Старый и молодой

                АНАТОЛИЙ МУЗИС

                СТАРЫЙ И МОЛОДОЙ

   — Они все-таки переправляются! — сказал Солдатов за спиной Викентия Петровича, но Викентий Петрович даже не обернулся. Он стоял над кручей левого берега и смотрел, как Илья сильными и четкими ударами кормового весла гнал лодку на ту сторону.
   Лодка была старая, потрескавшаяся, пропускала воду, а единственное весло имело у лопасти непонятную вмятину, будто через него переехало колесо телеги. Викентий Петрович не рисковал переправляться в этой лодке даже наняв перевозчика, а Илья поплыл, и поплыл сам.
   Правда, глядя как Илья ведет лодку, можно было подумать, что переправа не такая уж сложная. И река на участке переезда как будто не внушала опасений. Вода, вырываясь из тесной горловины между скал, текла здесь широким и спокойным потоком. Она шла мимо берегов, плоских и удобных для высадки, плотной темной массой и лишь ниже, там, где русло дробилось на несколько рукавов, снова вскипала на камнях угрожающими белыми бурунами. Собственно в этих камнях и была вся опасность: не удержишь лодку — снесет, и тогда даже сам господь бог не сможет помочь несчастливцу.
   Илья знал все это не хуже Викентия Петровича и все-таки поплыл. К тому же он, видимо, еще и перегрузил лодку. Она сидела в воде по самые борта и только стриженная голова Ильи и его широкие плечи возвышались над кормой.
   Но Илья твердо держал лодку вверх по течению и сносило их совсем немного. Иногда даже казалось, что лодка стоит на месте. Лишь темная полоска воды между нею и берегом, где стоял Викентий Петрович, все увеличивалась, да лодка как будто уменьшалась в размерах.
   Викентий Петрович отчетливо представлял себе, что бывает в подобных случаях.
   — В каждой работе, — любил говорить он, — всегда надо иметь необходимый запас прочности. Особенно в нашей, когда никто не докажет, где кончается разумная необходимость и начинается неоправданный риск.
   А Илья рисковал и рисковал неоправданно.
   — Молодой… — снова подумал Викентий Петрович. Его еще «жареный петух» не клевал…
   Но петух, видимо, и не собирался клевать Илью.
   Вот они миновали стрежень, движение лодки заметно ускорилось, еще несколько минут и она ткнулась носом в песчаную отмель. За отмелью, на зеленой лужайке уже лежала груда перевезенных ранее вещей — вьючные ящики, спальные мешки, рюкзаки, несколько поодаль дымил костер, устанавливались палатки. Навстречу лодке выбежал молодой, но уже бородатый паренек. Он ухватился за носовую веревку, Илья соскочил прямо в воду и подтолкнул лодку с кормы и соединенными усилиями они втянули ее на берег.
   Считая, что достаточно намахался веслом за четыре сделанных им рейса, Илья направился проведать, как идут дела по устройству лагеря, а бородатый паренек принялся разгружать лодку.
   Викентий Петрович повернулся, чтобы уйти и встретился взглядом с Солдатовым.
   — Может быть и мы?.. — безмолвно спрашивал взгляд радиста.
   — Переправились, ну и ладно… — деланно равнодушным взглядом ответил ему Викентий Петрович. — А я рисковать не буду…
   Они не первый год работали вместе и отлично понимали друг друга. И Викентий Петрович знал, что всегда бездумно исполнительный и сдержанный Солдатов сейчас не только не согласен с ним, но и ругает его в душе последними словами. Что же, пусть Солдатов называет его и «старой перечницей» и «трусом» и еще как угодно. Он, старый и опытный геолог, не пойдет на подобный риск, даже если ему придется просидеть на этом берегу еще месяц, он не начнет переправы, пока не спадет вода или не привезут новую лодку.
   Он уже сделал шаг в сторону, когда Солдатов, что восторженно и даже с завистью констатировал удачную переправу, теперь изменившимся голосом воскликнул:
   — Ой, смотрите…
   Викентий Петрович проследил за его взглядом и вздрогнул.
   — Вот оно!.. — пронеслась мгновенная мысль.
   Рыжебородый студент, видимо, желая «блеснуть» так же как Илья, оттолкнулся от берега и попробовал переплыть реку. Но у Ильи лодка твердо стояла носом против течения и хотя и медленно, но верно двигалась от одного берега к другому, а у студента ее сразу развернуло боком к струе и понесло вниз по течению. Ударом весла он попытался выровнять ее, но лодка вертелась, виляла, нос ее направлялся то к левому берегу, то к правому, а саму ее несло вниз, вниз… на камни.
   Филин! Надо же было родиться с такой фамилией. Она служила не только источником многих огорчений маленького Сережи, она являлась олицетворением жизни, неудачника — Фили-простофили. Так в детстве Сережу дразнили и он ничего не мог поделать, т.к. ребят всегда было много, а он против них всегда стоял один. И потому, что это проклятое прозвище настолько прилепилось к нему, что даже самая маленькая девчонка их класса — Катюшка, обращаясь к нему, говорила: «Филя…!». Он не мог не отозваться, не мог оборвать ее — настолько это стало его вторым именем. Когда он поступил в институт, прозвище перешло за ним. Напрасно он пытался объяснять, что фамилия его происходит от известной под Москвой деревни — Фили, — где проводил совещание перед знаменитым Бородино Кутузов, и произносить его фамилию с ударением на последнем слоге — ФилИн, или уж во всяком случае — от птицы филина, а никак не от сокращенного слова «простофиля» — ничего не помогало. Он оставался «просто-Филей».
   А он хотел быть мужественным и сильным. Он хотел, чтобы люди — и девушки, — уважали его вопреки фамилии, доставшейся ему от отца с матерью. Он поэтому, хотя и не сознавался, пошел учиться на геолога. Он старался держаться как видавший виды сухопутный волк, отпустил усы и бороду, носил не по росту неудобные сапоги и не по погоде штормовую куртку, курил трубку и говорил басом.
   Ребята и, что обиднее всего, девушки по-прежнему ласково называли его «Филей».
   Попав в экспедицию, он во что бы то ни стало хотел поехать с Викентием Петровичем. Ему нравился этот спокойный, подчеркнуто аккуратно одетый, с холодным независимым взглядом человек, о котором шла молва как о лучшем начальнике партии в экспедиции. Но и Илья Семенович — молодой начальник отряда, к которому он попал в результате распределения, тоже очень быстро завоевал его расположение. Крепкий, широкоплечий, веселый, прямолинейный Илья Семенович Векшин привлекал его как образ истого покорителя просторов, искателя типа героев Джека Лондона. Очень быстро Сережа перенял от него ряд манер и вот теперь захотел повторить его подвиг… И вот…
   Илья бежал за лодкой по правому берегу, что-то кричал. Все, кто наблюдали за переправой с левого берега, тоже бежали за лодкой.
   Сергей же, видимо, совсем растерялся. Он бросил весло и сел на дно лодки, ухватившись руками за качающиеся борта…
   Лодку ударило о камень.
   На берегу кто-то вскрикнул. Лодку ударило еще раз, и еще. При каждом ударе ее встряхивало на камнях, лодка безвольно поворачивалась то кормой, то носом… Ее волокло по перекату боком с неудержимой силой.
   Рыжий студент болтался в ней как «маковый цвет». Вот лодку перетащило через первую гряду камней и повлекло в протоку между двумя островами, мимо низких берегов со свисающими в воду ветвями плакучей ивы.
   Здесь было несколько глубже, но ниже, у выхода в основное русло, камни были крупнее. Оставалось удивляться, как лодка еще не развалилась, там, ниже, студента ждала верная гибель.
   Но, вдруг, когда лодку несло вдоль берега острова, студент неожиданно выпрямился, ухватился за нависающий над водой ивовый куст и с такой силой потянулся к берегу, что лодка невольно качнулась к берегу и резко села на камни. Студент вывалился в воду, но куст не выпустил. Еще мгновение и мокрый и перепуганный он уже был на острове.
   Илья сел на землю, рывком стащил сапог, затем второй, скинул рубашку и штаны и остался в одних трусах.
   — Что он хочет делать? — тревожно подумал Викентий Петрович, но Илья не заставил ждать с ответом. Он пробежал еще немного вверх по берегу и кинулся в воду.
   На берегу стало тихо, как будто обезлюдело. Илья плыл кролем. Его руки взлетали над головой и опускались в воду с такой быстротой, как лопасти хорошо налаженного механизма. С кручи левого берега были видны то стриженый затылок, то поочередно поднимающиеся над водой смуглые мокрые плечи. Илья был матросом — это чувствовалось сразу. Он не боялся воды, он знал как себя держать на воде. Его руки поднимались и опускались в воду с такой скоростью, что течение, казалось, не имело власти над ним. Стриженый затылок верно и совсем не медленно пересекал реку по направлению к круче.
   Иногда видно было и лицо Ильи. Когда он отфыркивал воду и хватал открытым ртом воздух, видно было и его лицо, но выражения лица разглядеть не удавалось.
   И тем не менее, после первых нескольких секунд заплыва, тревожное ощущение, что Илья кинулся в реку необдуманно, исчезло.
   Илья знал, что делал.
   Вот он достиг левого берега. Переплыв кролем стрежень, он перешел на обычные «саженки», а у берега вообще замедлил темп, чтобы не стукнуться с разгона о камни. Вот он уже как молодой бог Нептун выходит из воды; сильный, красивый, мужественный. Но теперь видно, что заплыв и ему дался не легко. Грудь Ильи поднимается и опускается учащенно и вытутаированный на ней большой синий орел с широко расправленными крыльями и обрывками цепи в когтях, шевелится, кажется взлетающим в небо.
   По плечам Ильи стекала вода, тело потемнело от воды и холода, но лицо было хмуро и сосредоточенно. Губы плотно сжаты.
   Что он теперь будет делать?
   — Резиновую лодку… пилу… топоры… веревку, — отрывисто, после каждого слова переводя дыхание, выкрикивал он.
   Солдатов побежал к палаткам, а Илья вниз по берегу к острову, на котором сидел злополучный Робинзон.
                _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

   Виталий Петрович не мог заснуть. Он чувствовал себя старым-старым. Илья, который еще вчера был его учеником, сегодня дал ему наглядный урок действия. Он обеспечил выполнение основной производственной задачи — главной задачи, и только это могло приниматься во внимание. Ну, а как же с «запасом прочности»? Нельзя работать без определенного запаса прочности. И как велик должен быть этот запас? Решение Ильи переправляться чуть не стоила жизни человеку. Но он думал не о себе, а о деле и стремился решить его максимально быстрым способом, подчас не оставляя даже необходимого запаса.
   Великая Китайская стена стоит века, но ведь сейчас это не более как исторический анахронизм. Нужно ли было строить ее с таким запасом прочности, стоившим строителям столько крови и пота. Раньше, «в доброе старое время», инженерная практика предусматривала в строительстве 3-х кратный запас прочности. Теперь многие здания надстраиваются. Прочность фундамента оказывается достаточна, чтобы здесь можно было поселить вдвое больше людей.
   Правда, в работе геолога никогда не угадаешь, где предел «прочности» того или иного действия. В случае с переправой Илья чуть не переступил его, но он думал не о себе, а о деле. Илья обеспечил выполнение основной производственной задачи и только это могло приниматься во внимание.
   Виталий Петрович не мог заснуть. Он чувствовал себя старым-старым.
   Викентий Петрович загасил свечу и закрыл глаза. И перед ним, как будто наяву, возник снова правый берег реки. Груженые кладью лошади, медленно покачивая вьюками, скрываются за скалами. Всадники сидят весело, у них вид победителей. Вот один из них поднял руку, приветственно помахал тем, оставшимся на левом берегу. Это Илья, и машет он ему, Викентию Петровичу.
                1963 г.

                = = = = = = = = = =