И снова звучит в ночи твой усталый блюз...

Памяти Наримана Красненкова

Нариман Кафары.  Такое звучное сочетание имени и фамилии досталось ему от биологического родителя. Он мирился с этим до достижения паспортного возраста. А как только получил серпастый и молоткастый, то поспешил изменить эту фамилию на фамилию своей матери – Красненков. Но в школьных журналах и списках фамилия Кафары фигурировала аж до самого выпуска из школы. Даже на общей выпускной фотографии под его миниатюркой коряво было выведено – Кафары.
После восьмого класса, когда часть нашего потока, получив неоконченное среднее образование, покинула стены школы и пополнила ряды студентов техникумов, а львиная доля устремилась в ПТУ, из оставшихся сформировали три класса. Наш 9«А» был «математическим», т.е.  с углубленным изучением этой точной науки. И в класс набрали ребят с более или менее сносными «математическими» способностями.
Высокий, немного сутуловатый и худощавый, угловатый и чуть неуклюжий, с открытой улыбкой и длинной почти до плеч шевелюрой с прямым пробором тёмно-русых волос под «Битлов» Нариман учился со мной в том самом 9 «А».
-  Смотрит как из скворечника! – раздраженно ворчали учителя, глядя на его причёску. Особенно, наш военрук, который всеми способами и методами пытался привести его голову в уставной порядок. Но Нариман только снисходительно улыбался и не стригся, сохраняя верность своим принципам.
Нарик, как его все называли для простоты общения, не выделялся особо выдающимися способностями по предметам обучения в рамках школьной программы. Другими словами, учился он средне. Мы не видели его ни на школьном стадионе, на котором большинство из пацанов нашего класса с упоением, порой до темноты, гоняли мяч, сражаясь за первенство со своим соперниками, ни в спортзале, в организованной нами секции культуризма или по-импортному бодибилдинга. К физической культуре и спорту он был тоже, прямо скажем, равнодушен. И, тем не менее, он не был каким-то обособленным и нелюдимым. Ребята к нему тянулись.
У него было одно увлечение, переросшее позже в дело всей его жизни. Это музыка. Нет, он не занимался в музыкальной школе, не было возможностей у его матери для дополнительных занятий, помимо школьных. Да и не классическая и народная музыка и даже не популярная эстрадная интересовала подростка. Рок, Рок-н-ролл, блюз-рок...
Он знал про эту музыку и музыкантов этих направлений столько и это вызывало к нему неподдельный интерес у знакомых с ним ребят, что было удивительно, откуда он черпает эту информацию в советское-то время, когда всё западное, а представители этих направлений в то время были известны только на Западе, не то чтобы запрещалось, но не приветствовалось и даже считалось чуждым и вредным советской идеологии.
Помню, как-то в школе его попросили провести что-то вроде диспута на тему современной музыки. Он подготовил кучу материала на эту тему: виниловые диски и гибкие пластинки, магнитофонные бобины с записями музыки, постеры, проспекты, свои заметки в толстой общей тетради, исписанные его некаллиграфическим почерком (писал он, конечно, как курица лапой, надо заметить)...
Он говорил негромким голосом, проглатывая слова, торопясь быстрее выразить свою мысль. Собравшиеся слушали его, стараясь не пропустить ни слова. Ведь то, о чём он рассказывал, не было общедоступно - по телевизору и радио такой музыки услышать было невозможно, а тем более об её исполнителях. Ну разве только по «вражеским голосам» - радио «Свобода», «Свободная Европа», «ВВС» и проч. А маленькие пластинки с 3-4-мя песнями группы «Битлз» выпускались мизерными тиражами. О других группах я даже и не слышал.
Оппонентами его в этом диспуте выступали учителя, идеологически подкованные, с явным стремлением развенчать и перенаправить.
- Они играют агрессивную музыку, да ещё на иностранном языке! Кто знает, о чём они там поют! Это чуждая нам музыка! А значит, ненужная!– наседали оппоненты на Наримана.
Его аж передёрнуло от таких умозаключений. И этот всегда спокойный, добродушный и застенчивый парень взорвался. Даже голос изменился, окреп:
- Почему же ненужная? Ведь если музыка нравится, зачем её запрещать? А что слова? Попробуйте перевести тексты песен тех же «Битлз»! О чём они поют? О любви, птичках и цветочках!..
И ведь на самом деле в текстах песен большинства рок-групп не было ничего такого, что угрожало бы устоям Советского государства. Просто добрые лирические песни и баллады с безобидными текстами под хорошую, качественную музыку. Ну не было в них призывов к мировой революции и к борьбе с всемирным злом, протестов против загнивающего капиталистического строя... 
А  тем временем воздух свободы всё же малыми порциями просачивался сквозь «железный занавес». В школах разрешили проводить танцевальные вечера для старшеклассников – дискотеки попросту говоря. В репертуаре помимо песен в исполнении «звёзд» советской эстрады появляются и композиции «разрешённых» иностранных групп, и некоторых наших некогда андеграундных коллективов - «Машины времени», «Воскресенья», «Цветов»...  А за «диджейским пультом», естественно, сидел Нариман Кафары...
Когда мы учились в десятом классе, школа, совместно с «шефами», закупила музыкальные инструменты. Нет, не подумайте, не пионерские горны и барабаны, а настоящую ударную установку, электрогитары и электро- же орган. Это был просто верх мечтаний! Нариман собрал группу. Сам он сел за барабаны, а гитары взяли в руки Сашка и Витька Соколовы (не братья и даже не родственники, хотя кое-что общее, кроме того, что они с первого класса учились вместе, у них было - родители обоих были учителя: у Сашки мама была завучем и «немкой», у Витька же папа был физик. И есть предположение, что именно Сашкина мать, как завуч,  имела, так сказать, отношение к закупке этих инструментов). Два других члена новоиспечённого вокально-инструментального ансамбля были: «клавишник» - некто Трегубов,«мальчик из параллельного» и ритм-гитарист - парень из 9-го класса (к сожалению, его имя стёрлось из моей памяти).
Вечерами они репетировали в фойе второго этажа школы, попутно осваивая инструменты. Если с гитарами, хоть и акустическими были знакомы все и вполне сносно играли, электроорган – это те же клавиши, как на пианино, и для выпускника музыкальной школы по классу «фортепиано» некто Трегубову, «мальчику из параллельного», тоже несложно было перестроиться, а вот ударную установку приходилось изучать с «нуля».
В отличие от героев популярного в те годы фильма «Розыгрыш» наши ребята не подрабатывали, давая концерты в ДК и на выпускных вечерах и дискотеках. Но к своему выпускному вечеру они готовились всерьёз. И хотя директор школы перестраховалась и пригласила на наш выпускной более профессиональных музыкантов, наши парни тоже играли на этом вечере. И принимали их намного теплее и восторженнее, чем «гастролёров».
Отшумел выпускной. Уже под утро парни и девушки из нашего 10 «А» расположились на лавочках в сквере перед ДК им. Серго Орджоникидзе по обе стороны от фонтана. Уставшие девчонки решили дальше не идти. И рассветом, который мы планировали встречать на берегу реки, мы любовались с этих лавочек. Мы делились своими планами. Впереди – взрослая жизнь. Куда и как раскидает она нас, мы тогда ещё не знали...
Я приехал в Уфу в очередной отпуск из далёкого сибирского городка, в котором уже без малого два года служил в одной из войсковых частей Главного управления космических средств.
 Это был 1991 год, прошло ровно десять лет, как мы закончили школу. Хотелось собраться классом вместе и отметить это событие. И так как я был наиболее свободен, организацию этого мероприятия поручили мне. Я разыскал почти всех одноклассников, живших на тот момент в Уфе. Среди них был и Нариман.
Я пришёл к нему домой, в его малогабаритную двушку на Интернациональной, в которой он жил вместе с мамой. Мы пили чай на кухоньке, вспоминали школу, ребят, отчитывались о прожитой десятилетке. Я пригласил его на встречу одноклассников, которая должна была состояться через пару дней в каких-то трёста метрах от его дома, на квартире одной из наших девчонок.
Но на встречу он так и не пришёл...
Как оказалось, эта была наша последняя с ним  очная встреча. Мы общались с ним в соцсетях, про него мне много рассказывали наши общие друзья, я слушал его музыку, читал о нём и его творчестве на просторах всемирной паутины...
 А в ночь с 15 на 16 мая 2017 года Нариман перенёс инсульт, после которого впал в кому, из которой уже не вышел. Он умер, не приходя в сознание 18 мая...
О нём как о человеке, друге, мужчине, музыканте больше знают те, кто жил с ним рядом, дружил, творил, любил и поклонялся его таланту.
Для меня же Нариман остался в памяти тем худощавым, угловатым и чуть неуклюжим, с открытой улыбкой и длинной почти до плеч шевелюрой с прямым пробором тёмно-русых волос под «Битлов» пареньком с добрым, умным взглядом, бесконечно влюблённым в музыку и жизнь...
...А ты лети - не долети,
Гуляй смола!
А ты гори -  не догори
Огонёк свечи.
Ведь от смерти до любви
На кресте смола.
Ничего не говори – просто помолчи!..