По тайге с киноаппаратом

                МУЗИС А.И.

                ПО ТАЙГЕ С КИНОАППАРАТОМ

                1
   Барометр показывал на «ясно», а с серого неба тускло светился желто-белый кружок солнца и на земле дальние объекты уже в ста шагах затянуты белой дымкой. В воздухе пахнет гарью. Это горит тайга. Правда, она горит далеко, километрах в ста-ста пятидесяти, но ветер наносит белую дымку. Самолеты прекратили полеты, люди, лошади, катера остановились там, где их застиг дым пожара и только неутомимая рация с неутомимым упорством продолжала посылать в эфир свои тревожные позывные.
   В тайге были люди и начальник геологической экспедиции Иван Артемович Полевиков почти все время проводил на рации. Семь дней дымка становилась все гуще. На восьмой день прошел сильный дождь. Он прибил дымку и, видимо, погасил огонь, так как установилась ясная погода.
   Я приехал к Полевикову как раз перед пожаром и вынужденное бездействие тяготило меня так же, как и остальных. Теперь можно было приступать к съемкам, ради которых я приехал, и я пошел отыскивать Полевикова, чтобы согласовать с ним план работ.
   Нашел я его у «лесников», так здесь называют летчиков лесной авиации. Склонившись над картой они просматривали район пожара и высчитывали, захватил он геологов или нет. Получалось, что в одном месте — захватил.
   — Их маршрут проходит около этого озера, — говорил Иван Артемович, указывая по карте. — Здесь их и надо искать. Если они живы, они могут быть только у озера.
   Летчики поднялись.
   — Достаточно будет одного самолета, — сказал командир «лесников». — Как вы думаете? Мы пошлем «Р-5».
   — Хорошо, — сказал Полевиков. — Вот, захватите, кстати, кинооператора. Для него это будет интересный полет.

                2
   Мы поднялись с Ангары и во все стороны, насколько хватало глаз, протянулась под нами тайга. Она тянулась от горизонта до горизонта, матовая, зеленая, настолько густая, что не видно было даже стволов деревьев. Мне доводилось летать над морем. Огромное, вытянутое куполом по горизонту, оно катило к берегу белые гребни волн. Гребни пересекали его всего от края до края и сверху оно походило на гигантскую грудь, обтянутую полосатой тельняшкой. Я видел на этом море пароходики. Они казались со спичечную коробку и были ничто по сравнению с морем. И все же люди на этих пароходиках не были так беспомощны, как те, что были в тайге. Их было много на пароходе, им были подвластны и послушны умные машины и даже в самую страшную бурю им было за что держаться. Кроме того, в море все вокруг хорошо видно, а когда видно, то не так страшно. В тайге же все наоборот. Люди в тайге одиноки и беззащитны. Вокруг них деревья, деревья, деревья. Под ногами бурелом и валежник. Над головой листва и мошка. Неба не видно. Изредка промелькнет голубой кусочек и опять сумеречное покрывало листвы, как крыша над головой. А лесной пожар? Куда скрыться от него человеку?
   Пока я все это обдумывал, самолет долетел до озера. Сверху оно выглядело матовым темным пятном. Пилот сделал над ним круг и пошел на снижение. Озеро под нами меняло свой облик. Оно светлело, бликовало, когда пилот заходил против солнца и снова превращалось в темное матовое пятно. Пилот кружил над ним, все более снижаясь и высматривая по берегам. Но берега были дики. В некоторых местах тайга подступала к самой воде, в других откатывалась, обнажая голые кремнистые скалы, в третьих берег был пологий и травянистый, в четвертых рассыпался каменистыми россыпями. Небольшими стадами стояли по берегам сохатые. Мне хорошо было видно, как подняв свои рогатые головы они смотрели за большой и непонятной птицей — самолетом. Они не боялись его и мне удалось сверху заснять несколько интересных и эффектных планов. И вдруг пилот покачал крыльями и повел самолет на озеро. И тогда в кадре киноаппарата я увидел тех, кого мы искали. Они лежали на одной из осыпей, маленькие черные человечки. Один из них махал нам рукой.
   Белые гребни выкатились из под поплавков самолета и покатились к берегу. Сохатые рванулись со своих мест и скрылись в тайге. Пока самолет был в воздухе, он не казался им страшным. На земле инстинкт повелевал им укрыться.
   Мы подрулили к берегу. Я первый отодвинул козырек и выпрыгнул прямо в воду. Черная фигура шла мне навстречу. В ней скорее можно было угадать, чем узнать человека. Одежда, лицо, руки, волосы — все было черно и я не смог сначала определить — обгорел он или только закоптился.
   Черная фигура охватила меня в объятья.
   — Я знал, я знал, что вы прилетите, — говорил он и хотя внешне человек этот был спокоен, но голос его дрожал. Впрочем, он и не старался скрыть своего волнения.
   — Что с вами? — первым делом спросил я его, когда высвободился.
   — Ничего, ничего. Теперь уже ничего.
   — Вы не обгорели?
   — Мы чуть не задохнулись.
   Фигура, лежавшая на берегу, оказалась девушкой.
   — С ней нехорошо. Она потеряла сознание и я с трудом дотащил ее до этого озера. Это мой коллектор.
   Пилот принес аптечку. Мы дали ей понюхать нашатырного спирту и она открыла глаза. Сначала взгляд ее был безучастен и направлен куда-то мимо нас в небо,потом в ее глазах появились изумление и радость. Она на мгновение закрыла их, из под опущенных ресниц выползли две светлые слезинки и покатились по темному лицу, прокладывая две мокрые полоски. За первыми слезинками выкатились вторые и еще и еще. Она плакала и молчала. А геолог в это время рассказывал, как они уходили от пожара, как сначала им пришлось оставить весь свой вспомогательный груз, потом продовольствие…
   — …Последними мы оставили образцы. Я сложил их у одной скалы. Она приметная. Я не мог их нести дальше, так как Нина совсем ослабела и мне пришлось тащить ее на себе.
   При звуках своего имени девушка открыла глаза.
   — Виктор Сергеевич, так это правда…
   — Правда, Ниночка, правда. Я принес ее сюда, — продолжал он. — Это было позавчера. Я так считаю, не знаю точно. По моему сутки я спал. А потом, потом мы ждали вас. Я знал, что вы прилетите.
   Пока я делал торопливые снимки встречи, пилот открыл консервы, нарезал хлеб и водой из озера аккуратно развел пополам спирт.
   — Пожар прошел стороной, — сказал он. — Ваше счастье.
   В это время из лесу вышел третий человек с ружьем, такой же черный как и те, что были перед нами.
   — Кажется, я не опоздал, — весело сказал он, показывая белые зубы. — Ходил, ходил — ничего не нашел. Пожар всех спугнул.
   — Наш шурфовщик, — представил его нам Виктор Сергеевич. — По совместительству и охотник.
   Мы весело и дружно позавтракали и пилот предложил геологам грузиться.
   — Собственно, чего же тут грузиться, — сказал Виктор Сергеевич. — Мы отправим одну только Нину.
   От изумления мы раскрыли рты.
   — Я должен вернуться, — продолжал он. — Там образцы. Это плод почти месячного труда.
   — Так что с ними сделается? — не выдержал я. — Вы еще вернетесь за ними, успеете.
   — Нет, нет, не говорите, — перебил он меня. Там есть интересные. Да мне, собственно, и незачем возвращаться. Я здоров. Петя тоже. Мы выйдем с ним к ближнему селению на реке, это, кажется, будет Подкаменка, а вы нам туда забросите катером все необходимое. Кстати, в Подкаменке меня должна ждать вторая группа нашего отряда.
   В работе кинооператора бывают моменты, когда решение нужно принимать немедленно. И сейчас был такой момент.
   — В таком случая, — сказал я. — Я остаюсь с вами.
   Наступила очередь удивляться геологу.
   — Но, помилуйте! — воскликнул он. — Вы представляете себе, что это такое?
   — Представляю, — сказал я.
   — Мы пойдем гарью, — убеждал он меня. — У нас нет палаток, спальных мешков, лошадей, недостаточно продовольствия…
   — Все очень хорошо, — сказал я. — Но если вы не можете отказаться от своих образцов, то я не могу отказаться от возможности заснять места лесного пожара. Кроме того, лишний человек в тайге никогда не будет вам бесполезен.
   Убеждение, с которым я говорил, поколебали его сомнения, но он все же предложил мне подумать еще раз. Ведь мне придется нести на себе, кроме личных вещей и продовольствия, киноаппарат, все необходимые принадлежности к нему и запас кинопленки. Я сказал, что уже подумал. У меня был опыт фронтовых съемок. Личные вещи и пленку я уложу в рюкзак, а киноаппарат я понесу на боку, повесив его через плечо на ремне. У меня был наш отечественный ручной киноаппарат «КС-50» с тремя объективами на турели, относительно легкий, портативный, специально приспособленный для экспедиционных съемок.
   Виктор Сергеевич окинул меня взглядом и, видимо, представив меня в полном «вооружении» поверил, что я действительно могу идти с ними.
   Пока продолжались все эти разговоры солнце перевалило далеко за полдень и пилот начал выказывать признаки беспокойства. Наконец он просто сказал:
   — Надо лететь.
   Мы выгрузили из самолета все имеющиеся там продукты, посадили в него Нину. Я помог запустить мотор и вот, разогнав две длинные полосы воды, самолет оторвался от воды и, покачав нам крыльями, взял курс на базу.
   Мы остались в тайге одни.

                3
   Обгоревшие деревья стояли обнаженные и изуродованные и синее солнечное небо над нами не гармонировало с их черным трауром. Мы шли гуськом, по мере возможности стараясь не задевать их. На третьей минуте нашего пути я провалился в болото и промок. Дорога была ужасная. Ямы, бурелом, болотца. Потом мы выбрались на берег ручья, который впадал в озеро. Здесь идти было лучше, но мои ботинки все время скользили по мокрому бурелому. Виктор Сергеевич шел впереди, за ним Петя и за Петей я. Мешал киноаппарат, он висел у меня сбоку и я шел придерживая его левой рукой, готовый в любой момент вскинуть его, как автомат, и начать снимать.
   Я и в действительности довольно быстро отснял первую кассету, но потом пейзажи стали повторяться и я уже шел больше глядя себе под ноги, чем по сторонам. Почва была болотистая и пожар в этом месте носил так называемый «верховой» характер, т.е. распространялся по верхушкам деревьев, опаляя стволы и обугливая завалы, будучи не в состоянии спалить их из-за сырости почвы. Но это еще более осложняло наше передвижение.
   Виктор Сергеевич, веселый, живой и остроумный человек, назвавший меня при выходе с озера «наш бледнолицый брат» (по примеру героев Фенимора Купера), когда мы остановились на ночлег, засмеялся, посмотрев на меня и сказал, что теперь и меня нельзя отличить от «индейцев» их «закопченного» племени.
   Я сушил ботинки, Петя строгал ложки. Оказалось, что кроме котелка никакой посуды, в том числе и ложек, ни у кого из нас нет. Потрескивал костер и было приятно не столько видеть и чувствовать огонь, сколько слушать его потрескивание, настолько нас утомила однообразная тишина мертвого леса. А потом мы поужинали, устроили импровизированную постель из хвои и веток и заснули, не чувствуя ни свежести ночи, ни неудобств ночлега.
   Проснулся я от холода. Мы спали так крепко, что костер прогорел и успел уже подернутся серым пеплом. Я чиркнул спичкой и взглянул на часы. Половина второго ночи. Собрав оставшиеся сухие ветки и сучья, я попытался снова разжечь костер, но, не имея еще достаточного опыта, ничего не сумел сделать. Будить своих спутников я не хотел и попробовал снова заснуть, накинув на себя часть веток и хвои, которые мы перед ночлегом наломали для наших постелей. Но сна не было. Со всех сторон мне слышались шорохи, казалось, что кто-то ходит. Медведи здесь были не редкость. Еще перед отлетом сюда я слышал от Полевикова, что в одной из партий с неделю назад убили одного, И я не мог заснуть, прислушивался и ворочался с боку на бок, насколько только можно было ворочаться под ветками. В половине пятого я проснулся еще раз. Было холодно. Я снова попытался разжечь костер, чиркал спичку за спичкой, подкладывал бумагу, но ничего не получалось. Наконец я извел последнюю спичку вместе с коробком, а огня все не было, только маленький уголек тлел, готовый вот-вот померкнуть. Я стоял над ним на коленях и раздувал его, не столько потому, что надеялся получить огонь, сколько потому, что мне все равно больше ничего не оставалось делать. И неожиданно огонек разгорелся. Он то вспыхивал, то гас опять, но теперь я уже знал, что костер будет гореть. В пять часов костер уже полыхал полной силой. Я отогревался у него, когда зашевелились мои спутники.
   — А-а… Наш бледнолицый брат, — приветствовал меня Виктор Сергеевич. — Что подняло вас так рано?
   — Холод.
   — Да, здесь не курорт, — согласился он со мной.
  Петя уже прилаживал над огнем котелок. Через полчаса, позавтракав, мы тронулись дальше. Перевалив через водораздел, изобиловавший обильными моховыми болотами, мы стали спускаться к пойме Ирки. Полоса пожарища осталась позади, началась чаща.
   — Пожар направлялся сюда, — сказал Виталий Сергеевич. — Но ветер переменился…
   Мы продирались сквозь ельник, спотыкались о бурелом, путались в валежнике. Со страхом божьим по замшелым бревнам перебирались через ручьи и продирались, продирались, продирались. Мы продвигались примерно со скоростью одного километра в час. Мои брюки, целые в начале маршрута, к концу имели две дыры сзади, одну на колене, одну у бедра, а низ брюк вообще изодрался в бахрому. Лес был до того глух, что даже птица в нем не водилась. За весь день не пришлось сделать ни одного выстрела. Два раза мы пересекали медвежий след, несколько раз сохатиный. Один раз даже слышали его крик. Встретилась по дороге и змея. Она грелась на солнце. Я вскинул киноаппарат и, когда он затрещал, она медленно подняла голову и, раскачиваясь, уползла в дупло поваленного дерева. Звери нас не страшили. Мы шли шумно, переговаривались и звери, наверное, разбегались от нас за десять километров, но я представил себе, как идти по тайге одному. Это действительно страшно.
   За день мы прошли около четырнадцати километров и при свете заходящего солнца вышли к реке. Тотчас же из камышей перед нами взлетела стая уток. Прогремел выстрел и вслед за ним тяжелый всплеск. Это Петя, не раздеваясь, кинулся в воду за подбитой уткой. Он вылез на берег мокрый и счастливый, держа в руке свою добычу и пока я раскладывал огонь, а Виктор Сергеевич отчитывал его, он выжимал воду из одежды, а потом, как ни в чем не бывало, принялся чистить утку.
   Когда все успокоились и мы огляделись, то увидели, что находимся на довольно большой поляне, в конце которой стоит невысокий стожок сена. Мы поужинали, забрались в этот стожок и заснули. Умудренный опытом предыдущей ночи я забрался почти под самую середину. Мне было тепло и сухо, казалось, лучшей постели у меня никогда не было.

                4
   Виктор Сергеевич вел нас по каким-то ему одному известным приметам. Но вот уже опять день клонится к закату и он начинает проявлять первые признаки беспокойства.
   — Где-то здесь должно быть, — говорит он и хмурит брови.
   Становится совершенно темно. Хочешь, не хочешь, приходится останавливаться на ночлег. Но место для ночлега должно отвечать хотя бы двум требованиям: быть сухим и иметь неподалеку воду. И то и другое сейчас проблема. Уже в темноте обнаруживаем «мочажину», выбираем рядом место посуше, рубим дрова и собираем смолье. И вот пылает огонь.
   Мы сушимся. Огонь! Благодарение Прометею, что он принес его людям.
   — Огонь — это человек, — говорит Петя. Он приносит воду, варим ужин.
   — Придется, пожалуй, сократить наш рацион, — задумчиво говорит Виктор Сергеевич. — Мы тратим времени на поиски больше, чем я предполагал.
   Мы устали и поэтому молча принимаем это неприятное известие. В вышине ярко мерцают звезды. Небо чистое, но в лесу удивительно темно. Костер, как рубиновое пятно. Пока варится ужин, при его свете мы мастерим себе «постели» из хвои. Наконец ужин готов. Мы ужинаем и ложимся поближе к огню. Сон охватывает меня раньше, чем голова моя касается импровизированной подушки — рюкзака.
   В пять часов утра Виктор Сергеевич будит меня.
   — Пойдемте, поищем образцы, — говорит он. — А Петя пока приготовит завтрак.
   Он берет ружье, я фотоаппарат и мы отправляемся на поиски. Спускаемся с холмика и попадаем на болото, пересекаем его и попадаем на новое болото.
   — Где-то здесь… где-то здесь… — бормочет себе под нос Виктор Сергеевич и все крутит и крутит по болотам. В его продвижении имеется своя закономерность и я замечаю, что он довольно часто поглядывает на компас. Наконец, после трехчасового поиска, мы находим рюкзак с образцами. Он лежит завернутый в тент от палатки и просто удивительно, как Виктор Сергеевич замечает его. Рядом с рюкзаком — лопата.
   — Порядок. Полный порядок, — ликует Виктор Сергеевич, но я далеко не разделяю его мнение. По-моему, полный порядок был бы если рядом с этим рюкзаком лежал бы еще один такой же с продуктами. Я высказываю это соображение и мы смеемся.
   Вдвоем мы вытаскиваем рюкзак из болота. Это не так просто. Во-первых, он тяжелый как чушка, во-вторых, его уже успело немного засосать. Но вот он у нас в руках. Виктор Сергеевич вскидывает его на плечи, я беру тент и лопату и мы возвращаемся.
   Петя ждет нас с завтраком. При виде нас его взгляд проясняется.
   — Ну и долго же вы, — говорит он. — И в самом деле уже скоро полдень.
   Мы берем курс на деревню Подкаменка… Скоро будем в лагере!..
                1963 г.

                = = = = = = = = = =