые наконечники. Однако принц, и не только, наверное, он, вдруг почувствовал, как немеют его члены, как разгорается огонь в единственном месте, что еще ощущало окружающий мир - в руке, до сих пор сжимавшей кинжал. Он еще успел подумать, проваливаясь в небытие, что именно этот "подарок" дяди и призвал к себе это страшное существо, когда бурый сгусток зла накрыла собой серая тень. Крик, что раздался из этого урагана, что расшвырял вокруг все, до чего достал - даже ковер, на котором, собственно, и протекала эта неразличимая в деталях схватка, вряд ли могло издать человеческое горло. Следом раздался уже звериный рык, тоже полный боли. Через пару мгновений ураган стих - так же внезапно, как и начался. Два смертельных врага - один в человеческом, как оказалось, обличье, но не имеющий сейчас ничего общего с человеческим родом, и зверь, привнесенный совсем недавно в этот мир, но ставший сейчас олицетворением его человеческого будущего, уставились друг на друга взглядами, которые одни могли прожечь дыру в ком угодно. Но в этих противниках сейчас клокотали, набираясь энергии для решительного броска, совсем другие силы, для которых эти взгляды были не страшнее слабенького ветерка. А броска не случилось. Над фигурой в бурой хламиде, сейчас распростершейся на полу, взметнулись в замахе руки. Это Весна обхватила сразу двумя ладонями кинжал, который вынула из ослабевшей руки принца. Острое лезвие легко пронзило и хламиду, и плоть чудовища; оно заскрежетало по камню, который совсем недавно покрывал толстый ковер, и только тогда под высоким сводом зала прозвучал невыносимый для человеческого уха крик.
   Адепт Двухглавого корчился на полу, словно пришпиленный клинком, и исходил ужасным воем, а затем темным дымом, который вдруг повалил из хламиды. Прежде, чем тварь, когда-то бывшая человеком, истаяла совсем, оно что-то прошептала Весне, причем на языке, которого никто ни в этом зале, ни в целом мире не мог понять. Но славинка не отшатнулась, не выпустила из рук кинжала, хотя безумное пророчество обещало ей, что она никогда не увидит того, кто дорог ей больше всего. По крайней мере, пока жив Двухглавый.
   - Значит, он умрет, - Весна провела лезвием по хламиде, выгоняя из него остатки едкого дыма, - к тому же твой Двухглавый не знает, кто такой Свет. Его никакое пророчество не остановит...
   Эти слова Весна часто вспоминала - и через год, и через два, и потом, когда Владимеж уже бегал наперегонки со своим лучшим другом, с Громом, пока их мать вместе с королем была занята важными государственными делами. Да - в тот же день, когда Климент надел на голову королевскую корону, он велел поставить в тронном зале рядом со своим еще одно кресло. И упросил его занять Весну. Пока только кресло.
   Новый двор, собранный из баронов, что присягнули ему на верность, и героев, сражавшихся вместе с ним на стенах Старграда, с почтением принял эту, как считали многие, причуду молодого короля. Ведь каждому было известно - и этого ни сам Климент, ни Весна не скрывали - что их спальни были расположены в разных крыльях дворца. Так продолжалось долгих пять лет. Славинка не ставила себе никаких сроков, но именно в этот год она ненароком услышала, как Владимеж в каком-то мальчишеском споре с Громом назвал короля отцом. Это наконец прорвало ту плотину, за которой скапливались долгие бессонные ночи; сладкие сновидения, в которых к ней приходил Свет. В одну из таких ночей ей приснился не охотник, а Климент. И следующим утром она сказала королю: "Да".
    Царственная невеста была чудо как хороша, даже в своем совсем скромном, на взгляд приглашенных гостей наряде. Своим таинственным блеском выделялись лишь камни на драгоценном ожерелье, многие из которых впервые видели самые искушенные ценители драгоценностей. По той простой причине, что таких камней в этом мире больше не было; потому что они родились под другой луной.
    В большом зале, где творилось таинство нового брака, было душно, но будущей королеве было не по себе не по этой причине. Она была очень бледна, и старалась не смотреть на счастливого Климента. Она улыбалась придворным, кивала тем, кто негромко поздравлял ее. Она вдруг отметила еще одно поздравление; еще один голос, который никак не должен был звучать в этом месте. Славинка бросила взгляд в темный угол огромной залы, посреди которой стояли они с королем, и едва сдержала крик. Там - рядом с насупившимся Владимежем и таким же грустным Волком, которого не посмели не допустить до торжественной церемонии, стоял Свет. Точнее его не было - в физическом смысле - но Весна точно знала, что он видит сейчас и ее, и Климента, и сына, положившего руку на голову пса. Видит, и грустно улыбается, словно тоже благословляет этот брак. А еще - в его глазах она увидела едва различимое чувство вины; точно такое же, что сейчас переполняло ее. И это последнее обстоятельство, которому она тоже поверила, вдруг порвало в душе тонкую нить, что еще связывало ее с прошлым. Она глубоко вздохнула, наполняясь теперь безграничным счастьем, кивнула Свету, или его видению, словно говоря:
   - Что ж - так случилось, что теперь у нас разные дороги, и разные жизни. Я всегда буду тебя помнить и ждать. Но отныне я - его!
   Весна повернулась к своему избраннику, улыбнулась теперь только ему и - скорее всего от избытка чувств, а может, от той легкости, которую не испытывала никогда в этом мире - медленно провалилась в обморок, а заодно на руки короля. Это недоразумение, легко объяснимое свадебным волнением, совсем не испортило праздник. Скоро и этот зал, и весь дворец заполнила музыка. Королева плясала с выражением искреннего счастья на лице. Гости не расходились до поздней ночи; они знали, что следующим днем их ждал короткий отдых, а потом - продолжение праздника. И так - все семь дней, на которые королевский замок  открыл свои двери. А пока лишь немногие отметили, как король увлек супругу в то крыло, где находилась его опочивальня.
   Другое обстоятельство обрушилось на жителей Старграда уже после праздника. Мало кто смотрел в эти дни в небо; разве что вечером, когда его расцвечивали огни фейерверков. На седьмой день, когда бароны уже разъезжались по своим землям, король с королевой провожали их с высокой городской стены, на которой давно не было следов штурма. Весна помахала рукой старшему сыну Хольма, который представлял баронство, и посмотрела в чистое, без единого облачка, небо. Светлая улыбка медленно сползла с ее губ, и встревоженный король тут же приобнял ее за талию.
   - Что случилось моя королева?
   - Смотри, Климент, - она обвела рукой небосвод, и королю тоже стало неуютно.
   Все эти пять лет над Старградом постоянно планировали  драконы; хоть один - чаще пара. И хотя ни разу сказочные герои прошлого не опустились к людям, жители столицы Барундии верили - они хранят город от бед. Теперь в небе не было ни одного.
   Драконы улетели; как поняла Весна - навсегда.