ноша

Тяжело на Руси с пьянством бороться. Как только не искореняли, ничего не помогает. А дед Артём единственный на селе не пил. Так, чуть-чуть пригубит и всё. К нему давно уж не приставал никто, не дразнил. А раньше, по молодости и побить мужики могли, особенно когда особо словоохотливые жёны его в пример мужьям ставили. А ведь причина была: не в наследственности, не в родительском воспитании – война. Мальчишка белобрысый Артёмка, очкарик со школьной скамьи, прибыл на фронт в составе таких же новобранцев, как он. Патриотизмом горели на фронт едучи, а приехав, испугались, увидев грязные шинели, обувки рваные, да глаза уставшие. Сидели бойцы в окопе, ложками по котелкам стучали, из которых едва заметный парок шёл. Артёма с матерящимся сержантом тут же в штаб отправили, какие-то бумаги надо было срочно c немецкого языка перевести; он один мало-мальски помочь мог, других не оказалось. Сержант есть хотел, зло плевался, дорогу показывая. Понял, что придётся всё-таки чуть ли не за ручку везти. Пошли. Вдоль дороги бойцы сидели, а поодаль, у орудия – пьяный солдат песню орал. Единственный живой остался из всей роты, простительно, никто ему не мешал, но и к песне не присоединялся. Всяк горе по-своему переживает. А на войне его хватает с избытком. Каждый день. Не успеваешь привыкать. Артём невольно отшатнулся, а потом и вовсе на другую сторону дороги перешёл, пока сержант к бедолаге с фляжкой своей двинулся. Мог бы следом отправиться, нет. Сам не понял, чего уж так побрезговал, не стесняясь, толи неприятно стало от картины безысходной, то ли от всего увиденного, с юношеским задором не совпавшего, то ли запах сразил… Внезапный, случайный снаряд ударил, в воронку стерев и сердобольного сержанта, и солдата, и орудие. С тех пор не может Артём, дед уже, пить спиртного. Не зря же тогда его Бог отвёл. Зачем-то в живых оставил?