Рисковая переправа

                АНАТОЛИЙ МУЗИС

                РИСКОВАЯ ПЕРЕПРАВА

   К югу от Самахинской степи Катунские и Чуйские белки отступают друг от друга, как будто специально, чтобы дать дорогу водам Аргута — самой бурной и неукротимой изо всех рек Горного Алтая. Начинаясь в Самахинской степи от слияния рек Алаха и Жасатер, Аргут мчится семьдесят километров по тесному ущелью с такой скоростью, что, впадая в Катунь, оттесняет ее воды почти до противоположного берега. Нет ни одного брода на этой реке и если бы не лодочная переправа, поставленная жасатерским колхозом ниже Карагема, не было бы пути с правого берега на левый.
    Лодочник Григорий, смуглый, коренастый, длиннорукий, видимо не столько желая набить цену, сколько поговорить с редкими в этих краях путниками, рассказывал:
   — Переправа здесь сурьезная. Если на те камни отнесет, считай все. Скорость пять метров в секунду…
   Он показывал туда, где ниже по течению Аргут перегораживала мощная гряда камней. Вода там бурлила, как в котле.
   Нам предстояло переправить тонну груза и перегнать двадцать лошадей и мы понимали, что дело это сложное. За переправу груза мы почти не беспокоились: Григорий чувствовал себя в лодке привычно, греб умело, спокойно и, несмотря на быстрое течение, лодка двигалась у него как-то особенно легко. А вот с лошадьми у нас сразу же не получилось. Каким бы плотным полукольцом не окружили мы их, прижимая к кромке воды, как ни размахивали палками и арканами, лошади ни за что не хотели плыть через Аргут. Но, наконец, нам все-таки удалось загнать их в воду. Градом камней отгоняли мы их от берега, а когда течение подхватило их, то одна из лошадей, наконец, решительно взяла кус на ту сторону, а за ней поплыли и остальные. Но не все. Лошадь по имени Серко испугалась плыть с табуном, вернулась. Она осталась одна и перегнать ее теперь было практически невозможно.
   Серко упорно отказывался идти в воду. Мы уже измучались и не знали, что с ним делать, когда Коля Сумачаков предложил попробовать переплыть через Аргут верхом на Серко. Коля был самым молодым участником нашей экспедиции, но не было среди нас человека, который бы так добросовестно и так старательно выполнял полученное ему задание, как это делал Коля, но когда он разговаривал с кем-нибудь, на лице его появлялась извиняющаяся улыбка. Она как бы говорила: «Я бы и сделал лучше и рассказал бы лучше, да не могу». А когда Коля смеялся, его и без того узкие глаза совсем превращались в щелочки. В общем, он был скромен и незаметен, а тут как будто нарисовался в полный рост, и мы внимательно разглядывали его. Маленький, смущающийся от направленных на него взглядов, он походил скорее на мальчишку, чем на джигита. Но его темные глаза смотрели серьезно. Аргут была из тех рек, что не терпела баловства.
   Даже Григорий приостановил переправу, посмотреть, чем все кончится. А Коля настаивал.
   — Переплыву, — настаивал он. — Не бросать же лошадь.
   И мы отступились. Сын гор алтаец Коля вырос здесь и всю жизнь провел с лошадьми. Ему ли не знать, можно ли переплыть Аргут?
   Сумачаков надел на Серко уздечку, провел лошадь по берегу вверх по течению и, погоняя кулаками и босыми пятками, заставил войти в воду. Но как только Серко почувствовал, что его несет, он снова выплыл на наш берег. Коля снова завел его вверх по течению. На этот раз, очутившись в воде, Коля ожесточенно тянул уздечку влево, не давая Серко повернуть к нашему берегу. Но они не плыли и к противоположному, а стремнина, подхватив их обоих, уже проносила мимо нас.
   Когда лошадь переплывает глубокую быструю реку, она принимает почти вертикальное положение. Ее задние ноги опускаются вниз, а сама она поворачивается на бок. Поэтому у всадника может создаться впечатление, что лошадь тонет. А нам, наблюдавшим с берега, и вовсе трудно было понять, что происходит в воде. Мы видели только, что из воды торчат головы животного и человека, причем торчат довольно далеко друг от друга. Казалось и Коля, и лошадь борются с течением порознь и если Коля старается выплыть к противоположному берегу, то лошадь к нашему.
   Сколько так продолжалось сказать трудно. Наконец Серко видимо понял, что на этот раз ему не удастся вернуться, но понял он это слишком поздно. И лошадь, и всадник уже оказались в самом опасном месте — там, где течение, ударяясь о левый берег, поворачивало к камням. Если пловцам не удастся преодолеть стрежень, их вынесет на камни и произойдет то, о чем так немногословно, но выразительно предупреждал Григорий.
   Это понимал, наверное, даже Серко. Вот его голова и голова Коли как бы остановились. По задранной лошадиной морде было видно, что животное борется с течением изо всех сил. И хотя, казалось, что лошадь и всадник стоят на месте, левый берег как бы приближался к ним. Наконец, стрежень позади, Коля и Серко оказались в безопасной тихой заводи, а за ней, вскоре, на берегу.
   Григорий бросил давно потухшую папироску.
   — Ну и ну, — сказал он и покачал головой. — В тридцатых годах в этом ущелье бандиты прятались, так и они не рисковали переплывать Аргут на лошадях.
   И мы стали загружать лодку для последнего рейса. Теперь путь к сердцу Горного Алтая — Катунским белкам был для нас открыт.
                1963 г.

                = = = = = = = = = =