Зеленые глаза 31

Сим молитву деет,
Хам пшеницу сеет,
Яфет власть имеет,
Смерть всем владеет

Подпись под старинной лубочной картинкой* 



31.      

- Это случилось тогда же, вечером того же дня, когда я привела ее к себе, в Лимб. В тот вечер я, буквально на ходу, придумала-сотворила этот самый дом, тот, где мы сейчас живем с нею. Конечно, тогда он был еще без мансарды, и внутри большинство помещений выглядели как эдакая серая, нейтрально-пустая кубатура. Ой, видела бы ты ее глаза, когда, повинуясь моим жестам, комнаты, куда мы с нею заходили, преображались в нечто жилое! Она с таким восторгом наблюдала за тем, как я работаю! И ей было очень приятно, когда я интересовалась у нее, как сделать лучше, какой выбрать цвет или материал. Конечно, она бы приняла любой интерьер, который я тогда умудрилась бы состряпать. Но творить специально для нее... Это было здорово!

- Понимаю! – ты кивнула головой в знак одобрения.

- Впрочем, - в этом месте в голосе твоей подруги послышалась горечь, - тронуть сердце девочки, не видевшей в своей жизни ничего, кроме горя и боли, вовсе не так уж и сложно. Но восторг в ее глазах, от моего обыденного волшебства, был таким искренним...

Тебе оставалось только с грустью кивнуть ей в ответ, без слов, заполнив этим жестом паузу в ее речи.

- Так мы с нею выстроили и отделали, в первом касании, этот дом. И даже частично обставили его изнутри, - твоя визави снова улыбнулась и сразу же уточнила:
- Нет-нет, мансарда была выстроена позже, еще через пару дней. Мне тогда захотелось, чтобы у моей девочки было собственное пространство, где она могла бы отдохнуть. Впрочем, там, на мой взгляд, все еще полно работы по приличному обустройству. Но это уже постепенно и в дополнение к уже сделанному.

Ты усмехаешься, памятуя о том, насколько въедливой и дотошной бывает иногда твоя визави.

А она в это время продолжает.

- В тот самый вечер, когда эта девочка появилась в моей жизни, я позволила себе уложить ее спать в первой попавшейся комнате, где ей было бы удобно, - она смущенно улыбается и поясняет-уточняет. - Ну, мне тогда так показалось, что ей именно там будет хорошо. А после того, как я пожелала ей спокойной ночи и вышла, случилось нечто странное. Мне отчего-то захотелось узнать в точности, какие сны ей приснятся на новом месте. Недолго думая, я соорудила в соседней комнате некое подобие кровати – из серии, лишь бы прилечь, и даже без претензий на изыски! – и тут же улеглась и прикрыла свои глаза, решив аккуратно войти в ее сон. У меня получилось. И я увидела...

В этом месте твоя визави тяжело вздохнула. На секунду ее зеленые глаза затуманились какой-то печалью и Владычица Лимба покачала головой.

- Я увидела ту самую сцену на площади, где ее истязали, - сказала она. – Я чувствовала ее боль и отчаяние. И я снова услышала тот ее странный призыв, адресованный мне.

- Ты разбудила ее? – с твоей стороны этот вопрос был, в общем-то, вполне себе риторический. Но на этот раз твоя собеседница качает головой, отрицая такое предположение. 

- Нет, - отвечает она. – Я хотела полностью увидеть этот ее сон, чтобы узнать ее получше... изнутри. Да, я понимала весь ужас происходящего там, в ее воспоминаниях. Я... наблюдала и одновременно с тем ощущала все ее страдания. И, кроме того, я почувствовала там еще два призыва. В точности, как тогда.

- Мой и... той женщины, да? – ты кивнула головою в знак понимания. – Я вспомнила! В тот раз я спонтанно вышла из тела на Внешнюю Грань того мира, где все это происходило. Я помню, нас там было... трое! Я, потом... эта женщина... такая, пожилая, ее звали... – ты делаешь усилие и вроде бы даже почти вспоминаешь требуемое. – По-моему, ее звали Анджелина! Или Антония... И еще сама Вероника. Хотя, кажется, тогда ее звали иначе...

- Конечно, иначе! – твоя старшая подруга произнесла эти слова с особым значением, почти с гордостью. И уточнила:
- Не могла же я, забрав девочку оттуда, называть ее так, как прежде! Для каждой новой жизни – новое имя! Разве не так поступаете вы, Игроки?

- Обычно да, - ты, конечно, вовсе не думаешь спорить с той, кто знает наперечет все твои жизни в плотных мирах. – Впрочем, бывают и исключения. Похожие имена у разных народов. Или даже одинаковые имена для близких миров... Но ты, конечно, права, мы любим разнообразие!

- А для меня было важно, чтобы она ощутила себя иной, только моей, - пояснив очевидно-понятное, твоя визави позволила себе очередную усмешку. – А насчет той женщины, что вышла вместе с тобой на Внешнюю Грань... Разве ты не почувствовала тогда, кто она?

- Тоже Игрок? – ты с удивлением отмечаешь для себя, что только сейчас сообразила, кто тогда попался тебе своеобразной напарницей, по той мистической истории, хотя догадаться об этом тебе следовало много раньше! – Ну да, кто же еще, кроме самого уходящего, мог туда проникнуть...

- Поэтому тебе не стоит так уж интересоваться ее тогдашним именем. За это время она уже успела несколько раз его сменить. Да и не так уж важны имена, связывающие вас, Игроков, с вашими телесными воплощениями в плотных мирах. Лично я, - в этом месте она многозначительно улыбнулась, - узнаю каждого из вас по ощущениям от вашего присутствия. И каждого из вас я чувствую по-своему. Кого-то так, кого-то иначе.

- Она... хорошая, - зачем-то ты снова обозначаешь собеседнице свое отношение к той, кто когда-то составила тебе «мистическую компанию». Возможно, ты просто хочешь освежить воспоминания. – Мы потом виделись еще один раз. Там, внизу, в том самом мире. Уже после того, как ты забрала оттуда Веронику.

- Тогда вы облегчили мне поиск этой девочки, четко обозначив мою цель, - как-то серьезно заявила твоя визави. - К тому же, две молитвы, сотворенные ради истязуемой... Пожалуй, это наилучшая рекомендация. Впрочем, искренность этой девочки уже сама по себе была достойна моего внимания.

- А себя, - ты, чуть смущенно, обозначаешь свою собеседницу, - ты там видела? В том сне, который приснился Веронике?

- Видела, - ответила твоя Старшая подруга. – И я в полной мере ощутила ее восторг и странное щемящее чувство надежды на спасение. Я вновь услышала слова той непрошеной клятвы, прозвучавшей в ее сердце, когда эта девочка пообещала принадлежать мне с того самого мгновения, когда я откликнулась на ее призыв, и до скончания веков.

- Серьезная клятва, - ты кивнула головой, оценив деяние этой странной сероглазой девочки.

- Серьезная. Потому мне и пришлось ее принять, - согласилась адресат этой клятвы и продолжила:
- Так вот, когда я ощутила ее восторг по поводу моего прибытия, который охватил ее там, во сне, мне стало ясно, что на этой высокой ноте, вот прямо сейчас, моя девочка проснется. И будет в отчаянии от того, что все это только лишь сон. И тогда я рванулась к ней. Просто перенесла себя в соседнюю комнату, прямо на ее постель. Чтобы в тот миг, когда она откроет свои глаза, оказаться рядом и прижать ее к себе.

Ты позволила себе нечто вроде вздоха. Такого... многозначительного.

- Да-да, - заявила твоя визави, глядя тебе прямо в глаза и без стеснения, - я захотела, чтобы эта девочка оказалась со мною, вплотную, кожа к коже... Чтобы ощутить одновременно и ее внутреннее стремление, и ее телесный порыв, направленный ко мне. Обмануть это искреннее влечение было бы с моей стороны сущей подлостью. Поэтому я приказала своей одежде исчезнуть с моего тела, разлетевшись в клочья, и собраться снова воедино где-нибудь в стороне от ложа. И я оказалась там, где было нужно, полностью обнаженной. Да, ты вправе осуждать мое безрассудство.

- Нет, - ты произнесла это слово совершенно искренне. – Только не за это. Ты была права. И просто не могла поступить иначе.

- Да, это так, - выражение лица твоей визави совершенно серьезное. – Я рада, что ты это понимаешь. Впрочем, в тот раз мы просто спали с нею, обняв друг друга. Я даже не ласкала ее, да у меня бы и не получилось. Эта несчастная девочка вцепилась в меня и руками, и ногами. Ей, в те мгновения, было важно просто ощущать меня. Знать, что я с нею. Моя девочка просто лежала головой на моем плече и иногда позволяла себе коснуться губами моей груди.

Вместо комментариев, ты позволяешь себе чуть смущенную улыбку. Впрочем, твоей визави этого вполне достаточно.

- Ты даже не представить себе не можешь, каково это быть в объятиях живого существа, которое думает только о тебе. Той девочки, кто счастлива одним только фактом твоего присутствия в ее жизни. Знай, мне восхитительно приятно быть рядом с тобою, однако, нежная и трогательная любовь этой девочки покорила мое сердце. Пожалуйста, пойми меня и не ревнуй.

- Я понимаю, - говоришь ты.

И это не пустые слова. Просто ты видела, какими глазами это сероглазое чудо смотрит на твою старшую подругу.

- Тебе кажется, что я поступила неправильно, что я должна была освободить ее от той клятвы, - она, наконец-то пытается объяснить тебе то, что ты не решалась спросить у нее вслух. – Собственно, именно с этого предложения я и начала наше с нею общение, в то самое, наше с нею первое утро. Когда она, стоя на коленях перед нашей постелью, коснулась губами моей руки, и сказала: «Доброе утро, моя Госпожа!»

Тебе оставалось только еще раз тяжело вздохнуть. Потому что ты слышала, каким голосом та самая девочка – та, которая отдала ей себя, полностью и без остатка! – произносит эти самые слова: «Моя Госпожа!»

- Тебе это не понравилось? – задавая вопрос почти что в утвердительном тоне, ты надеешься на то, что твоя визави хотя бы формально согласится с твоим мнением по этому вопросу.

Зря.

- Как раз напротив, - говорит она ожидаемое, но лично тебе скорее неприятное. – Мне очень понравилось это ее обращение. Правда, я сразу же сказала ей, что в Лимбе нет никаких рабов, и что я в принципе не одобряю порабощения человека человеком. И знаешь, что она мне на это ответила?

Ты делаешь вопросительное выражение лица. И твоя старшая подруга охотно обозначает то, что ты, в принципе, и ожидала от нее услышать.

- «Так у тебя здесь нет ни одной рабы? Это же замечательно! Значит, я буду первая и единственная. И только для тебя!» Вот так вот она и сказала. И улыбнулась так... – Владычица Лимба вздохнула, обозначая этим самым звуком-жестом свою полную неспособность хоть как-то воспроизвести ту самую улыбку, тебе, кстати, вполне знакомую. Эта улыбка – загадочная, нежная и по-особому адресная, – действительно, совершенно невоспроизводима никем другим, помимо самой сероглазой шалуньи! – А потом, она без лишних слов поднялась, присела на краешек постели и потом, эдак настойчиво-застенчиво прилегла рядом и обняла меня.

Ты опускаешь очи долу, готовая выслушать даже интимные подробности постельной сцены – ну, если такое потребуется! Однако же, твоя визави обозначила то, что происходило тогда между ними, куда как более целомудренно.

- Нам даже не было нужды ласкать друг друга, - говорит она. И поясняет чуточку смущенным голосом. – Пойми, я никого, даже тебя не чувствовала внутри самоё себя столь близко, как эту девочку. Ту, самую, которую я сама избавила от страданий, смертию смерть поправ, и введя ее за руку в жизнь вечную. В ее сердце и мыслях не было ничего, кроме искреннего желания быть со мною, дарить мне те радости, которые нам доступны по ее воле, и этим самым сделать меня счастливой. И ничего больше. Никаких иных-личных желаний и стремлений. И это все вовсе не было какой-то благодарностью в мой адрес, за избавление этой девочки от мучений. Это была Любовь. Редкая и искренняя.

Вот теперь, по ее особому тону, ты понимаешь, что обязана выслушать предстоящий монолог-в-лицах. Молча, не прерывая речи Владычицы Лимба. Просто потому, что ей больше некому об этом рассказать.

«Noblesse oblige!» - говорил один французский герцог-афорист**. Действительно, твое положение обязывает, причем весьма и весьма. В данном конкретном случае, к молчанию и терпению. Ибо ты единственная во всей Вселенной поверенная ее интимных тайн.





*Сим, Хам и Яфет - сыновья Ноя, Патриарха человечества, история которого описана в Книге Бытия Ветхого Завета. Автору вроде бы когда-то доводилось встречать подобную картинку. Кстати, она еще описана у Ильфа и Петрова в "Двенадцати стульях" :-)

** В переводе эта фраза значит «Положение обязывает!» Это bon mot (произн. как «бон мо» - букв. «острое слово», используется как синоним афоризма, сказанного к месту и ко времени) приписывают некоему персонажу по имени Пьер Марк Гастон де Леви-Леран (Pierre-Marc-Gaston de L;vis), герцог де Леви, каковой субъект был французским писателем XVIII-XIX веков. Считается, что герцог де Леви был автором многочисленных франкоязычных афоризмов своего времени.