Лоскутки продолжение

28.04.04

    Я давно не прикасалась к "Лоскуткам": дела, всё дела; да ещё по временам всякие недомогания, о которых незачем говорить, они в моём возрасте естественны. Ведь никто не вечен; а здоровый организм не может ни с того, ни с сего прекратить свою жизнедеятельность (без постороннего вмешательства, разумеется). Он понемногу выходит из строя; стоит ли останавливать на этом внимание? Слишком много вокруг того, что внимания действительно достойно. Не знаешь даже, о чём сначала...
     Но вот о чём. Посмотрела я на-днях какое-то ток-шоу; и были там опять разговоры о том, как сейчас развращают молодёжь всякие боевики, детективы... Может, это и так. Но вспомним, какие фильмы мы любили в детстве? А любили мы больше всего фильмы "про войнуху". Чтобы непременно стреляли, и чтобы кто-нибудь непременно героически умирал или героически убивал. Если убивали "наших", мы плакали, а если "ихних", мы радовались. Те, кто "наших" убивал, были злодеи, убийцы; а наши, вообще-то, никого и не убивали, просто "уничтожали" противников, в чём, разумеется, нет ничего предосудительного.
     Противники выглядели отвратительно и жалко. Скачет какой-нибудь несчастный "интеллигентишка" перед вооружённым до зубов героическим матросом или чекистом и кричит смешным голосом: "Какое вы имеете право?.." - а матрос спокойно кладёт руку на маузер и веско так отвечает: "Вот моё право!". и мы в восторге.
    Разве это было лучше того, что теперь? Или герой, ТАК спасающий революцию, в этическом отношении выше современного героя, "спасающего мир"?
     Нет, ну конечно же, были и другие фильмы - милые, весёлые, музыкальные. Есть они и теперь. Но вот что странно: браниться-то мы бранимся по поводу "заполнившего экран насилия",а всё-таки скорее смотрим боевик, чем милый, весёлый и музыкальный фильм.
     Правда, конечно, и то, что музыка музыке рознь. И агрессивные, резкие, оглушительные звуки, сменившие грустный блюз или задумчивый вальс, не согласуются с высокой окрылённостью души; однако и мы слушали блюзы и вальсы не так часто, как экстатические марши, под которые сами собой ноги начинают маршировать и руки ритмично дёргаться.
     Я вспоминаю, как мы встречали Новый год, тысяча девятьсот пятьдесят восьмой. Это было в Геленджике. Взрослые веселились в "большой комнате", к ним присоединились и Таня, и Юра; а вот я не могла: на  меня "скинули мелкоту" - Валю и Володю Ширинянц, Ларку Устименко, ещё кого-то... На меня всегда "скидывали мелкоту", потому что из младших я была старшая. А кто был старше меня, тем возиться с "мелочью" было уже не по достоинству.
    Да, так вот. Играли мы под ёлкой, и конфеты ели, и веселились до полуночи - нам разрешили. Но в полночь по радио (телевизоров тогда у нас не было) зазвучали куранты на Спасской башне Кремля и послышались первые звуки гимна. Взрослые в соседней комнате стали чокаться шампанским под патриотические тосты, а я выстроила свою команду под ёлкой по стойке "смирно", и мы с Валентиной (она младше меня на три года) держали салют, а остальные, не бывшие ещё пионерами, стояли застыв до последней ноты гимна... И мы были очень искренни: мы ТАК отмечали торжественность момента.
     Прошло два года. Мне было уже четырнадцать. Я точно помню, что это был 1060 год - год моей горячей дружбы с одноклассницей Аней Неживой и столь же горячего сочувствия её первому роману. Я была её наперсницей, утешительницей и помощницей. Она любила Володю Мешкова - мальчика двумя годами старше нас. И вот на Новый год на школьном вечере произошло ужасное: Володя Мешков танцевал не с Аней, а с Островской, своей одноклассницей. А наша красавица Аня, в маскарадном новогоднем наряде цыганки, который ей так шёл, стояла в стороне... В каком она была горе и отчаянии!.. И я повела её к нам домой - куда же ещё...
     Сделав вид, как будто не видят её заплаканных глаз, нас тут же посадили за стол со взрослыми. Нам дали шампанского. И вот - бой часов на Спасской башне, гимн по радио - и тост Дмитрия Лукича:  "За милых дам!" - и все весело пьют за дам. За дам! - не за мир во всём мире, не за героев, не за "любимого руководителя"... Тётя Шура Ширинянц передаёт Дмитрию Лукичу тарелку: "Ах, извините, я тут нечаянно пальцем задела!" - "Тем лучше. У дам такие ручки, что можно целовать", - фатовато отвечает Дмитрий Лукич Парфентьев и целует у тёти Шуры руку. Тётя Шура кокетливо закатывает глазки. Дмитрий Лукич своим прекрасным баритоном запевает:
От Севильи до Гренады
В тихом сумраке ночей
Раздаются серенады,
Раздаётся звон мечей...
     "Пойдёмте к пианино!" - зовёт Попов, Иван Петрович, - и все переходят в другую комнату. Ираида Ивановна садится за инструмент, Дмитрия Лукича просят исполнить несколько романсов; потом поёт мамина подруга Прасковья Григорьевна (она врач, как Парфентьевы и Поповы, и она верный друг нашей семьи уже много лет). потом наш папа читает Блока, потом что-то читает Попов, потом папа поёт Вертинского, потом ставят танцевальную какую-то пластинку, чуть ли не фокстрот, и все танцуют...
     Это - начало шестидесятых годов. Это - старшие, сталинского поколения люди, не "шестидесятники" - но это - шестидесятые... "Оттепель" - так называют сейчас это время. Не стойка "смирно" под салютом, а "за милых дам!"...
      Как быстро меняются представления о том, "что такое хорошо и что такое плохо"!..

29.04.04.

     В моё пионерское время имя Павлика Морозова было символом верности долгу; сейчас бедного мальчика чернят, как Иуду.
     Говорят, впрочем, и то, что Павлик, во-первых, никогда не был пионером; во-вторых, что он никогда не доносил на отца; и, в-третьих, что его вообще убили не те, а эти. Всё это, по большому счёту, неважно, если относиться к истории Павлика Морозова как к истории, как к символу эпохи. В этом смысле отношение к нему сейчас тоже символично.
      Давайте представим себе, что дело происходило именно так, как нам подавалось раньше: Павлик-пионер донёс на отца-кулака, который противозаконно, пользуясь своим служебным положением, выдавал справки раскулаченным. За это отец был арестован и, видимо, погиб; а Павлика и его маленького брата зарезали их собственный дед и двоюродный брат - кулаки.
    Сын донёс на отца - это ужас... Но - дед зарезал малолетних внуков, брат зарезал братьев - разве это не ужас?..
    Но донос! Донос сына на отца!.. Только большевики могли довести людей до такого нравственного падения - и т. д. ...
     Однако на самом деле эта история не так уж и нова. Борьба чувства и долга, верность близким и верность государю (или государству) - эта коллизия известна давно, с древности, и с древности в разных аспектах рассматривалась литературой. Возьмём пример относительно недавней истории - восстание декабристов. И на той, и на другой стороне оказались люди, связанные самыми тесными узами; и ведут они себя совершенно по-разному, в зависимости от склада личности.
     А если обратиться, например, к "капитанской дочери" Пушкина? Вы помните реакцию отца Гринёва на известие об измене его сына престолу - известие, которое он, отец, даже не проверяя, сразу берёт на веру? Ему кажется совершенно естественным, чтобы Маша тут же отреклась от своего жениха и выбрала другого, более "порядочного", человека, то есть, уважаемого властью и обществом, "а не ошельмованного изменника".
    А при становлении Петра - разве мало было "Павликов Морозовых"? Что же вы их не проклинаете так, как проклинаете маленького девятилетнего мальчика? ... А опричнина?..
    Но, может быть, склонность к действиям подобного рода есть особое свойство "загадочной русской души"? Ничуть не бывало! Франция - вспомните то, что вы читали у того же Виктора Гюго... Или Англия времён якобитского движения... Да, наконец, вот и Древняя история - история Антигоны; Рим - Горации и Куриации... Впрочем, есть и ещё древнее: Ионафан, преданный, с одной стороны, своему другу Давиду, а с другой - сын и верноподданный царя Саула - та же проблема, по сути...
     Давайте оставим в покое тень бедного мальчика. Не будем возносить его на пьедестал, но и не будем предавать анафеме. Он поступил согласно своим представлениям о том, "что такое хорошо и что такое плохо"; да ведь и с ним поступили не лучше, и тоже близкие люди... Время было...
     Хотя, я думаю, не стоит все свои поступки валить на время. Поступок - это всегда выбор личности. Хотя многое зависит и от того, насколько человек внушаем. В каждое время разные люди живут и поступают по-разному.
     Лично я не хочу ругать своё время. Плохое ли, хорошее - это единственное время, в котором жила я, других времён у меня не было и не будет. Я жила именно в то, определённое мне, время - значит, оно было хорошим. Всем остальным временам пришлось (и придётся) обходиться без меня.
Интересно, как это у них получалось (получится)?..

30.04.04

     Шестидесятые годы - это, в первую очередь, юность наших старших братьев и сестёр, а затем - и наша юность.
     Двоюродный брат Алёша, сын тёти Брони, приезжал к нам на лето не один, а с друзьями. Приезжал на каникулы и родной наш брат Олег, и Наташа Агрова, и Пятины, и много, много разной молодёжи. Походы, подводная охота, студенческие песни, Визбор, Якушева, Окуджава... Новые книги, новые мысли, совершенно сокрушающие наши прежние понятия. Кто-то из этих молодых людей был на целине, кто-то на комсомольских стройках. Многие увлекались альпинизмом. Все читали стихи, и от них мы услышали новые имена: Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский, Рождественский. Журналы; "Юность", "Новый мир"... Атмосфера здоровой, бодрой молодости, ветры далёких странствий... Просто голова шла кругом!..
     Но я спешу. Надо ещё - непременно надо! - вернуться в 1957год. Фестиваль молодёжи и студентов в Москве. Год переломный, потому что именно в этом году мы открыли, что другие страны СУЩЕСТВУЮТ, и не только на географической карте.

      8.12.04.

    На фестиваль в Москву посылали "лучших" - то есть, тех, кто как-то особенно "проявил себя в общественной жизни" (а кроме того, я подозреваю, был хорошо проверен соответствующими органами на идеологическую устойчивость: ведь предстояло этим молодым людям встречаться со страшными существами, с ИНОСТРАНЦАМИ). Посылали в Москву "лучших"; но фестивалем жила вся страна. Помню песни тех лет: "Чико-Чико, милый Чико, этот Чико прибыл к нам из Порто-Рико; он девчонку не обидит, а измены и обманы ненавидит"; " В Рио-де-Жанейро приехал на карнавал, забавнее столицы я в мире не видал"... ну, и так далее. Удивляло, что эти песни были, в основном, не про защиту мира во всём мире, а про любовь. Что до нас, то в школе мы пели другие: "Гимн демократической молодёжи", например, песни про борьбу с поджигателями войны и т. п. Но пели и эти - про любовь.
     Стали популярными иностранные фильмы - "Бродяга" с Раджем Капуром, "Серенада Солнечной долины", "Золотое ревю" - и другие. Джаз хлынул потоком.
    Вышел на экраны "Матрос с "Кометы" - про матроса Чайкина, который хорошо пел "Самое синее в мире Чёрное море моё..." - и благодаря этому смог поехать на фестиваль вслед за своей подругой, выдающейся спортсменкой. В этом фильме было на удивление мало идейных моментов, но много музыки и песен. Оперетта Милютина "Поцелуй Чаниты" тоже была про фестиваль. Эта оперетта очень выдержана идейно: там враги мира и прогресса делают всё возможное, чтобы не пустить молодых людей на фестиваль в Москву; но молодёжь добивается всего и на фестиваль всё-таки едет. Однако и эта оперетта была, в основном, не про борьбу, а про любовь. Вот какие чудеса происходили в мире нашего искусства!
     У нас, у детей, вошло тогда в моду собирать картинки от спичечных коробок. Почти все они были посвящены фестивалю.
     В нашем городе тоже был фестиваль. И к нам тоже приехали кой-какие иностранцы. Я сама видела несколько негров, корейцев и даже индусов! Они свободно ходили по городу, хотя в толпе непременно присутствовало лицо в штатском, и это лицо исподволь следило за общением с иностранцами, а нежелательные общения пресекались. Я сама с иностранцами не общалась, но я их видела очень близко.
     Потом поползли разные слухи. Оказалось, что милый Чико из Порто-Рико очень даже способен обидеть девчонку, и некоторые неосторожные девчонки таки оказались обиженными. Вообще, оказалось, что иностранцы в некоторых вопросах ведут себя точь-в-точь, как наши. Это поражало; но, быть может, именно это не стирало, но как бы затушёвывало границы, резко проведённые между нами и всем остальным миром...
      "Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!"